Касание сквозь стекло (Лирика / мистическая)

Да только мне плевать,
Ведь это их дерьмо,
Это их проблемы,
А мне все равно.
И задравши хвост,
Я лечу за тобой,
Я ужасно тупой…
Очень тупой…

Агата Кристи «Хали – Гали - Кришна»

В жизни каждого человека есть те вещи, которые он ненавидит и старается избегать. Верно? Скажите, что больше всего на свете ненавидите и боитесь вы? Конечно, я понимаю, в мире есть несколько тысяч различных фобий, к примеру, боязнь темноты, боязнь замкнутого пространства, боязнь определенных звуков и цветов. Бывает, что фобия оказывается и вовсе абсурдной: есть такие люди, которые бояться смотреть на небо, бояться касаться ножей,  а некоторые бояться видеть даже бабочек, которые, по сути, не могут причинить им вреда, даже если бы и захотели.
Откуда берутся наши фобии? Вопрос не столько сложный, как достаточно личностный. В основном, это отклики каких – либо тревожных детских воспоминаний, как правило, эхо душевных травм, случившихся с человеком давным-давно. Просто тогда, в разуме у человека включается защитная реакция на определенные раздражители, скажем темноту, в которой он испытывает дискомфорт, тревогу и стресс. Что-то ломается в человеке, с появлением новой фобии, и он больше никогда не может быть таким, как был раньше. Это очень просто и понятно. Взгляды его меняются, потому, что он познал истинную суть своего страха, и душевная рана заживает очень уродливым кривым рубцом, каждое касание к которому вызывает ощущение сродни боли.
Чего боюсь я? Я боюсь зеркал. Есть и такая фобия в этом бесконечном списке страхов на земле. Поэтому в моем большом доме нет ни одного зеркала, на все три этажа. Нет комодов с зеркальными дверцами, нет стеклянных журнальных столиков, нет даже такой посуды, которая могла бы служить отражающей поверхностью. Я давно уже избавился от этого, стаскивая мешки полные ненужного зеркального хлама на городскую свалку, но даже и этого мне показалось мало.
Я застелил отполированный деревянный пол старыми газетами, чтобы случайно не увидеть неверного отражения, я занавесил бумажными листами и окна, чтобы не бояться проходить мимо них. В конце концов, мой дом – моя крепость, и я старался максимально обезопасить себя от собственных страхов, как только мог.  Я стараюсь избегать технических новшеств, знаете, эти глупые сенсорные телефоны, электронные часы на полочке, компьютеры и музыкальные системы…  А знаете отчего? В основе каждого этого изобретения лежит бесконечно зеркальный экран, способный дарить отражения взглянувшего на него.
А я боюсь зеркал. Нет, я не сумасшедший, вовсе нет! Я все расскажу вам, и надеюсь, вы меня поймете. Моя история несколько необычная, и быть может среди всех вас, найдется тот, как высмеет мой страх, не поверит не единому слову лживого старика, или… увидит мир иначе, таким, как видел его когда-то я.
Знаете, почему на похоронах принято занавешивать зеркала по всему дому? Существует целый перечень причин. Например, чтобы душа умершего, случайно не попала в зеркальный коридор, и не осталась в зеркале навсегда.  Или чтобы мертвый не мог увидеть своего отражения. Или для того, чтобы в зеркале не отражался сам гроб покойника, что неминуемо приведет к скорейшей смерти кого-то из членов семьи… Сколько людей, столько и мнений, вот и мое мнение немного другое. Есть такая мысль, что зеркала способны отражать истинную сущность человека. Редко, но способны. Это пугает меня больше всего.
Например, одна из причин избегать зеркал – чтобы не видеть дряхлого немощного старика, в которого я превратился за последние годы.  Зрелище не отрадное, и даже невыносимое. В своих мыслях, я все еще молод и полон сил, а в реальности все наоборот. Не хочу видеть наступления старости, это как медленный яд, выжигающий льдом вены, это как неумолимый палач, заносящий топор над моей головой, да и сдается мне, жизнь старика уж очень похожа на самую настоящую пытку.  Но, конечно, это не самая главная причина, а просто очередной мотив, подкрепляющий мои домыслы, и позволяющий почувствовать себя чуточку увереннее… Хотя бы немного.
