Иван Иванович очень любил приносить извинения. Позвонит, бывало, в полпятого утра сослуживице, муж её трубку снимет, а он начинает:
- Я очень извиняюсь, но мне бы хотелось Аллочку... - а "услышать" уже не успевает произнести.
Или опоздает на планерку, да еще и отчет об исполнении плана забудет, откашляется и начнёт:
- Позвольте мне принести свои извинения за эту двухчасовую задержку, тем более, что я понимаю всю важность своего доклада. Поверьте, я весьма и весьма удручён, что нам сегодня не удастся исполнить то, ради чего мы все здесь собрались...
А то придёт на день рожденья без приглашения да ещё за час до назначенного времени и смущается:
- Ах, простите меня, Анна Сергеевна, мне, так сказать, жутко неловко видеть Вас в халатике и бигудях, но сами понимаете...
В общем, крайне деликатный был человек. И вот однажды на новогоднем корпоративе пролил он полбутылки вина на шёлковое голубое платье жены директора департамента и только начал:
- Мне очень жаль, что я испортил Ваш наряд, и позвольте мне принести Вам... - как разъярённая женщина схватила хлебный нож и отсекла ему обе кисти рук одним махом.
- Вот, - кричит, - тебе, негодяй, чтоб не носил больше ничего!
Ему бы уняться, а он не перестает:
- Крайне прискорбно, - говорит, - уважаемый Николай Сергеевич, что я настолько огорчил Вашу супругу, извините меня, пожалуйста... - А тот - за набор дессертных ножей и вилок и давай метать, да так ловко: обе ноги в лохмотья изрезал.
Плавает Иван Иванович в собственных останках и причитает:
- Прошу прощения у всех присутствующих, что я своим, так сказать, неподобающим видом порчу сие радостное торжество...
Тут уж и генеральный директор не выдержал. С криком "банзай" выхватил он из стенда представительских подарков самурайский меч и одним махом снёс все ещё извинявшуюся голову.
Вот так Иван Иванович опроверг поговорку о том, что повинную голову меч не сечёт.
Решительный
Исидор Исидорович ненавидел долгие проводы.
И был очень последовательным человеком. Поэтому, приехав на пару дней в Конотоп к своему двоюродному брату Антону, загодя заявил:
- Я только до вторника. Во вторник на автобусике уезжаю.
Но во вторник никуда не уехал.
- Хорошо тут у вас, - отхлёбывая чай за ужином, сказал он, - еще погощу денек-другой, если вы не против. А в четверг распрощаемся.
В четверг лил дождь.
- Оно конечно, на дожде уезжать - хорошая примета. Но мой ревматизм... Может завтра пройдёт?
В пятницу Исидор Исидорович слёг и опять никуда не уехал. Но в восресенье здоровый и бодрый, налегая на свежий тортик, сказал:
- Загостился я у вас: пора и честь знать. Завтра на поезде - и ту-ту, только вы меня и видели.
Собрал чемоданы, встал в шесть утра, позавтракал, расцеловался с братом и его рыдающей женой, бодрой походкой вышел на лестницу, повернулся и вздохнул:
- Предчувствия у меня, Антон. Не быть мне живому, коли поездом этим поеду. Но не волнуйся: даже чемоданы разбирать не стану. Завтра же самолетиком улечу. Беспокойства вам не доставлю.
Назавтра хлопнул себя по коленке и закричал:
- От я болван! Откуда ж в Конотопе самолёты! Здесь и аэродрома-то отродясь не было.
Антон и его жена шептались несколько ночей, грустили, плакали и страдали молча - они были люди скромные и воспитанные. А в пятницу Исидор Исидорович исчез. На столе лежала записка: "Не беспокойтесь, родные мои. Я на поезд, согласно билетам, каковые купил заранее. До новых радостных встреч".
Исидор Исидорович ненавидел долгие проводы. Но был очень последовательным человеком и последовательно придерживался принципа "Семь раз отмерь, один раз отрежь".
Настойчивый
Михаил Михайлович был настойчивым мужчиной. Стоял он как-то поздно вечером на остановке 101 автобуса и увидел мимо проходившую девушку. В общем-то девушка была вполне обычная: курносый носик, рассеяный взгляд, крашеные волосы до плеч, узкие джинсы, высокие каблучки, куртка в пояс и огромная сумка через плечо.
