ЧУДИК
«Умейте не смотреть, а видеть!»
Бруно Ясинский
Эта удивительная и поучительная история, которую я хочу вам рассказать, произошла в прошлом году в доме 36 по 2-й Советской улице. Думаю, в каждом городе, даже в каждом дворе можно встретить какого-то странного, нетипичного человек, которого соседи иначе, чем «чудиком», не называют.
В нашем доме это прозвище прочно закрепилось за Львом Николаевичем Сидоровым, проживающим вместе с женой и тещей в 45-й квартире на 3-м этаже. Ну, посудите сами! Во-первых, наш «чудик», как его называли между собой соседи, нелепо одевался. Осенью и весной он ходил в длинном до пят безразмерном, сером, замызганном плаще, обычно застегнутом не на ту пуговицу. От этого его фигура казалась какой-то скособоченной. Зимой он щеголял в «демобилизованном» солдатском полушубке, олицетворявшем в далекие 60-е мечту советского человека о дубленке.
Летом он обычно носил ярчайшие так называемые «гавайские» рубашки навыпуск, на которых резвились обезьянки, попугаи и прочие экзотические существа. Как правило, эти рубашки, купленные в секонд-хенде, не подходили ему по размеру, они или взрывались на животе, или предоставляли ему возможность значительно подрасти и потолстеть.
Но тяжелее всего складывались его отношения с брюками. То они были слишком короткие, показывавшие его носки и ноги, то слишком длинные и волочились по земле. То были заужены, то широкими, как морские клеши. Чудик явно не успевал за меняющейся модой.
Но этим не исчерпывались странности его одежды. Он любил замысловатые головные уборы. То надевал кепи «а ля Шерлок Холмс», то берет, как у Че Гевары, то напяливал вязаную шапочку перуанских индейцев, а одно лето проходил в пробковом шлеме, как английский колонизатор с карикатур знаменитого Ефимова.
И вообще, он был каким-то «неотчетливым» человеком неопределенного возраста и неуверенной шаркающей походкой с невнятными чертами лица, покрытого псевдомодной полуседой щетиной, на котором красовались очки с толстенными стеклами. В общем, как говорила соседка с пятого этажа Инна Евсеевна, он был «полным ку-ку». С этой емкой характеристикой были согласны почти все жители нашего дома.
Говоря о чудике, нельзя не сказать о членах его семьи. Его жена Виолетта, или просто Вета, была невысокой шарообразной женщиной с копной волос, выкрашенных в ярко рыжий цвет. Она носила балахонистые одежды, короткие юбки и сапоги на высоченных каблуках, явно подражая известной поп-звезде. Иногда даже наш герой, желая польстить жене, называл ее Аллочкой, надеясь, что она расчувствуется и сварит свой «знаменитый» борщ, «пушкинский борщ», якобы по рецепту Арины Родионовны.
Виолетта много лет проработала музыкальным руководителем в детском саду. И это наложило определенный отпечаток на ее поведение. Его характерными особенностями были сюсюканье и командирский тон сержанта-сверхсрочника, а иногда – странное смешение того и другого. Вета относилась к мужу, как к недисциплинированному ученику и постоянно учила его уму-разуму.
Настоящим же командиром в этой семье была теща, Татьяна Руслановна, «заслуженный медик в отставке», так она любила говорить о себе. Она активно воспитывала всех, кто попадался ей под руку. Но, конечно, в первую очередь – дочку и зятя.
Татьяна Руслановна была известной общественной деятельницей микрорайона. Она могла появиться во дворе уже в 7 утра и умчаться по свои загадочным ветеранским делам. Могла появиться во дворе и к вечеру. Но, что особенно интересно, она всегда находила объект для критики. Собачатникам и кошатникам доставалось от нее больше всего, хотя и мамашам с детьми приходилось выслушивать от нее уйму критики.
Татьяна Руслановна могла по малейшему поводу (да и без повода) разразиться длиннющими гневными монологами, в которых всегда присутствовали ее любимые фразы: «если не я, то кто?», «мы – медики», «о, времена, о нравы!», «Гиппократ говорил…» и т.д., и т.п.
Обычно вечером, часов восемь, Вета выводила мужа на прогулку. «Молодые на променаде», - так отвечала теща на телефонные звонки. Наблюдать за этим действием было крайне интересно. Как говорила Инна Евсеевна, соседка с пятого этажа, известный в нашем доме театрал: «Это не прогулка, а спектакль в трех актах».
