Четверо подчиненных юбилярши сидели за импровизированным столом без особого энтузиазма. Со стен на преподавательниц русского языка и литературы смотрели бритые, а также усатые и бородатые классики, которые явно не одобряли распитие спиртных напитков в рабочее время. Сама же виновница торжества выглядела весьма довольной и собой, и обстановкой.
Заведовать кафедрой Валерию Савельевну назначили всего три месяца назад. Она пришла в вуз, не имея ни опыта работы в этой сфере, ни знакомств, ни поддержки. Невысокая сухопарая дама с пучком некрашеных волос явно не вписывалась в компанию мелированных модных стрижек. Завоевать их авторитет стало для новой заведующей не просто делом чести, а условием дальнейшего выживания среди стервозных дамочек, каждая из которых была себе на уме.
По-правде говоря, Валерия Савельевна опасалась не столько сослуживиц, сколько студентов, которые были гораздо больше осведомлены о личной жизни звезд кино и телеэкрана, чем о высоких переживаниях героев Толстого и Достоевского. Своей личной жизни у нее не было, и хищные пираньи были уже в курсе.
Обычный бабский разговор о детях, мужьях и мужчинах их временно заменяющих не клеился. Обсуждение личной жизни киноактеров казалась неуместной под взглядами нестареющих классиков. Нет хуже наказания, чем вытягивать из себя слова любезности по отношению к тому, кого в другой ситуации не удостоил бы и кивком. Тем педагогическим коллективам, где есть хотя бы один мужчина, повезло: раз есть кому разливать, значит есть и кому говорить тосты. В отсутствие представителей сильного пола эту почетную обязанность взяла на себя энергичная Лариса Петровна, которой, вопреки всем стараниям, так и не досталась должность заведующей.
Сослуживицы чокнулись. Лариса Петровна пожелала имениннице долгих лет жизни и успехов на новой для нее ниве просвещения. Все пригубили и смотрели друг на друга, словно спрашивая, можно ли уже расходиться. Но так уж получилось, что никто из пятерых никуда особо спешил, да и скромное угощение выглядело весьма достойно. Четыре руки потянулись к бутербродам.
Наконец Лариса Петровна предложила накатить еще по одной и выпить за великую русскую литературу, которой все пятеро подвижниц беззаветно служили всю сознательную жизнь – кто у школьной доски, кто за столом в редакции, а кто и за университетской кафедрой.
После третьей рюмки глазки словесниц заблестели, и беседа завязалась сама собой.
- А я ему говорю, девочки, что все сюжеты можно по пальцам пересчитать. А он спрашивает: «Пальцев на руках или на ногах тоже?» - слегка заикаясь, но с привычным апломбом вспомнила последний экзамен субтильная Серафима Михайловна.
- Ну это вы, Симочка, преувеличиваете, - забасила Мария Семеновна – дама с огромными серьгами и гребнем из малахита в медных волосах. – Все-таки, и антураж меняется, и типажи.
Обе коллеги вопросительно поглядели на новую заведующую, явно ожидая поддержки. Но та сосредоточенно ковыряла вилкой кусок торта, старательно счищая крем.
Ларисе Васильевне снова пришлось брать огонь на себя:
- Ну конечно, типажи другие. Раньше сюжеты были про героев, про эльфов разных, про бандитов с большой дороги. А сейчас?
- А сейчас только про бандитов, - вздохнула Симочка, вспоминая студента, который уже будучи в университете, в первый раз в жизни взял книжку на русском языке.
- А хотите, я вам одну историю расскажу, - вдруг предложила именинница. Постарайтесь определить, какой классический сюжет лежит в ее основе. Мне почему-то кажется, что их тут даже не один.
Все четверо товарок энергично закивали и перед тем, как слушать, еще раз выпили за здоровье заведующей.
- Лет тридцать назад, еще до перестройки, меня послали в лагерь вожатой. Назывался он, как сейчас помню, «Голубой лес». Я тогда работала в библиотеке, и очень обрадовалась назначению. Думала: хоть на природе побуду, а то целое лето в библиотечной пыли. Лагерь был от одного министерства, и дети там собрались самые разные. От – отпрысков замминистров, до детей наших дворничих и библиотекарш. Советская система, хоть мы ее теперь и часто ругаем, давала молодежи возможность общаться без всяких сословных ограничений.
- Меня поставили на старший отряд – деткам лет по четырнадцать. Зарядка, линейка, общественно-полезные мероприятия, спортивные соревнования, кружки по интересам, а вечером – танцы или кино. Что мы, вожатые, делали? Да в основном, следили за тем, чтобы подростки не болтались без дела. А вдвоем за тридцатью гавриками не уследишь.
Коллеги дружно закивали: как же, восьмидесятые – время их молодости. Время больших надежд и большого дефицита. Эпоха «Boney M» и «ABBA». Время сословного равенства и победившего народ социализма. Какие-то зацепочки, блики, отзвуки тех лет нет-нет, да и возникают в душе, не позволяя ей полностью погрузиться в меркантилизм современности.
