НЕКОШЕРНОЕ СЕРДЦЕ
Кажется, сама кухня шкворчала кипящим жиром, наполнялась запахами жареного мяса, приправленного экзотическими средиземноморскими пряностями. Майя с наслаждением вдыхала эти ароматы и никак не могла определить, что за чудодейственные добавки использует Рахель, колдуя над кастрюльками и сковородками. Через приоткрытые крышки поднимались духмяные пары, будоражили аппетит. На медленном огне, в глубоком чугунке, варилась фаршированная рыба. На кольца лука и кружочки моркови искусная повариха уложила обласканные ладонями аккуратные тугие комочки фарша. Покрытые зеленью сельдерея, укропа и петрушки, они распространяли приятный рыбный запах. Тут Майя точно могла определить, чем приправлено это блюдо – неизменное украшение пасхального стола. Аромат чёрного перца, лаврового листа и зелени в сочетании с рыбным, напомнил ей родительский дом и то время, когда мама готовила праздничный ужин.
Майя потянулась к полке, на которой рядком стояли одинаковые баночки с красочными этикетками. Куркум, заатар, адас, кафе де Парис, сумсум, кусбара – чего здесь только не было…
- Понимаю, - Рахель бросила хитрый взгляд на свою напарницу. – Хочешь приобщиться к секретам настоящей, еврейской, кухни? – Она сделала акцент на слове «настоящей» и продолжила. – Или хочешь сказать, что у вас, там, - и опять же с ударением на «там», - было такое же разнообразие приправ, как здесь? Ой-я-ёй… – Она многозначительно вздохнула и по-дружески пообещала:
- Научу тебя разбираться, что к чему. Только запомни, девочка: главное не то, чем приправил еду, а со-о-всем другое…
Рахель помолчала, а у Майи пробежала шальная мысль, что в свои «за пятьдесят» она ещё сошла за девочку, и губы её тронула улыбка.
- А ты не смейся, - не пропустила наставница такую реакцию. Назидательно, разрезая воздух указательным пальцем, она произнесла:
- Ко-шер-ность. Вот чему ты должна научиться. Честно скажи: ешь трефное или соблюдаешь кашрут? – И, не дожидаясь ответа (как бы не оказался отрицательным), брезгливо бросила:
- Как по мне, тот, кто ест свинину, – вообще не еврей…
Рахель любила вспоминать своё далёкое прошлое. И время, когда она была не то, что сейчас, надомной поварихой, а хозяйкой известного в городе кошерного ресторана. И пользовался он большой популярностью у евреев.
Майе тоже было что вспомнить. Она рассказала, как ещё в детстве вместе с мамой раскатывала тоненькие лепёшки из теста, полосовала их резцом ручной работы, расстилала на противне и закладывала в горячее горнило русской печи. Потом задвигала заслонку и ждала, когда маца будет готова.
- Как? В русской печи – маца? Да где же это видано, чтобы мешать божий дар с яичницей?
Возмущению Рахель не было предела. Она так разволновалась, что почти не слышала Майю. А та объясняла, что соседнюю квартиру разбомбило во время войны, а печь чудом сохранилась. Что хозяйка этой печи, служительница церковного хора, к православной пасхе выпекала в ней куличи и угощала ими соседей. А те, в свою очередь, приносили ей на тарелочке мацу, покрытую белой накрахмаленной салфеткой, кусочки фаршированной рыбы с хреном. Жили дружно, не брезгуя ничьей едой.
Теперь к этому стали относиться по-другому. Вот, к примеру, когда президент России, по случаю приёма израильского президента, устроил в Кремле кошерную кухню, то пригласил, как сообщали газеты, целую армию раввинов. Духовки и краны в этой кухне они прокалили паяльной лампой и обработали кипятком.
Этот факт немного расслабил Рахель, и она перешла к другой своей излюбленной теме, – к теме об арабах. Всех их поголовно она ненавидела и не скрывала этого. И сейчас в который раз досталось её соседу-арабу. Майя уже знала о нём, кажется, всё.
Разделывая сдобные булочки, готовя фарш для котлет или замешивая запеканки, Рахель не торопилась выдавать свои кулинарные секреты. Ей было важно рассказать о том, как этот араб не даёт дышать – буквально душит угарным газом, нагревая угли для кальяна. Как захватил кусок земли возле дома. И не важно, что разгрёб свалку и вывез мусор. Главное, что гину (палисадник -иврит-) там себе устроил, деревья и цветы насадил и наслаждается себе под беседкой, используя общую территорию. Мало того, кур завёл. И теперь неугомонный петух спать не даёт, будит её на рассвете…
- Дали бы мне волю, своими руками передушила бы всех вот так, вместе с тем петухом…
При этом Рахель сделала такие движения, как будто откручивала птице голову.
- Всё им, сволочам, мало. Сидят на шее у государства…
- Ну, зачем же так, Рахель, всех под одну гребёнку, - пыталась возразить Майя. – Есть ведь немало достойных людей и среди арабов тоже…
- Ой-я-ёй… Да что ты знаешь? – Категорично возражала повариха, хватаясь за сердце. – Поживи тут с моё, поймёшь.
Вообще, в последнее время она всё чаще прикладывала руку к сердцу, начинала то прерывисто дышать, то как будто замирала на вдохе. Приступы повторялись и «скорая» увозила её в больницу. Однажды Рахель на работу не пришла. Позвонила и сказала, что ложится на операцию.
Через два месяца она уже была, как говорится, в строю. В полном здравии, с хорошим настроением вышла на работу.
- Ну, как ты тут, девочка, без меня управлялась?
- А вы как себя чувствуете, Рахель?
- Прекрасно. Должна тебе что-то сказать, но пусть это будет только между нами. Договорились?
Она доверительно заглянула Майе в глаза и открыла свою тайну:
- Знаешь, оперировал меня молодой, но очень талантливый врач. Представляешь? Араб! Сколько буду жить, столько и буду молиться на него. Жизнь ведь спас. И ещё – теперь у меня в сердце новый, свиной, клапан. Но об этом - ни-ко-му…