Итак, я живу в доме без зеркал. Я говорил вам, что сам разбил их? Нет? Все до единого. Даже то зеркало, что мне осталось от матери. Да-да, то гигантское зеркало во всю стену, а потом бабушкин старый трельяж, а затем зеркало в ванной, прямо над раковиной. Ох, и помучился же потом вынимать осколки из ладоней! Даже несколько шрамов осталось, а пару осколков пришлось так и оставить в ране: слишком уж глубоко засели внутри, мне было их не достать. Конечно, к врачу я не пошел. Знаете отчего?  Верно, там слишком много отражений можно увидеть, а я это не переношу.
Да и вам, я очень советую избегать зеркал. Советую бояться их, и близко к ним не подходить. Почему?..  Позвольте я вам объясню.

Моя история началась 30 лет назад, тем ранним июньским днем, когда я впервые приехал в этот город. Не могу вспомнить, какое тогда было число… вот оно, кроткое приближение старости, 14 или 15, кажется, впрочем, я могу и ошибаться. Но это не играет роли. Абсолютно никакой. Помню только, яркое злое солнце, горящее на небесах с такой яростью, что оно сожгло все облака на пронзительно голубом небосводе. О, да! Это я помню очень хорошо.
Мне было 20 лет. Тогда я еще не боялся смотреть в зеркала, потому, что отражение не казалось мне таким отвратительным, как сейчас. Пусть я никогда не был красавцем, но и уродливым меня нельзя было никак назвать. Строгое лицо, правильные черты, живые ясные глаза… впрочем, я не помню.
Итак, я впервые приехал в этот город. Он показался мне сперва необъятно огромным и несколько враждебным. Так оно и бывает, когда впервые оказываешься так далеко от родного дома. Незнакомые улицы, чужие дома, неизвестные люди и непонятные мысли. Тогда я еще никого не знал здесь, а заводить новые знакомства мне и вовсе не хотелось в тот день. Мне всегда было трудно сходиться с новыми людьми, а им было крайне трудно общаться со мной, так что в данной ситуации выигрывали оба, и город, и я.
Город, после того места, откуда я приехал, был наполнен бешеной энергией  жизни. Тысячи людей, миллионы мыслей, миллиарды и миллиарды дел. Мир не останавливался, продолжая бесконечное движение, вращая тяжелый маховик времени снова и снова, а для меня все скорее мчались стрелки на часах, хотя, как мне думалось, никто не обращал на них внимания. Я полагаю, что люди из города привыкли так жить, но для меня, по прежнему, все это было слишком ново и дико.
Итак, я приехал в город. Вышел на перрон, перехватив удобнее свою легкую спортивную сумку, где покоились мои немногочисленные вещи и документы на поступление в институт. Дипломы, грамоты и несколько рекомендательных писем. Этого было вполне достаточно для зачисления на курс того заведения, которое меня интересовало, и я был несказанно рад тому, что длительное ожидание закончилось, и впереди меня ждало осуществление давнего замысла. Институт был на тот момент одним из самых престижных, и сулил немалые перспективы своим ученикам, так что,  несколько лет учебы не казались мне такой уж большой пыткой за этакие блага. Все дело в том, что мне и прежде не приходилось жить на широкую ногу, скорее наоборот, так, что я был готов сделать все, что угодно, чтобы избавиться от тяжелого гнета нищенствования, которое угрожало нашей семье на протяжении долгого, очень долгого времени.
Но здесь меня ждало другое.
Некогда, еще до знакомства с отцом, в этом городе жила моя мать, несколько лет назад, оставшаяся единственной наследницей старого обветшалого дома на перекрестке Западной улицы. Старого имения, которому впору было бы быть историческим памятником. Трехэтажный, рубленный, с высокой крышей и широкими окнами, этот дом мне понравился еще издали, когда я увидел его, спешно расплачиваясь за такси. После тесноты однокомнатной квартиры, он казался мне настоящим особняком, едва ли не поместьем, необычайно величественным  и роскошным.
