(наши нравы)
Наконец-то моя теща попала на прием в Институт Микрохирургии Глаза, а попросту – в Федоровскую клинику, которая, и была, да и до сих пор популярна в Москве, особенно среди малообеспеченного населения, поскольку прием там, в общем-то, бесплатный.
Она долго наседала на окулиста районной поликлиники с жалобами на ухудшение зрения, путая катаракту с глаукомой, валя в одну кучу все, слышанные от разных людей, термины, вроде помутнения хрусталика, отслоения сетчатки и прочих дефектов зрения. Тот, понимая, что старость – болезнь неизлечимая и запчастей к человеку, на самом деле, не существует, долго откручивался, но вода, как известно, камень точит, поэтому направление все-таки выписал.
И вот долгожданный день настал. Вся взволнованная, с заплетающимся языком и ногами, она поехала в заветную лечебницу, проторчала там, в общей сложности около четырех часов и вышла… вышла с таким видом, как будто бы она увидела привидение. На ее лице одновременно отразились, и недоумение, и удивление, непонимание и неверие. Я приписал это усталости и ничего не спрашивая, усадил ее в машину.
Всю обратную дорогу она молчала, грустно смотря куда-то в сторону. Вид у нее был очень отрешенный. По всему было видно, что она очень расстроена, а вернее находится в состоянии, которое называется «не знаю, что и делать». Я не стал ее расспрашивать, решив отложить этот, явно неприятный разговор, до возвращения домой. Чтобы, отдохнувши, легче было говорить.
И вот – мы дома, теща сидит в своем кресле задумчиво глядя в окно. По ее виду можно понять, что телом она еще здесь, а мыслями – уже где-то далеко, может быть даже и не в этом мире.
Приступаю к «допросу» – надо же наконец-то узнать, что с ее глазами! Она отвечает неохотно, непонятно, путано, топчась на одном месте и никак не выходит к самому главному – к диагнозу.
Я начинаю ей помогать, задавая наводящие вопросы, но это не действует, она так и не выходит за пределы замкнутого круга, рассказывая только про то, как ей делали компьютерную диагностику, как водили из кабинета в кабинет, то проверяя глазное дно, то измеряя глазное давление. А «приговор» так и остается неозвученным. Я спрашиваю, и так, и эдак, уже окончательно устав от бессмысленной говорильни, готовый, как говорится, тащить правду из нее щипцами, как вдруг… в ней что-то «щелкает» и она произносит: «Там теперь так плохо к людям относятся – не то, что раньше!» Я не обращаю на эту старческую присказку никакого внимания, привыкнув к тому, что всем старикам «раньше» кажется лучше, чем сейчас, поскольку от этого «раньше» до могилы было намного дальше, чем от «сейчас». Но она еще раз повторяет эту фразу, добавив, что как только она вошла в кабинет, врач, мельком глянув на нее, твердым голосом сказала: «Чего вы пришли? Катаракта у вас начинающаяся – беспокоится нечего, а глаукомы вообще нет»!
– Так это ж здорово – воскликнул я.
– Не совсем – ответила теща – она ведь меня даже не смотрела, лишь бросила взгляд и, вот какой специалист,– сразу диагноз поставила. А то, что вижу-то я плохо и меня лечить надо их не волнует. Я ей и высказала все, что о таком обследовании думаю.
С такой железной логикой врачам трудно было поспорить, что обошлось моей теще в лишних семьсот рублей за компьютерную диагностику зрения.
– Ну и что? – спросил я.
Что! Что! – Ничего! – в сердцах, буквально выкрикнула она, потрясая какими-то листочками с разноцветными картинками (как выяснилось позже, это были результаты исследования) очень похожими на результаты диагностики автомобиля.
– Как это ничего? – удивился я. Компьютер сломался?
– Не сломался! Ничего не нашли! Сказали, что, и катаракты, и глаукомы нет, но чтобы убедится точнее, надо прийти через две недели снова повторить диагностику (понимай – еще семьсот рублей отдай).
– Так это же хорошо – значит здорова. Радуйся.
– Нет, причин для радости…
– Как это?...
После этой фразы она долго мялась, кашляла, несколько раз проводила рукой по лицу, как это часто бывает в тех случаях, когда человек никак не решится что-то сказать. И, наконец, выпалила: «Вот я завтра выйду во двор, на меня все накинутся будут спрашивать… а что я отвечу? Ничего не нашли, операция не нужна! Все болеют, все лечатся, а что же я – как БЕЛАЯ ВОРОНА БУДУ!
Вот уж воистину: умному здоровье – радость, дураку – горе.