совместное фото и ключи от ее дачи, которые, наверное, уже никому не нужны…
Ей было почти восемнадцать, когда она, несмотря на родительские протесты и запреты,
засобиралась замуж. Вчерашние одноклассницы с завистью поглядывали, мол «Кто бы знал,
что наша Маринка так рано замуж выскочит! А была серенькая такая, неприметная,
подчеркнуто вежливая отличница. В тихом омуте…». А чего было ждать, собственно?
Семнадцать квадратов в коммуналке, ее раскладушка возле батареи и родители-математики,
которые просто душили своим образцовым воспитанием. Да и жених подвернулся как нельзя
кстати: из столицы, на девять лет старше, работящий, внимательный… А главное с отдельной
квартирой, в которой не было надобности переодеваться за занавеской и готовить борщи на
общей кухне. Была ли любовь? Да была, наверное. Хотя, о любви можно спорить бесконечно,
приводя массу различных доводов «за» и «против». И, несмотря на все «но», семья у них
с Борисом была крепкая: двое сынишек, совместный отпуск каждый год на юге, хорошая
работа, четыре пары лыж на захламленном балконе и, как у многих, годами не
прекращающийся ремонт. Через десять лет совместной жизни купили подержанный, но хороший
автомобиль, ещё через пять - дачу в пригороде… А ещё через год тяжело заболела мать
Бориса, которую пришлось перевезти к ним, чтобы не мотаться со шприцами и бульонами на
другой конец города. Так и жили, как говорил Савва Игнатьевич из «Покровских ворот»:
«Не для радости, а для совести»…
Я отлично помню день, когда Марина пришла ко мне просто так, без повода, вымокшая до
нитки под проливным осенним дождем. Это было 15-е октября, день рождения ее младшего
сына. Честно признаться, я очень удивилась, так как с Мариной мы никогда не были особо
близкими подругами, чтобы ради встречи со мной в такой день она всё бросила и приехала…
Только переступив через порог, она тяжело вздохнула, поставив на комод увесистый торт
и пакет дачного винограда и как-то странно улыбнулась:
- «Дорогой человечище, беда со мной - я влюбилась!
- «В кого?» - я выпучила глаза.
- «В козла!», - ответила Марина и расхохоталась.
- «Ну, мать, даешь! Уж лучше бы в барана, из него хоть шубу какую можно было бы
соорудить. А с козла что толку?».
- «Ой, и не говори! Ставь чайник, все расскажу».
Чайник орал, как потерпевший, но мы, как будто, не слышали его, а всё говорили,
говорили… Оказалось, что Марина таскает в себе эту тайну уже полгода. Закрутила она
любовь с инженером из соседнего отдела своего же проектного института. Немолодым уже,
лысоватым и по уши семейным Сергеем. Из рассказов Марины я узнала, что Сергей получает
250 рублей(очень порядочная по тем временам сумма), живет на две семьи и каким-то
невообразимым образом дурит Маринке голову.
- «Нет, Наташ, ну честное слово тебе говорю, я уже начинаю его бояться! Без
преувеличения – боюсь, и все. Дело в том, что в последнее время вещи начали случаться
необъяснимые. Ты только не смейся, ладно? Сны… Мне снятся сны», - Марина замолчала,
будто пытаясь предугадать мою реакцию на ее слова. Я с невозмутимым видом продолжала чаепитие.
- «Понимаешь ли, два месяца назад мне приснилось, что я покупаю новенький цветной
телевизор, а рядом со мной Серега ходит бледный, грустный такой, и всю дорогу молчит».
- «И что?», - я пожала плечами, - «Мне часто снятся старенькие, черно-белые поезда и
Великая Отечественная… Так там все бледные, худые, и кровищи по колено».
- «Да погоди… Дело в том, что на утро в понедельник он не пришел на работу, а позже
выяснилось, что в субботу они с женой поехали покупать новый телевизор. Сергей, неся
его к машине, упал и сломал ногу. Телевизор, разумеется, вдребезги».
- «Ай-яй-яй! Жаль телевизор», - я с ироничной досадой покачала головой. «А что за
телевизор хоть был?».
- «Да какая разница?! Черт с ним, с телевизором!», - воскликнула Марина. –
««Славутич» был. Дело же не в телевизоре, а в моем сне. Ну, Сергей мне снился худым,
бледным, и телевизор этот…»
- «Худым, бледным...», - я, улыбаясь, повторяла за Мариной.