В первом – Вета играла роль воспитательницы, выводящей на прогулку своего подопечного. Она укутывала его горло длинным шарфом, брала за руку, и они отправлялись по стандартному маршруту – до универсама и обратно.
Очевидно, ей на работе не с кем было поговорить, и она восполняла этот пробел на прогулке. Она говорила о директоре, который постоянно к ней придирается, о талантливом Вовике или капризной Леночке, о Людмиле Федоровне – логопеде, которая постоянно меняет наряды, «но вкуса, вкуса нет!» и о многом другом из закулисной жизни детского сада.
Во втором акте спектакля созревал конфликт. Чудику, молчавшему первые десять минут, надоедала болтовня жены. Он все чаще и чаще перебивал ее монолог язвительными репликами. Та наминала раздражаться и переходила на критику мужа. Слово за слово, и возникал самый вульгарный семейный скандал.
После непродолжительного «обмена любезностями» с криками: «Хам!» Виолетта поворачивалась к дому. Чудик с гордо поднятой головой продолжал свой путь к универсаму.
Третий акт этой мелодрамы разыгрывался примерно минут через 20. Чудик успокаивался и, полный раскаяния, спешил домой. Около дома его встречала заплаканная жена, они просили прощения друг у друга, и в семье воцарялся мир. В общем, «полный хеппи-энд», как говорила Инна Евсеевна. С небольшими нюансами этот спектакль из жизни семейства Чудика разыгрывался почти каждый день!
Привычную жизнь семейства нашего Чудика прервал Господин Случай. Это произошло в начале мая прошлого года, когда наша ближайшая станция метро стала на ремонт. Чудику пришлось добираться до работы на автобусе. На остановке скопилось довольно много народу. Автобусы подходили часто, но нужный номер запаздывал. Когда же он пришел, началось столпотворение, толпа ринулась на его штурм. Автобус кряхтел, качался, но принял в свою утробу нескольких счастливцев, в числе которых оказался и наш герой.
Я уже давно понял, что когда говорят, что автобус не резиновый, это не совсем так. Как бы не был он переполнен, в него всегда смогут внедриться еще несколько человек. Правда, автобус отомстил влезшим в него нахалам: у кого-то были оторваны пуговицы, у кого-то сломан зонтик и т.д, и т.п. Чудику был нанесен тяжелейший урон, у него сбили очки с лица и раздавлены запасные, хранившиеся в левом кармане его пиджака.
О роли очков в жизни Чудика следует сказать особо. Через несколько лет после женитьбы, заметив, что зрение зятя стало ухудшаться, Татьяна Руслановна устроила ему консультацию у своей подруги, известного в городе офтальмолога. Та поставила ему страшный диагноз – параноидальная дистрофия глаз (ПДГ). Подобрав ему какие-то специальные, очень сложные очки, которые он должен был носить не снимая. В противном случае ему грозила слепота.
Нельзя сказать, что в этих очках он прекрасно видел. Нет, скорее хуже, чем раньше. Но это было лучше, чем слепота. Сначала было очень неудобно их носить. Глаза резало, они слезились. Но постепенно он к ним привык. Теща тщательно следила за тем, чтобы Николай Львович выполнял все указания офтальмолога и никогда не снимал прописанные им очки.
После двадцатиминутного тесного общения с народом Чудик прибыл к месту назначения. «Отрыгнув» переработанную «порцию» пассажиров, автобус заурчал, хрюкнул, дернулся и уехал, оставив на остановке помятого, почти ничего не видящего Чудика. К счастью, его подобрал проходящий мимо сослуживец и помог добраться до работы.
Чудик сел за свой стол и стал перебирать бумаги. Но вместо текста видел только серое пятно. Его охватил ужас. Он вспомнил слова офтальмолога: «Никогда не снимайте очки. У Вас дистрофия сетчатки, и прямые солнечные лучи могут привести к полной потере зрения!»
