Так смешно, что расплакаться впору! –
Клоун, гад, веселит до упаду.
Я бы с ним – ни в разведку, ни в гору.
Я б ему – семихвосткой в награду!
Он же каждое утро «оттуда»
За бритьём наблюдает и рожи
Долго корчит…
Как подлый иуда
День вчерашний дотошно итожит:
Подсчитает грехи и огрехи,
Предавая секреты огласке,
А в конце для всеобщей потехи
В локоть торкнет и бритвой опасной
Нам двоим рассечёт подбородок,
Рассмеётся: «Ты, мальчик, красава!»
II.
За завтраком, сражаясь с бутербродом,
Читая киноповесть Куросавы,
Затылком ощущаю тяжесть взгляда
Из треснутого, пыльного окошка:
Добавив в чай осенний каплю яда,
Паяц ползёт лучом-сороконожкой
По вееру невымытой посуды
И лыбится – он знает, что я знаю,
Что знает он о казусах простуды,
Полученной в моленьях злому маю…
Прикрыв оплывший грим плащом рассвета,
Фигляр меняет лики и гримасы
И нараспев даёт свои советы:
«Точи, дружище, на работе лясы
И гордо верь в пустые миражи…»
III.
Осень под вечер вздыхает и гаснет,
Ветер на листьях рябин ворожит
И повторяет крыловские басни…
Гаер устало за мной семенит,
Не разбирая в потёмках дороги.
Он не скрывает обиженный вид –
Вымок и стёр несуразные ноги,
Сердце к тому же частит и болит
Там за грудиной.
…А дома лишь тени
И начеку тишина-динамит:
Взрыв то назначит, то снова отменит…
***
Громко зевая, Ковёрный бубнит:
«Спать бы ложился, а то спозаранку
Снова смеяться заставишь навзрыд…»
IV.
…Назло ему беру свою тальянку,
Играю тихо вальс «Осенний сон»
И вспоминаю вновь, как троекратно
Кричали в небе птицы в унисон
С тем поездом, что вёз меня обратно…
* Коулрофобия – боязнь клоунов.