Прозорливый старец Павел Троицкий:
Об одной операции КГБ против Русской Православной Церкви
Опубликовано в общественно-политическом альманахе "Лебедь", No 670, 6 января 2013 года (http://www.lebed.com/2013/art6141.htm)
В этой истории из теперь уже отдалённого от нас советского прошлого России, политика переплелась с религией, а вера и преданность служению – с низким обманом и ложью.
В 1950 году в Москву из эмиграции вернулся Всеволод Дмитриевич Шпиллер, личность во всех отношениях неординарная и немыслимая для Советского Союза сталинского времени. Потомственный дворянин и воспитанник киевского Владимирского кадетского корпуса, боевым офицером Белой Армии сражался с Красной Армией в боях гражданской войны. Эвакуировавшийся в 1920 году с отступающими войсками Врангеля в Константинополь, он возвратился в Россию через тридцать лет православным священником возрождать веру в Отечестве. Его судьбу определила встреча в Болгарии с епископом Серафимом Соболевым. Ещё в двадцатые годы владыка Серафим увидел в нём будущего пастыря и начал готовить к возвращению на родину. По благословению владыки, Шпиллер поступил на богословский факультет Софийского университета. После третьего курса университета, владыка отправил его на послушание в Иоанно-Рыльский монастырь, а ещё через два года снова вернул в мир: «Всё, что нужно в монастыре, ты уже получил, теперь женись, становись священником и иди на болгарский приход, а со временем поедешь в Россию» [1]. По окончании университета в 1934 году, Шпиллер был рукоположен и направлен провинциальным приходским священником в Пловдивскую епархию.
Планы владыки Серафима начали воплощаться после освобождения Болгарии советскими войсками в 1944 году. Отец Всеволод был переведён из провинции в столицу, возведен в сан священноиконома болгарской церкви и назначен священником кафедрального собора Софийской метрополии. Он включается в политическую жизнь страны, работает советником по церковным делам при Болгарском правительстве, составляет проект закона об отделении церкви от государства. В то же время, он ведёт активную переписку с Московской Патриархией и советом по делам Русской Православной Церкви при Совмине СССР. В 1946 году он встречается с Патриархом Алексием, посетившим Болгарию с пастырским визитом. В следующем году Шпиллеры приняли советское гражданство, а ещё через год о. Всеволод вместе с владыкой Серафимом приехал по приглашению Патриарха в СССР в составе болгарской церковной делегации. По утрам владыка выходил на балкон гостиницы "Националь" и благословлял Москву. Познакомившись с советской действительностью, он сказал о. Шпиллеру: «В России не осталось ни одного неосквернённого камня, всё разрушено. Я здесь быть не смогу, а тебе, Всеволод, Божия воля быть в России, готовься к переезду в Россию» [1].
В то время Русская Православная Церковь, истощённая репрессиями, остро нуждалась в прививке и подпитке от Зарубежной Церкви. В Чистом переулке, где располагалась Московская Патриархия, была совершена необычная литургия: служил о. Всеволод, а Патриарх Алексий и экзарх Болгарский митрополит Стефан пели на клиросе. После службы за чаем между Патриархом и митрополитом состоялся разговор: «"Мы у Вас отца Всеволода забираем". – "Нет, Ваше Святейшество, мы Вам отдать Всеволода никак не можем". – "Нет, Ваше Блаженство, мы всё-таки у Вас Всеволода забираем"» [1]. Вскоре Патриарх подал ходатайство в Совет Министров СССР о репатриации семьи Шпиллеров, которое рассматривалось на самом высоком государственном уровне. При принятии решения Совмин принял во внимание, что «Шпиллер В.Д. ... твёрдо проводил линию поддержки Московской патриархии. Шпиллер, борясь за сближение болгарской церкви с Московской патриархией, обстоятельно информировал Московскую патриархию о деятельности враждебных ей экуменистов в Болгарии» [2]. Ходатайство Патриарха было удовлетворено после согласования с Министерством Иностранных Дел СССР, рассмотрения в Центральном Комитете ВКП(б), и получения личного разрешения Сталина.