- «Худым… Нет, цветным. Телевизор был цветным», - констатировала Марина.
- «И что с того?».
- «А то», - продолжила Марина, - «Что еще через две недели после этого начальник меня
решил отправить в командировку в Москву. Я обрадовалась так! Ну, представь, Москва –
какие командировочные! Да и вообще, я никогда не видела Москву, только проездом. Боря
обрадовался, дети. Даже свекровь духи мне заказала купить. А Сереже рассказала, так он
отговаривать стал. Все ерунду какую-то говорил, дескать, я, во что бы то ни стало,
должна остаться дома».
- «Завидует, подсиживает», - сострила я.
- «Да какой там! Он ведущий инженер, сплошь по заграницам ездит. Нужна ему та
Москва?», - ответила Марина. – «Тут другое. Признался, что сон ему снился про меня плохой.
Подробностей, как я ни старалась узнать, мне от него добиться не удалось. Хотела было
рукой на это махнуть, сказать, что ерунда это все, да только свой сон про него вспомнила
и отказалась ехать. И что ты думаешь!?»…
- «И что я думаю?», - мне уже стало действительно любопытно.
- «Вместо меня отправили Верочку. Хорошенькая такая девочка, год как устроилась к нам,
работала… Короче говоря, живой Вера не вернулась. На заводе на нее обрушилась опорная
балка. Сразу и насмерть. Главного инженера теперь судить будут, а вот жизни-то не
вернешь… Я, как узнала - оторопела. Похоже, это меня там должно было пришибить, если бы
не Сережин сон».
- «Во дела!», - я была под впечатлением. – «Марин, похоже, ты в рубашке родилась.
Спасибо Сергею твоему, в таком случае».
- «Да за что ему спасибо?», - вздохнула Марина. – «Лучше бы пришибло, ей-богу. И сама
мучаюсь, и его мучаю. Одна беда у меня с этой любовью, Наташ. Одна беда… Сама
издергалась, нервная вся какая-то стала, на Борю рычу, детвора от рук отбилась. Головой
тут, сердцем там… А тот, ухажер мой, тоже хорош! Никуда не торопится, все его
устраивает. Живет на две семьи. Старшему своему сыну всё деньги возит, жене первой на
блузки да колготки дает. Со второй женой и дочкой, иш, телевизоры цветные покупает. А
я, вроде как, жена выходного дня получаюсь. Ну, разумеется, самая любимая. Всё со мной
жить грозится. Уже полгода грозится. Вот скажи, ну стал бы он ей цветной телевизор
покупать, если бы планировал свои вещи собирать?».
- «Не знаю, Марин», - честно ответила я. – «Я правда не знаю».
- «Вот и я не знаю. Одно знаю: больше жизни его люблю. А ещё знаю, что помимо этого
между нами есть какая-то связь. На каком-то таком тонком уровне, что это даже и
объяснить сложно. Я вот тебе сейчас привела наглядные примеры. О, если бы ты знала,
сколько с нами происходило таких незначительных, необъяснимых вещей! Только подумаю о
нем, и вот он, стоит на остановке, улыбается. В перерыв ко мне с книжкой приходит: «На,
вот, новое собрание фантастики, ты любишь, я знаю», - книжку, значит, мне протягивает.
Смеюсь и достаю из ящика стола точно такую же: «А я вчера вечером тебе купила». Алёшка,
сын старший, набедокурил, в милицию забрали. Боря пошел его вызволять, а я сижу дома и
так гадко мне на душе, слезы сами по щекам текут. Телефонный звонок: «Ты плачешь? Что
стряслось?», - Сергей вот так просто звонит мне вечером, и интересуется вместо простого,
замаскированного под коллегиальное, «здравствуй». Да он мне вообще никогда не звонит по
вечерам! Наташ, да я и не упомню все, честное слово. Что это, если не какая-то
мистическая, странная связь? Знаешь, страшно мне как-то. Я чувствую, что грядут большие
перемены, и они пугают меня. Одно знаю: какой бы он ни был, с ним мне ничего не
страшно, больше жизни его люблю», - повторила Марина.
Я не знала, радоваться ли мне за подругу, или печалиться. Я даже не знала, что ей
ответить на такое душевное излияние. В моем сознании Марина существовала неразрывно с
Борисом и детворой – Алёшкой и Андреем, и без них я себе уже не представляла Маринку.
