Художник Геннадий Добров: Рядовой Иван Забара.
Ветеран.
Мимо шли люди, огибая вдруг непонятно откуда выросшее перед ними препятствие, и быстро исчезали. Каждый был занят своим делом и некогда было отвлекаться на такие мелочи, как одинокий старик с тростью в руке, еле бредущий по тротуару.
Люди, гонимые вперёд собственными проблемами, недовольно ворчали, наталкиваясь на него, чтобы тут же, буквально через мгновение забыть о его существовании.
Он не роптал. Привык уже за столько-то лет ко всеобщему равнодушию. Кому, скажите на милость, нужен девяностолетний больной старик-ветеран, если из родных у него – только трость в руках, на которую он тяжко опирается при ходьбе, да уныло бредущий вслед за хозяином безродный пёс по кличке Мухомор?
Ноги саднили, превращая каждый шаг в пытку, но надо было идти, чтобы не умереть с голоду: власть предержащие давно махнули на ветерана рукой и забыли о его существовании, поэтому даже пенсию в сберкассу он ходил забирать сам, не надеясь на доставку на дом. Впрочем, и дома-то уже, как такового, тоже не было: лет восемь назад его признали аварийным, и часть жильцов (особенно расторопных) расселили. А он, да ещё несколько стариков, за которых некому было похлопотать, остались в нём жить: им попросту не предложили новое жильё.
- Ну и что, что ветеран! – нахально заявил гладко выбритый, лоснящийся от жира, представитель жилищно-коммунальной комиссии. – У меня, вон, очередь на двадцать лет вперёд. И всё – сплошь многодетно-бездомные! Да ещё и сверху – многозначительно поднял он указательный палец к потолку – давят. И им квартиры нужны! А тебе, дед, чего надо? – лицо представителя власти вдруг приобрело лилово-красный оттенок. – Тебе жить-то осталось – всего ничего! Ты, вон, уже, поди, одной ногой в могиле. А мне живых селить некуда!..
Так и ушёл тогда ветеран, не солоно хлебавши. Из оставшихся соседей, те, кому повезло, смогли перебраться к родственникам. Некоторым же суждено было покинуть этот мир, так и не дождавшись переезда. А примерно два года назад, аккурат в первый день ноября, и последний сосед ветерана, шестидесятилетний Кузьма Петрович, вышел из квартиры и домой уже не вернулся. Правду сказать, закладывал он крепко: и дня не проходило без бутылки "беленькой", но… То ли старуха с косой его прибрала, то ли ещё что случилось. Однако, пропал – как в воду канул.
И остались в аварийном доме, больше похожем на развалины, в живых только он, да Мухомор, неведомо откуда взявшийся и прибившийся к бывшему фронтовику. Мухомором дед прозвал его за многочисленные белёсые проплешины на грязно-рыжем боку, полученные, как он думал, в какой-то очередной собачьей "разборке". Пёс, к слову сказать, кличку воспринял, как должное, враз став на неё откликаться, словно и не звался никогда по-иному. Он просто подошёл к деду и, ткнув мордой в протянутую навстречу раскрытую ладонь, коротко и утвердительно рыкнул, дав понять, что кличка принята.
С тех пор пёс повсюду стал сопровождать ветерана, никому не давая в обиду. "Взял надо мной шефство" – пошутил как-то дед, потрепав пса за холку после того, как тот загнал в мусорный бак двух хамоватых парней, решивших "подшутить" над стариком, отобрав у него трость для ходьбы.
Поведение пса было немного странным: несмотря на довольно "потрёпанный" вид и полное отсутствие следов какой-либо породы на простецкой дворовой морде, вёл он себя как истинный аристократ: перед хозяином никогда не лебезил, виляя хвостом, как последняя шавка, еду принимал культурно, без какой-либо спешки. И щенячьего восторга ни при каких обстоятельствах не проявлял.
Однако, деда он уважал. Как-то раз, увидев, как тому тяжело нагибаться за упавшей тростью, пёс, не мешкая, тут же ухватил её зубами и принёс хозяину. А когда дед захотел, в знак благодарности, его погладить, Мухомор отошёл в сторону, помотав головой из стороны в сторону так, что старик сразу понял: этого пса можно погладить только тогда, когда он сам того захочет. С тех пор и начал разговаривать с Мухомором. И оказалось, что тот прекрасно понимает русский язык. Разве что сам говорить не может.
Так и стали они жить, как два старых приятеля, ведь, судя по всему, псу, в пересчёте на человеческий возраст, тоже было, где-то, около семидесяти.
Он, практически, никогда не отлучался от хозяина надолго по своим "собачьим" делам, полностью игнорировал кошек и даже присутствие себе подобных его, похоже, совсем не волновало. При его приближении все представители собачьей породы поджимали хвосты и старались миновать Мухомора побыстрее, нервно отводя глаза в сторону и боясь пересечься с ним взглядом.