По возвращении в Россию, о. Всеволод был назначен настоятелем московской Николо-Кузнецкого церкви. Для того, чтобы обеспечить Шпиллеров жильём в перенаселённой послевоенной столице, в колокольне храма была оборудована квартира в четыре этажа для его семьи, где они и получили официальную московскую прописку. Отец Всеволод оказался замечательным богословом, человеком большой культуры и независимого ума. Во времена государственного атеизма, когда проповедь практически исчезла из церковной жизни, он проповедовал после каждой литургии. В столице атеистического государства ему удалось создать многочисленный приход. Никола на Кузнецах наполнился прихожанами и сделался излюбленным храмом московской интеллигенции и артистической богемы. Тем не менее, новое российское духовенство, выросшее при советской власти, его не принимало, считая гордым, аристократом и эстетом [3, 4].
Действительно, о. Всеволод, по воспоминаниям его сына, во всех своих проявлениях был русским барином [4]. Он был женат на фрейлине российской императрицы. Будучи видным сотрудником отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии, широко известным и уважаемым за рубежом, он вел обширную служебную и личную переписку с зарубежными церковными иерархами, часто выезжал по церковным делам за границу, а его квартиру в Николо-Кузнецкой колокольне посещали зарубежные богословы и эмигранты-аристократы. Без преувеличания можно сказать, что о. Всеволод в 50-е и 60-е годы был одним из самых влиятельных клириков Патриархии. Его близкими знакомыми и корреспондентами были Патриарх Болгарский Кирилл, экзарх Западной Европы митрополит Антоний Блюм, архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий Кривошеин. Он переписывался с опальным архиепископом Ермогеном Голубевым, с профессором парижского Свято-Сергиевского института П.Н. Евдокимовым и другими видными европейскими и американскими церковными и общественными деятелями. Более того, он являлся духовником знаменитого писателя-диссидента А.И. Солженицына, который посещал Николо-Кузнецкий храм и был вхож в дом Шпиллеров.
Духовно-просветительская деятельность о. Всеволода расценивалась властями как антисоветская. Партийное руководство раздражали его независимая позиция, зарубежные связи и проповеди, магнитофоные записи которых расходились по стране. Но о. Всеволод не принимал компромиссов в деле пасторского служения и отказывался прекратить проповеди, а его протесты против давления, оказываемого на приход, вызывали критику советских властей и общественный резонанс за рубежом. Церковное положение о. Всеволода также было сложным. Ему приходилось давать личные и письменные объяснения церковному начальству по поводу поступавших на него доносов [2, 5]. Неудивительно, что после смерти покровительствовавшего ему Патриарха Алексия, он был снят с прихода указом нового Патриарха Пимена и отправлен в отставку [6], а настоятелем Николо-Кузнецкого храма был назначен обновленческий протоиерей Константин Мещерский, активно сотрудничавший с властями. Здесь, однако, вмешались иные силы. Рассказывали, что в день своего вступления в должность о. Константин сел в такси и отправился принимать настоятельство. Но когда такси подъехало к храму, к ужасу водителя оказалось, что пассажир мертв [7]. Новых попыток снять о. Всеволода не последовало, конечно же, не из-за впечатления, произведённого этим случаем, а потому, что власти нашли способ контролировать независимого священника.
Произошло это так. В самом конце 60-х годов к о. Всеволоду обратилась прихожанка Агриппина Истнюк. Она представилась духовной дочерью старца Павла, человека удивительной святости и абсолютной прозорливости, которому была открыта воля Божия. Отец Павел, иеромонах Данилова монастыря (в миру Пётр Васильевич Троицкий) был одним из сотен тысяч российских мучеников за веру. Он подвергался арестам, в 1939 году был осуждён Особым Совещанием при НКВД СССР и этапирован в лагерь. По словам Истнюк, иеромонах Павел, выйдя на свободу после пятнадцати лет заключения и опасаясь новых гонений, ушёл в затвор в тверских лесах. Проживая в тверской провинции под станцией Кувшиново, он в духе видел и слышал всё, что происходило и на приходах, и в частной жизни московских священников и прихожан. Отец Всеволод вступил в переписку с тверским отшельником, и вскоре старец сделался его духовным отцом. Иван Шпиллер вспоминает: «о. Павел, с которым папа никогда не виделся, стал для моего отца, для всей нашей семьи тем, кем четверть века до отъезда из Болгарии в Россию был для нас владыка Серафим» [4].