Не знаю, отчего мать не переехала сюда жить раньше, ютясь с тремя детьми в той проклятой дыре, что прежде я называл своим домом. Она, конечно, имела работу, там, откуда я приехал, но стоит полагать, что найти занятие здесь, ей  тоже не составило бы большого труда. Хотя  моя мать была достаточно  консервативным человеком, и предпочитала не рисковать попусту, я же жил иначе.
Отца я не знал никогда, да и не хотел, наверное, узнать. Он бросил нас, когда мне было 4 годика, после этого, мать сделала все, чтобы я научился по-настоящему ненавидеть его, и думаю, она была в этом бесконечно права. Сейчас на ее плечах сидела еще моя младшая сестренка, и я был рад, что смог хоть немного ослабить материнский груз, начав отдельную жизнь в городе полном перспектив и заманчивых предложений. Правда, я не знал, встречу ли тех людей, которые смогут помочь мне в моем деле.
Я немного рисовал, увлекаясь художеством еще с раннего детства, и планировал также подзаработать на этом. В моей сумке лежало несколько пробных работ, пара эскизов и с десяток уже законченных картин, только оставалось найти то место, где их можно было бы реализовать.
Дом оказался столь же пустым изнутри, сколь и обветшалым снаружи. Дядя вывез вещи отсюда, сразу после кончины хозяйки, опасаясь грабителей, и теперь лишь повсюду валялись связки старинных журналов и газет, на каждом шагу высились кипы пожелтевшей от времени бумаги. Из всей мебели, на всех трех этажах, мне посчастливилось найти только обеденный стол, два стула, кровать, правда грязную и запыленную, ну и, конечно же, зеркала.  О, зеркал там было множество! ИХ тоже собирались убрать, но мать, конечно, была против. Зеркала!.. В старинных оправах, узкие и широкие, низкие и высокие, гордо изогнутые и согнувшиеся, как будто рабы. Некогда моя бабушка сумела собрать эту коллекцию, и так они и остались здесь, после ее смерти, брошенные и никому не нужные. Дядя, присматривающий изредка за домом, предлагал сдать их антикварам, за вполне солидные деньги, но мама наотрез отказалась и от этого. Я не мог понять ее слепую верность традициям семьи, но и спорить с ней тоже не хотелось, так что, зеркала оставались на своих прежних местах вплоть до самого моего приезда.
Так или иначе, но теперь обживать заброшенный дом предстояло мне. Я скинул в прихожей сумку на чудом уцелевшую вешалку, приколоченную намертво к стене, и поспешил на улицу, прямо под палящий зной, преисполненный самых радужных надежд и мечтаний, на скорое светлое будущее. Мне хотелось как можно скорее перевезти мать сюда, вместе с сестренкой, чтобы навсегда избавить их от этого отвратительного места, как прошлая квартира, но я знал, что мама не согласится приехать, во всяком случае, пока.  Слишком много воспоминаний было связано у нее с этим местом, да и въезжать в пустой дом тоже не имело смысла. Сперва необходимо было дождаться дядю, чтоб помог с перевозкой вещей, а уже потом, когда дом снова будет пригоден для жизни… Я не хотел загадывать вперед.
Жара на улице была просто невыносимая. Воздух на улице, казалось,  гудел от нестерпимого напряжения, а железная рукоять двери, которую я спешно повернул на прощание, вовсе была раскаленной добела. Прикрыв глаза рукой, я двинулся вдоль по мостовой, неспешно оглядываясь по сторонам. Справа проносился ревущий поток машин, обдавая меня горячим ветром, слева – протянулся ряд одинаковых до безличия многоэтажек. Скупая монотонная картина мегаполиса.
Я пробирался через толпы прохожих, спешащих по своим делам, не обращавших на меня решительно никакого внимания, что меня вполне устраивало, все дальше и дальше, мечтая встретить что-то вроде лавочки в тени, или какого-нибудь магазинчика с охлажденными напитками. Жару я переносил всегда тяжело, и теперь, это было настоящим испытанием, но сидеть в одиночестве пустого дома, среди грустных зеркал, тоже нисколько не прельщало меня.
