На древнем холме, в пыльной туче,
На трёх крестах висли люди,
И гимны слёзных созвучий
Рождали тысячи грудей.
В пыли кровавые корки
Искали женщины в красном,
Скрижали древние створки
Ласкал слепец безучастный.
Толкались дети повсюду,
Солдаты пили мастику
И, где-то, звали Иуду
Звеняще-ласковым криком.
Я шёл внизу и не слышал
Ни стонов, ни причитаний,
Я видел – ветер колышет
В ветвях смоковницы ткани.
Всю ночь я шёл за верблюдом
И слушал всадника песню
О том, как радостно людям
Для новой жизни воскреснуть.
А я заплакал о детях,
О маках в скошенном сене,
О всём, что встречу до смерти,
До своего воскресенья.
На полпути к Назарету
Отстал я от каравана
И устремился к рассвету,
Где небо ало, как рана.
На берегу Иордана
Сидела женщина в красном:
Глаза, как свежая рана
На теле бледно атласном.
Мария, дай мне прощенье –
Я видел смерть Иисуса…
Но недвижимые тени
Не шевельнули бурнуса.
Мария, тихой слезою
Благослови мою муку,
Пролейся глаз бирюзою
В мою молящую руку.
Я видел смерть православных
В орде, на выжженной степи,
Сгребал я в Чехии в саван
Иоанна горестный пепел.
А там, на севере диком,
Я видел в скопищах чёрных
Преступниц с ангельским ликом,
Зарытых в ямах позорных.
Я шёл сюда через горы,
Где кровью поят долины,
А люди прячутся в норы,
И дети носят седины.
Мария, я не заплакал
На крестик, ставший кумиром –
Иссох мой взгляд в Нагасаки
В огне владеющем миром.
Мария, взгляд твой бездонный
Глядит на мир безучастно;
Когда ты станешь Мадонной,
Ты будешь так же бесстрастна?
Моё горячее сердце
Возьми светить в твоём храме,
Ты от него будешь греться,
Живя в серебряной раме.
Я встал с земли и, не глядя,
Пошёл вслед минувшей ночи
И вдруг услышал, как сзади
Меня позвали – Сыночек!