ОДНА — ЭТО ТОЛПА НАРОДА или
ЖЕНЩИНА — ЭТО МНОГО ЛЮДЕЙ
(РОМАН В ОТРЫВКАХ)
ОНА СЛУШАЕТ МУЗЫКУ
МУЗЫКА СЛЁЗ
I
Мне песней слёз
Та музыка была.
Рыдала, клокоча
Не сдавшись. И звала.
Мне сказкой грёз
Та музыка звучала,
Давая два ключа:
К концу и для начала.
К концу утрат и бед,
К началу всех начал,
Давая два крыла
И указав причал.
Таинственнее вед,
Звучней преданий ветхих,
Звенела, как стрела
Из нежно-тонкой ветки.
II
Та музыка несла
Поток прохлады свежей,
Рыданьями теперь
Стеная реже, реже...
Несла, как два весла -
Ладью по тихой глади.
Так музыка потерь
Устало сердце гладит...
Так музыка утрат
И музыка потери
Мне стоном рот свела,
Как вязко терпкий терен.
III
Души расцветший сад
Трепал весенний ветер.
Душа опять цвела,
И горизонт был светел!
***
Это – музыка печали,
Это – музыка из слёз.
Так казалось мне вначале,
Но потом – букет из роз!
Выплыл, словно из тумана.
Вышел, будто из-за гор.
Больше не было обмана,
Растворились мрак и сор.
Явственно поплыли лики
К Истине ведущих дев,
Гор сиреневые пики,
Голоса светлейших дэв...
Музыка чистейших мыслей
Заливала всё окрест.
Света воины то вышли,
Освящая мира крест.
НОКТЮРН (с фр. – ночной)
- Для вас звучит ноктюрн о…
- Ноктюрн звучит - для нас?!
Мы думали, для нас все – дурно,
Надежды нашей снова луч погас.
И вдруг: для нас - звучит!!!
Мы – кем-то вовсе не забыты!!!
И незнакомый автор не мельчит –
Он шлет ноктюрн во все орбиты.
Играет огромадный клавесин.
Ему три скрипки сострадают…
Вниманием нам прибавляют сил!!!
Мечты из нас свободно выплывают.
Из утоленных болью тел, сердец;
Из слабых душ, истерзанных бедою,
Играют мне. Так, я чего-то стою?!
Терновый выбирается венец…
Спасибо, мне дающему авансом
Попасть туда, где темной ночи демон
Ни реквиемом мрачным, ни романсом -
Ноктюрна отозвался чистой темой.
Благодарю того, кто трепетно и страстно
Меня увлек с собою в тайну тишины.
Усилье гения на сей раз не напрасно!!!
Мне эти звуки, больше, чем важны!
***
Мелодия «Ни для кого» -
Ну, ни себе, ни людям…
Как птичьих песен перезвон
Иль песенка ручья.
Чу, ветер в рощу прилетел,
Скрипят, качаясь, дерева.
В такт листьям шелестит трава.
Нет звуков отстраненных –
Гармония во всей природе.
***
Шептала скрипка неземное,
Обожествляя тишину.
Дышала, шёпоту внимая,
Душа, шепча: “И я живу”.
* * *
Но вдруг закончились слова.
И тут же музыка вступила.
И, древняя, была нова…
Тоска восторгу уступила…
Всё разом обратилось в слух
И в трепетной мечте застыло.
И тот, кто был доселе глух,
Забыл на мир взирать уныло.
И души с радостию ввысь
Рванулись, для Творца прозрели.
Ты в суете остановись.
Чу! И в тебе разлились трели…
ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ
После очень большого перерыва, я все-таки вырвалась из дома и в оперном театре посмотрела балет «Это танго в июне».
1 акт – жизнь мирного городского двора. Во втором акте (впервые так явственно я осознала шаблонную когда-то фразу «в мирную жизнь советских людей ворвалась война») – начало войны, война и возвращение или невозвращение…
Перед началом спектакля в фойе немолодая уже пианистка играла, весьма средне, но это было хорошее вступление в спектакль.
Актеры всех возрастов, в том числе очень зрелые, в одежде того времени… Вновь осознала с грустью, как утеряно сегодня присущее некоторым людям того времени благородство.
Молодые артисты балета даже в танце по сцене двигаются расхлябанной походью современных болванчиков, сутулясь, с висящими по-обезьяньи руками. Молодые мертвяки двигаются как по улицам, так и по сцене.
Один же пожилой актер сегодня из всей толпы в 16-20 танцоров всегда выделялся, худой и небольшого роста человек, своей внутренней силой и мощной светлой энергетикой!
Перед началом спектакля оставалось несколько минут. У меня билет на 21 ряд 15 место: 3+6=9. Заняла же место в зале, как всегда, следуя интуиции. Обнаружила: 11 ряд 11 место, то есть 2+2=4. Спектакль все не начинался...
Вышла в фойе, подошла к окну, и через просветы в жалюзях наблюдала три фонтана в виде тортов и небо над ними.
Села, опять же, по наитию: 12 ряд 11 место6: 2+3=5. Позабавилась: 4+5= то же 9!!! То есть вновь: от судьбы не уйти!
Написала, уже при первых звуках музыки и движениях актеров, о том, что несколько минут назад наблюдала в окно:
Ветер, налетая, яростно упорно
Рушил правильность фонтанов!
Но струи, как живые, упирались.
Лились и падали по плану.
Над ними, в серых облаках
Залег, как в кущах,
Белый ангел
С головою куклы.
Перились облака, взмывая,
Подобно всполохам салюта.
И горизонт, как зеркало,
Делил собою, отражая,
Земной покров и тайну неба,
Как быт и тайну,
Быль и небыль.
Он отражал фонтан на небе
Иль небеса – на зеркале фонтана?!
Рвал ветер струи мокрых искр,
Гармонию спешил нарушить.
Устало, правильность
Хотела сохраниться.
Но ветер рвал
Застывших форм
Обязанность и верность,
И рисовал своё,
Меняя мир привычный,
И нарушал стандарт!!!
Он успевал везде:
Внутри фонтана и над ним!
И тучи, изображавшие салют,
Вдруг разбрелись по небу,
Принимая формы, все новые
И новые для них самих!
Думая, что это ими всё
Расписано. И авторы – они!
Смеясь, кружились,
Расплываясь, облака,
Жестами задорно крича
Смеющемуся ангелу: «Пока!..»
В антракте:
В городском обветшалом дворе
В непорочности зелени мая,
Соловьиному пенью внимая,
Шла в обычном движении жизнь…
И летали обрывки-мечты
О несбывшемся и небывалом.
Затаилась Тоска - по подвалам,
А Волнение Грез Молодых
На чердак до морозов взобралось,
С голубями деля высоту.
Где же Жизнь?
В чердаках иль подвалах?
В лифты загнаны Горечь и Страх.
От воров за дверью-броней
Что-то скрыто и спрятано.
Что? И на долго ль?
И Скелеты в рассохшемся шкафе
Нафталином пропитаны насквозь.
И Запасы на Черные дни -
По чулкам и перинам, и банкам.
Всюду – жалкие крохи-заначки,
Бытовые вопросы-задачки…
В антракте одна дама громко констатировала тот факт, что на сцене и в оркестровой яме людей больше, чем в зале.
К началу второго акта народу стало значительно больше, а когда окончился спектакль, то оказалось, что занят весь амфитеатр. Может быть, все спустились с балкона? В антракте я грустно обнаружила, что
Наряды старых каракатиц
Вычурны и изрядно блестят.
Они качаются торжественно -
Подобия танцующих утят!
В конце спектакля записала в темноте:
Странный бытовой балет,
Связавший мир с войной;
Тихий быт и громкий подвиг;
И фронт и тыл;
Мужчин и женщин;
Невест и женихов…
Мне давно и не один раз предлагали пойти на этот спектакль, но у меня не получалось, но так и должно было быть!
О начале войны надо смотреть именно в дни этой печальной и трагической годовщины.
К тому же у нас с этим днем связано яркое семейное воспоминание-предание.
У моих бабушки и дедушки долго не было детей, и вдруг появилась мама, и 21 июня 1941 года ей исполнилось 4 годика, и в этой связи решено было собрать гостей, на следующий день, тем более, что выпадал выходной день – воскресенье! Гости в сборе, ждут только дедушку, но он задерживается после ночной смены, работал поездным мастером в железнодорожном депо. Наконец его увидели – из сада, где были накрыты столы, хорошо просматривались дорога и мостик через речку. Обратили внимание на то, что он бежал, но как-то странно покачиваясь, хватаясь за голову или за сердце… Все даже двинулись ему на встречу с расспросами. Он, задыхаясь подбежал, но не мог ничего выговорить, сотрясаясь и едва сдерживая слезы. «Вой-на, вой-на…», - бормотал он с ужасом в глазах. Все все поняли…
День рождения ребенка не состоялся, и потом долгие годы его отмечали не 21 июня, а в день Святой Троицы, то есть в разные календарные сроки. В этот праздник, собственно, мама и родилась.
Вышли все из театра, накрапывал дождь, который потом так и не прекратился до самой ночи.
Записала в маршрутке:
Внезапно дождь закапал,
Но люди – без зонтов.
Идут спокойно,
Словно так и надо…
Дождь свирепел
И вдруг ударил градом.
А люди шли
спокойно
без зонтов…
СТАРИКИ — МОИ РОВЕСНИКИ - ???
Пришла в Дом органной музыки, настроенная, как обычно, на классику.
Зал еще только заполнялся. «О, почти одна молодежь!», - подумала я. «Хоть один старичок…». Но тут ворвалась в мозг другая мысль, и буквально набросилась на предыдущую: «Этот старичок – твой ровесник, лет на семь старше, не больше! Ты и в поезде ехала с одной только молодежью. Да, да! Это ты уже не молодежь, тебе - под юбилей!»
«Как здорово, что я не ощущаю этого самого предюбилейного возраста, и вот только сегодня о нем догадалась. А раз не замечала, то и не стану привыкать к новому знанию!!!», - парировала первая мысль.
Итак, концерт еще не начался, о предстоящей программе я даже не догадываюсь, наполненная ожиданием родного и любимого.
Но севший рядом «старичок» взбудоражил меня запахом своего парфума. Запахи я слышу гораздо сильнее, чем другие, потому избегаю их, они меня очень утомляют. В антракте я пересела. А пока: сначала внутренне скривила нос, сердито засопела, но вскоре, обнаружив в этом аромате что-то давно забытое, кинулась в воспоминания…
Начальную школу я посещала в селе, в десяти километрах от нашей воинской части, расположенной в лесу, в Амурской области. Люди везде находят способ сохранять здоровье, при любом климате и любой небогатой растительности. Так вот там, во избежание цинги, изловчились делать то, что стало предшественником жевательной резинки. На ведро с водой надевали металлическую решетку, на которую выкладывали куски сосновой смолы. Над костром это долго кипятили, смола капала в воду. Потом она застывала. По виду это напоминает сургуч для почтовых нужд.