Ещё меньше я ее представляла себе с лысым инженером Сергеем, настроенным на странную
мистическую волну. Странно было мне представить, что подруга сможет так круто изменить
свою жизнь, а ещё труднее было понять ее… У меня никогда не было ни мужа, ни любовника,
ни детей, а любила я только свою работу, да и то, уж никак не больше жизни.
В тот вечер Марина ушла, даже забыв в прихожей торт и связку ключей у меня на кухонном
столе. Вечером я перезвонила ей. Она не могла толком разговаривать, потому, что дом был
полон гостей ее сына. Сказала только, что забытыми продуктами я могу распоряжаться по
своему усмотрению, а ключи от дачи, забытые кухне, она заберет как-нибудь потом, все
равно до весны туда больше никто не собирался. Тогда я видела Марину в последний раз.
За последние полгода мы с Мариной не виделись, и созванивались всего дважды. Один раз,
когда она позвонила 26-го декабря, поздравить меня с очередным днем рождения. Второй же
раз, она позвонила мне поздно вечером 2-го апреля, поплакать и сообщить, что Борис
скончался от острой почечной недостаточности. Я принесла свои соболезнования, и
спросила, когда состоятся похороны. Но Марина ответила, что Бориса повезут на его родину
в Днепропетровск, чтобы похоронить рядом с его отцом. Еще через пару недель я
позвонила ей, но младший сын ответил, что мама уехала к какой-то родственнице, а сами
они собираются разменивать квартиру и переезжать в другой город. Больше на этом телефоне
трубку никогда не снимали.
С тех пор прошло уже 7 лет. Три месяца назад я записалась добровольцем в социальную
организацию, занимающуюся оказанием безвозмездной помощи одиноким старикам. Свою семью
я так и не создала, детей не родила. Честно сказать, как бы там ни было, но хочется
хоть как-то реализовать свою нерастраченную заботу, потому что рано или поздно, на смену
желанию получать, приходит простое человеческое желание отдавать и оберегать. Поэтому
мне дали трех подшефных бабулек, которым три раза в неделю я ходила в магазин за
продуктами и по мелочи помогала по хозяйству. А три дня назад мне дали ещё один адрес:
проспект маршала Жукова, дом 28 кв. 8, Ларионова Валентина Ивановна. – «Ларионова…»,
- подумала я, - «Прямо как моя старая подруга Марина… И где она теперь?»…
Моя новая подшефная бабушка долго не открывала дверь, поэтому пришлось стучать и звонить
минут десять. В конце - концов на пороге возникла очень древняя старушка, седая, и не
очень опрятная. Я представилась, прошла в квартиру и помыла руки. Квартирка была
однокомнатная, совсем крохотная, со старой мебелью и пыльными, усыпанными крошками
половиками. Валентина Ивановна улыбнулась мне, и поспешила снова лечь в разобранную
постель:
- «Деточка, ты прости, прилягу я, совсем меня, старую, ноги не слушаются. Соседка, это
все соседка моя, Галина. Это она меня к вам в службу записала. Говорит, что только ей я
и нужна одной. А она меня на шесть лет всего моложе, уже не справляется одна за собой да
за мной. Да мне много не надо, деточка, ты мне просто цветы полей и пыль протри. А
кушать я и сама могу приготовить, потихонечку. Ты не переживай, деточка. Тебя как
зовут?».
- «Наташа», - ответила я.
- «Вот спасибо тебе, Наташенька. Пусть Бог тебе помогает. Раньше -то оно как, пока
здорова была да детки живы, казалось Бога нет, да и не надобен он был. За нас комсомол
заботился и партия, а не Бог. А тут сыночка схоронила, ноги не ходят теперь, все чаще
кажется, что есть он, Бог. Вон, поди, не слышу уже почти ничего, а как Бог зовет, слышу.
И с каждым днем все громче», - прохрипела бабуля.
- «Валентина Ивановна, вы не волнуйтесь только. Все будет хорошо. Отдыхайте», -
поторопилась я успокоить бабулю и начала вытирать пыль со старушечьего добра. Обойти с
тряпкой маленькую квартирку не составило особого труда и заняло всего минут пять. Я
полила цветы, и уже было собралась уходить, как вдруг бабуля приподнялась и указала
пальцем на сервант с посудой:
- «И Бореньку, Борю, сыночка моего протри, Наташечка».
