Горная страна Хорватия очаровала с первого взгляда, голубизной остудила зрачки. Томная водная гладь между ослепительно белыми скалами. Заливы подобны гигантским чашам, полным глянцевой синевы.
Отчим вел машину по узкому серпантину, и на каждом повороте мать и сестра вздрагивали, а Нико цепенел от восторга. Их отделял от пропасти низкий, сантиметров десять, бордюр, а за ним открывалась игрушечная панорама. Миниатюрные лего-домики кутались в зеленый бархат и дымчатый флер. Облака диковатыми барашками паслись по краю неба.
Постепенно дорога спустилась на уровень моря, к плоским, крупногалечным пляжам.
– Мам, давай остановимся, – попросил Нико, тронув мать за плечо. К отчиму он обращаться не любил. – Хочу искупаться.
Несмотря на кондиционер, в машине становилось жарко, а прозрачная, как стекло, вода манила прохладой.
– По-моему, неплохая идея, – заметил отчим.
– Ребята, с купанием ничего не получится, – покачала головой мать. – Плавки в большом чемодане, на дне багажника. Вот приедем, распакуем вещи... Франц, сколько осталось до места?
– По такой дороге – часа три.
– Где ты говоришь три, там все четыре, – возразила мать. – Тогда можно перекусить в кафешке. Все равно к ужину не успеем.
В гостиницу они приехали к вечеру, когда море и небо заволоклись туманом, а на перекрестках зажглись круглые лимонные фонари. Оставив сестру и взрослых жадно рыться в чемоданах, Нико вышел на открытую терраску, постоял, любуясь переливчатым горизонтом, там, где тот смыкался с черной линией кустов, а потом – словно невзначай – спустился на улицу.
«Прогуляюсь немного, – думал мальчик, – пока они все равно заняты. А вдруг повезет, и выйду к берегу?»
С какой стороны море, он не знал, но по слабому йодистому запаху, доносимому ветром, догадывался, что где-то совсем рядом. Такой аромат водорослей, и соленой пены, и гниющих в полосе прибоя ракушек не спутать ни с каким другим. Нико медленно брел по серебряному от ночного света тротуару, мимо чужих садов, и в груди фонтанчиком плескалось радостное любопытство. Страха заблудиться в незнакомом городе не было.
Он шел, представляя, как станет ловить мидий и крабов, плавать в маске, вдыхая воздух через трубочку, и любоваться танцем дельфинов на волнах, и сам не заметил, как оказался в тупиковом переулке. Через сетчатую ограду тянуло ветви раскидистое абрикосовое дерево, а под ним в свете одинокого фонаря сидел мальчишка, босой, в матроске и парусиновых шортах и со всех сил колотил палкой по деревянной бочке. Звук выходил полый и гулкий. Он как будто раскалывал ночь пополам, и в той половине, где оставалась гостиница, царила тишина, в другой – гремел медным языком огромный колокол.
– Привет, капитан! – паренек отсалютовал Нико ладонью и, вскочив на бочку верхом, замолотил по ней пятками. Его лодыжки и голени до колена покрывала сухая грязь.
– Привет, – застенчиво сказал Нико. – Во что играешь?
– Я – кобольд, а это машина времени. Вмиг домчит куда угодно – хоть в прошлое, хоть в будущее. Покатаемся? Залезай, капитан, не бойся! Держись крепче!
– Круто, – восхитился Нико. – Только какой же ты кобольд? Разве кобольд не зеленый?
– Так я и есть зеленый, – засмеялся странный мальчик и позеленел, как лягушонок, от белобрысой макушки до чумазых ступней.
Тут бы Нико и насторожиться, и заподозрить неладное, но, очарованный фантазией нового приятеля, он доверчиво уселся позади кобольда и тотчас очутился на громкой стороне ночи. Вокруг свистело, лязгало, гудело, стрекотало цикадами. Пустая бочка грохотала, словно барабан – нет, как целая группа ударников.
– Куда? – орал Нико, сложив ладони рупором и пытаясь перекричать дикую какофонию.
– Вперед, кэп, только вперед!
Потом все смолкло и сквозь листву абрикоса воссиял маленький кусочек лазури – такой яркий, что усеянные желтыми плодами ветки, и кобольд с его палкой, и южный поселок без остатка растворились в нем.
