Перечувственность. (Рассказ)

- Ты доверяешь мне. – это утверждение, а не вопрос. Ты настолько меня знаешь, настолько пропитался моими мыслями, что так дерзко позволяешь себе говорить за меня. Возможно, напротив, я настолько пропиталась твоими мыслями, насколько выплеснула свою чувственность, положила собственное сердце у твоих ног и, улыбаясь, упала на колени с фразой «Забирай. Всё что угодно забирай», что тебе и задумываться не стоит о моих чувствах. Для тебя они очевидны.
Ты прикасаешься к моим векам – я тут же закрываю глаза. Ты берёшь меня за руку и ведёшь куда-то. Наверное, вперёд. Ты сказал, что будешь подсказывать мне, будешь оберегать меня от проезжающих машин, бордюров или случайных веток.
- Только ты должна мне доверять.
С закрытыми глазами всё кажется другим. Прикосновения – острее, запахи – резче. Весь мир будто переворачивается и расцветает иными оттенками.
Осень. Я чувствую её, когда наступаю в кучу листьев. Ты тянешь меня вперёд, и я никогда-никогда не потеряю тебя из вида. Я никогда-никогда не упаду, пока ты ведёшь меня.
Солнце светит сквозь веки. Удивительное ощущение. Будто ты слепец, но это приятное неведенье. Темнота, наполненная теплом. Я чувствую твой запах, я обожаю твой запах. Ты останавливаешься, и я случайно ударяюсь о твоё плечо. Утыкаюсь лицом в твою куртку, и эта секунда становится чуть дольше обычной.
Ударяться о тебя можно. И насколько бы не было больно, это – необходимость. Я буду врезаться в спину, за которой ты меня прячешь ото всех.
Но это только когда мои глаза закрыты. Ты ведёшь меня с искренней нежностью и любовью, с чувством долга лишь когда я не могу делать это сама.
Лишь когда ты сам закрываешь мне глаза. Ты берёшь на себя ответственность за меня.
Я слышу шум. Много городского шума – чужие голоса, машины и шаги людей, шелест листвы и редкие завывания ветра. Твой тихий голос будто разрывает эту канитель - я вслушиваюсь. Твой голос слишком спокоен и настолько поразительно прекрасный, что снова секунды становятся длиннее.
Всякая влюблённость заставляет нас признавать человеческую идеальность. После тебя я начинаю верить в совершенство.
Надо бы сказать ты - мой поводырь. Но это не так. Ведь это я твоя собака, это я всегда иду за тобой, а в этот раз ты всего лишь подал мне руку.
Руки. Эти прикосновения не похожи ни на что другое – я чувствую, как ты случайно сжимаешь мою руку, как немного отстраняешься, как говоришь и хочешь дополнить фразу жестом. Каждое твоё случайное движение запоминается мною, руки – связующая нить между нами. Это понимание.
Возможно, это можно назвать доверием.
Когда мы подходим к бордюру, ты как-то инстинктивно сжимаешь мою руку сильнее, будто мы собираемся перепрыгнуть через пропасть, а не поднять ногу чуть выше обычного.
Ты наверняка этого не замечаешь, но я каждый раз вздрагиваю от этого импульса. Будто ты отдаёшь мне какую-то значительную часть себя.
С закрытыми глазами мир кажется другим, с закрытыми глазами каждое твоё прикосновение становится неимоверно важным.
- Поребрик.
Я всегда немного сбиваюсь, затормаживаюсь и несколько секунд думаю, как правильно ступить.
Ты выжидаешь и продолжаешь вести меня. Наклоняешься к уху и шепчешь какие идут прохожие. Говоришь, что только что прошёл мальчик, который бы мог мне понравиться, а после этого усмехаешься. Нет-нет, не из-за того, что я хочу открыть глаза и посмотреть ему вслед, а потому что ты понимаешь, что мне абсолютно безразличны все мальчики, которые проходят сейчас мимо. И мне так же безразличен любой другой человек кроме тебя.
Мы видимо выходим в безлюдное место. Ты повышаешь голос и с истинным артистизмом говоришь о том, как красиво вокруг. Что солнце светит угасающе, но тепло; что небо поразительно голубое, и что облака сейчас будто сошли в полутона. Что вокруг много деревьев и у каждого из них – свой оттенок листвы. Ты говоришь о том, какого цвета под ногами брусчатка и что между плитками такое расстояние, что будь я на шпильках - давно бы начала падать. Что поребрики здесь выше, чем обычно и удивительно, что в этом парке на скамейках никто не сидит.
Ты говоришь, что хочешь покормить голубей. Я усмехаюсь и отвечаю, что голубей ты любишь больше, чем меня.