Кусочек этого твердого конгломерата держали во рту до тех пор пока, под действием слюны, оно становилось очень приятным и мягким, его жевали. Аромат –необыкновенно приятный, легкий запах хвои! Очень вкусно и полезно. Местные дети меня всегда этим, называ угощали, спасибо им преогромаднейшее!
Этот запах из прошлого напомнили мне парфумы моего неюного театрального соседа.
Начался концерт. О, ужас! Я совершенно не того ждала, потому сначала испытала просто-таки отчаяние. Оказывается, и в афише было объявлено «исполнение произведений из золотой коллекции ансамблей АВВА и БИТЛЗ.
Спасло ситуацию только то, что исполнение было неплохим, все оркестранты - фанаты тех групп, мои ровесники, и в зале, кстати, полном, были в основном люди 45-65 лет, они знали, на что идут, потому и пришли. На встречу с юностью.
Так я, в то посещение театра, вспомнила «школьные годы чудесные», с первого по десятый класс.
Дело в том, что, оказавшись в гражданской школе на последние два года обучения, я одно время сидела с А.. Тот, в благодарность за то, что постоянно все у меня списывал и за то, что я решала ему контрольные по математике, физике и химии, тайно давал мне переписывать магнитофонные бабины с концертами БИТЛов, при условии, что я их никому больше переписывать не дам.
Он, оказывается, давал их переписать за 10, 15, 20 рублей, тех еще, советских!!! Тогда я узнала слово «спекулянт», что и наложило негатив на такой шедевр музыкального творчества!
Кстати, при моем бунтарском характере, меня никогда не тянуло во что-то запретное, не выношу лжи, прятания и воровского затаивания ни в каком проявлении. Во время концерта записала, не окончив:
***
Мелодия «Ни для кого» -
Ну, ни себе, ни людям…
Как птичьих песен перезвон,
Иль песенка ручья.
Чу, ветер в рощу прилетел,
Скрипят, качаясь, дерева.
В такт листьям шелестит трава.
Нет звуков отстраненных –
Гармония в природе.
***
Куда я ни приду –
Как много молодых!
А это что за дедуган?!
О! Мне удар под дых.
Мне много лет,
Я обнаружила впервые зримо.
Моих ровесников уж нет,
Проходят молодые мимо.
Один ровесник- тот вон дед.
Смеется тот во мне,
Что – злопыхатель:
«Старичок – ровесник твой».
***
вернуть словам начальный смысл
все порываюсь вновь
ДИВНЫЙ МУЗЫКАНТ
13-го купила с рук билет на 13-е место (дело было в 13-й лунный день). То есть, тройка сработала.
Закрытие 18-го сезона – наш камерный оркестр «Времена года», в Днепре выступает при полных аншлагах в старом огромном здании драмтеатра1 раз в месяц.
На сей раз в 1-м отделении - всемирно известный пианист и дирижер Ваг (Ваагн) Папян – гражданин Израиля, окончил Московскую и Питерскую консерватории, 1956 года рождения. – исполнял один Моцарта, Шопена, Листа плюс две огромные сложные вещи – на бис.
Виктор Пинчук был первым спонсором оркестра, подарил им сверх дорогой и уникальный рояль.
Во втором отделении, Ваг Папян - дирижер с нашим оркестром - «Времена года» А.Вивальди.
Ваг Папян уже был у нас с этим оркестром как приглашенный дирижер в 2008 г., я его слушала. Как и все исполнители Европы – без партитур, по памяти – всё!
Еще в феврале, в антракте, я подарила свою книгу «Прочтешь, захочешь жить» Белле Исааковне – маме Дмитрия, дирижера оркестра, и вдове прожившего чуть более 60-ти лет Гарри Логвина – первой скрипки этого оркестра, ими же и созданного.
Надо сказать, что у зрителей, практически все из которых — постоянные, ко всей их семье необычайно нежные чувства, искренне теплые.
Она – пианистка, удивительно красивая женщина (в книжке: о них - на стр. 163) и поразительно скромная.
Потом меня в феврале так лихо коротко кусками опарикмахтерили, что я без головного убора не ходила до конца апреля. Тем белее, для меня оказались закрытыми театры и на выставки…
Прошлый их концерт состоял, практически, из одного только Чайковского. Я не пошла – у меня давно нет слез (что очень погано для организма), а у Чайковского даже «Вальс цветов» из рыданий… Стыдно, но с Чайковским у меня с детства «не сложилось», для меня родные: Бетховен, Бах, Моцарт...
То есть, мы с Белой встретились после долгого перерыва. Она еще тогда, только взяв книгу, в антракте успела прочитать какие-то стихи о музыке, после концерта предложила мне вместо цветов подарить оркестру книги, даже хотела найти спонсора, но я сказала, что могу просто подарить.
Она радостно отреагировала, увидев меня теперь перед концертом, высказала массу приятных слов восхищения и благодарности (даже неловко) по поводу моей книги.
Я перед концертом со стороны вахты передала свои книги оркестру в подарок.
Итак, концерт.
Пытаюсь расшифровать записанное мною во время аплодисментов и, немного, слушая «Баркороллу» .
1-е отделение шло 1 час 15 минут. Ваг Папян – пианист. Один.
Невысокий широкоплечий с густой шапкой волос, остриженной почти «под горшок», тихо выходит на сцену. Тихим же, тихим ровным голосом кратко объявляет свою программу, вставляет мягко интонацию-шутку, вызвав смех-радость от встречи с ним.
Уникальный виртуоз как пианист, оригинален и как человек. Перед пианино сидит немыслимо согбенный, голова почти лежит на клавиатуре. Ёжик! Порхающие руки совершенно закрывают лицо.
На бис он исполнял сложнейшую рапсодию Листа, которую мы знаем в исполнении оркестров. Он же один по звучанию превзошел оркестр. Все время хотелось подняться на верхние ярусы театра, чтобы сверху, а не с боку, увидеть кисти рук и движение пальцев. Невероятно!
Моцарт. Больше ничего не надо говорить. Космос. Воспаряешь, замерев, столбиком, зависнув в ноосфере. Сливаешься с музыкой настолько, что не возникает никаких аналогий.
Новелла Матвеева: «Вы объяснили музыку словами, но музыке не надобны слова… не то она, соперничая с вами, словами изъяснялась бы сама.».
Обнаружила: так замер и весь зал. Поднялись над землей, и не они сидят в креслах, а те, воспарив, едва прикасаются к оседлавшим их, помогая сидеть. И только в конце третьей части, выдохнув долго и тихо, слегка опускаюсь, все так же, столбиком; опускаются и остальные.
Баркоролла.
Ноктюрн.
На бис:
Шопен ( непривычно очень большая вещь для подарка благодарным слушателям!);
Лист. Парская рапсодия – нечеловечески гениальное воплощение и воспроизведение нечеловечески же гениального замысла!!! Переливы… Перезвоны… Как их только удалось записать нотами?!
Да, в иные времена этого уроженца Еревана сожгли бы на площади. Невозможно поверить, что создаваемое им чудо – игра на инструменте, пусть даже столь совершенном.
Кстати, за этим же инструментом мы имели восторг видеть и Крайнева и многих-многих…
ПРИЕЗЖИЙ ОРГАНИСТ
Берт Висгерхофт. Орган. Нидерланды.
Эдакий маленький старичок-боровичок из сказки. Чистенький гномик с белыми седыми волосами с округлой бородкой.
Естественно, репертуар составлен непривычно для нас, но очень хорошо: разнообразно, каждое произведение оригинально и демонстррует возможности органа. Причем, многое писалось для маленьких органов, у нашего возможности многократно выше.
Сидат иначе... нежное порхание волшебных рук.
Новая для меня музыка.
Иоаганн Пахельбель. Немецкое барокко. Чудно, словно перезвон деревянных палочек и гуслей. Клокотанье ручейка. Замирание сердца, сладкое замирание. Лесная тишина. Поет одна природа.
Музыка растекается в бесконечность и явно ощущается, что она, стекая, обволакивает весь шар земной. И все очищается, заполняясь салатово-лилово-голубыми потоками света.
Тоненько, лишь конец — торжество и тревога.
Аж.Мадсен. Дания. Четыре хоральные прелюдии.
Автор — близкий друг исполнителя. Явно ощущается рука и дух современника, особенно в контрасте с предыдущим.
О.Мессиан, Франция, опять же, двадцатый век. Объявлено, как медитация. «Явление предвечной церкви». Похоже, церкви протестанской.Очень безнадежно, тяжело; рыдания и страх, но не любовь. Ощущение, как в лютеранской кирхе. Грозят покаранием. Ох, грозят... Тяжело. Горько и грозно. Так и видишь грозящий кулак сидящего на облаке огромного бородатого хозяина извечного мира...
ВАНЕССА МЕЙ ИСПОЛНЯЕТ МУЗЫКУ
АНТОНИО ВИВАЛЬДИ
Щелчок. Тишина. Закончилась кассета, точнее, её первая сторона. Инстинктивный толчок, выбрасывающий тело из кресла. Рука тянется к магнитофону с намерением перевернуть кассету. “Нет!”, - это на место инстинкта пришли и дух, и разум, - “Не надо!”.
Защитная потребность в тишине. После стольких минут восторженного напряжения, этого полёта то вверх, то вниз 4 то вширь, то, наоборот, в единую точку. И всё это, нет, не под руководством, а вот именно вместе! Вместе с музыкой. Эдакое раскачивание изумлённо-восхищённого духа на волнах музыки.
Как велик этот мир. Велик в своей полярности: абсолютная тишина и клокотание великого множества звуков огромных оркестров.
Вивальди. Как давно и как – навеки! Думал ли он? О, должно быть, думал. Все гении тщеславны. Потому, может, и гении. Не для себя – для них! Для грядущих через века! Думал, конечно же, что будет его музыка звучать, и исполнители (о, с этим-то он не соглашался, нет!), каждый на свой лад, под себя, под эпоху, под слушателя, под моду и под много чего ещё будут его ноты черкать, дописывая, отбрасывая, меняя.
Но Вивальди останется. Всё это в мечтах и грезах, предвидя, мог ли он знать, что юная хрупкая китайская девочка впорхнёт в его музыку со своей уже гениальностью и неповторимостью. И свою юность выплеснет на его вековую музыку и даст ей новое дыхание, а значит, и новую жизнь!
ВЕРТИКАЛЬНАЯ МУЗЫКА
Л. Бернштайн. “Вестсайская история”. Слушаю, закрыла глаза.… Да, действительно! Не показалось.
Никогда не слышала такой “вертикальной” музыки. Обычно музыка растекается, движется по кругу, по спирали.…
А тут - только вверх. Никаких брожений, метаний, раскачиваний. Одно только устремление: строго вверх!
Закрыв глаза, наблюдаю потоки, идущие от земли. Много тонких светящихся как бы испарений, фосфорических с голубизной, лунного света. Каплями, точнее – капельными потоками, устремлённо улетучивающимися. И потоков-испарений этих много-много, и все окрашены в один равномерный цвет. Только плотность и скорость их движения меняются от силы движения смычков по струнам.