Внизу глухо плескался Саар. Покачивался между землей и небом пивной бочонок, подвешенный на двух цепях. Нико понял, что сидит на мосту, вытянув неправдоподобно длинные ноги в потертых джинсах с заплатой на левом колене, и в руках у него веревка.
Оглядевшись, он заметил, что Берлинер Променада сделалась шире и как будто наряднее – очевидно, за несколько лет ее перестроили. Облицованная камнем набережная выглядела новенькой, с иголочки, золотилась на скупом солнце. Кое-где виднелись строительные машины, а здание кинотеатра куталось в защитную пленку.
Кобольда и след простыл, зато у низкого парапета толпилась компания молодых людей – четверо парней и девушка в оранжевой куртке. Все озябшие, лохматые от ветра. У самого высокого – полосатый шарф обмотан вокруг горла. У девушки посинел кончик носа.
– Эй, Ник, ты уснул?
Высокий вырвал у него веревку и потащил – показалась прозрачная пластиковая бутыль с водой.
– Ребята, смотрите, достаточно? Николас, да что с тобой сегодня?
– Ничего, – Нико поднялся, отряхнул брюки.
В большом теле ему было неловко, как руке в чересчур просторной перчатке. То так пошевелишь пальцами, то этак – а самого себя не чувствуешь. Однако постепенно сквозь короткую память пятилетнего мальчика начала проступать другая. Перчатка облегала все теснее, и новое – взрослое – эго захлестывало его.
Он вспомнил, что учится на втором курсе, а парни и девушка – которую, кстати, зовут Линой – студенты, его одногруппники. С двумя из них, Михаэлем и Петером (Петер – это тот самый, высокий), он снимает квартирку в двух автобусных остановках от университета. Уютную, с видом на хозяйский сад. Общая кухня и компьютер – один на троих. Лук – самый младший в компании, то ли пятнадцать, то ли шестнадцать лет – худенький заморыш, вроде как вундеркинд. Через классы скакал. А Виктору, наоборот, за тридцать. На мосту они затем, чтобы забрать пробы воды из Саара – для лабораторной работы.
Веревку смотали, пробкой закупорили бутыль.
– Ник, сделаешь анализ на катионы? – предложил Виктор.
Лина кивнула задумчиво, с чуть заметной улыбкой посмотрела в лицо. Глаза у нее – как осенний Саар – дымчатые в золотую крапинку. Точно полные опавшей листвы. Незнакомая нежность затопила сердце, такая жаркая, что на промозглом ветру Нико вмиг вспотел.
– Ага, – согласился он. – Сделаю, без проблем.
Знать бы еще, что за звери такие – катионы. Но в голове уже всплывали, точно лягушки из болота, формулы и уравнения. А ведь скоро экзамен по аналитической химии, как он мог забыть? Всего неделя на подготовку.
«Погоди, – одернул он себя. – Какой экзамен? Какая лабораторная?! В гостинице мама беспокоится. Ушел без спроса, непонятно куда, и заблудился. А сестра, отчим?» Впервые Нико подумал об этих двоих без раздражения, с долей приязни. Что с ними будет, если он не вернется? Скорее, скорее обратно! Поиграл – и хватит. Где этот чертов кобольд, куда запропастился?
Весь остаток дня он искал зеленого плута, бродил по улицам, заглядывая зачем-то под лавки и в мусорные баки, но тот как сквозь землю провалился. А может, умчался дальше на своей громкой бочке, в неясное будущее, а Нико обронил по пути да и не заметил. Ничего не поделать, пришлось садиться за книги, а завтра, с утра, бежать на лекции..
Экзамен по аналитике Николас сдал на отлично. Потом чуть не завалил термодинамику – не доучил. Прохладная лазурная тоска грызла его – исподволь и жестоко. Адриатика, белые скалы, кукольные домики под обрывом. Втайне он верил, что к маме в гостиницу вернулся в тот день какой-то другой Нико – возможно, более правильный, не выпавший из времени, не соблазнившийся на посулы зеленого. Университетская жизнь все сильнее затягивала, катилась своим чередом, как телега по утрамбованной колее, не оставляя времени на сомнения и раздумья.