- Вторым вожатым у нас в отряде тоже был сотрудник из министерства. Звали его Рома, он был меня года на два постарше. Говорили, он очень хорошо разбирался в компьютерах, что по тем временам, сами помните, было большой редкостью. Так вот, этого Рому также как и меня, по комсомольской путевке отправили в лагерь вожатым. Помните комсомольские путевки? Кто на овощебазу, кто на стройку, а кто и на курорт в Болгарию. Нам достался «Голубой лес».
Дамы снова дружно закивали. Воспоминания о годах молодости сближали не хуже рябины на коньяке. То. Что тридцать лет назад казалось несправедливым, даже оскорбительным, теперь было окружено каким-то радужным сиянием, почти ореолом святости. Что ни говори, а об эпохе позднего застоя у них были личные впечатления, которые совершенно не совпадали ни с картинкой, которую показывают по телевизору, ни тем более с сегодняшней еще более несправедливой и оскорбительной реальностью.
- Ну так вот. Большого желания строить пионеров у Ромы не было. Мне приходилось и ватман выбивать для стенгазет, и краски, и мячики, и еще черт знает что. На эти дела тоже был дефицит. А Ромке хоть бы хны. Ему бы только байки травить среди девчонок. А пацанов кто строить будет?
На лице Валерии Сергеевны отражались противоречивые чувства. С одной стороны, воспоминания молодости грели ей душу, но с другой – воспоминания о чужой халяве по-прежнему раздражали ее сердце, которое жаждало справедливости. Она чиркнула зажигалкой, затянулась. Сослуживицы молча переглянулись и тоже полезли в сумочки.
- Так вот, собственно, к сюжету, - Валерия Савельевна выпустила изо рта колечко дыма. – Мой напарничек влюбился, как восьмиклассник. В отряде у нас была одна девочка, естественно, Юлия. Что-то ее отличало от остальных. Какая-то уверенность, что ли. Чувство собственного достоинства. Независимость. В принципе, девочка как девочка, хотя и грудь и попа уже были на месте. Ее папа был замминистра.
Лица преподавательниц слегка вытянулись, ожидая закономерной развязки. Валерия Савельевна волевым движением затушила сигаретку и закончила печальную повесть:
- В общем, вызвал начальник лагеря этого Рому и велел в двадцать четыре часа собрать вещички. А тут как назло родительский день. И сам замминистра, по-нынешнему, VIP, прикатил на черной «Волге» проведать чадо. Директор, естественно, решил перестраховаться и рассказал ему весь сюжет. Папаша тут же запихнул дочку в «Волгу» и был таков. А Ромке пришлось писать «по собственному». Это, так сказать, сюжет номер один.
- А что же было потом? – заинтересованно спросила Мария Семеновна, утирая салфеткой съехавшие губы. – Они умерли?
- Да какой там! – решила высказать свою версию Лариса Петровна. – Да они через некоторое время забыли друг про друга. Как миленькие. Шекспир отдыхает.
- Девочку, скорее всего, загрузили учебой. А Ромео встал на путь коммерции, - оказалась ближе всех к истине Серафима Михайловна.
- Вы абсолютно правы, - поддержала ее именинница. – В этом второй сюжет. Рома стал сначала нелегально торговать компьютерами, потом создал один из первых кооперативов. В общем, в лихие девяностые его имя было у всех на слуху.
- Ну а сейчас? Сейчас где он? – живо поинтересовалась Лариса Петровна, явно смешивая литературу с жизнью.
- Не знаю, - вздохнула завкафедрой и навалила себе фруктового салата. – Попробуйте, по-моему, очень хороший получился.
Снова повисла неловкая пауза. Четыре ложки нехотя потянулись к разворошенному блюду.
- А мне вот что не понятно, - вдруг вступила в разговор молчавшая до этого Екатерина Карповна. – Кто же все-таки стуканул начальству? Ведь ничего могло и не быть. Ну, посидели вдвоем в пионерской комнате, порисовали газету. Ну погуляли по территории лагеря, порассказывали друг дружке байки. И что – это уже педофилия? Да это сейчас педагога посадить могут только за то, что он девочке правильно руку поставил со смычком. Или если у него, упаси Господи, штаны вдруг на заднице разошлись. Но раньше-то всего этого не было! Я сама, помню, была влюблена в вожатого, открытки ему писала с сердечками. А Роме вашему ни за что ни про что аморалку вкатили. Хотя тоже по-своему гуманно. В наше время его бы вообще посадили лет на пять. А так – только карьеру испортили.
- Ну уж и испортили! – развела руками Валерия Савельевна. Да министрество наше в девяносто втором расформировали, папаша тот стал безработным, а девочка в Америку уехала без гроше в кармане. А Ромка, между прочим, уже был миллионером.
- Нет, все равно подло как-то, - вынесла однозначный приговор Екатерина Карповна. – Спасибо за угощение. Я, пожалуй, пойду.
- Да-да! – Вдруг засуетились остальные. – Еще раз с днем рожденья, Валерия Савельевна!
Со стен на именинницу неодобрительно взирали классики. Уж кто-кто, а они многое знали о человеческих пороках и страстях, о великодушии и благородстве. Глядя на одинокую старую деву на фоне перевернутых чашек и грязных тарелок, мудрые мужчины прошлого хранили презрительное молчание. Казалось, больше всего эта история возмутила автора «Лолиты».