Похоже, так и должна распространяться чистота.
ТРИ ТЕНОРА
10.07.1998 г. (22.45 час по киевскому времени). По телевидению начали передавать из Франции концерт, посвящённый закрытию чемпионата мира по футболу. Концерт трёх величайших теноров мира: Пласидо Ддоминго, Хосе Каррерас и Лучано Паваротти.
Руководимый, вернее, ведомый деликатнейшим дирижёром.
Начинается концерт: Берлиоз, “Парижский карнавал”.
1300000 человек зрителей, как указывали комментаторы, но здесь их гораздо больше: непосредственные зрители в самом Париже плюс телезрители всего мира. Концерт под открытым небом.
Сначала поют по очереди, затем выходят на сцену все трое и поют отрывки из песен и опер вместе и по очереди. Концерт действительно завершает, продолжая чемпионат по футболу. Концерт-состязание, зрители наблюдают своеобразную передачу пассов, азарт, спортивный накал, но какое не противостояние!
Особенно исполняя паппури, они “идут” стеной, одной командой, но идут не к воротам противника, идут не “против”, а “за”, идут к зрителю!
Начинал концерт Хосе Каррерас. Молодое лицо, молодецкой походкой вышел красавчик и явил нам чистоту водопада.
За ним, степенно, Пласидо Доминго. И, как звуки их имён, так и звуки их голосов:
- Хосе Каррерас: звонко, кокетливо игриво, переливаясь, дробясь… И молодецкий задор.
- Пласидо Доминго: плавно, мягко-мощно, распевно-неспеша, бархатно-окутывающе… И степенная красота мудрости.
- Лучано Паваротти (комментатор - Зураб Саткелава – произносит: Лючано): контрастно, широко, могуче, но не громоздко. Ярко, как и “окрас” лица, чёрные густые прежде волосы, густые усы и борода – целостно, как целостно всё в этом густом голосе. Первое сравнение, как говорили на Руси: “глотка лужёная”, отметается сразу глубиной и блеском серебра – серебреное горло. И осознание собственного величия.
Даже не глядя на экран, слушая паппури, это пение из коротких музыкальных фраз по очереди, всякий раз слыша одно (тенор), слышишь разное, безошибочно определяя автора этой музыкальной фразы.
Слушая с закрытыми глазами, видишь зависшие во взвешенном состоянии три сияющих сферы: души великих певцов мировой красоты и гармонии. Сферы, переливаясь, медленно колышутся, такие разные в своей индивидуальности и такие одинаковые в своём величии.
И, слушая великих исполнителей, постоянно ощущаешь тех, кто пред ними: живые, живущие, оживающие от этого пения и питающие жизнью звуки. Не будь этого огромного количества зрителей, не было бы того вдохновения у великих исполнителей. Чем больше и дольше их слушают, тем лучше они поют, тем сочнее, могучее издаваемые ими звуки.
Какая сплочённость в зрителях! Она передалась “Великой тройке”. Начинали они, каждый, утверждая себя, выходили ”по одному”, каждый - за себя. Но под конец концерта, для исполнения очередного паппури, вышли, почти взявшись за руки, оборачиваясь, друг к другу, как бы приглашая друг друга пройти перед собой, глядя друг на друга с такой восторженной любовью!
То есть, если сначала выходили откровенно на состязание, то под конец – покорённые зрители воющих соперников, почитатели таланта своих коллег!!!
Но особые восторг и ликование вызвал у меня дирижёр. Каждый его выход, то есть каждое обращение к оркестру, каждое начало нового музыкального творения и каждое обращение к исполнителю в начале и в конце: сколько искренней любви к каждому музыканту, к каждому певцу. Любви мягкой, доброй, как к детям своим, к детям господним. Милосердие, та любовь, что к ближнему своему – любовь-идеал. Я такой любви не видела ни в ком. Несколько раз ловила себя на мысли, что когда он смотрит в оркестр, то, окажись там люди, не знакомые с игрой на музыкальных инструментах, при такой беседе жестами с ними, заиграли бы и они.
Одним из комментаторов (просто напрашивается спортивный термин) был Зураб Саткелава. Только уважение и восхищение своими коллегами – певцами. Ни капли зависти! Вот что значит: талант, вот что значит: мастер! Только осознавая своё собственное величие, можно так почитать величие другого!
Последней фразой комментатора было: “Концерт – достойный финал последнего чемпионата мира по футболу этого года, века, тысячелетия”.
ИСПОЛНИТЕЛИ И ЗРИТЕЛИ
Говоря о каком-то произведении искусства, будь то живопись, скульптура или музыка, говорят о таланте, творческой удаче или неудаче исполнителя. И никогда, или почти никогда, о таланте слушателя и зрителя.
Идет большой концерт, средней величины зал, заполненный тихой благодатью и благодарностью доброго зрителя…
Неотрывно смотрю на сцену и вдруг улавливаю мощный поток слета, устремленный на сцену из темного зрительного зала. Я говорю о потоке энергетическом, что виден не всем и не всегда. Устремляюсь взглядом по этому лучу - меня заинтересовал источник этой необычайной мощи благодарной любви!
В темноте зала могу видеть только небольшую голову немолодого, мелкой комплекции мужчины, с огромной копной волос, с шикарной растительностью на лице, также всклоченной, как и голова. От него идет свет удивительной чистоты. Сразу понятно, что он сам музыкант профессиональный. Въезжаю в него и теперь уже слушаю исполнение артистов не своим, а его слухом. И какое восторженное открытие делаю: я-то, лишенная музыкального образования, слышу лишь малую толику того диапазона, что он.
На долю секунды меня зацепила грусть о том, как много я теряю из того, что мне дается. Но эту темную мысль тут же выталкивает оптимистичная надежда, что мне выпало счастье познать, прикоснуться к тому, что я так люблю, уже по-новому.
А посему, впредь я смогу видеть и слышать куда более наполненный мир.
Это состояние я уже проходила однажды, когда мне, наконец, смогли подобрать очки, что при смешанном астигматизме в те времена сделать грамотно не удавалось до конца. И вот в пятнадцать лет через эти жуткие толстые стекла для меня открылись краски такой яркости, что приходилось жмуриться и периодически снимать очки вообще. Поскольку очки были откровенно не точны, пришлось их забросить и продолжать жить в привычных условиях.
Но уже память об истинной яркости и сочности мира осталась. И в определенных ситуациях, как, например, при посещении художественных музеев и выставок, вызывая из подсознания то известное уже состояние зрения, я начинала видеть гораздо ярче, чем без предварительной договоренности с собой.
Окончился концерт, все направились к выходу, и в проходе начала стихийно собираться группа людей с радостными приветствиями к Маэстро. Они окружали с искренней благоговейной любовью невысокого щуплого человека. Это и был тот истинный великан духа, который породил выхваченный мною луч.
Мысленно поблагодарив его за Урок, я прошла мимо тех, кто, благодаря личному знакомству с ним, мог остаться. Мне было бесконечно жаль, что я не могла присутствовать при продолжении того урока, что, не ведая сам, дал мне этот гениальный слушатель. Поистине, «сотвори себя и сотворишь тысячи»…
Вскоре, попав на симфонический концерт, я еще до начала увидела в зале знакомую голову. Но он, в отличие от меня, знал дирижера, которого мне предстояло увидеть впервые. Он пришел слушать известных ему музыкантов, заранее сочувствуя им. На сей раз, это был холодный профессионал, ему уже мешала та виолончель, которая опять опоздала вступить (мои соседки сзади комментировали громким шепотом все погрешности музыкантов, «подковывая» меня и окружающих). Потому я быстро отрезалась от его умного слуха и полностью положилась на свой, в тайне радуясь, что я – пусть искренний, но любитель…
Первой скрипкой здесь был ныне уже покойный Гарри Логвин - создатель и первая скрипка камерного оркестра «Времена года, где дирижирует его сын, Дмитрий Логвин. Только он выходит на сцену, зрители с удивительной теплотой начинают шептать: «Тихо, тихо, Дима идет!…» К нам, после короткого приветствия, оборачивается спиной и обращается всей сущностью своею к оркестру стройный, высокий молодой по чистому красивый, созидатель! Он каждым взмахом руки и не видимыми для зрительного зала глазами, творит, ваяет.
Но, что особенно важно, он делает это вместе с коллективом, в глубокой вере в него и почтении к каждому музыканту. И с началом бурных всегда аплодисментов, вежливо и скромно кланяясь, он всякий раз отходит в сторону, указывая на оркестр и беззвучно благодаря каждого исполнителя, искренне радуясь за них, словно показывая коллегам: «Это – вы!!!»
И вот здесь тот же исполнитель партии первой скрипки, но другой дирижер: бригадир, ремесленник, хозяин мастерской. Крепкий эдакий дядька, при своем повороте к оркестру, перетаптываясь с ноги на ногу, долго осматривал сцену, дескать, все ли стулья на местах? Людей он, похоже, рассматривал как объекты в комплекте со стульями и, зачем-то, с музыкальными инструментами. Убедившись в том, что порядок - во всем, энергично начал махать руками.
После первого же исполненного в тот раз произведения (не могу произносить, говоря о музыке, заношенное заляпанное слово - вещь), дирижер степенно развернул к залу свое грузное тело, широко шагнул вперед, к зрителю, и начал усердно кланяться. После чего вновь занял свое рабочее место, готовясь руководить во второй раз. Эгоистично восхищаясь собою, оглушенный весьма прохладными аплодисментами, он, похоже, просто забыл исполнить прекрасный ритуал – он не пожал руку исполнителю партии первой скрипки!…
Я, как, должно быть, и остальные, в ожидании проявления почтения, глядела на Гарри Логвина. Дирижер дает команду к началу, Г. Логвин все еще остается в растерянном недоумении…
Когда-то, в один из праздников 8 марта, я, придя в гости, с порога поздравляю и вручаю подарки маме, сестре племяннице. Начинается обычная в таких случаях радостная суета. Четырехлетний племянник разрушил все жуткими рыданиями, едва выговаривая от отчаяния: «Раз это женский день, так что ж теперь – меня вообще не любить?!» И каким же счастьем наполнился он, едва я начала вынимать совершеннейшую мелочь, но для него. О нем помнили и думали!
Вспомнила я страдания маленького ребенка, едва взглянула на седого почти шестидесятилетнего состоявшегося человека, более того – всеобщего кумира. Это была та же непреодолимая боль. Уже оркестр начал исполнять вторую вещь; благо, она была короткой!