Начались и закончились дожди. Первая половина декабря выдалась морозная и бесснежная – только газоны хрустели по утрам ломкой корочкой инея. Николас набрался смелости и пригласил-таки Лину на первое свидание. Пересчитал жалкие студенческие гроши, а свои видавшие виды кроссовки выкупал с мылом – что им совсем не помогло. Некогда белый кожзаменитель так и остался неопрятно бурым. Впрочем, это не испортило Нико настроения, и, сияя от радости, он едва не шагнул за порог – как вдруг цепкая зеленая лапа ухватила его сзади за куртку. На груде обувных коробок восседал кобольд, все в той же матроске и парусиновых шортах, и, как ни в чем не бывало, перекидывал палку с одной ладони на другую.
– Ну что, капитан, – осклабился мальчишка, – осмотрелся? Понравилось?
– Ну... – Нико и сам не знал, радоваться ему или грустить.
– Пора домой?
– А как же Лина? – спросил он неуверенно. – Извини, как-то я увлекся... Забывать стал. Да, пора! Только смотри, доставь в тот же самый вечер, а то мама будет волноваться.
– Ай-ай, кэп!
Бодрый возглас потонул в нестройной многоголосице, выкриках и гуле толпы. Оба путешественника повалились на ворох коробок. Барахтались в нем и в то же время – как будто поскользнулись на свежевымытом полу – неслись, растопырив ноги и руки, по длинному черному коридору, мимо одинаковых закрытых дверей. Голоса превращались в свист, от которого болезненно закладывало уши. Мигал разноцветный свет, и каждая вспышка колола зрачки.
Испуганный, ослепленный и оглушенный, Нико зажмурился, а когда открыл глаза, увидел перед собой ноут-бук с какой-то таблицей на экране. Замелькали длинные колонки цифр. В панике он огляделся: за столами сидели люди в костюмах, господа и дамы, и выжидающе смотрели на него. Все в летах, солидные, видно, профессора, только одна девушка в красной блузке – как будто студентка или аспирантка и даже чем-то отдаленно похожа на Лину.
– О, черт, – невольно процедил он сквозь зубы, но тотчас спохватился. – Извините, я на минутку. Мне нехорошо.
Слушатели обменялись удивленными взглядами, а Нико, как ошпаренный, выскочил из аудитории и заметался по университетскому холлу.
– Что такое? Что это значит? – набросился на съежившегося под батареей кобольда, выволок его оттуда за шкирку и встряхнул. – Где мы? Где море?
– Извини, – забормотал мальчишка, втягивая голову в плечи. – Не так сработало. Я не виноват! Это все техника... надо ее проверить. Заклинило задний ход. Дай мне пару месяцев, а? Давно не ремонтировал, вот что-то и разладилось.
Только теперь Нико заметил, что сам одет в темно-серый костюм – такой же, как у господ за столами, – а под мышкой держит лазерную указку.
– Ладно, – он выпустил кобольда, и тот, кряхтя, шмякнулся на пол. – Настраивай свою технику. Подожду. Все равно мне ничего другого не остается. Только без фокусов, договорились?
Последнюю фразу он собирался произнести грозно, а получилось жалобно. Не успел Нико закрыть рот, как отворилась дверь аудитории. В холл выскользнула, оправляя мини-юбку, аспирантка в красном.
– Господин Штайнмец... Николас, вам плохо? Может, врача?
– Душно в зале, голова закружилась, – улыбнулся Нико и демонстративно распахнул окно. – Все в порядке. Еще пять минут – и приду в норму.
За пять минут он вспомнил, что девушку зовут Глория. Она племянница его жены Лины, а сам он преподает в Саарландском Государственном Университете нелюбимую им некогда термодинамику. Вспомнил поименно коллег и некоторых студентов, тему своих последних научных исследований и – о, какое облегчение! – основные пункты доклада. Нетвердыми шагами он вернулся в аудиторию и кое-как закончил презентацию.
Где пара месяцев – там и пара лет. Нико с головой ушел в науку, разве что не ночевал на кафедре – хотя и такое бывало. Беспечные студенческие дни казались сном, а уж про детство и говорить нечего. Оно истаяло, подернулось дымкой чужого – или все-таки своего? – опыта, заросло бурьяном, как давно не хоженая тропинка. Нико все чаще снилось, как он мчится на скоростном поезде, а сзади рабочие методично разбирают пути. Возврата нет. «Ничего себе, покатался, – думал он, пробуждаясь, и горестно качал головой. – Полжизни на ветер».
