и всё достанет вдоль и поперёк,
приедешь, городской и белобрючный,
в домишко обветшалый на денёк.
И, в сенцах осторожно сев на лавку,
почешешь репу: сколько ж зим и лет
не вспоминал про худенькую бабку,
которой и в живых-то больше нет.
Войдёшь, чуть тронешь печь, смахнёшь тенёты,
задержишь долгий взгляд на образах.
И будто голос бабушки: "Ну что ты?
Пойдём ко мне на печку, залезай!
Замёрз, небось, сынок?.."
И станет горько.
Хлебнёшь из крынки стылую тоску.
Вечерняя зайдёт и выйдет зорька,
не задержавшись, не попив чайку.
Так и заснёшь, чуть совы станут тише,
чуть ставен скрип умолкнет на ветру.
И только чьё-то гнёздышко на крыше
тепло зашебуршится поутру.