Вместо ответной фразы ты начинаешь пересчитывать расхаживающих рядом птиц.
Я утыкаюсь в твоё плечо и с какой-то небывалой нежностью отношусь к тебе именно в эту секунду.
Мне хочется показать тебе всю свою любовь. Это чувство расползается внутри меня и становится невыносимо тяжёлым, огромнейшим и будто разрывает изнутри. Наполняет грудь какой-то странной обреченностью и тревогой.
Я не знаю, как показать тебе свою любовь. Я не могу представить с какой силой и чувственностью, с каким остервенением я должна обнять тебя, чтобы ты хоть на мгновение понял это ощущение. Я не могу подобрать слова, и я не могу придумать прикосновения. Это необъяснимо.
Ты наверняка чувствуешь, наверняка понимаешь, что я хватаюсь за тебя как за нечто последнее, будто ещё секунда-другая и ты уйдёшь навсегда, и это - прощание.
Но где гарантия, что ты не уйдёшь? Где хоть немного уверенности, что ты не оставишь меня одну посреди парка с закрытыми глазами?
Я не уверена в следующем мгновении. Я просто-напросто не уверена в этой жизни.
Повисает молчание. Я тону в собственных чувствах, а о твоих мыслях сейчас я боюсь думать.  
Жалеешь ли ты меня сейчас? Сочувствуешь ли? Снова делаешь одолжение моей такой обреченной, но сильной любви?
В мыслях снова и снова твои слова: «Я знаю».
Ты знаешь, насколько я тебя люблю. Может не точно, может, не совсем понимаешь ощущения, но точно знаешь, что очень сильно.
Мне бессмысленно показывать тебе что-то – ты знаешь. Ты всегда говоришь эти два слова с таким обречением, с каким-то пониманием и одновременно уверенностью, что мне кажется, будто эти слова тебе в тягость. Будто вся эта любовь для тебя это невыносимость, внезапно свалившаяся на плечи.
Ты знаешь, насколько я люблю тебя, поэтому ты сейчас молчишь, поэтому ты сейчас держишь меня за руку, поэтому ты так легко закрываешь мне глаза, поэтому ты так уверен в каждой моей мысли.
Я говорила, что хочу упасть перед тобой на колени?
Это жест полной обречённости, но порой мне кажется, что это единственноправильная сцена.
Ты стоишь, а я стою перед тобой на коленях. Ты сидишь, а я ползаю у тебя в ногах.
Собаки верные и преданные животные, но собаки не любят своих хозяев настолько сильно, насколько люблю тебя я.
Разрываешь сплетённые руки и, крепко держа за плечи, подводишь к скамейке. Мы сидим поодаль – ты кормишь голубей и рассказываешь мне об их раскраске, и о том какой из них самый наглый.
Твоя куртка на моих плечах. Я ощущаю твой запах, и мне, кажется, этого достаточно.
- Тебе холодно? – я говорю в пустоту, потому что глупо искать твой взгляд с закрытыми глазами.
- Нет. Холодно сейчас тебе.
Я как-то горько усмехаюсь и закидываю голову вверх. Как будто могу там что-то увидеть.
Мне кажется, будто ты снова хочешь сказать «Я знаю».
Никогда твоё понимание не было настолько болезненным для меня. Никогда ещё я не жалела так о том, что ты знаешь мои чувства.
Ты можешь знать хоть всю мою исполосованную душу. Ты можешь прочитать каждую строчку моих мыслей.
Но этот взгляд, пропитанный пониманием и жалостью, – самое ужасное.
Снисхождение.
Ты пару минут назад разрешил открыть мне глаза. Сказал, что, да-да, я тебе доверяю. Сказал, что это было интересно.
Я продолжаю сидеть зажмурившись.
Я не хочу видеть твоё преисполненное сочувствием лицо.
А ты молча сидишь, кормишь голубей и порой усмехаешься. Полностью в своих мыслях…
Ты с иронией думаешь сейчас о том, почему и как так получилось, что же было не так в этой жизни, какую мы совершили ошибку, что ты сидишь со мной, я сижу со своей любовью, и вряд ли это изменится. Вряд ли я хоть раз вырву свои руки, дерну свои плечи от твоих прикосновений. Вряд ли крикну «не прикасайся!» и не захочу упасть тебе в ноги. А ты вряд ли не усмехнёшься, не скажешь «я знаю» и не посмотришь на меня с этой странной болью, жалостью и наверняка виной.
Как будто действительно есть кто-то виноватый, что ты меня не любишь. Как будто это слишком тяжёлое бремя – моя любовь.