Забытый дирижером скрипач был страшно бледен. Совершенно белая рука, судорожно сжав смычок, сама машинально, но безукоризненно верно, разумеется, водила по струнам. Все остальное в хозяине руки, застыв, рыдало. Мы с мужем, не отрывая от него глаз, где-то пожалели о своем свойстве видеть больше, чем другие, не сговариваясь, начали молить о том, чтобы через нас был послан поток любви так тяжело страдающему человеку. В зале началась тяжелая тихая суета, словно все только вежливо ждали окончания начатого исполнения…
Музыка все же повела мастера за собой, его бледность начала отступать, он как-то через силу пошевелил плечами, распрямляя спину… Зал зааплодировал во второй раз, как-то нервно, дежурно. Но на сей раз, не встретив ожидаемой от зала реакции, с титулованного за что-то дирижера спала эйфорическая спесь, он вспомнил об оркестре, протянул руку скрипачу. И вот радость словно вскочила в того, кто ее заслуживал более других!!!
Третье произведение начинал бесконечно счастливый музыкант! Это уже была не первая скрипка в конкретном оркестре. Это была – единственная скрипка! И вот уже весь оркестр начал это ощущать, и все музыканты инстинктивно устремились взорами на него, краевым зрением только выхватывая команды дирижера. И вот уже, оказавшись подхваченным волной, исходящей от первой скрипки, каждый музыкант становился - единственным!
Единственная виолончель, единственный альт, единственный контрабас.… Весь зал затих и замер в чудном устремлении к оркестру. Каждый зритель на ближайшие семь-десять минут перевоплотился в единственного слушателя, каждый напрягся как струна и впитывал звуки всеми фибрами души соей! Последний музыкальный аккорд – и долгая, необычно долгая тишина…
Шквал аплодисментов!!! Дирижер кинулся к Гарри Логвину, ухватив его за обе руки, оборачиваясь к каждому оркестранту, почти кланяясь им с искренним восхищением и любовью. Он их видел каждого словно впервые, новым взглядом. Зал не затихал. Состояние полного, выплескивающегося, счастья. Потрясение…
ЖЕНЩИНА И МЕЧТА...
* * *
Я опять хочу в Париж –
Пошло и цинично – анекдот…
Я ж хочу туда, где тишь,
И куда никто пусть не войдёт.
Я хочу на небо, мягко и робко
Пройти спокойно и не спеша.
По тому вон белому облаку, -
Там отдохнёт от сует душа.
На рыхлом облаке, совсем одна.
А впрочем, в комнате, где нет окна,
Где нету мебели посуды, кухни…
О, быт! Хоть на минуту рухни!
Дай тишины, покоя, сна.
Любое место, но чтоб – одна.
Без боли за…, без горя от…
Не уж ли это ко мне придёт?
Чтоб никому я – и не должна!
Пусть: никого нет, лишь я одна…
Как я устала от их проблем,
От слёз в плечо мне - на мир взамен.
***
Иметь мечтала та кларнет,
Когда была ребенком чистым,
Но вплелся вдруг в сюжет корнет,
И взглядом сжег ее лучистым.
Девица, о прощении моля,
Кораллы Карлу подарила.
Про локоны молчит молва,
О краже только говорила.
БУДЕМ ЖИТЬ
Она встретила его случайно. Он вёз новенькую детскую коляску, лицо его сияло, он время от времени то заглядывал в глубь коляски, на крошечное личико дочери, то смотрел по сторонам, как бы желая поделиться своей радостью со всеми, считая, что и все должны в этот миг испытывать захватывающую, возвышающую, будто поднимающую всего его, радость.
Он ещё не знал бессонных ночей из-за ребёнка, тревоги и всего, что его ещё ждёт не на всём даже родительском пути, а на том коротеньком его куске, пока дочь, наконец, затопает ножками без его помощи.
И только один восторг наполнял его.
Увидев вдруг Её, он ещё больше обрадовался, и обрадовался не именно ей, а тому уже, что кого-то можно остановить и показать, «похвастаться».
Она спокойно поздоровалась, задала пару вопросов, принятых в таком случае и спросила, заглядывая в коляску: «Можно глянуть?», видя, впрочем, что он только и ждёт, что посмотрят его дитя. «Красавица. Как назвали?». «Твоя тёзка, представь».
Она хотела было возмутиться и высказать ему свое убеждение о несуразности такого названия ребёнка, так как действительно не любила своего имени и где-то даже подсознательно, но уверенно считала, что именно из-за значения своего имени подвергается всем неудачам и нападкам судьбы, явно обошедшую её пусть уж не благами и удачами, так хотя бы покоем, и щедро обдающую неприятностями, а то и бедами.
Но, встреив его светящиеся радостью глаза, промолчала, тем более что он-то наверняка не знает историю возникновения имени, ибо в современной языковедческой литературе значится: Лидия – название области в Малой Азии, и уже не пишется, как прежде, что эту область древние (древние, потому как в 546 г. до н.э.) афиняне завоевали, разграбили, людей угнали в рабство и девушек-рабынь стали называть не иначе, как Лидиями.
Она смотрела в крошечное, ещё синеватое и морщинистое личико, обрамлённое густыми рядами капроновых розовых рюш, которые всегда возмущали её взгляд: «Ну, что, Лидушка? Как тебе показался этот суетный мир? Не показался? И мне вот не показался…», - вдруг грустно призналась она, усмехнулась горько и продолжала, жалея уже, что начала вслух плакаться, чего она никогда не позволяла себе на людях.
Это живое, но ещё ничего не понимающее создание, будто содрало с неё маску жизнерадостности и счастья, которую она придумала себе и отлично, с радостным злорадством в душе и, вопреки столь жестокой к ней дейсвительности, носила. «Но будем жить!». И, уловив блуждающую, еще не совсем улыбку на лице новорожденной, засмеялась: «Вот именно, жить и улыбаться. Улыбка – единственное в этом мире, что даёт возможность жить».
ПОНЯТЬ ЖЕНЩИНУ
И ЕЩЕ РАЗ – ПОНЯТЬ ЖЕНИЩИНУ
Как-то нам с товарищем, В. надо было по делу зайти на несколько минут в одно место. Рядом расположились бабушки-торговки фруктами, август.
- Ой, подожди! Я хочу эту огромную грушу.
Так выйдем и купим, - отвечает мой спутник.
Все сделав, выходим, я устремляюсь вперед.
- Остановись! Ты же хотела грушу, - В. достает портмоне.
- Когда?!
- Пять минут назад…
- Ну, так и что… - продолжаю идти.
- Так давай же купим! Ты же хотела!!!
- Когда хотела???
- Пять минут назад! – начинает выходить из себя В.
- Ты что, действительно считаешь, что я подряд 5 минут могу хотеть одного и того же?! Я тогда хотела. Дорога ложка к обеду.
Пока записывала, по ТВ солистка хора – тетка многих лет и многовесная, страдануто-задушевно громко поет:
«Где-то под ряби-но-ю
Парень ждет меня...»
Мой муж начинает хохотать. Я кидаюсь на защиту певуньи:
- Это украинские девушки не говорят, когда и куда. («Я ж тебе пiдманула...») . А у россиян мужики так подло поступают. Вот она и засиделась в девках, бродя от рябины к рябине, в поисках парня, когда-то назначившего ей свидание.
ЧЕЛОВЕК РАЗУМНЫЙ ВСЕГДА ОДИНОК
Мысль о совершенном отсутствии у меня необходимости в друзьях меня посещает всю жизнь. Может быть, именно из-за того, что на друзей мне всегда везло: были и есть они у меня, и отличные. В том числе, и мужья мои – мои друзья, и между ними у меня был друг духовный В. Н. (тезка моего папы) – брат души и сердца друг, как рифмовала я ему на его день рождения, и В. – в счастливый период моего четырехлетнего беззамужества.
На дне 18-летия А. его кресная пожелала ему много надежных друзей. И Рабле, оказывается, перед смертью в свои 60-то лет сокрушался и сожалел о том, что не имеет настоящего друга…
Я периодически вспоминаю, что надо бы позвонить то одной, то другой приятельнице, то третьей, то четвертой… Справиться о ее «как оно – ни к черту». Но это исключительно из приличия, а нужды в общении у меня нет. Наверное, опять же из-за их регулярных звонков мне и посещений моего дома.
У меня всегда есть масса преинтересных дел, необходимых хлопот и забот о семье и ее членах…
К тому же, я никогда не обращалась ни к кому за помощью. Она мне, собственно нужна бы была, когда заболел сын, но я четко осознавала, что тут никто не поможет. А когда я главную проблему сама решаю, то все остальное тем более осилю, тьфу-тьфу, не сглазить бы…
«Аб» романтике…
…Ну, вот! Всех обращающихся ко мне за советами-консультациями учу к мужу относиться творчески, а сама…
Тем более, что мы-то вместе проводим 24 часа в сутки.
Вышел на пару часов муж из дома, я быстренько намешала кучу трав, заварила их, приняла ванну с травами, благоухаю.
Муж появляется на пороге, я подхожу под поцелуй, надеясь очаровать-сразить-восхитить.
О! У тебя волосу вермутом пахнут…
Хорошим хоть вермутом?!
Знаешь, хорошим!!!
ХОШ ВЕРЬ, ХОШ — НЕ ВЕРЬ
Когда мой организм вдруг начал мне самым беспардонным образом напоминать, что мне уже вовсе даже не 17, а вовсю — 17,5 лет, я, никому не позволяющая мне хамить, ответила ему покупкой министадиона. Начала делать по утрам физзарядку, опять же мини.
Красота!!! Ровно столько, сколько я хочу и то, что я хочу. Одна. Никто не давит. Никто не сует свой нос и не диктует...
После меня моя приятельница М. взяла годовой аббонемент в дорогой спорткомплекс. (Это один из случаев, когда все явственнее начинаешь жалеть, что еврейские понты не светятся — на всей земле, ибо они — везде, наступили бы белые ночи).
Ну, что такое «дома»? Ведь никакой же системы. А там паренек четким голосом дает команды «Вдох, выдох». Все делают одни и те же упражнения. Порядок железный. И как это можно — одной, без коллектива?!
И ведь наше с ней поведение и отношение к ситуации очень просто объясняется: гороскоп!
Можно в это верить, можно не верить... Крот не верит в существование великого солнца, о чем оно и не догадывается — светит и светит.
Это, как фен-шуй. Веришь или не веришь, но то, что по энергетике нельзя, категорически нельзя, в одном помещении ставить телевизор и холодильник, абсолютно по-научному доказывают напольные весы!..
Итак:
М. - Дева. Отсюда — потребность в строгом порядке, отлаженной системе. Лошадь. Кто-то запрягает и руководит: влево, вправо, прямо, стоять, тихий ход, аллюр, галоп...
Я — Рак: уединиться тихонько, безо всякой толпы (стада) делать то и столько, что комфортно сейчас. Довериться своей интуиции. Собака. Бегу туда, куда и в том темпе, что надо и приятно, то есть, комфортно мне. И не родился еще тот паренек, что будет диктовать, когда мне вдыхать или выдыхать.
ГИМН НЕВЕЖЕСТВУ
В поле зрения попал кувшин, и рисунок на нём словно выплыл вперёд, затрепетав. Какие же красоты могут творить люди. Так и хочется схватить кисти, и!.. Или остановить вид заходящего солнца? Особенно часто возникает страстное желание зарисовать уголок сквера, аллеи поляны.…
Но никогда ничего не рисовала, да и не сумею. Иногда от этого так грустно. Но сразу выплывает трезвая мысль: это сколько же времени я угробила бы впустую, ничего особенного не создав.
