приходят по будильнику трамвая,
сутулым долговязым фонарям
глаза неторопливо закрывая.
Роняя солнца вытертый пятак
в костлявые древесные ладони,
бредут в тумане дни. И всё не так.
И дней следы читаются, как сонник.
А к ночи - ни уснуть, ни умереть.
Задремлешь – сны и странны, и лукавы:
спустившийся с небес Большой Медведь
минуты черпает ковшом дырявым;
старуха вяжет зимние носки
из шёлковой, почти прозрачной пряжи;
и снятся подзаборные стихи,
которые потом не вспомнить даже.
И вновь ни сна, ни мыслей. Как тягуч
час петушиный. Где он, глупый кочет?
В каких краях, не встретив солнца луч,
он трижды прокричать никак не хочет?
Пора вставать, за окнами темно.
Дождаться б настоящего рассвета…
И лишь часам, пожалуй, всё равно.
Для них, часов, теперь навечно лето.