Когда мои мечты показались мне особенно несбыточными, я увидел немного в стороне небольшой кирпичный домик, отстоящий от дороги, в полутени, падающей от трех высочайших тополей. Небогатый антураж, простенький внешний вид, и незатейливая надпись «Антиквариат» не могли оставить равнодушным, или вовсе не заинтересовать меня, тем более, что этот магазинчик обещал хотя бы относительную прохладу и покой от бесконечного знойного дня.
Я свернул в сторону, и спустя несколько минут уже толкнул небольшую дверь, шагнув в зыбкий полумрак.
Я оказался в небольшой тусклой комнате, единственным источником света в которой оказалось лишь только плотно занавешенное шторами крохотное окошко, через которое падали солнечные лучи, где скользили едва заметные пылинки. Низкий потолок, узкие стены, да пара застекленных витрин, вот и все, что мне бросилось в глаза. Пригнув голову, я спустился по трем ступенькам у порога, остановившись недалеко от двери,  с интересом оглядываясь вокруг, в высшей степени зачарованный и изумленный.  Пусть магазин не был шикарным и роскошным, но ассортимент его товаров был достаточно богатым и действительно эксклюзивным.
Мой взгляд блуждал по витринам с карманными часами, сделанных с таким мастерством, что каждая стрелочка казалось маленьким произведением искусства, по полкам с бутоньерками и запонками с крошечными гравировками, по подставкам с пенсне и моноклями в роговой и посеребренной оправе, по портсигарам с забавными витражами из стеклянной мозаики, по трубкам  и табакеркам, по десяткам самых удивительных и красивых вещей, которых мне доводилось видеть впервые в жизни. Пожалуй, ко всему этому великолепию не мешало бы, добавить бабушкиных зеркал в тяжелых готических рамах, чтобы картина была полной… Я в сотый раз пожалел о материнском решении,  сетуя на ее бесконечное упрямство.
- Неужели кто-то зашел в магазинчик старой Сильвии? – раздался негромкий певучий голос, и в поле моего зрения появилась хозяйка антиквариата, высокая сморщенная женщина, чьи движения и глаза выражали крайнюю осторожность и осмотрительность.
- Добрый день, - просто ответил я.
-И тебе привет. Не ожидала я, что кому-то еще интересны такие безделушки, - покачал головой Сильвия. Определить ее возраст в полумраке было невозможно, но глаза, неотрывно наблюдающие за мной, были ясными и пронзительными, как осколки самоцветов, да и голос, никак не подходил дряхлой старухе. – Нечасто я вижу здесь людей, наверное, потому, что мой товар – только пережиток прошлого, и сейчас никого этим не заинтересовать.
Я вежливо улыбнулся:
- Вовсе нет. Мне, к примеру, такие вещицы очень даже по вкусу.
Сильвия склонила голову, разглядывая меня пристально и задумчиво.
-Что ты ищешь? Подарок любимой? Или быть может какой-то аксессуар для себя? Что-то на память от города?
-Нет, просто смотрю, - рассмеялся я, подумав, что у меня не хватит денег даже на самую дешевую запонку, какая только здесь сможет найтись.
Кривая усмешка исказила морщинистые губы.
-Конечно, смотри. За это денег не беру.
-Откуда у вас такой выбор? – не удержался я от глупого вопроса.
- Моя жизнь была долгой, - подумав, ответила старуха, все так же тщательно изучая меня, - Я кое-то находила, кое-что покупала для своей лавки сама. Кое-что делала сама. А тебя это удивляет?
-Нет, конечно, нет.
-Тогда зачем ты спросил?
-Просто…
-Просто люди из города считают, что антикварные вещицы должны лежать на полках в музее, или на витринах их шикарных супермаркетов, а может среди хлама в ломбарде, но уж точно не в лавке какой-то полоумной старухи, - усмешка скользнула по губам хозяйки снова, на этот раз более явственно и долго, - Верно?
-Я не из города.
Взгляд холодных глаз обжигал.
-Это чувствуется, - произнесла моя собеседница, растягивая слова, - Ты честен со мной, это хорошо.