К тому же профессиональные художники или учителя художественных школ слушали мои лекции по истории живописи или просто мои разговоры о картине и т.п. Всегда они восхищались именно тем, что это взгляд ни мастера кисти, а зрителя, то есть того, кому они эту красоту несут.
Сколь многое они видели в моём видении и моих описаниях, профессиональные навыки в них, оказывается, многое притупляют в их восприятии чужих творений.
То же и с музыкой. Профессионал или тот, кто в отличие от меня музыке обучался, слушая её, невольно выделяет и анализирует игру отдельных инструментом и улавливает неизбежные, естественно, ошибки отдельных исполнителей. Как это мешает цельности их восприятия!
Я, безусловно, бесконечно страдаю оттого, что меня музыке не обучали, оттого, что слышу и не могу записать.
И стихи мои мне тоже поются.
Но опять же, на концерте я – слушатель, созерцатель, но не критик.
Ах, смеётся надо мной Моё во мне: лучше бы ты и грамоте не разумела!
ПУТЕШЕСТВИЯ
Из моего письма подруге
Твое состояние, и моральное и физическое, естественно объяснимо.
Человеку вообще незачем болтаться по миру. Еще Сенека писал : «Ты не странствуешь, не тревожишь себя переменою мест. Ведь такие метания - признак больной души. Я думаю, первое доказательство спокойствия духа - способность жить оседло и оставаться с самим собою. Кто везде - тот нигде».
Хорошо ему было это писать в начале первого века…
Еще кто-то умный в наше время уже написал о том, что путешествия отнимают массу времени, средств и здоровья, в то время, как чтение о них – только полезное времяпрепровождение. Что, собственно мы с Г. И делаем из-за того, что сына не с кем оставить, он и раньше мог оставаться только с моей мамой, но и она уже, как и все остальные, его боится.
У нас масса дисков с шикарными фильмами обо всех странах, сейчас, кстати, идет серия этого в продаже. Мы это впервые поняли, когда, посетив Питер, приобрели там трехчасовой видиофильм о Питере и его окраинах. Начали показывать его тем, кто видел это «вживе» неоднократно. Те исключительно из вежливости стали смотреть…
Через несколько минут их было не оторвать! Ведь мы, путешествуя, не все мелочи можем заметить, а они оказываются именно той изюминкой, ради чего и следовало путешествовать.
С тех пор все стали скупать подобное.
Особые чувства у всех нас вызвал просмотр фильма «50 чудес Крыма», где днепропетровцы, как заговоренные, бывают каждый год хоть по три дня! Это сравнимо только с тем, как сахалинцы с первого же дня после отпуска начинают жить мечтой о следующей поездке на материк!
Ведь ваш отпуск был сплошным стрессом. Постоянно чужие люди рядом. Нет ни времени, ни сил уделить внимание друг другу. Как было бы хорошо после года работы хоть дней двадцать просто тихо побыть в родных стенах.
Кстати, я говорила тебе, кажется, что даже по астрологическому гороскопу совместимости (естественно, персональных гороскопов, с указанием точного времени рождения до минут ) у каждой пары разный процент совместимости в разных частях мира.
Мы с Г. в Египте – 7 дней райских условий – друг друга могли выносить подряд не больше десяти минут. На нас наваливалась волна такой животной агрессии, какой мы не знали прежде, и слава богу, не узнаем более.
Кстати, там в один момент становится темно до черноты, несмотря на яркие низкие звезды, уже около 18 часов. Так вот в темную часть суток у нас была сплошная идиллия, мы гуляли вдвоем до 23 часов. Но я несколько раз во время обеда тихонько вставала и уходила в бар пить кофе, иначе даже не представляю последствий совместного сидения за столом в абсолютной роскоши…
Мы же все мои первые 17 лет жизни (я и родилась под Владивостоком, потом – два места в Амурской области, два – на Сахалине) ежегодно ездили или в отпуск на Украину (Сумская обл. и Кировоградская обл.), или пять лет с мамой - на её сессию в Благовещенск-на-Амуре, а потом в отпуск. Я помню, как тяжело мы отдыхали после отдыха!!! А какое разрушение для всего организма, и, особенно, для зубов, а, значит,
и для всей костной системы, несут прыжки по часовым поясам!..
Кстати, сегодня отказалась от трехдневного паломничества по Крыму на начало октября (там еще долго будет тепло) – тяжело, после прошлой поездке в Одессу и Кулевчу долго приходила в себя.
ЕГИПЕТ, ХУРГАДА
Мне ту неделю будильником был
Призывный голос муэдзина к небу.
Природы сын, он, точно по часам,
Молитвой-песней восхвалял рассвет.
Внутренний мой голос не забыл
Тоже славу петь воде и хлебу,
Солнцу, морю, звездным небесам;
Главное – Тому, кого главнее нет.
Африка. Зима. Египет. Хургада.
Тридцать пять по Цельсию. Прохлада…
Ветер вдруг сорвался на три дня.
Холоднее стало, гулко и безлунно.
….................
Все то впишу я в память на года.
Мне волна и ветер – не преграда
Утром первой заплываю, я одна.
Я, и вдалеке - белое на синем судно.
***
Названье «Ленинград» - из древности не лучшей,
О чем моей племяннице внучатой невдомек.
Оттуда белку ей даря из меха и из плюша,
Из географии с ошибками преподала урок.
Теперь, забросив напрочь барби с тамагоччи,
Поскольку дети мыслят изначально без преград,
Ее вся садиковская группа дружно хочет
Скорее вырасти, чтоб ехать в Ленинград.
Вчера они еще одно узнали имя чуда –
Я из Египта привезла верблюда!
Где ударение: Хурга’да? Хургада‘?
Не важно им, им важно, что – туда!
***
Бедная дева рыдала:
Жалко дурехе кувшина.
Коль не шустра, неудала –
Взглянет не каждый мужчина.
В девках останется, видно…
Ни мужа, ни емкости хрупкой…
Судьба ее, ох, не завидна…
Плакать уж поздно, голубка!
ГОРЫ В ТУМАНЕ
Всего три дня были в Моздоке. Начало ноября, но в день нашего приезда была летняя температура, +30 градусов! На третий день – дождь, после чего лило всю ночь, и в половине пятого утра мы выезжали под мелким дождичком.
Ехали в маршрутном такси, начало светать, но из-за мелкого серого дождя видимость была, как в тумане, туманом же напрочь закрыты невысокие, но горы. Только подножья видны. Расстроилась жутко. Первый и последний раз на Кавказе, и так бездарно провести время… Ничего не увидела, хотя меня туда заманили обещанием зрелищ и впечатлений.
Приехали в Горячеводск. По лужам и холоду, но под навесами походили по оптовому вещевому рынку, купили мне и мужу очень удачно пальто, надели их, согрелись. Выходим из-под навеса. В один миг прекращается дождь, и, уже при последних каплях, заиграло яркое солнце!
После трех дней «без радости» я это приветствие нас природой оценила только через несколько часов.
Минут немного в маршрутке, выходим на привокзальной площади. До поезда оставалось около трех часов.
Мне показывают, где находится Машук… Как театральным занавесом, густым туманом закрыты все горы!
В другой стороне видны купола, догадываюсь, огромного собора. Устремляюсь туда. Мне говорят, что он вообще не действующий. Иду! По пути зашли в какую-то столовую, очень мило, и тепло после ветра и слякоти.
Подходим к собору, издалека видим мозаичную надпись, свидетельствующую, что его восстановление и реставрация начаты в год тысячелетия крещения Руси!!!
Совершенно новое для меня убранство собора, новые и ощущения…
Возвращаемся на перрон. Остается минут сорок до отхода нашего поезда. Солнышко светит, но горы еще в тумане, причем он начал медленно подниматься именно, как занавес. Ровная четкая граница между видимой и невидимой частями не стирается и не размывается. Стали видны и другие горы, вдалеке, с другой стороны от Машука, даже просвечивают сквозь туман их снежные вершины.
К приходу поезда Машук, как меня уверили, открылся на половину.
- Только на половину, - с отчаянием подумала я, садясь в поезд…
- Вот уж, не везет! Так во всем…- обреченно жалела себя я, сердясь.
Но когда мы начали ехать, горы еще некоторое время были видны, продолжая медленно приоткрываться.
Научившая себя быть благодарной миру уже за то, что я имею, после нескольких выработанных мною же для себя приемов «послегрустной реабилитации» я уже мудро за себя радовалась:
- Вот ведь повезло, как неприятно вчера дождило, а сегодня, едва мы закончили быстрый и успешный обход торговых рядов, и вышли из крытого рынка, для нас вышло солнце. Попали в действующий уже собор. И Машук наполовину, а я думаю, что на все две трети, не самая ведь крупная вершина, оказался прекрасно видимым. А благодаря высокой платформе, с нее за зданием вокзала видны были другие горы и даже снежные вершины. Повезло то как!
Стоит ли говорить о том, что если у нас в душе сейчас грязь, то мы видим грязь во всем. И только от нашего настроения зависит, каким видеть стакан: полупустым или наполовину полным.
Мир, в котором мы сейчас пребываем, воистину, почти в полной мере – это мир, построенный нашим собственным мироощущением и сознанием.
ЖЕНЩИНА И МУЖЧИНА
***
Мужчины все, поэты, схожи тем,
Что гений в них любовь рождала.
Перо само писало столько тем,
Фортуна их когда сопровождала
И Афродитина рука,
Они такие рифмы пели,
Что всё видавшие века
На них восторженно смотрели.
А женщины шедевры создают,
Когда любовь к себе в других теряют,
Душевный обретают неуют.
Тогда перу страдания вверяют.
Как гениальны брошенные бабы!
Когда уходит почва из-под ног,
Их слёзы разбиваются на ямбы,
Каких мужчина б написать не мог.
И СОЗДАЛ БОГ…
Семь дней творил Всевышний. И всякий раз, обозрев труд рук своих, восклицал: «Хорошо». И вдруг – естественная мысль: «Ну, и кому все это…»
И создал он по образу и подобию своему Адама! Бог, похоже, первый, кто не признал теорию Дарвина. А зря! Ибо, сказка, действительно, ложь, но и там есть зерно: кроме наследственности, предупреждал ученый с лицом обезьяны, есть еще и изменчивость. И не напрасно предупреждал!!!
Взглянул Бог на Адама и ужаснулся:
О, лиха година!!! Голе, босе, без паспорта…
И, что особенно удручает, совершенно не приспособлен, ну, ни к чему. Если его, даже, какой зверь не съест, то он, бедолашный горемыка,погибнет от холода или голода.
Самое же ужасное – занудлив, гонорист и хвастлив без меры!!!
Ходит за Творцом и с умным видом советы дает, критику разводит. Так надоел, что тот решил ему подругу сообразить, пускай, дескать, ей мозги полирует и нервы треплет.