Отец Всеволод верил в прозорливых старцев. В молодости большое впечатление на него произвёл юродивый, встреченный по дороге в Рыльский монастырь, куда он направлялся на послушание, и приветствовавший его словами: «А, Севочка пришел, Севочка... Ты слушайся Серафима, слушайся...». Он не знал, что настоящий иеромонах Павел Троицкий погиб в сталинском концлагере в сороковые годы [8], а честное имя мученика использовалось госбезопасностью для прикрытия операции по противодействию диссидентскому движению в церковной среде [9]. Не знал он и того, что связные старца уже не первый год действовали в московских приходах, предлагая интеллигентным русским мальчикам, протянувшимся к Богу в поисках выхода из духовного одиночества, задавать вопросы и писать письма прозорливому отшельнику [10], и направляя их активность в безопасное русло конформизма.
Тем не менее, ему было хорошо известно, что он и его семья находились под постоянным наблюдением с момента переезда в СССР. Иван Шпиллер, поступивший в России в советскую школу, вспоминает: «я прекрасно понимал, что во всём, везде, кроме дома, всегда надо быть не только осторожным, но и быть просто начеку. Понял, что надо, обязательно надо... врать и очень много – и в школе, и с людьми взрослыми, и со школьными товарищами. Мы, конечно же, были под слежкой. Я это и сам не только чувствовал, но просто видел. Моя главная сложность заключалась в том, что довольно быстро я почувствовал страх. И совершенно особый: не за себя – за всех трёх. Страх диктовался чувством ответственности за родителей. Я помню явно подосланных ко мне людей, выспрашивавших у меня, казалось бы, моё отношение, но на самом деле – и это было так ясно! – отношение старших, родителей, например, к постановлению ЦК по музыке. И такого было много. Родители всё это знали, видели и, я думаю, немало горьких дум передумали» [4].
Воспоминания архиепископа Василия Кривошеина дают представление о том, насколько жёстко в то время контролировалась госбезопасностью Церковь, инфильтрованная агентами и информаторами КГБ, и каким бесцеремонным провокациям подвергались не только рядовые священники, но даже и высшие церковные иерархи [3]. Из воспоминаний архиепископа известно, что о. Всеволод не питал иллюзий относительно агентурного присутствия КГБ в Николо-Кузнецком приходе. Возникает вопрос, почему о. Всеволод оказался столь доверчивым? Неужели умный, образованный и опытный пастырь не догадывался о том, кто скрывался под именем иеромонаха Павла? Или догадывался, но поступал по наставлению владыки Серафима, полученному при отъезде в Россию – «не отталкивай никого – даже самого махрового гэпэушника»* [11], и принимал водительство старца как волю Божию о себе, как неизбежное условие своего пастырского служения в советской России и благополучия своей семьи? Церковная иерархия основана на послушании и признании того, что всякая власть даётся от Бога: «Несть бо власть аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть» (Рим., 13.1). А прозорливый старец явил много свидетельств власти и ведения.
Из переписки о. Всеволода видно, что провинциальный отшельник был прекрасно осведомлен о том, что происходит в руководстве Русской Православной Церкви и в совете по делам религий Совмина СССР. Он даёт оценки взглядам и действиям Патриарха, критикует церковных иерархов и зарубежных общественным деятелей. Тверской отшельник сообщает о. Всеволоду конфиденциальные детали переговоров высших церковных чинов с зарубежными делегациями, читает зарубежную эмигрантскую прессу, недоступную рядовым советским гражданам, слушает Би-Би-Си и Голос Америки. Старец не только направляет жизнь Николо-Кузнецкого прихода и семьи Шпиллеров. Он курирует зарубежную переписку о. Всеволода и даже санкционирует рукоположение молодых священников. Он наставляет, хвалит, льстит, советует и предостерегает. «Для меня не совсем понятно, почему Вы у себя в доме принимаете иностранцев. Вам ведь это категорически запрещено. Вы знаете, наверное, что о. А. Шмеман – председатель в комитете о правах человека. Они особенно направляют свои усилия выпятить свою заботу, да ещё, не дай Бог, на Вас будут ссылаться! Матерьяла предостаточно.» Старец критикует А.И. Солженицына и священников-диссидентов. «Жаль о. Дмитрия , он сам себе роет яму. Он убеждён, что страдает за веру православную, а самого главного не понимает, говорит он о том, о чём надо молчать. Зачем искать защиты за границей?» [2]. Как далеко всё это от церковных представлений о старчестве, выраженных в словах Симеона Афонского: истинный старец – не политик, а наперсник Царя Небесного! Советы, даваемые старцем, по сути являлись приказами для верующего человека: «такова воля Божия», «нет на то воли Божией», «это не моя воля, а Божия. Вы же что хотите, то и принимайте». Это водительство принесло Советскому Союзу существенные политические дивиденты в 1974 году, когда о. Всеволод в интервью, опубликованном советским Агенством Печати Новости, подверг жёсткой критике А.И. Солженицына, высланного из страны, обвинив писателя в нехристианских взглядах и в стремлении расколоть Церковь [12].