Я искоса взглянул на нее, что за бред несет эта сумасшедшая?
-Думаешь, что у тебя не хватит денег купить даже малейшего сувенира здесь, - покачав головой, улыбнулась Сильвия, - Это верно, хорошие товары стоят очень хороших денег. А среди моих, нет плохих, или не заслуживающих внимания.
Я глубоко вздохнул, разведя руками.
-Прошу прощения, я не хочу ничего покупать. Мне не хотелось вас беспокоить. Мне пора, - уж лучше на жару, чем сидеть в этом темном подвале с какой-то безумной.
Колючий взгляд полоснул меня по лицу, как будто обоюдоострой бритвой.
- Подожди, у меня есть кое-что для тебя.
Мне показалось, что я ослышался.
-Для меня? Вы меня с кем-то путаете…
-С кем? Разве здесь есть кто-то еще? – недоумевая, спросила старуха, нарочито медленно оглядевшись кругом, - Нет, никого.
-Спасибо, но мне ничего не нужно.
-Подожди. Ты один из тех немногих, для кого истинная красота заключена не в деньгах, и это хорошо, очень хорошо, - пропела Сильвия, и от звука ее голоса мне почему-то стало не по себе, – Я хочу сделать тебе небольшой подарок, на память о нашей встрече.
Я покачал головой.
-Нет, не стоит, что вы…
-Это мои вещи, и я сама решаю, как с ними поступать, - перебила меня хозяйка лавки, склонившись над витриной с антикварными очками и пенсне, - Вот, это тебе. Я люблю называть их касанием сквозь стекло. Очень полезная вещица, - в полумраке мне показалось, что на лице ее вновь возникла улыбка хищной гарпии.
В моих руках оказались изящные хрупкие очки, в роговой оправе с серебряной дужкой посредине. «Очень дорогие…» - отметил я про себя, взглянув на темные стекла, абсолютно не отражающие солнечный  свет, рассеянный по комнате. Что-то нужно дать взамен… но что? Но только что?
- Это не простые очки, и не обычная безделушка, - взгляд Сильвии переместился на объект в моих руках, - Они важнее, чем ты думаешь, и не каждый человек, сможет носить их. Помни об этом…  В них видна истинная суть.
-Истинная суть чего? –осторожно спросил я.
-Сам увидишь, - фыркнула старуха, с грохотом захлопнув витрину, - Помни о старой Сильвии, малыш.
Пробормотав какие-то нелепые слова благодарности, я нащупал ладонью ручку двери, и спустя несколько мгновений, уже стоял снаружи, в тени тополей, переводя сбившееся дыхание.
В магазинчике я пробыл какие-то несколько минут, но мне казалось, что прошло не менее часа. Что за место, черт возьми? Как таких только вообще допускают на улицу? Еще и позволяют вести дела с нормальными людьми!
Я мрачно покачал головой, поигрывая в руках нелепой безделушкой. И что мне теперь делать с этим неожиданным, и стоит сказать, неприятным подарком? Не выбрасывать же его в конце концов…  Хотя хранить воспоминания о сумасшедшей старухе тоже хотелось меньше всего. Я повертел очками в руках. Действительно  изящная работа… Красиво, броско, элегантно. Интересно, сколько стоит такая вещица? Мне даже и в голову такое не приходило. Может быть, дядя знает? А, хотя… какая разница. Очки мои, хоть и достались не самым желаемым способом. Подарок есть подарок.
Я выбрался на дорогу, сквозь немалочисленную толу прохожих, попутно одевая очки.  Да уж, если они солнцезащитные, то абсолютно не справляются со своей задачей. Что-то слишком светло вокруг… Что за дрянь подсунула мне Сильвия?.. Неужели нельзя было дать что-нибудь нормальное? Такие очки, как у вон того парня… стоит только взглянуть…
Неожиданный вскрик ужаса вырвался из моего горла, и ледяная волна окатила меня с ног до головы. Я больше не видел людей вокруг себя. Я больше не видел их лиц, я больше не видел их рук, я больше не видел ничего… Вернее… Я видел десятки отвратительных чудовищ, облаченных в смокинги и платья, джинсы и брюки, я видел десятки неимоверных тварей, обтянутых одеждой, как будто восковые куклы. Одни казались подобными змеям с раздутыми ноздрями и шелушащейся кожей, другие казались живыми мертвецами, с бледными, ничего не выражающими лицами, чьи глаза, словно два гноящихся провала, и вовсе, глазами назвать было нельзя… третьи были адской помесью человека и насекомого, сочетая все самое отвратительное и мерзкое и той, и другой своей половины. Они проходили мимо меня, проползали тесным кольцом,  оставляя за собой осклизсксие следы, проносились стремительно, словно на паре твердых кожистых крыльев.