Так появилась Лилит.
Но не пришел от нее в восторг Адам, давай привередничать и недостатки выискивать. Да и то верно – не хороша. Лунный день был выбран не удачно, или просто без вдохновения и в раздражении на Адама «вываял» ее Всевышний, а, может, просто приличной натурщицы под рукой не оказалось…
Утализировал Творец Лилит как брак!..
Живет Адам один, болтается без дела – ни тебе дивана, ни газеты, ни телевизора, ни футбола… К тому же, как любой мужик, всегда хочет есть. Голод! Обед приготовить не умеет, да и не из чего, даже холодильника нет. А лень его, бесконечная и безмерная – доминирующий мужской половой признак.
Поднимет какой переспелый плод, что с дерева сам на землю упал, да бродить уже вовсю начал, заглотит жадно.
Болтается теперь по раю Адам не только грязный, заросший и завшивленный, так еще и под-шафэ.
Ты меня уважаешь?!, - пристает к Отцу небесному, больше ведь не к кому; драться лезет, морда пьяная.
Ну и намял ему ребра Прародитель. Сидит в отчаянии, крутит выбитое ребро в руках, кручинится…
И, как истинный мастер, что не может без дела сидеть, взяв резец, начал из того выбитого ребра Адама делать скульптурку. Так, лишь бы руки не гуляли.. То, что получилось, назвал Евой.
У Адама давно уже в глазах двоится, поднял на нее отекшие веки:
Так вот ты какая, белая горячка!!!
И препираться не стал.
Ева, обнаружив около себя Это, повздыхала о том, что первый муж – от Бога, о доле своей бабьей всплакнула по традиции, да принялась его мыть, да обихаживать. Корней накопала, в ручье обмыла… Одним словом, салат, прическу и скандал – из ничего…
Взяла две сухие ровные палочки, да принялась из крапивы, льна, конопли вязать ему одежду и сети для ловли птиц и мелких зверюшек к обеду.
Часами она стучала спицей о спицу, пока от трения не получила первый огонь, после чего жизнь стала налаживаться.
Дальше все тоже всем известно. Один только вопрос мучит, думаю, не только меня одну: «Ну, чего было не утилизировать, сразу же при обнаружении, брак – Адама?????????!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»
И ведь главная-то особенность, уникальность даже, человека в том, что все живое тянется к солнцу, даже сквозь слои асфальта пробивается росток, но только человек изворачивается, ломает и тело и душу свою так, чтобы – в болото, в грязь!...
ЭМАНСИПЭ .
Крупную, высокую даму 55 лет, что всю жизнь руководила бабами на фабрике, придут поздравлять с выходом на пенсию коллеги, друзья и родственники.
Как обычно, с ней заранее встречаемся и обсуждаем…
Она (тон командный, не терпящий возражений. Речь отрывистая, слова выдаются твёрдым размеренным тоном):
А теперь ещё. У меня толковая мысль. Хорошо будет. Вы даёте слово Моему (кстати, он – доктор наук, умница, долго был холостяком, она его сама нашла, познакомилась…) . Он говорит мне поздравление. Я ему уже написала. Потом он мне дарит мою любимую песню, вроде сюрприз мне. Песню я подберу! И мы вдвоём выходим танцевать. Все сидят! И мы танцуем с ним под общие аплодисменты. Это – ты организуешь!
Организуем, - отвечаю.
Из разговора с М.
Да почему я должна промолчать, свести все на шутку, учитывать особенности его характера, то, что он устал?.. - раздраженно восклицает М.
Потому, что ты – женщина, - отвечаю.
Он мне говорит…
- ?!
- Вот что бы ты — в такой ситуации?!- уточняет разгневанная М.
- Мне так никто не скажет. Со мной так нельзя.
- ?!
- Потому, что я – женщина.
***
- Вот Вы скажите, где искать в наше время рыцарей?!
- Да их не надо искать. Рыцари, вообще-то, весьма ленивые ребята, они дислокацию не меняю, веками пребывают в одном и том же месте.
- Где же?
- Возле дам.
МЫ ИЗМЕНЯЕМСЯ
“Я вас искал всю жизнь”, - искренне восклицал он, радостно заглядывая в её глаза, и был счастлив.
Но пройдёт время, и уже при встрече с другой женщиной он явно осознает, что именно её он искал всю жизнь. И вновь будет счастлив.
И это не будет ложью, это не будет лицемерием. Человек эмоциональный, ярко и живо воспринимающий жизнь; человек, всякий миг проживающий, а не присутствующий в нём, меняется, меняется, меняется. И разделить своё “сегодня”, своё “сейчас” он должен с такой же ярко живущей душой, отсюда это счастье находки: именно вас я искал всю жизнь. Искал всю жизнь… для этого мига жизни!
Побольше бы таких мгновений и таких находок!
О, МУЖ!!!
милый, ты на меня не дави –
я уйду в себя глубже;
а потом не вернусь – не зови,
ко мне нежный подход нужен.
Ты, приучивший бедное сердце биться трепетом и страстью, еще более научаешь его застывать в ожидании шагов твоих!
Ты, подобно Луне, терзающей океаны приливами и отливами, проделываешь то же с морем души моей!
О, неосторожный! Порождающий приливы и отливы, порождает и штормы, ураганы, ветры и бури…
Так не лучше ли, обладая такой мошью управлять стихиями, порождать тишь и благодать, покой и гармонию веселое журчание ручьев, радужно искрящихся под руководством солнечных лучей?!
О, могущественный? Направь же силы и чары свои на порождение радости! В сем - нет равных тебе.
УЧИТЕСЬ ОБРАЩАТЬСЯ С МУЖЧИНАМИ
Ой, что я вам, девочки, скажу! Они же! Да с ними же говорить, как с нормальными, невозможно. Чтобы с ними общаться, да нет, не подход, нервы иметь надо, и гибкость.
Мне один как-то говорит: «Ах! Ты мне очень нравишься». Нет же, это не сейчас он мне говорит, это когда еще было-то… Так вот. «Ты мне, - говорил он тогда, - нравишься, но вот если ты поправишься… То я не знаю…» «Поправлюсь», - отвечаю ему категорично. Ой, тогда-то, наверное, сама себя и сглазила, дура… «Но вот когда я поправлюсь, то ты, голубчик, - я когда на них сержусь, всегда нежно так, словно даже распевно, голубчиками их называю, - Тогда ты меня станешь любить за мою тонкую душу!»
Нет, ну к тому времени, что я поправилась, у меня уже другой муж появился. Вот ему я сразу пояснила: «Я не толс-та-я… ты после своей России к красоте не привык еще, вздрагиваешь, да по сторонам озираешься недоуменно…. Слово-то какое, это про женщину, «толстая», брррр! А по-украински это называется совсем даже наоборот: я гарна та справна!!! Запоминай и любуйся.». И убедительно так сказала. Поверил. Пока.
Ой, да ну к следующему-то мужу я похудею! Может быть….
ВТОРОЙ вариант того же…
Ой, девочки! Да чтобы с ними разговаривать, так ведь для этого же особый настрой нужен. Да если на все, что они говорят, реагировать!?
Мне, припоминаю, один говорит: «Ой! Ты мне так нравишься…»
Нет, ну это ж вчера, что ли, было?… Это – тогда еще….
«Ты мне такая очень нравишься, но вот если ты поправишься….» «А вот тогда, - отвечаю, - ты меня будешь любить за мою тонкую душу!» И все! Согласился. Ну не дурак же он, сразу поторопился согласиться. Тогда…
ОТКРОВЕНИЕ
Приходит ко мне как-то бывший муж. Человек необычайно немногословный, категорически ставит ультиматум (я с ним разводилась с первого дня супружества в течении семнадцати лет, трижды!):
- Все, тебе пора повзрослеть и понять, что женщина не должна быть без мужа. Будем объединяться, я полгода серьезно занимаюсь этим вопросом. Два варианта обмена на большую квартиру тебя должны устроить.
И вынимает листок.
Не успеваю ответить, звонят в двери. Открываю, у нас еще есть общая дверь с соседями. Кричу:
- Открывай сам.
Возвращаюсь к бывшему мужу, и пока мы еще вдвоем, быстренько выплескиваю на него:
- Это мой муж пришел.
Тот, торопея:
- Еще два дня назад никого не было. Какой муж?
- Да я еще сама не поняла…
На лице моего собеседника отражается четкая мысля математика о том, что еще есть время новому мужу раскрыть глаза!!! И тут его осеняет:
- Он твои пирожки уже пробовал?
Не понимая, при чем здесь пирожки, киваю утвердительно.
- А вареники?
Услышав второй раз мой утвердительный ответ, тяжело вздыхает и безнадежным жестом убирает листок с вариантами обмена в карман.
Заходит его соперник, знакомятся, мой трижды б.у., как его называет вся моя родня, уходит.
Часа через два усаживаюсь поудобнее, готовясь услышать долгие хвалебные од в мой адрес, лукаво спрашиваю того, кто всего третий день у меня в мужьях:
- Милый, а за что ты меня так предпочел остальным?
Задумывается, потом расторопно так отвечает:
- За вареники. И пирожки…
- Так чего же ты так долго думал?- растерянно изумляюсь.
- Так думал, в каком порядке назвать, - совершенно невозмутимо отвечает.
Я зашлась смехом:
- А то, что я не глупая, образованная, у меня прекрасный бесконфликтный характер, глаза, фигура… Мог бы из чувства такта соврать, что ли, на третий-то день совместной жизни!
- Как тебе соврешь, ты же умная, - прозвучало, как критика крупнейшего недостатка.
Кормить их надо, оказывается!
КОМПЛИМЕНТЫ
Жутко не терплю смолоду, что называется. «Ах, как ты хорошо сегодня…» А обычно, выходит, я – плохо… Несколько таких елейностей запомнила особенно.
Я – только после университета. На работе. Захожу, мне навстречу чрезвычайно мрачный всегда человек, желчный и конфликтный, немолодой уже, смуглый брюнет, как ворон. Как всегда, идет ссутулившись, голова опущена, шея глубоко втянута в плечи. Останавливается передо мной, вздрагивая выходит из своих тяжелый раздумий: « Ой, что с тобой?! Чи заболела? А? О! Да ты постриглась. Хорошо. Ну, очень недурно, весьма!…»
«Да, кстати! Сразу не сказала, не до того было, слышь. Но ты тогда на кладбище великолепно смотрелась! Ну, классно! Мой даже спросил, когда мы поздоровались с тобой: «А что это за девушка?» «Какая, блин, говорю девушка еще! У нее сыну скоро 25 лет! Девушка… Кляча старая… Не, ну ты тогда на кладбище и вправду великолепно выглядела». Это с кем же она меня сравнивала?
Мне лет до 25-ти. Неженатый очень умный и очень стеснительный мужчина, впервые со мной общаясь, по работе, разумеется, потупив глаза и тихим робким полуголосом: « Вы такая красивая… И не замужем, наверное…» «Замужем, замужем», - отвечаю категорично. «Да?… Но все равно, красивая…».
