Самопоглощение – Долгострой – Расщепление (Лирика / философская)

***
Приглушенно стелется вечерний свет. Седина домов в оконных мотыльках
Растекается закатом. Шелуха проулков и дворов цветет пустыней.
На клочке бумаги оживает бриз, дрожь в морских устах,
Глубины темнеющая зелень. Я леплю из воздуха – из глины
Ветров снежных – узелки на память. Тишина находит свою нишу
У моих дверей, в моей прихожей, в складках мысли,
В жилах батарей, где сок апрельский дышит,
Задирая старческую маску поздних зимних чисел.
И мгновение, вместившее меня и все наигранное местом окруженье,
Данностью, как призрак, как абстракция, туман.
Драконий след оранжевого солнца, изверженье
Мрака на росе сетчатки, все, как пар,
Проникнувшийся даром любить палящий холод.
И легкое покачиванье сосен, и мертвое броженье тополей,
И голая земля, и звезд стеклянных прорубь –
Все, только повод обрести себя скорей –
Все, только повод потерять себя скорей.

***
Сон прошлогодней листвы, музыка ржавых качелей,
уголек сигареты и лук на окне, привкус тепла под шахматным пледом,
нежный дымок незначительных фраз.

У каждого дома своя душа, свой вечерний
уют свечи, свой любовный роман.

Воздуха лед в февральском небе
(кофейно-молочный придаток крыш)
молчит всегда об одном и том же.

Плеск синей матрицы, вздохи соседских дверей,
запах мороженых яблок в вазе, орнаментальная кожа
ковров – у каждого дома свои секреты,
свои бродячие песни, свое выраженье лица.

Мы строим наш дом на сваях
взаимных обетов
дарить друг другу часы
без циферблата и стрелок –
безвременье, пространство без дна, молитва без слов.

И ты веришь в ночлег под луной
абажура, где призраки – наши сердца –
одиноко сидят на качелях весны,
написанной мелом февральских обоев,
а значит, месяц длинных ночей
уже горит за углом.

***
Испепеленный снежной мишурой, лоскутным покрывалом гололеда,
Изъеденный нагим приливом хрусталя с ветвей зимы,
Я забиваюсь в сети тишины дороги, немых созвездий сбродом
Влачусь по горечи ночной. Прощание пугающе прекрасно. В плену луны –
Движенье взгляда; в смоле сугробов – шелест рук.
Наедине с собой теряются слова, погрязшие в абсурде,
Табачный дым струится комом в горле, стук
Сквозняков подвальных из белил-загулов
Мерзлоты. Заря голодною тигрицей
Оскалится с восточного престола. Пора. Напутствия песок,
Гранит печали…
Мне будет холодно, мне холод будет литься
В раскрытые ладони, в плывущий горизонт
Конца – как освещенного начала.