Виктория Дворецкая (Элеонора Счастливая). Закрывая глаза
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/174181/
Так, наверное, проще – закроешь глаза, и слеп.
Пусть не будет улыбок, но, может, и меньшей боль.
Запираешь себя, словно в сейф – а выходит в склеп
каждый раз, будто кто-то придумал иную роль.
Будто кто-то попал левой пулей в чужой висок,
перепутал любовников,
небо,
финал,
этаж.
И предел ожиданий – заждаться. И потолок.
Ты за это, красавица, сердце своё отдашь?
Вот же знаешь, что после – лишь груда камней с души,
так завалит-задавит, что мамочка, не горюй.
Не захочешь уже и иных никаких вершин, а она отвечает:
«Да знаю…и отдаю»
И опять как по маслу –
e-mail,
sms,
звонки.
Дескать, ждет всё равно, дескать, любит его, хоть плачь.
Одиночество давит на шейные позвонки,
словно ржавой секирой упрямый седой палач.
А потом – Vogue с ментолом /так странно начать курить
к тридцати/ и слепыми стихами себе же врать.
Незаметно ломаются схемы, размер и ритм,
и не знает она, что такого еще сломать.
Так бывает, находит, и думаешь – поделом.
Так бывает, хорошая, часто бывает,
но…
закрываешь глаза…и всё бьешься о стену лбом…
Да уж…в третьем лице о себе говорить смешно…
1 место:
Юрьевская Татьяна. Она читает его стихи…
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/271105/
Она привыкла к приставке «профи». Таких – по пальцам одной руки. Ей можно не торопиться в офис и даже выбрать любой прикид. Стараясь не наступать на грабли, не верит в магию и в Таро. Она не ценит свои награды, но не умеет идти второй. Опять петлей проводов провисших заденет ветер верхушки лип. Она всех прочих настолько выше, что это – Тартар, а не Олимп. Шаги погаснут в ковровом ворсе. Дела закончены: гейм и сет. И, возвращаясь с работы в восемь, она привычно выходит в сеть.
Весна лениво в зенит стремится, и месяц в небе убог и хил. Она находит в сети страницу и вновь читает его стихи.
Накрылись схемы и алгоритмы, запятнан снегом Москвы сатин. Она могла бы стать Маргаритой, когда б не дикий страх высоты. Хватало в детстве спортивных секций и не тянуло в бродячий цирк, а если что и прельщало сердце, так только строчки холодных цифр. Слова обычные не чета им – корявый росчерк карандаша. Но в те мгновенья, когда читает, она не помнит, зачем дышать. Рассвет наварит из звезд бульона, довольный долей своей вполне. Над миром тихо, почти влюбленно звучит торжественный полонез.
И ей неважно, кто он, откуда. Мажор ли, парень ли от сохи. Она сегодня при свете скудном опять читает его стихи.
А там - спихнут ли, как бабу с воза, добычей новой внесут в реестр… Вторичны даже лицо и возраст, лишь знать бы только: он где-то есть. А яркость слова, еще к тому же, ведь не причина сдаваться в плен. Она по-своему любит мужа, хотя не терпит в быту соплей. Фортуне нравится горный слалом, пусть от рожденья слепа, как крот. Она бы счастья ему послала из тех немногих - доступных - крох. В обмен на горечь разгульных пиршеств и пляски огненных саламандр. Раз получилось - стихи он пишет так, как мечтала она сама.
Чужая искренность боль врачует получше блефа нелепых схизм. Она, как девочка, верит в чудо, пока читает его стихи.
Всего труднее бывает, если нет смысла сетовать на судьбу. Она о чем-то мечтает в кресле, рабочий выключив ноутбук. Опять задержится до уборщиц, чтоб завтра утром на новый старт. Но с каждым годом как будто больше под сердцем странная пустота. И на пит-стопе в текущем ралли жизнь даст отмашку, мол, без пяти. Но вдруг удастся найти реальность, где их однажды сошлись пути. Без всяких вычурных вариаций, намеков тонких и слов вериг, не изгаляться, не притворяться, а выпить кофе, поговорить…
Он разогреет остатки пиццы, отыщет в плеере старый хит. А что сегодня ему не спится, совсем не повод писать стихи.
2 место:
Владимир Плющиков. Божьи коровки
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/1334/
Посланник богов безымянных, увы, не промазал,
На лазерный, видно, сменил допотопный прицел.
И небо, которое только что было в алмазах,
Свернулось в овчинку, и краешек чуть заалел.
Лишь капельку крови поймал я ладонью неловко.
Скатилась она в придорожную липкую грязь…
…И крылья расправив, взлетела, как божья коровка,
И мир накренился, позволив ей в небо упасть…
Свет клином сошелся, в тот свет отразившись наивно,
Я богу молился, и тут же дерзил сгоряча.
Звенящие капли июльского тёплого ливня,
Обрывок пространства и время с чужого плеча.
В чем мать родила, я стоял на коленях устало.
Великая честь - превратиться в безликую часть…
…Казалось, что небо на землю некстати упало,
И мир накренился, позволив мне в небо упасть...
Сбежать бы, исчезнуть, уйти подобру-поздорову.
Презреть суету, и томление духа, и тлен.
Десятки, и сотни, и тысячи божьих коровок,
А, может быть, капелек крови из вспоротых вен
С ладоней моих обреченно взлетали навстречу
Заре восходящей грядущего судного дня…
…Дробились минуты, пространство давило на плечи.
И мир накренился, и небо упало в меня…