«Это нереально! – кричал я себе, - Этого ничего нет!  Это только какой-то бред… Иллюзия, галлюцинация… да, галлюцинация от жары!..»
Я рванулся в сторону, скинув проклятые очки и прижался спиной к стволу пульсирующего дерева. В голове, словно птица под потолком бились самые нелепые и пугающие мысли и идеи, обгоняя одна другую, и пропадая вовсе, разлетаясь разноцветными брызгами, и становясь кровоточащей паутиной ужаса.  Я словно безумец оглядывался вокруг, вперив взгляд в обычную безликую толпу людей, проходящую мимо меня, даже несколько человек остановились рядом, спросили все ли со мной в порядке, и получив утвердительный ответ удалились по своим делам. Я опустился на мягкую траву, обхватив голову руками.
Стоило мне снять очки, как все вернулось на круги своя… Я медленно и методично размышлял над тем, что произошло, убеждая себя, что все увиденное – просто какой-то нелепый сон разума, просто глупая картинка из детского ужастика, которой удалось воплотиться передо мной в этот момент. Ничего этого конечно небыло. Я не безумен. Ну, конечно же, нет. Просто я очень устал. Находился по жаре. Я измотан. Мне нужен сон. Да, мне нужен сон.
Эта мысль немного приободрила меня, но очки, которые, я по прежнему сжимал в руках, стремительно вернули меня к жестокой реальности. Что там говорила Сильвия про них? Они показывают истинную суть… истинную суть человека? Ведь не изменились же дома и деревья, когда я сквозь стекла смотрел на них? Да и машины остались прежними, изменились только люди… Да и люди ли они на самом деле?
Так, я определенно не сумасшедший. Или все дело в жаре и моем разыгравшемся воображении, либо в очках. Я снова посмотрел на невинную, на вид, безделушку, зажатую в ватной руке. Весь мой разум был категорически против того, чтобы я повторял свой жесткий опыт, но все же, я вновь надел очки, и медленно повернул голову к наступающей толпе.
Толпа не наступила, а нахлынула. Даже не толпа, а какой-то сонм адских тварей и безумно уродливых кукол, дрожащих всем своим пластмассовым телом. Мимо меня пронеслись несколько одинаковых выродков, наподобие пауков, но с множеством длинных мохнатых щупалец, вырастающих из под полов пиджаков и рубах. Их непропорциональные головы беспрестанно вращались, а жвалы бесконечно двигались, словно пережевывая пищу.
В паре шагов от меня прохромала отвратительная марионетка, лишенная лица. Вместо веревочек, к которым были привязаны ее гибкие члены, в небо уходили сами ее жилы, с которых сочилась густая маслянистая кровь. Ее суставы покорно гнулись в обе стороны, из-за чего, казалось,  что раздавленный манекен, приплясывает и пританцовывает в такт каждому неуверенному шагу.
Последними невдалеке от меня прошел  конвой сросшихся, точно сиамские близнецы  тварей, имеющих на троих одну общую голову, и четыре заросших гноящимися буграми тела.
Я был в шоке и ужасе. Очки сидели на мне, как вторая кожа. Прочно и упрямо, что я даже не сумел их стянуть своею трясущейся рукой. Я просто сидел на траве, тупо смотрел вперед, не зная, что мне делать: вскочить и бежать, или же просто ждать того, что будет дальше. Пока сомнения рвали меня на части, я услышал спокойный детский голос, прозвучавший возле самого уха.
-А зачем ты тут сидишь?