Первый курс университета. С нами в группе девушка, родители которой с Волги… Лицо круглое, глазки махонькие, бледненько голубенькие и очень глубоко посаженые. У меня же (украинка без примесей) – темно-карие глаза, на половину лица. Она, глядя на меня, с преогромным состраданием, тяжело вздохнув: «Ой, мне тебя так жалко. И фигура у тебя прекрасная, и вообще ты ничего… Но вот как тебя эти глаза уродуют…».
Это всегда вызывает огромный хохот у тех, кому я это рассказываю. Потому что из-за этих глаз-то я как раз и ничего…
Смешно, но эталоном красоты для каждого, при всей самокритичности, служит себе он сам. И всех остальных человек подсознательно сравнивает с собой. Хотя, впрочем, моя мамочка, миниатюрная и по горизонтали и по вертикали, что для нас с ней всегда казалось чрезвычайно обидным, если хотела восхититься красотой какой-то женщины, восторженно восклицала, помогая себе жестами: «Как, ты ее не видела? Такая большая, красивая женщина». То есть красиво, это когда или как я, или как совсем наоборот.
НЕДОСТАТКИ И ДОСТОИНСТВА
* * *
В меня однажды Зол вошёл.
Ворвался, в дверь не постучавшись.
А Добр ему сказал: «Пошёл!
Я здесь навечно прописался».
Да, Добр со Злом не добрым был
И с лестницы спустил пришельца.
Так, чтоб тот путь ко мне забыл.
Добр вытряс Злу душок из тельца.
Потом, печально зелена, Тоска
Мне в двери позвонила.
- Ты, - говорю, - присядь пока,
Еще я кофе не сварила…
Но в пору ту во мне как раз
Гостили Радость, Смех, Веселье.
Они в миг выдали Указ:
Тоске не место в нашей келье!
Ох, не прилично, вроде б гнать…
Пришла культурно. Вдруг ей плохо?
Пришлось в компанию позвать,
Но враз Тоска, пардон, издохла…
* * *
Мне повезло небывало:
Маты цинично в меня не вошли.
Словесных кружев покрывало
Не спало, моля: «не пошли…»
И зависть, - спасибо им, многим,
Что всю расхватали себе, -
Мои не нашла пороги,
Дякую щіро за это судьбе.
И злобы на людей, бичуя их
Проступки, их нелюбовь к себе самим
Я не ношу. Мой светел стих,
Хоть состраданием к их слепоте томим.
Меня страданием терзают их слова:
«Проблемы», «Я хочу избавиться…»
Ужасным мусором полнится голова…
Так видя мир, им с жизнею не справиться.
Пою гимн солнцу, оду – роднику.
Шепчу: «Иду я…», «Я живу…»
Мне много ль надо на моём веку?!
А вам темно? Я… ставни… отворю!…
ЗАВИСТНИЦЕ
Эти глупые глаза
С завистью в меня глядели
Так, что дьяволы в слезах
Пробудились, загалдели...
Стали душу мне скрести,
А она и так вся в клочьях.
Начал смех меня трясти
От законов жизни волчьих.
В чём завидуешь ты мне,
Бестолковое созданье?
Ведь неведома тебе
Жизнь моя. Моё признанье
Убедило бы тебя:
Тяжкую тащу я ношу;
Горе так вросло в меня,
Что его никак не сброшу.
Я свою несу судьбу
И свои терплю страданья,
Но согласна быть в гробу –
Тяжело мне жизни зданье.
Не могу его нести,
Быть фундаментом не в силах.
Что – причина зависти?
Что смеюсь красиво,
Что кажусь беспечной,
Слёз не лью? Так вылила!
Но тайком, конечно,
Не на людях, милая.
Мне ли горе выставлять
На показ таким вот дурам,
Что так любят примерять
На себя чужие шкуры...
***
Мне бы надо жить чуть разумней.
Мне бы надо (нет, не могу!)
Поучиться степенству игумен,
Чтоб не плюхнуться на бегу.
Жить бы надо чуточку тише,
Улыбаться, не возражать,
Быть довольною всем, что свыше,
Притаиться, а не бежать.
Не взрываться, заметив подлость,
Не заметить, увидев грязь, -
Пережиток – совести голос,
Но его не задушишь враз.
Наступает пора мещанства,
Навалилось время мещан:
Всякий честный - в плену у хамства,
Им унижен, чтоб не мешал.
***
Я так рада за того,
Кто и счастлив, и беспечен,
И страдает оттого,
Что земной приют не вечен.
Я не завистью полна
К тем, кто счастлив и беспечен, -
Обойти судьба вольна
Тех, кто ею не замечен...
Счастье всем не даст приют,
Счёт удач не бесконечен.
Пусть же это не поймут
Те, кто счастлив и беспечен!
ЖЕНЩИНА И ЮМОР
Иметь чувство юмора чрезвычайно необходимо самой Женщине, а уж тому, кто общается с Ней — без этого самого чувства просто не возможно!!!
Как твоя жизнь? - спрашивает Её одна знакомая. Причем, это - совершенно искренне, а не дежурное риторическое «как дела».
Ой, даже не знаю, может, и не очень хорошо, может, даже с проблемами, но мне как всегда просто некогда остановиться и ее, эту самую жизнь, пораспросить.
Проявившая к Ней здоровый интерес зависает, раскрыв рот в изумлении, долго смотрит:
Это как же? Тебе нет интереса к собственной жизни?...
Ну, и что на это ответишь? Объяснять, что пошутила — себе дороже. Устанешь отвечать на серьезные вопросы.
Есть у Неё одна предавняя приятельница М., весьма даже образованная и читающая . Но эта М. до того начисто лишена чувства юмора, что в общении с ней надо постоянно быть начеку!!!
На очень невысокое мнение о собственной внешности Она получает, причем сходу, от этой знакомой:
Неправда. Вы считаете себя красавицей. Помните, я сказала, что Вам пора начать красить волосы, поскольку у Вас начала появляться к пятидесяти годам седина? А вы ответили, что красоту ничем не испортишь!!!
А уж на вопрос, почему Она прожила без косметики, на Её шуточное объяснение, что Ей все равно для подиума не хватает двадцати четырех сантиматров роста, за все годы можно собрать несколько страниц реакций-перлов!!!
Так что, с юмором надо быть чрезвычайно аккуратно...
***
Мой муж
меня
подозревал
в измене.
И,
чтоб
в обратном
убедить его,
Ношу
бесцветный
балахон
без смены
И
на лице
не крашу
ничего.
Я
ничего
не крашу
на лице,
Ношу
лицо
в естественных
морщинах,
А всё ж
берут
мужчины
на прицел...
Я
ничего
не разберу
в мужчинах!
ОДА МНЕ НА УБИТИЕ
КОМАРА от 1.07.97 г.
Да! Я сразила комара.
Он разом, с треском развалился.
За то, что ночью мне явился,
Я не была к нему добра!
Над ним я хлопала, метаясь.
Он? – За овации то принял.
Стучала я по стенам мимо,
Всё больше в злобе распаляясь.
И вот – редчайшая удача:
За ним мне удалась охота!
Ликую: он, не дав приплода,
Размазался по стенке, плача.
Погиб он, крови не испив,
Меня ни разу не ужалив.
Я, подвиг сей вписав в скрижали,
Возликовала, возопив!
***
Пережаренной картошкой,
Супом постным из пшена
Я пять лет тебя кормила
И за то уже корила,
Что ты муж, а не жена!
Ты к тому же тих и мягок,
В проходимости не дюж.
Полки за тебя стругала
И за то теперь ругала,
Что ты барышня – не муж!
***
Ах, как народился
месяц молодой
И давай шептаться
с нежною звездой!
Перед ней стоял он,
как жених какой
(Видно, и светилам
в мае непокой).
Тонкий и изящный,
наклонясь слегка,
Подарить ей клялся
верность на века.
Через день подался
он по небу в путь,
А она шептала:
“Милый, не забудь!..”
Ярче всех на свете
та была звезда
Но краса и счастье
рядом не всегда.
Плыл он, отвернувшись
от своей звезды
И расплылся глупый,
чуждый для мечты.
Округляясь, плыл он
мимо звёзд других,
К первой даме сердца
жар в нём приутих.
И забыл он, грешный,
кучу данных клятв –
Он мужского пола,
будь же род их клят...
А она застыла,
гордая, в слезах.
Знать, ничто не вечно
и на небесах.
***
Я пред изменою была.
А вы – и честь Вам
и хвала –
Спасли от гибели меня,
От мужней кары
сохраня.
Спасли от гнусного паденья.
Но надо ль было?
Так сомненья
Меня который год гнетут
И на неверный путь ведут…
ОНА И МОДА
Вчера вечером в программе «Школа злословия», что ведут Татьяна Толстая и Дуня (Евдокия) Смирнова, гостем был теоретик и практик, всемирно известный человек в мире моды, Александр Васильев.
Вот уж кто-кто, а я здесь – вообще не в теме!!! Я могу прообщаться с кем-то весь вечер, а потом мучительно вспоминать, а в чем же она была: в брюках или юбке? Цвет, украшения… Просто не вижу.
Тем не менее, мода цепляла и цепляет и меня, эдакая мощная, грубая и бестолковая огромная шаткая тележища, которая мчится по дороге и по бездорожью.
Мотает ее из стороны в сторону, давит зевак, цепляя торчащими из нее рекламными щитами тех, кто стоит даже на самой обочине, и таща их за собою.
Но какая масса народу, всех возрастов и обоих полов, желающих влезть в эту телегу, и уже крепко ухватившись за что пришлось, расталкивая остальных, задыхаясь в жуткой давке, все ровно обуяны одним общим страхом – страхом отстать от этой самой телеги МОДЫ!
Но как бы я ни жила, словно не существует этого монстра МОДЫ… То есть живу же я, никак не охваченная и не поглощенная массой того, что кому-то любо и дорого: без украшений, собственных дворцов и особняков, без личных автомобилей, без наркотиков и прочего, прочего.
Но все равно оказываюсь в мире всеобъемлющем этой самой моды. Элементарно покупая какой-то предмет гардероба, выбираешь из того, что продается. А продается как раз то, что сейчас наиболее актуально.
Зато сколько всего самого модного у меня бывало за мою жизнь, особенно в годы молодые. Оказавшись в Ленинграде году в 1979-м, мои мама и младшая сестра полдня провели в очереди за «дефицитом». Естественно, перед ними все закончилось. Все, кроме маленьких размеров, как всегда. Но не зря же стояли!!! Купили мне платье (размер 42, рост 152). Привозят, преподносят торжественно мне эти осколки своей неслучившейся мечты. Я, как человек, так и проживший свой советский отрезок без стояния в очередях (без всего всегда можно обойтись, даже хлеб я пекла в домашних условиях, когда надо было), не смогла оценить их жертвенного подвига. Покрутив в руках наимоднейшую вещицу, лишь уточнила, скромно ли будет в «этом» ходить на занятия в университет. Аляповато для математика…
Аналогичным же способом в начале восьмидесятых из Одессы мне привезли (как известно, в те годы весь импорт пошивали на Арнаутской, с необходимой фурнитурой, этикетками, нашивками и всем необходимым быть приложенным к барахлу), ой, не помню уже «чей», но самый заграничный плащ.