«А был ли мальчик?» – спрашивал себя, торопливо проглатывая завтрак, равнодушно кивая Лине, по-утреннему теплой и растрепанной, упаковывая безнадежно взрослое тело в очередной дорогой костюм. Зеленый кобольд, малец, колотящий палкой по гулкой пустой бочке – что он такое? Детская фантазия, эпизод из давно забытого фильма или книги? Нико точно знал, что никогда не ездил с родителями в Хорватию. Отчим болел, мать работала парикмахером на полставки. Не то что на отпуск – на лишнюю тряпку денег не хватало. Как молодые побеги, вырастая из двух корней, сплетаются кронами, так память брала начало из двух источников, и как ни старался он забыть один из них – не получалось. Как ни твердил Нико, что путешествия во времени – нелепая выдумка, все равно чувствовал себя несчастным и кем-то обворованным.
Поезд несся без тормозов. Зима сменяла зиму. Лина забеременела и располнела, и Николас все чаще стал поглядывать на ее длинноногую племянницу, которая, словно дразня пожилую профессуру, что ни день носила красное. Потом вдруг уходил в мечты, представляя, что вот, родится сын, угрюмый лопоухий мальчишка, похожий на него, прежнего, – и два ствола памяти срастутся. Все станет как надо. Но ультразвук показал, что будет девочка, и Нико совсем растерялся.
Тяжелые роды, кесарево сечение. Дожидаясь у дверей операционной, Николас выпил девять стаканов минеральной воды и съел – сам не заметив, как – пять шоколадок из автомата. В результате свело живот, и, обессиленный от волнения, он отправился искать туалет.
– Порядок, кэп, все исправил!
Белый кафель отразил нечто расплывчато-зеленое.
– Ты?! Откуда, зачем? – Нико пытался бежать, но, как в ночном кошмаре, ноги сделались ватными. Вместо естественной, казалось бы, радости, отчего-то накатил страх. – Нет, не сейчас, – забормотал, отступая к писсуарам. – Убирайся! Да кто ты, вообще?
– Не дури, капитан, – рассмеялся кобольд. – Ты прекрасно знаешь, кто я. Ведь знаешь? Ну что, домой? – вскричал весело и со всех сил ударил палкой по краю раковины.
– Знаю, – прошептал Нико.
Свет ударил ему в глаза. Белоснежный фаянс раскололся от удара. Из сорванного крана хлынула вода.
– Вперед, кэп, только вперед! – издевательски хохотал мальчишка в парусиновых шортах.
– Нет, не надо! Стой! Пожалуйста, не надо!
С тихим жутковатым хлопком взорвалась в плафоне лампочка, и мир окутала темнота.
Темнота. Душистые летние сумерки. Сквозь черную листву дерева просвечивают крупные оранжевые абрикосы. Нико потянул носом... Неужели?! Бочка исчезла, и улица не была больше тупиковой. Из-за островерхих крыш жирно поблескивала, словно облитая фосфором, водная гладь.
Море? Нет, потом, завтра. А сейчас – бегом в гостиницу. К маме. С колотящимся где-то в районе горла сердцем Нико припустился вприпрыжку... Хотел припуститься. Споткнулся, тяжко охнул. Его костлявая, с тугими венами рука крепче стиснула набалдашник трости. В его ли годы так скакать?
Он провел дрожащей ладонью по голове – лысая. Черный ужас накрыл волной и тотчас схлынул. Николас и сам не понимал, почему так разволновался. Надо беречь себя. Долгая жизнь лежала за его плечами. Счастливая жизнь. Три опубликованные монографии. Сотни благодарных учеников. Жену похоронил прошлым летом, зато дочка звонит из Гамбурга каждую субботу. Старший внук в аспирантуру поступил. А маленький зеленый кобольд окончательно спрятался в подсознание, обратился в чью-то глупую злую шутку.
Понемногу сердцебиение успокоилось. Николас решил не возвращаться в гостиницу, а еще немного погулять. Опираясь на трость и ступая осторожно, чтобы не запнуться о камень, он заковылял по дороге к морю.