Открыв сервант, у меня по спине побежали мурашки. В его глубине все было заставлено
фотографиями в рамках. С самой большой из них на меня смотрел Борис, муж той самой моей
подруги Марины, а с других и сама Марина с их сыновьями.
- «Валентина Ивановна, это ваш сын?», - я показала фотографию старушке.
- «Да, сынок мой покойный, Боренька», - ответила Валентина, уже вот-вот готовая разрыдаться.
- «А это Марина и ваши внуки?», - протянула я другое фото.
- «Да, Это Алёша и Андрюша, внучата мои, и невестка моя… покойная….», - объяснила старушка.
- «Покойная?», - обомлела я и сползла в кресло…
Мы проговорили с Валентиной Ивановной несколько часов, за которые она мне успела
рассказать, что сразу после смерти Бориса ее внуки решили разменять их четырехкомнатную
квартиру. В одну квартиру переселили ее, Валентину Ивановну, а другая досталась ее
внукам, сыновьям Марины и Бориса. Марина недолго горевала по мужу, и уже через пару
месяцев после похорон, переехала жить на квартиру к Сергею, своему любовнику. Первое
время Марина это тщательно скрывала от свекрови и детей, говоря, что она ездит по
многочисленным родственникам, чтобы развеяться. Когда же все стало известно, Валентина
Ивановна раз и навсегда отказалась общаться с Мариной, посчитав, что таким
легкомысленным поведением она пятнает память ее сына. Но счастливой жизни у Марины так
и не получилось. Внуки рассказывали Валентине Ивановне, что их мать то и дело приходила
ночевать к ним, а потом и вовсе переехала с вещами насовсем. Вроде бы, Сергей так и не
смог разобраться в своих многочисленных семьях, окончательно запутался и запил. С
Мариной они часто ссорились, а когда после очередного прогула Сергея уволили с работы,
Марина и вовсе ушла от него, собрав вещи. Только то и делала, что бегала к нему готовить
и стирать. Говорила, что из жалости, чтобы не помер с голоду и не зарос грязью. Но, так
или иначе, Марина всегда возвращалась к нему. Так они и жили несколько лет, то
ссорились, то мирились, то сходились, потом снова расходились, пока в один прекрасный
момент Сергея не нашли с заточкой в сердце в его собственной квартире, куда в последнее
время был вхож любой, у кого была бутылка и дешевенькая закуска. Незадолго до этого,
Марина жаловалась детям, что у нее очень часто болит на вдохе в области сердца и ее
мучают тревожные предчувствия по поводу Сергея, плакала, и постоянно хотела его о чем-то
предупредить. Но сыновья отпаивали Марину валидолом и говорили, что это нервное и
скоро пройдет.
Позже, уже после смерти Сергея, Марина приходила к Валентине Ивановне и очень просила
простить ее и понять. Объясняла, что так сложились обстоятельства, что она любила ее
сына, а с Сергеем она расстаться не могла, потому что чувствовала с ним какую-то
прочную, необъяснимую связь, которая, наверное, даже сильнее любви. Упрямая свекровь
так и не простила Марину и прогнала.
Четыре года назад врач выдал сыновьям на руки справки и рентгеновские снимки их матери,
и беспомощно развел руками. На одном из этих снимков было отчетливо видно крупное
затемнение в легком. Как раз в области сердца... Марина отказалась от всяческого
лечения, и переехала из больницы домой, так никому ничего и не объяснив…
***
- «Связь, связь….», - бубнила себе под нос Валентина Ивановна, когда я под локоть
выводила ее во двор на скамейку покормить голубей. – «Помнили бы ещё внуки об этой
связи. А то за год ни словечка, ни весточки… Одна ты у меня осталась, и Галина,
соседка. Но она всего на шесть лет меня моложе, тяжело ей, уже не справляется одна за
собой, да за мной».
___________________________________________________________________________________
«Мужчина и женщина, предназначенные друг другу судьбой, связаны всю жизнь невидимой
красной нитью. Она может растягиваться бесконечно долго, и сокращаться, когда люди идут
на встречу друг другу. Для этой нити не являются преградой обстоятельства, время или
расстояния, она никогда не может порваться» (из древней китайской легенды о красной
нити судьбы).