Примечательно, что о. Всеволод ни разу не встретился со старцем лично, и всё общение происходило через письма, передаваемые через Истнюк. В конце 1971 года, старец назначил Истнюк его келейницей. «Есть воля Божия Агриппине быть у Вас. Она преданный Вам человек. Я отдаю её на послушанье только Вам и больше никому. Такова воля Божия. Прошу Вас принять её и считать своей духовной дочкой, хотя может быть, она и тяжела для Вас» [2]. Действительно, о. Всеволод тяготился Агриппиной, против его желания вошедшей в его дом и получившей доступ в круг его общения. Нам недоступны письма о. Всеволода, подшитые к его делу в архивах КГБ, но причины его недовольства понятны из ответных писем старца: «Земно Вам кланяюсь, прошу прощенья за себя, за свои дерзости и за Агриппину. Ангела светлого к нам Бог не пошлёт, а посылает человека, поступки которого, по-человечески рассуждая, бывают ужасными, некультурными, низкими и т.д. А по воле Божией совсем всё не так. Я Агриппину знаю очень много лет, никогда не видел ни подслушивания, ни подсматривания.» «Прошу прощения за неё, что она осмелилась влезть к Вашему сыну в ящик, "как вор и разбойник". Простите ей этот великий "грех"» [2].
В письмах старец часто говорит о своём духовидении и всезнании [2]: «Мысленно бываю вместе с Вами. Вы в этом году жили много на даче, и я с Вами там же был. Хорошо у Вас, уютно, тепло. Ваш кабинет на даче уютный. Знаю, что 6/X был у Вас приступ, знаю о Ваших глазах. Я с Вами очень близок, очень Вас чувствую. Я часто слышу, как она говорит с Вами, милая Агриппинушка! Слышу все Ваши службы после тяжёлой, очень тяжёлой операции. Голос слабый, а потом всё сильнее, и сегодня 7/II совсем хороший, а 8/II (Ваша проповедь о Закхее) голос уже Ваш, настоящий, как до операции.» Можно не сомневаться в том, что гэбэшные кураторы о. Всеволода не в духе, а теле посещали его службы, и были превосходно осведомлены обо всех обстоятельствах его жизни.
Старец назначал о. Всеволоду, а затем и другим священникам, совместные богослужения, сообщая, когда будет духом присутствовать в алтаре Николо-Кузнецкого храма, и в последующих письмах делился своими впечатлениями о службе [2]. Этих посещений ожидали, стремились почувствовать и узреть его присутствие. Мистически настроенные натуры, искатели чудесного, переживали посещения старца в виде «сгустка умной энергии» и трансцендентных видений. «Во время панихиды, перед чтением Евангелия, мы вместе с о. Владимиром созерцали о. Павла, взирающего на нас из духовной бесконечности», – вспоминает прихожанин Сергей Федоров, – «Все же спросил о. Владимира – Был ли о. Павел на отпевании? – Был. "Хрустальная" благодать живого присутствия о. Павла заполняла собою полнеба, он охватывал собою полнеба, как бы был "разлит" по небу. Это можно сравнить с бриллиантом в стакане воды, когда бриллиант есть, но в воде его не видно. Таким было всеобъемлющее присутствие о. Павла. Я поднял руки к нему навстречу. Увидев, что я вижу, как он "тайно" смотрит на меня, о. Павел даже как-то по стариковски смутился. Он не ожидал, что я смогу увидеть его "разлитым в небе". Ойкнул, смущенно улыбнувшись. Конечно, его присутствие для меня перестало быть, небо опустело, стало просто атмосферой с облаками. К тому времени я уже даже немного привык к космическому бытию о. Павла, но в этот раз открылись такие глубины, по сравнению с которыми пространство духовного космоса показалось бы поверхностным. Ни времени, ни пространства. Если бы я не знал, что это о. Павел Троицкий, то подумал бы, что вижу перед собой лик Бога» [13]. Иногда такие "визиты"приводили к служебным перемещениям священнослужителей. Так, в одном из писем к о. Всеволоду старец сообщил, что ему пришлось покинуть алтарь Николо-Кузнецкого храма во время службы из-за нового диакона, о. Геннадия. После этого сообщения, о. Геннадий не задержался на приходе.