"Подходит! Женюсь." - подумал Михаил Михайлович и пошёл за девушкой:
- Девушка, - говорит, - Давайте познакомимся.
Она что-то через плечо буркнула, а он:
- Ну, девушка, хоть имя своё скажите.
Она шагу прибавляет, он быстрей, она побежала - он спортивной рысью припустился. Вот-вот нагонит.
- Девушка! - кричит на бегу, - постойте, я с серьёзными намерениями! Вы не пожалеете.
Вдруг девушка остановилась и повернулась, он уж было обрадовался, а она сумку занесла и как даст ему поддых. А потом с размаху на возвратном движении - по голове. Упал Михаил Михайлович, но успел произнести:
- А я-то просто познакомиться хотел.
Но вы не волнуйтесь: всё хорошо кончилось. В больнице, когда перелом ребра и сотрясение мозга залечивал, встретил Михаил Михайлович молодую медсестру. Там-то его настойчивость и была вознаграждена.
О сложностях варки вареников
Спросили меня: есть ли приятности в собирании грибов. Я и пообещала сдуру подумать. А в голову мне, граждане, что-то вовсе не грибы пришли. Что-то мне всё вареники в голову лезут, граждане. Ну, вареники так вареники.
Одна гражданка, скажем, Нина Марковна, решила себе как-то вареников налепить ленивых. Намешала теста творожного, раскатала, нарезала, воды накипятила и уже штучек двадцать вареников в кипяток-то и шваркнула. И тут - звонок в дверь. А на пороге Модест Львович, сосед её. За солью пришёл.
За солью пришёл, а солонки не принёс. Пригласила его, конечно, Нина Марковна в кухню и соображает, куда бы соли отмерить. А Модест Львович, мужчина холостой и даже в некотором роде разведённый, носом поводит, услыша тёплый дух домашней пищи. И натурально от еды переходя к женским статям хозяйки отмечает, что она вовсе и ничего собой. Просто такая крутобёдрая Тициановская нимфа порхает перед ним и попутно кулёчек из газеты сворачивает.
И собирался было Модест Львович спросить уже:
- Не желали бы Вы, Нина Марковна, сегодня вечером в кино сходить? - Как рука его мимодумно к крепкой талии потянулась и как-то сама собой вокруг неё оборачиваться стала. Нина Марковна от такой смелости растерялась и только лепечет:
- Ах, что Вы, Модест Львович! Ах, смотрите, всю соль сейчас рассыплете!
А вареники в тот день в конец разварились. Совсем несъедобные получились вареники.
Об опасностях похода за грибами
Когда люди ходят по грибы, их подстерегают загадочные случаи. Необъяснимые страшные проишествия случаются с ними.
Возьмём Полуэкта Вырьевича. Пошёл он как-то подосиновиков собрать немножко - захотелось, вишь, ему картошечки жареной с грибками на ужин. А вернулся домой через три недели, без грибов, без часов, без пуговиц на пальто и брюках и в одном ботинке. Однако с повесткой в суд по делу о злостном хулиганстве и со счётом от медицинского учреждения № 312 на 871руб. 32 коп. за спецобслуживание.
Или возьмём Аделаиду Сампсоньевну. Она и по грибы-то не ходила. Лежала себе на солнечной поляночке, читала дамский роман "И сердце верное подскажет", жевала подтаявшую шоколадку и дородными округлостями радовала сердца всех проходивших мимо грибников. И всё, казалось бы. А недавно родила близнецов. Называет сына Рыжиком а дочь - Волнушкой. Муж в смятении.
Но самая потрясающая история случилась с Анемподестом Модерастовичем. Он прошлой осенью пошёл по грибы, набрал с десяток корзин, заставил весь багажник, приехал домой - а дверь ему открывает тёща. Только ей не 57 лет, а 28. В самом соку, и жена Анемподестова, Стелла, у её на руках в годовалом возрасте спит. Анемподест извинился, думал, солнечный удар поразил, спустился во двор, смотрит: наместо Форда у него "Москвич" стоит грязнобелого цвета. Правда, багажник полон грибов.