Пёс же просто двигался вперёд с важно поднятой головой, и держался всё время чуть впереди хозяина. Сегодня же, словно предчувствуя неладное, Мухомор медленно шёл сзади, сокрушённо помахивая своей большой головой. Если бы кто посмотрел на него повнимательнее, то увидел бы в уголках тоскливых собачьих глаз капельки влаги, очень напоминающие слёзы.
Да! Низко опустив голову к земле, будто провинившийся щенок, Мухомор медленно брёл за стариком, старательно пряча от окружающих свои глаза. Он-то знал: это последняя прогулка Федосеевича. Сегодня утром старик почувствовал ноющую боль в области сердца, но валидол закончился ещё неделю назад, а денег практически не осталось. Нужда заставила его выйти из дома и направиться в сберкассу за пенсией. Однако, на полдороге вдруг сильно прихватило сердце и старик был вынужден присесть на скамейку, которая, слава Богу, оказалась недалеко.
Пока сидел на скамейке, боль немного поутихла. Собравшись с силами, дед уже решил, было, продолжить свой путь, но тут из арки близлежащего дома вдруг выкатился мяч и покатился прямо к проезжей части. Чуть погодя, из арки выскочил мальчуган лет пяти и пулей метнулся вслед за мячом.
Старик и пёс, не сговариваясь, как по команде, рванули малышу наперерез… Визг тормозов и глухой удар возвестили о том, что без жертв не обошлось. Предчувствуя нечто непоправимое, старик добежал до края проезжей части и в нерешительности остановился. Окинув подслеповатым взглядом место происшествия, он понял, что Мухомор успел вовремя: перепуганный мальчуган стоял уже в стороне от дороги, всхлипывая, судорожно сжимая в руках с таким трудом добытый мяч, и глотал воздух широко распахнутым ртом, постепенно приходя в себя от пережитого страха. Слёзы текли у него из глаз, оставляя мокрые дорожки на грязных щеках, но паренёк даже не замечал этого и не пытался вытереть их. Одна штанина была разорвана.
"Видимо, пёс за эту штанину и выкинул мальца с дороги – промелькнула в голове у Федосеевича мысль. – А сам поплатился за это!"
Почти возле самого бордюра, метрах в пяти от столкнувшегося с ним автомобиля, лежал и сам бездыханный спаситель, больше напоминая грязную кучу тряпья, нежели собаку.
Старик вздохнул, приходя в себя, подошёл к пацанёнку и, потрепав того по вихрастой голове, спросил:
- Ты цел?
Увидев утвердительный кивок головой, протянул парню руку.
- Как тебя зовут?
- Никиткой… - пролепетал малец тихим голосом.
- Вот что, Никитка! – из-за столь стремительно развернувшихся событий Федосеич вдруг почувствовал сильную тяжесть в правой ноге, и только тут заметил, что трость осталась возле скамьи, на которой он недавно сидел. – Ты иди-ка домой, к маме, - и, обернувшись к дороге, добавил, - А я пойду, проведаю старого друга…
И, не дожидаясь ответа, заковылял к тому, что осталось от верного товарища. Уже подходя к псу, дед почувствовал, что силы покидают его, но не в правилах закалённого в боях ветерана было отступать перед трудностями, и, напрягая последние силы, Федосеевич, таки, добрался до Мухомора.
Тяжело опустился на асфальт рядом с ним и провёл рукой по шерсти.
- Извини, друг, не уберёг… - прошептал старик, наклоняясь над телом собаки. – Но паренька ты спас. Поступил, как настоящий ветеран! Спи теперь спокойно!
Перед затуманенным взором вдруг поплыли картины из прошлого: форсирование Днепра, Одер, Висла… Лица погибших друзей, лица родных, казнённых в фашистских концлагерях. Горящие степи Украины, топкие болота Белоруссии. И повсюду, куда ни кинь взгляд, - едкий дым пожарищ.
Война, укрывшая огромное количество людских жизней кровавым саваном. Страшная и разрушительная. И он, молодой парень, в двадцать лет попавший на войну в сорок первом, закончил её в сорок пятом, в Берлине, уже гвардии старшим лейтенантом. Закончил её двадцатичетырёхлетним парнем со взглядом старика да проседью в волосах…
Никогда не искавший славы, сын своего народа, простой русский парень. Благодаря отваге таких, как он, страшный враг был побеждён, и население целого континента смогло вздохнуть свободно. Теперь, забытый и брошенный своим же народом, умирает на улице в нищете и забвении…
- Кажись, преставился. – констатировал водитель авто, сбивший собаку, проверив наличие пульса у старика, и поднял к уху мобильник: - Скорая!..
Глядя на спокойно-уверенное лицо старика, лежащего возле собаки, никак не верилось, что он умер. Даже смерть принял с достоинством, как и подобает несгибаемому Ветерану! Вечная ему Память!
А недалеко, возле лавочки, стоял спасённый собакой малец, крепко обнимаемый перепуганной матерью, и, судорожно сжимая дедову трость, всхлипывал, не в силах пока ещё понять, что жизнь и смерть всегда ходят рука об руку: то, что одна даёт, другая, затем, непременно отнимает…
18.10.2012 - 20.10.2012.