ткёт осень золотую паутину,
И отступают вечные туманы,
и чайки ошалелые кричат.
Сентябрь-художник школьной акварелью
дописывает в сумерках картину,
Где призраком Летучего Голландца
горит звезда, как эльмова свеча.
По проходным дворам Владивостока
между камней сырых и молчаливых
По лестницам скрипящим, словно трапы
причаливших навеки кораблей,
Проходит осень. И восточный ветер,
соединяя воды двух заливов,
За островами пожинает бурю,
как злаки с колосящихся полей.
Я прохожу сквозь выгнутые арки,
дворы проходят сквозь меня, как кадры
Отснятого когда-то кинофильма
о детстве и о сказочных морях.
Но в полночь в бухте Золотого Рога
возникнут паруса Чёрной Эскадры,
И задымит на рейде «Петропавловск»,
а рядом с ним – не сдавшийся «Варяг»!
И я увижу сквозь дымы Цусиму,
позор и пораженье Порт-Артура,
И красные знамёна над Сучаном,
и триколор, простреленный свинцом,
И в Спасске паровозной топки пламя.
И то, что пуля – всё-таки не дура,
Докажет мне конвой на пересылке
и новый век с ухоженным лицом.
По проходным дворам Владивостока
домохозяек греет бабье лето,
На бельевых верёвках сохнут вещи,
попавшие недавно под тайфун,
И школьники поют о бригантине, -
и очень обнадёживает это,
Поскольку доброта – неизмерима,
а лиха, как известно, - только фунт.