Вопрос был настолько простой, что я даже не нашел, что ответить на него. Я осторожно повернул голову и увидел возле себя небольшую милую змейку, чье чешуйчатое тело, обтянутое в детский желтый сарафан блестело в лучах жаркого солнца, словно золото. Длинным раздвоенным языком змейка облизывала мороженное, зажатое в какой-то искаженной лапе.
-Зачем ты тут сидишь? – повторила змейка настойчиво.
-Мне плохо, - не сказал, а скорее выдавил я из себя эти слова.
-Если плохо, то нужно вызвать доктора, - рассудительно ответила девочка – ящер, - Сейчас я скажу своей маме, и она вызовет скорую. Тогда у тебя все будет хорошо.
Я содрогнулся при мысли, что может представлять из себя доктор, и отрицательно замотал головой.
- Не нужно доктора. Где твоя мама?
Змейка склонила голову.
-У лотка с мороженным. С ней мои братик и сестричка. Видишь?
Я поднял взгляд куда указывала моя новая знакомая. Место продавца детскими лакомствами занимала отвратительная тварь с текущей из косой пасти пузырящейся желтой пеной, и копной рыжих волос на изуродованном шишками затылке. Глаза выродка представляли правильный круг из двенадцати золотистых фасеток.
«Как дети могут есть то, что предлагает это чудовище? - пронеслось у меня в голове раскатистым эхо. – Хотя… какие это  дети?» Я опустил взгляд немного ниже, увидев невдалеке от прилавка еще две змейки, зеленная и темно-синяя , сплетшихся короткими хвостиками.
-Твои брат и сестра?
-Ага…
Нечеловеческим усилием воли я сорвал с лица очки, вперив опустошенный взгляд на двух милых детишек, держащихся за руки, возле светло-голубого лотка, где восседала полноватая женщина с добродушным лицом, что-то рассказывающая им, отчего улыбка не покидала лица ребят.
Я глубоко вздохнул, посмотрев на девочку возле меня. Самая обыкновенная девочка, с двумя косичками на голове, но внутри ее я все равно видел чешуйчатое змеиное нутро.
Я, качаясь поднялся на ноги. Сердце безумно колотилось, дыхание перехватывало.
-А как же доктор? – задумчиво спросило меня существо рядом.
Я проигнорировал вопрос, привалившись спиною к стволу дерева. Если все люди вокруг – только такие твари, сколько осталось тех, кого еще можно назвать человеком? Я вижу их подлинными, или это только отражение их собственных уродливых мыслей и поступков, формирующих отвратительный шаблон? Но если это так, то могу ли я назвать человеком самого себя?..
Раскаленный воздух города зазвенел от моего разрывающегося крика.

Шатаясь, я поднимался по лестнице своего шикарного… хотя, какое там шикарного, уродливого и обветшалого, безумно огромного дома, где нельзя было укрыться от собственного страха. Этот дом больше не защищал меня, напротив, он давил, угнетал, концентрировал ужас до непомерных высот. Тени вползали в окна, тянулись ко мне из-за углов, набрасывали на меня свои крепкие цепи из страха и боли, пронзающих содрогающееся тело. Мне хотелось затаиться где-нибудь одному, в самом-самом темном углу, какой-нибудь грязной коморке, заплакать, закричать, рассмеяться, лишь бы только избавиться от терзавшего меня, словно острые когти сомнения и липкого холодного ужаса.
Но, я знал, что не найду здесь такого места.
Я знал, что для меня здесь места нет.
Особенно после того, как я сорвал с мира его грязную, лживую личину.
Воспаленный шар вечернего солнца отражался кровоточащим оком на безбрежно-девственной поверхности гигантского зеркала, когда я все таки поднялся до конца.
Я смерил зеркало безумным взглядом, затем подошел к нему вплотную и прижался к прохладному покрытию горящим лбом. Я посмотрел прямо в глаза своему отражению. Такому знакомому, но такому лживому и ироничному, как раскинувшееся за окном небо.
-Давай, покажи мне, кто я такой,- прошипел я ему, дрожащими руками надев очки и подняв голову. –Давай, я готов…

В следующее мгновение я разбил свое первое зеркало.