В восьмидесятые годы круг корреспондентов старца значительно расширился, в него вовлекаются новые молодые священники и их семьи. О том, какое влияние оказывали письма старца, количество которых исчислялось сотнями, на священников и прихожан, говорят воспоминания епископа Пантелеимона Шатова: «Как отец Павел вошёл в нашу жизнь, сам это сделал, так сам таинственно как-то неожиданно для меня... я помню, как получил первое письмо от отца Павла, где он описывал всё, что свершилось в Пасхальную ночь в Гребневе, где я служил. Каждое письмо от отца Павла мы ожидали как Суда Божьего. Каждое письмо мы обязательно прочитывали друг другу, то, что можно было прочитать, собирались вместе, чтобы прочитать эти письма, и каждое такое письмо открывало нам волю Божью и являло нам, как нужно нам поступать. И не только нам. В этих письмах мы задавали вопросы и о своих духовных чадах: "можно ли повенчать этого юношу и эту девушку", "можно ли перевести моих детей из школы где они учились в другую школу", "можно ли поехать отдыхать в какой-нибудь монастырь или в деревню за город", "можно ли крестить, не слушая настоятеля – настоятель требовал, чтобы я крестил, сокращая чин крещения – или нельзя", "можно ли исповедовать во время службы, хотя настоятель просит этого не делать, или нет". Ну, и другие вопросы. И на все эти вопросы мы получали ответы от отца Павла. Эти письма, конечно, были для нас удивительной радостью и поддержкой.» [14].
От корреспондентов старца требовали конспиративности. Послушники, принимавшие водительство и сохранявшие переписку в тайне от непосвящённых, обретали покровительство, разрешались их проблемы жильём и работой, они получали продвижение по службе. Ослушников настигала кара. Сергей Федоров воспоминает: «Узнав, что я написал о. Иоанну об о. Павле, чего нельзя было категорически делать, о. Владимир был в гневе и очень встревожен, считая, что о. Иоанн не знал о. Павла. Сказал, что это может привести к непоправимым последствиям, и он даже не знает, как это плохо может быть для меня. "Могут быть непредсказуемые последствия от того, что вы таких людей не слушаетесь". Позднее, на исповеди о. Владимир сказал мне: – о. Павел прислал письмо. Он очень недоволен. Пишет, что о. Иоанна он не знает. – Батюшка, я был уверен, что они знают друг друга. – Кайтесь. Кайтесь. К сожалению, "непредсказуемые последствия" обрушились на мою голову, и в жизни стало очень худо» [13].
Тем не менее, сохранять конспиративность не удавалось. Круг переписки старца был столь общирен, что сведения о прозорливом отшельнике широко расходились по стране. Ещё в 1977 году о нём узнали ленинградские родственницы подлинного о. Павла Троицкого. По понятным причинам, старец отказался встретиться с ними: «я не хочу видеть двух моих племянниц, дочерей брата моего Михаила» [2], а Истнюк была откомандирована в Ленинград для прикрытия легенды. Через два года появилась публикация в Вестнике русского христианского движения, издававшемся в Париже. «Слышал, что в журнале "Вестник" написали обо мне и об Агриппине. Журнала пока не имею. Очень недоволен. Знаю, кто такой благодетель...», – так прокомментировал публикацию старец [2]. Вестник, как и другие оппозиционные советской власти эмигрантские издания, внимательно читался и анализировался КГБ. Очевидно, что госбезопасность была недовольна несанкционированной публикацией, способной привлечь к операции внимание высших церковных властей.
После смерти о. Всеволода в 1984 году, Агриппина Истнюк становится духовной водительницей Николо-Кузнецкой общины и проводницей воли отшельника. «Приходившие к ней вскоре заметили, что достаточно рассказать Агриппине Николаевне свои вопросы, чтобы о. Павел узнал обо всем немедленно. Потом в своем письме о. Павел дословно повторял то, что говорила Агриппина Николаевна. Такой дар прозорливости и полного единомыслия с о. Павлом на расстоянии сделал Агриппину Николаевну особенно почитаемой и любимой старицей» [15].
