Обняв колени руками, Карл Мицкус сидел над лиманом среди неподвижной полыни и уставшими серыми глазами вглядывался в застывшее полуденное июльское марево. Смотрел на зеркальную гладь воды, а видел далёкий зелёный лес.
Родина… Уже, наверное, лет тридцать там не был – думал он. - Господи – тридцать два!!! Мамочка, как же иногда хочется туда, в изумрудную прохладу детства, в девственные дебри замысловатой тишины. Хочется просто стоять и дышать ею. До умопомрачения!… Вацлав с предложением поохотиться… Ну откуда он тогда взялся!... Стоп! А что Вацлав? Что Вацлав, если сам виноват. Эх, мне бы тогда… А я… А я - моряк с гордой приставкой «рыбак», дождавшись темноты, словно воришка проскользнул по хутору, проник в собственный дом, наспех собрал сумку с вещами и ушёл обратно в ночь. Куда ноги понесли. И вот, может уже в тысячный раз, смотрю на этот лиман, а неизменно вижу лес…
Сверху лось казался ещё более величественным и грозным, чем во фронт. Гордая поступь, огромные, покачивающиеся рога и ничтожный треск сушняка под ним просто завораживали, но Мицкусу думалось почему-то о другом – вспомнился внушительный коричневый пресс сотенных купюр, честно заработанных в последнем рейсе и неожиданно возникший вопрос: что же с такими деньжищами делать?…
Уютный бар где-то в центре Каунаса, ненавязчивая, тихо разливающаяся по залу полька, лучший друг детства напротив и бокал доброго литовского пива убаюкивали. Предложение Вацлава поохотиться Карл принял легко. Также легко расстался с внушительной суммой денег в охотничьем универмаге, покинув который, поймал себя на том, что тело так и просится в новенькие, черные яловые сапоги, весьма симпатичный, бежевый, суконный костюм и зелёную, короткополую, фетровую шляпу с фазаньим пером. Шикарная амуниция и инкрустированное позолотой охотничье ружьё так и влекли поскорее в лес…
Трёхчасовая дорога от города до хутора показалась суператлантическим переходом…
Ночью снились длинноухие зайцы, умирающие ещё до выстрела от разрыва сердца; серые зубатые волки с высунувшимися кровавыми языками; африканские тигры, жалобно мяукающие в предсмертных конвульсиях; и безразмерный мамонт, который, после меткого попадания, беспомощно опустился на колени и уперся бивнями в арктический снег…
Утром, подчёркнуто важно, не наклоняя головы, благо рост позволял, Мицкус вошёл в салон микроавтобуса, из под низких, прямых бровей поприветствовал молча сидевших сотоварищей многозначительной улыбкой и, следя за каждым своим движением, поудобнее уселся возле главного распорядителя. Тот одобрительно кивнул:
- Это хорошо, Карл, что родные места не забываешь. В следующий отпуск тоже приезжай. Обязательно приезжай. Возможно удастся добыть лицензию на отстрел двух лосей и тогда королевскую охоту устроим. А сегодня… Надеюсь, у советских моряков с выдержкой всё нормально?
- А иначе и быть не может!
- Тогда тебе и карты в руки. Как говорится: на ловца и зверь бежит! Очень надеемся на тебя. Вацлав много говорил о твоих достоинствах. Будешь шестым номером – у двугорбого камня. Девяносто девять против одного – лось пройдёт именно там…
Цифра номера нисколько не обидела. Наоборот – ещё больше раззадорила! Шестёрка, а такая важная!…
За кустами можжевельника Мицкус устраивался основательно, как надо. Даже фазанье перо со шляпы снял и убрал в подсумок – не дай Бог сохатый узреет и что-то заподозрит!…
Где-то протяжно и торжественно протрубил рог. С разных сторон понеслось хаотичное улюлюканье. Началось! Он ещё крепче приник к земле, но концентрацию не терял, зорко оглядывая свой сектор.
Несколько раз показалось, что вот, наконец, вдалеке мелькнули ветвистые рога. Но только показалось – шаловливый ветерок добросовестно выполнял свою казусную работу. Совсем некстати начала одолевать зевота. Хотел, было, приподняться и ещё раз хорошенько осмотреться, но неожиданно появившийся из-за раскидистых лап елей рогатый гигант, отбил всякое желание делать это. Было ощущение, что левый опорный локоть продавил, сначала мох, затем всё что под ним и вошёл в раскалённое ядро Земли. Сохатая громада быстро приближалась. В полосе света , одиноко прорезавшей поляну, блеснули дико вращающиеся глаза затравленного зверя. По телу пробежали мурашки…
Рог протрубил где-то совсем близко. Торопливый топот ног вперемежку с прерывистым треском сушняка, где-то напоминавшим автоматные очереди, стремительно окружали двугорбый камень. Кто-то надрывно позвал:
- Карл! Карл, где ты? Ты почему не стрелял?! Почему не стрелял, дьявол тебя забери!…
Взбудораженный слух Карла чётко выделял отдельные фразы из нестройного гула голосов:
- Да где же этот профи?!… Моряк… с разбитого корыта!…
- Смотрите, это его ружьё!…
- Где же он?!… Неужели сбежал рыбачок?!…
- Вацлав, понюхай, чем-то знакомым не попахивает? Вы ведь с Мицкусом в детстве на один горшок ходили!...
Когда всё стихло, Мицкус неохотно покинул своё убежище. Спустившись на землю, он посмотрел вверх. Крона дуба была густой, а высота дерева просто пугала. Ружья в можжевельнике не оказалось – кто-то унёс. Неожиданно вспомнившийся вопрос «что же с заработанными деньгами делать?» больше не мучил. Нужно было, вообще, что-то делать…