Он на ребёнка с матом не присвистнет,
Он курицу ногой не подшибёт,
А на поверку - женоненавистник:
Как от вина его от женщин рвёт.
Меж огородов, на краю оврага
Мы отмечали ясный Божий день.
Он выпил свою долю и заплакал,
И кулаком ударил о плетень:
- Царица, падла, продала Аляску!
Как вспомню, слышь, хоть волком завывай!
За тряпки да за новую коляску,
Ведь ты подумай только, - целый край!
Они ж оттуда золото возили
Потом мешками. Аж в глазах темно!
Прикинь-ка! Бабу - управлять Россией!
Да я б их всех! Да я б их под одно!
Я возразил - что продал император:
Любэ поЁт, но - сохранился чек…
На что вспылил он, и продолжил матом,
Что баба вообще не человек.
- А помнишь мою первую змеищу?
Чуть я в запой - она уж на юга...
Томилась, сволочь: днём наряды ищет,
А на ночь - вынь да выложь мужика!
Он допил всё. И по забору хрястнув
Тоской, в кулак зажатой добела,
Заплакал вновь, и вряд ли об Аляске,
Которую царица продала.