За двадцать с лишним лет никому из получателей писем так и не удалось увидеть старца. Операция завершилась только после распада СССР и пересмотра государственной российской политики по отношению к Русской Православной Церкви. Вот что сообщает об этом Иван Шпиллер: «В начале ноября 1991 года Агриппина Николаевна, подойдя к телефону, услышала короткое сообщение: "Отец Павел приказал долго жить". И больше – ничего. Трубку повесили... Об этом звонке Агриппина Николаевна сообщила, кажется, на следующий день, и как-то между прочим. За несколько дней до того она просила внести отца Павла в... заупокойную записку. А через несколько дней на вопросы об отце Павле она отвечала, что его расстреляли во время войны. С этой версии Агриппину Николаевну "сдвинуть" не удавалось никакими доводами. Удивительно, но и после этого звонка, а вернее – после рассказа Агриппины Николаевны – о нем ни единого слова от живших с отцом Павлом людей не последовало.» В следующем году Истнюк умерла. Последние месяцы жизни она причащалась ежедневно, и можно только гадать о том, что происходило в её в душе. Её отпевали пятнадцать священников с двумя дьяконами, и похороны превратились в церковное торжество. «В этом торжестве, – заключает Иван Шпиллер, – люди выразили своё отношение к подвигу служения Церкви Агриппины Николаевны, отдавшей Церкви всю свою удивительную, светлую, жертвенную жизнь» [4].
На пике гласности в начале девяностых годов, усилиями ректора ПСТБУ протоиерея Владимира Воробьёва, было найдено досье и лагерное дело иеромонаха Павла Троицкого [8, 14]. В нём обнаружились доносы на о. Павла, сведения о его арестах, фотографии и материалы следствия, протоколы допросов, лагерная документация и свидетельство о смерти о. Павла. Оказалось, что в концлагере о. Павел уже в 1940 году потерял работоспособность из-за неизлечимого декомпенсированного порока сердца и болезни легких, и погиб в 1944 году. Как и следовало ожидать, никаких следов его послелагерной жизни и свидетельств погребения в 1991 году найти не удалось даже с привлечением следователей ФСБ.
Можно только посочувствовать ученикам старца, обнаружившим документальные свидетельства гибели подлинного о. Павла Троицкого. К сожалению, им не хватило мужества признать, что они стали жертвой циничных манипуляций органов госбезопасности. Объяснение этому обстоятельству содержится в воспоминаниях епископа Пантелеимона Шатова: "Вы знаете, я пришёл к вере, будучи уже взрослым человеком, и у меня, когда я стал уже священником, иногда возникали помыслы неверия. Когда я узнал отца Павла, на эти помыслы я отвечал всегда так: если есть отец Павел - значит, есть Бог. То, что есть отец Павел, для меня это было самым лучшим доказательством того, что существует Бог. И как бы ни сгущалась тьма, какие бы мысли ни влагал дьявол в мою пустую глупую голову, какие бы чувства ни теснились в моём злом ожесточённом сердце, вот эта память о том, что есть отец Павел и знание той благодати, которая даётся человеку Богом, конечно, удерживала меня от неверия, удерживала меня от уныния, удерживала от соблазнов различных, которых так много в нашей жизни" [14].
Хотя операция завершилась более двадцати лет назад, её последствия до сих пор продолжают влиять на Церковь. Да, о. Павла никто не видел, - говорят ученики старца, - действительно, все письма передавались через Истнюк, но она не могла обманывать, будучи верующим человеком. Появляются публикации о прозорливом отшельнике, в которых замалчивается гибель о. Троицкого в концлагере. Высказываются предположения о том, что лагерная администрация осуществила подлог и отпустила его на свободу с чужими документами, за взятку, или по доброте душевной. Несуществовавший старец объявляется одним из величайших святых во всей истории Православной Церкви и предпринимаются попытки его канонизации [10, 14, 16].