Итак, с этого момента пришло уже 30 лет… Многовато, правда? Но только не для того, чтобы избавиться от страха. От страха не избавиться никому, с ним приходится жить. Скажу больше, с ним приходится даже умирать.
Знаете, я не так боюсь чудовищ, что бродят вокруг моего дома… Я очень боюсь своего отражения. Я заразился этим страхом, в тот день, когда впервые коснулся стекла… Такое не забыть, от этого нельзя отречься, это осталось  во мне, словно заноза, как тот самый осколок стекла, застрявший  в ладони. Хотите узнать, что я увидел вместо своего отражения? Может быть, стоит вам рассказать? Хотя… нет. Это слишком личное. Я не могу. Поймите старика, мы очень придерживаемся своей молодости, и расставаться даже с воспоминаниями о ней слишком тяжело.
Забыл вам рассказать, что на следующий день, я снова был у того магазинчика в парке, но грузчик работающий  рядом, ну, та тварь с восемью щупальцами в слизи, сказал, что Сильвия скончалась вчера ночью… проблемы с сердцем, знаете ли, а с этим нельзя шутить. Я спросил есть ли у нее родственники, которым отходит этот магазин, но он ответил, что не слышал о таких, и здание отходит муниципалитету, а оттуда его уже перенаправят на торги, так что моя надежда узнать правду об очках, так и не оправдалась.
Что было потом?.. Эм… Я вернулся домой… Собрал и вынес все осколки зеркал, все то, что имело отражающую поверхность. Затем занавесил бумагами бабушки окна и застелил пол…  Это помогло. Мне стало легче.
Домой я не мог возвращаться, вы понимаете меня, да и когда дядя приезжал проведать меня, я просто не открыл ему, затаившись на третьем этаже дома в самом темном углу. Нет, вы не правильно поняли, я не боялся его! Просто я не захотел смотреть на него сквозь очки! И не хотелось, чтобы он видел меня таким… Меня посчитали пропавшим без вести. Никто не видел меня в городе из родственников, а кроме них, никто меня в городе тогда не знал… Вот и вся история.
Дяди вскоре не стало, и в городе мне пришлось жить одному. Но, это даже лучше. Никто не следит за домом, а значит, мне не нужно больше прятаться и убегать. Это хорошо. Ведь это мой дом, моя крепость.
Я нашел еще один антикварный магазин, где на остатки денег купил себе опасную бритву, канделябр, и самую простую пишущую машинку. Запасся красками и свечами, потому, что в моем доме нет света, да и все равно лампочки, это те же маленькие зеркала…
На что я живу?.. Поздно ночью, я рву цвету в парках города, а рано утром продаю их на рынке у окраины… Спрос конечно небольшой, но хотя бы что-то. А еще я рисую… картин у меня уже много-много, а некоторые из них даже удалось продать. Экспрессионизм – вот, как назвал их стиль один любитель живописи, и просил меня писать картины дальше…
Я знаю, мне нужно работать, но в темноте с этим нелегко. Научился печать при свечах на машинке, благо у бабушки оставалось еще уйма чистых белых листов, пригодных для этого. Печатаю, как вы видите ровно и чисто, правда, пальцы устают. Но, мне нужно работать. Я не могу останавливаться.
Знаете, что я хочу? Хочу продать все свои картины, подкопить деньжат и выкупить у муниципалитета то маленькое здание у парка… маленький магазинчик «Антиквариат» Думаете, у меня получится?
Надеюсь, что да.
Как вы  думаете, что я тогда сделаю?  Нет, не угадали… Я хочу продолжить дело Сильвии, и когда нибудь передать другим свои  очки… Что? Вы хотите их себе? Ну, что же… я не против, чтобы вы навестили меня, быть может до чего нибудь и договоримся, верно?
Мой адрес не изменился. Я жду вас. Не думал, что встречу единомышленников, но может тем оно и лучше? Не ожидал, что остались еще те, кто захочет почувствовать на себе это страшное и волнительное прикосновение сквозь стекло…
           Прошу только об одном. Никогда, вы слышите? Никогда не смотритесь в зеркала!..