Видя отчаяние Чудика, сослуживцы стали наперебой предлагать ему свои очки. Он сначала отнекивался, объяснял, что у него были не простые очки, а специальные, индивидуально подобранные и изготовленные в лаборатории Центра глазных заболеваний. Потом, не желая обижать коллег, он внял уговорам, попробовал одни очки, другие, и отчетливо увидел заголовок книги, лежащей на его столе. «Справочник системотехника» - прочитал он почти по складам, потом взял со стола лист бумаги и уверенно прочитал: «Пояснительная записка». Он поднял глаза, увидел взволнованные лица коллег и полувопросительно сказал: «Я вижу?», - а потом утвердительно: «Я хорошо вижу! Я прекрасно вижу!»
Порадовавшись за своего коллегу, сослуживцы разошлись по рабочим местам. Чудик долго выспрашивал хозяина очков, своего давнишнего приятеля Ивана Ивановича о дефектах его зрения. Но оказалось, что это всего лишь типичная дальнозоркость.
В обеденный перерыв Чудик с Иваном Ивановичем зашел в ближайшую «Оптику». Окулист определил у него сильную дальнозоркость и прописал очки такие же, как у коллеги. Историю про знаменитого офтальмолога и про его странный диагноз он выслушал с явным недоверием и удивлением, а о болезни «параноидальная дистрофия глаза» (ПДГ) никогда не слышал.
Чудик возвращался домой в приподнятом настроении. Он с интересом разглядывал дома, афиши, прохожих. Его внимание привлекла красивая молодая женщина, шедшая ему навстречу. Он ей улыбнулся и в ответ получил улыбку. Жизнь была прекрасна!
Но, чем ближе он подходил к дому, тем больше задумывался о случившемся. Почему он много лет жил жизнью полуслепого человека? Он терялся в догадках.
Дверь открыла теща. Увидев зятя в новых очках, она молча, не отвечая на его вопросы, быстро собрала свои вещи и уехала к своей старшей дочери. Чудик прошелся по квартире. В новых очках все выглядело по-другому. Было грязно. Пыль толстым слоем покрывала мебель. Похоже, что в квартире никогда не мыли пол, не пылесосили коврики, всюду были разбросаны предметы женского гардероба. Стоящие на полках буфета хрустальные бокалы и вазы, скопившиеся за много лет – подношения благодарных пациентов Татьяны Руслановны и родителей юных «вундеркиндов», с которыми занималась музыкальной грамотой Виолетта, были грязно серого цвета.
Виолетта появилась дома, как всегда, около семи. Увидев Чудика в новых очках, она с недоумением и страхом уставилась на него.
- Как? Почему? Тебе нельзя носить простые очки! Ты потеряешь зрение! Надень сейчас же свои старые очки!
- Я в очках, которые мне прописал врач! – сдерживая себя, нарочито спокойным голосом сказал Чудик. – Потрудись объяснить всю эту идиотскую историю с моей, так называемой, «дистрофией сетчатки»!
- Это не я! – зарыдала Вета. – Это придумала мама. Помнишь, десять лет назад тебе названивала Милочка из вашего отдела? Помнишь, как ты пришел под утро весь в губной помаде? Я была в отчаянии! И тогда мама со своей подругой-офтальмологом Марией Николаевной придумали хитрый план – наврать тебе про тяжелейшую глазную болезнь, сделать так, чтобы тебе было не до разных «милочек». Мне она об этом ничего не сказала. Я узнала правду только два года назад, когда уже было поздно что-либо менять.
После чудесного прозрения Чудик преобразился, стал тщательно бриться, обновил свой гардероб. Брюки его были всегда отпарены, ботинки начищены, от него стало пахнуть дорогим парфюмом. Он превратился в весьма респектабельного мужчину среднего возраста, которого все соседи стали уважительно называть Львом Николаевичем.
Да и Вета похорошела. Она обстригла свою гриву, перестала краситься в красный цвет, носить балахоны и превратилась в довольно миловидную женщину.
P.S.: Примерно через месяц после «прозрения» Льва Николаевича Иван Иванович задал другу неожиданный вопрос:
- Ты рад тому, что теперь можешь видеть настоящую жизнь?
Лев Николаевич глубоко затянулся сигаретой, немного помолчал и сказал:
- Если честно, то не знаю. Чему радоваться? Жена оказалась дурнушкой. И к тому же похода не на Пугачеву, а на пожилого Винни-Пуха, и плохой хозяйкой, теща – злой интриганкой. На улицах – грязь несусветная. А коллеги, которые раньше мне помогали и поддерживали, теперь соревнуются в колкостях. Нет, пожалуй, раньше мне жилось лучше!
VIII/2011