Почему уважаемые отцы предпочитают игнорировать документальные свидетельства смерти о. Троицкого и признания Истнюк в фальсификации, сделанные ею в конце жизни? Очевидно, что признание авторства писем, воспринимавшихся как зримые свидетельства Божиего бытия и определивших жизненный путь их получателей, за манипуляторами из КГБ, неприемлемо для учеников старца, выдвинувшихся на видные церковные должности. Но стоит помнить о том, Бог - в правде, и что только правда может быть прочным основанием любого дела. Да и как может живая вера, вестница дивных нездешних краёв, питаться примером неистинной праведности и ложной святости?
Ссылки
1. А.Б. Ефимов, Е.Ю. Ковальская. Протоиерей Всеволод Шпиллер в Болгарии и его возвращение в Россию. Первая часть: http://pstgu.ru/news/life/memorydate/2012/01/25/35046/ Вторая часть: http://pstgu.ru/news/life/memorydate/2012/01/28/35090/
2. О. Всеволод Шпиллер. Страницы жизни в сохранившихся письмах. М.: «Реглант», 2004, 592 стр.
3. Василий Кривошеин. Поместный собор Русской Православной Церкви в Троице-Сергиевой Лавре и Избрание Патриарха Пимена (май-июнь 1971 года). http://lib.ru/MEMUARY/KRIWOSHEIN/izbranie_pimena.txt_with-big-pictures.html
4. Иван Шпиллер. Воспоминания об отце Всеволоде Шпиллере. В кн.: О. Всеволод Шпиллер. Страницы жизни в сохранившихся письмах. М.: «Реглант», 2004, 592 стр.
5. КГБ, Московская патриархия и положение Русской Православной церкви (Документы совета по делам религии при Совмине СССР). «Гласность», №13, 1988.
6. Хроника текущих событий, Выпуск 27, 15 октября 1972 года. http://www.memo.ru/history/diss/chr/chr27.htm
7. Валентина Майстренко. Памяти о. Всеволода Шпиллера. «Вестник Замоскворечья», №13, 2002 г. http://www.zamos.ru/info/vz/rubric/main/897/
8. Лагерное дело иеромонаха Павла Троицкого (в миру Пётр Васильевич Троицкий, 1894 – 1944 гг.). Архив УФСБ по Владимирской области, Д.П-5328.
9. Яков Кротов. Небо под землей. Церковное сопротивление тоталитаризму. http://krotov.info/yakov/history/20_moi/59_resist_3.htm
10. Памятная дата. (http://pstgu.ru/news/life/memorydate/2011/01/28/27916/)
11. Андрей Кострюков. Последние годы земного служения архиепископа Серафима (Соболева). http://www.pravoslavie.ru/smi/50328.htm
Владыка Серафим (в миру Николай Борисович Соболев) родился в 1981 г. в Рязани. В 1920 г. эмигрировал в Константинополь, в 1921 г. переехал в Болгарию. С 1934 г. – архиепископ Богучарский Русской Православной Церкви за границей. В 1945 г. перешёл, вместе с семью русскими приходами в Болгарии, под юрисдикцию Московского Патриархата. В 1946 г. принял советское гражданство. Скончался в 1950 г. в Софии. При жизни считался старцем и прозорливцем. Канонизирован Старостильной Православной Церковью Болгарии в 2002 г. и почитается как местный святой.
*Гэпэушник – сотрудник ГПУ, Главного Политического Управления при НКВД РСФСР. Образовано в 1922 г. из Всероссийской Чрезвычайной Комиссии при СНК РСФСР. Предшественник КГБ СССР и ФСБ РФ.
12. Интервью Всеволода Шпиллера советскому Агентству Печати Новости (18.02.74.) http://solzhenicyn.ru/modules/pages/Otec_Vsevolod_SHpiller.html
13. Сергей Федоров-Мистик. Отец Павел Троицкий. http://www.proza.ru/2009/01/08/553
14. Пантелеимон Шатов. Каждое письмо от отца Павла мы ожидали как Суда Божьего. Воспоминания об отце Павле Троицком. http://www.pravoslavie.ru/smi/51578.htm
15. Истнюк (Кутомкина) Агриппина Николаевна.
http://kuz3.pstbi.ccas.ru/bin/nkws.exe/ans/m/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTcCid74gdS1We5slCHYmTcGZeu-yPq7m9XEq**
16. Отец Павел Троицкий - чудеса XX века (по книге В.Воробьева «Иеромонах Павел (Троицкий)», Москва, ПСТГУ, 2003). http://www.pravmir.ru/otec-pavel-troickij-chudesa-xx-veka/