Пригорюнился он было, да ненадолго. И теперь он отчим своей будущей жене. То есть не теперь, а тогда. То есть теперь-то она, конечно, его женой и не станет никогда. Постойте, как не станет, когда он с ней девять лет прожил?
Запуталась я совсем! Надеюсь, хоть удалось объяснить, какое это опасное и чреватое разнообразными неприятностями занятие - собирать грибы.
Зубы
Владислав Альбертович гордился своими зубами, и не без причины: во-первых, их было 32 и все свои; во-вторых, они были белыми; в-третьих, они ровно складывались в то, что принято называть правильным прикусом; в-четвёртых, он ими мог орехи колоть. Колкой орехов, правда, он не злоупотреблял, зато часто улыбался. Как-то однажды в пятницу, он встретил красивую девушку и улыбнулся ей. А она улыбнулась в ответ. Он спросил, как её зовут, а она ответила: "Аля". И хоть была та девушка с ног до головы затянута в чёрную кожу с клёпками и оснащена туфлями с острым носком и шпильками в двенадцать сантиметров, в тот же вечер оказалась она в квартире Владислава Альбертовича.
Наутро проснулся мой герой - а Аля пропала, как и не было. Владислав Альбертович огорчился, но не очень. Вот на следущее утро он очень огорчился: у него заболели зубы в верхней челюсти. Он пощупал языком, а потом и пальцем десну и почувствовал, что высоко над клыками с обеих сторон у него набухли твёрдые бугорки.
- Прорезывание, - сказал стоматолог, - Вы не волнуйтесь, это случается иногда.
- И что же мне делать?
- Вообще-то их надо будет удалить. И, боюсь, те, что снизу придётся удалить тоже: скорее всего они на одном корне растут.
Решил Владислав Альбертович переждать немного, перетерпеть. Дёсны болеть - не болели, но чесались неимоверно и всё сильнее набухали. Так что в одно прекрасное утро он почувствовал, что во рту слишком много зубов, провёл разведку и обнаружил два мощных клыка, сантиметра по два каждый. Побежал Владислав Альбертович в ванную, чтобы рассмотреть всё как следует, смотрит - а отражения-то в зеркале и нет.
Так оно и бывает, граждане, когда слишком доверяешь стоматологам.
Газетка
13 апреля - ничем не примечательный день. Разве что тем, что понедельник. Разве что тем, что в этот день повстречались Юрий Юльевич и Карл Корнеевич. Они случайно повстречались: один другому в метро на ногу наступил и оставил пыльный серый след на и так не слишком чистой и выглаженной брючине. Другой посмотрел на след, свернул неторопливо газетку с футбольными новостями, которую читал в то время, но пыль отряхивать с брюк не стал, а, напротив, отхлестал Юрия Юльевича по пухлым щекам.
Тот от неожиданности отступил назад и ещё раз наступил на ногу - но теперь уже на лаковые сапожки маленькой девушки.
- Ты что, не видишь, куда прёшь? - неожиданно грубым голосом сказала девушка и пихнула Юрия Юльевича лбом под дых. Он, конечно, согнулся пополам, и упал носом прямо в тележку доброй старушки, мирно читавшей список документов, необходимых для повышения базовой пенсии на 25 рублей.
- Не замай! - взвизгнула старушка и нанесла Юрию Юльевичу повреждения средней степени тяжести, орудуя списком, как бритвой.
И так и пал бы мой герой смертью храбрых, если б Карл Корнеевич не подхватил его и не вытащил в вестибюль станции метро "Московские ворота". Там он усадил страдальца на скамейку, обтёр ему лицо грязноватым носовым платком, дал хлебнуть чего-то из фляжки и стал утешать разговорами. И неожиданно выснилось, что оба они родом из города Балаково. Вспомнили они детство, вкусную волжскую рыбку, сладкие солнечные помидоры, колбасу, привозимую родственниками из Москвы и Ленинграда, даже кафешку вспомнили, в которой один в любви объяснялся, а второй первые сто граммов выпил.
Я их видела около 8-40 утра: сидят в обнимку, вскрикивают "А помнишь!", "А этого знал?", и глупая развернувшаяся газетка валяется, забытая, рядом.