И пошло!!! Подруги младшей сестры, все, как и она, барышни человеческого роста и телосложения, выстаивали в очередях, перекупали через третьи руки у спекулянтов, то есть выполняя все манипуляции, что объединялись волшебным, произносимым с растяжкой и придыханием, словом «достать», эхо самого последнего писка Моды, обнаруживали на финише жертвенной гонки перед собой то, что им оказывалось мало, или, о, ужас, безнадежно коротко…
Отрыдав, они многие годы пополняли мой гардероб, умоляя буквально спасти их: спортивный костюм, несколько платьев, юбку, сапоги... Всего и не вспомнишь. Я вынуждена была их выручать.
Осознавая, что я добровольно никогда не купила бы себе принесенный ими мне шик и блеск, совершенно не соответствующий моему представлению о приличном виде, отдавали мне по их настоящей цене, то есть теряя переплаты за дефицит, радуясь возврату хотя бы основной части безнадежно потраченных денег.
Но какую забаву я себе обеспечила, выйдя замуж на втором курсе, беря у родителей «вторую стипендию», ни копейекой больше, потому одеваясь через Детский мир и магазин уцененых товаров!!! (Даст Бог, погори магазинов секонд-хенда я никогда не переступлю...)
В советских магазинах уцененных товаров появлялись вещи с мелким дефектом или с потерянными пуговицами, и, главное «мерный лоскут». То есть за копейки я покупала ткань на юбку, которую шила потом сама, плащ, который обрезала, заменяла пуговицы и пряжку, купленные там же за бесценок, шарфик на шею...
- Конечно, можно быть всегда самой нарядной, - с завистью назавтра выдыхали однокурсницы, - она же подполковничья дочка...
Моя же любимая учительница с модой обходилась уникально никак, избрав для себя девизом «Предпочитаю блистать, нежели блестеть!».
ДИЕТА
Если парочку пирожных
Скушать в дружеской беседе,
В необидно осторожных
Фразах о нужде в диете,
Иль с «Наполеоном» вечер,
С тем, что торт, не Бонапарт,
Скоротать, коль больше не с чем
Утолить в еде азарт.
То фигуру обретаешь
Не для подиумов, скажем,
Притягательною станешь
Для любителя со стажем.
Формы те пока рассмотришь,
Скоротал, глядишь досуг.
Выделяешься, как роскошь,
Средь засушенных подруг.
СПОСОБ ПОХУДЕНИЯ
Встречаю молодую женщину, с которой давно не виделись. В детстве и лет до двадцати пяти она была очень полненькая. Удивлённо- восхищенная её стройностью, спрашиваю, что тому причиной. «Ой, диета! Запоминайте, очень просто! Два дня в неделю – только кефир, по…»
Не помню уже сколько раз и по сколько грамм надо пить кефир. «Да мне не надо, у меня и терпения не хватит на эти диеты. Расскажи лучше, как ты, где ты…» .
Она возбуждённо, всё ещё радуясь нашей неожиданной встрече, тараторит: «Да нам же родители помогли, мы квартиру обменяли на частный дом, завели хозяйство, 30 га огорода…». «А для похудения - кефир», - улыбаясь, перебиваю я!
ЖЕНЩИНА НЕИСТРЕБИМАЯ
В парикмахерскую входит чистенькая бабулечка – поистину божий одуванчик: махонькая, ей почти девяносто лет, сухонькая, опирается на палочку, но как изящно.
То есть родилась она где-то перед 1890-м годом, и по всем приметам – не из холопов. Ей помогают взобраться в кресло, парикмахер необычайно любезно, нежно глядя на ее реденькие старческие волосики-пушок, спрашивает:
- Как бы Вы хотели постричься?
Клиентка, картинно-неопределенно взмахивая ручкой возле головы, произносит:
- Ну, так, чтобы живенько…
ЖЕНЩИНА И ВОЗРАСТ
ЗЕРКАЛА
Эти хитрые тихие хрупкие зеркала,
Притворившись мебели частью
Не давая всему стереться до тла,
В жизни людской принимают участие.
Только им мы являем себя настоящих,
Убежденные: мы с собою здесь наедине.
Не стесняясь, не пряча от чуждого глаза
Лицо – в морщинах, власы – в седине.
***
Пора себе устроить именины,
Стряхнуть в тар-тарары вчерашний быт,
С себя, застывшей, кокон паутины
Стряхнуть – и прошлый день забыт!
Фантазия, включись! Я встрепенусь.
Меня придумай заново!
По-новому я в новый мир ворвусь.
Переменюсь и стильево и жанрово.
И мне не важно, как я назовусь,
Собою населю я флору иль фауну,
На новые призывы отзовусь,
Не познанные, странные.
***
Ах, как горько стареть
И как страшно терять...
И ни чем не стереть
Поседевшую прядь.
***
Я молодость разгульную свою
Пред временем сторицей искупила.
Печально перед зеркалом стою –
Внезапно время платы наступило.
Сперва румянец с щёк сняла.
«Кровь с молоком» – теперь не обо мне.
Мой цвет лица беда смела,
Когда за мной плелась, как не ремне.
И прежде тёмно-карие глаза
За годы стали цвета ржавой лужи.
А думалось, что юности краса
До смерти самой мне послужит.
Мои шаги не смелы и тихи,
И не ликует в сердце кровь.
Всё отдала в уплату за грехи,
За смех, за счастье, за любовь.
* * *
Забавный мальчик златокудрый
Терзал гитару на экране.
Он – юный и ещё не мудрый,
Он не был у последней грани…
Ещё он светится надеждой,
Смешно в солидность наряжаясь,
Идёт невежей и невеждой
Взаправду с мельницей сражаясь.
О, как ты, молодость, прекрасна!
Порой забавна и смешна.
О, лишь бы это – не напрасно!
Чтоб старость не была страшна.
РОВЕСНИЦЫ
Привозной спектакль с Адой Роговцевой. Она – ровесница и и землячка моей мамы, так ж мала и противнюча, но Рак, а не Близнец, как моя.
Ей по работе постоянно приходится играть роль за ролью, потому живет в перерывах между работой нормальной жизнью.
Моя же, дворянская дочка и офицерская вдова о трех дипломах – между ею же взваленными на себя обузами в перерывах играет роль замученной вдовы, которую мало ценят и неблагодарно мучают, эксплуатируя. Отсюда и скачущее давление и ноги, не желающие двигаться, ибо двигает она их, воспринимая жизнь, как ненавистную барщину. И пусть бы сама не жила спокойно и радостно, так ведь никому же не дает покоя.
Ада Роговцева же двигается, как живчик, и, если не влазить в ее ауру, можно поверить в естественную проворность… Но я-то – любопытная девочка, в детстве еще проглотившая кактус…
Смотрю в окно на крыльцо своего дома.. Выходит Ольга – баба лет 65-ти. Переваливаясь из стороны в сторону, как тягач прется, жутко деловая, вся – при исполнении. Сейчас муж с работы придет – кормить надо. Вот и чешет на рынок – долг исполняет. Весь вид ее кричит о вынужденности исполнения миссии. Как будто, живи она одна, ей бы не пришлось идти за хлебом и другими продуктами, и готовить у той же плиты себе какую-то еду. Конечно, мы-то, семейные женщины, привыкли: себе – по остаточному принципу.
Через две минуты двери вновь со скрипом, но не так резко, а лениво и спокойно раскрываясь, выпускают Варю. Ровесница Ольги, той же комплекции, но одета продуманно, хотя так же бедненько. Всю жизнь одинокая. С такой же сумкой, по тому же маршруту. Но если первую гонит нужда и долг – «мой придет, кормить надо», то эту – другая нужда: «что же весь день одной дома сидеть, надо двигаться».
Все философы поучали: изучайте словари!!!! Ясно, что надо, но – недосуг как-то… Лишь послушав выступления депутатов и правителей всех рангов Украины и России, невольно хватаешься за какой-то из словарей. Наугад… «Респект – устаревшее…». И тот противный, что во мне затараторил:
Так, возымев к себе респект,
Себя вплываю на проспект…
***
Куда я ни приду –
Как много молодых!
А это что за дед?!
О! Мне удар под дых.
Мне много лет,
Я обнаружила впервые зримо.
Моих ровесников уж нет,
Проходят молодые мимо.
Один ровесник- тот вон дед.
Смеется хитро тот во мне,
Что - ярый злопыхатель:
«Старик – ровесник твой».
ОСЕНЬ ЖИЗНИ
Вчера вспомнилось, что мама, когда ей желали недавно на 70-летие долгих лет жизни, отмахивалась, что не хочет жить долго.
И вдруг - мысль о том, как же она не боится умирать, ведь там же ее спросят о том, как она прожила, одно только то, что у нее трое внуков, и все, пардон…
Причем, если, спасибо ее работе, я увильнула от ее влияния; сестру она окружила вниманием с ее лет 14-ти до замужества: а уж на ее детях оторвалась по полной программе; ее внучку, свою правнучку – с восьми месяцев практически единолично воспитывает. И все это делает честно и добросовестно, а потом вздрагивает от ужаса плодов дел своих.
Мне, через несколько дней, исполнится 49 лет, осень жизни…
I
Спелая осень прикрыла глаза,
Хочет на отдых уйти.
Дождь – прощанья слеза,
Встал на ее пути.
Мелкий и тихий, сечет
Весь день. Небо – без облаков.
Снова считаю: чет-нечет,
А мой урожай - каков?
Вызрела ль мудрость,
Иль - только боль?
Щедрость рождала или скудость,
Сахар давала, иль горькую соль?
II
Ведь спросят меня в воротах,
Пока чрез Стикст не поплыла,
Лихачила ль на поворотах
Судьбы? Кем я в миру слыла?
Зачем, в итоге, туда ходила:
Чтоб кислород изводить?
Побеждена, иль победила?
Ведомой шла или - водить?
III
Вчера поняла поутру,
Что страшно пред Ним предстать.
Что, если вскорости я умру?
Явлюсь. Он станет пытать:
Зачем ты ходила на Землю,
Душа?! Что сделала своего?
По-правде (лжи не приемлю)
Признаюсь: бывало… всего…
МНЕ – 50
1
Как это лихо – пятьдесят!
Быть можно толстой, не кудрявой!!!
Не выползают из засад
Все комплексы - одной оравой.
Прекрасный возраст – полста лет!
Мне в душу, чу, негромкий стук -
Хотят войти покой и свет,
И прочего всего сто штук.
Пора мудреть, остепенится.
Прилично, вроде, тише быть.
Увы, со мной так не возможно –
Фонтаном глупость рвется быть!
«Солидность» - новенькое слово.
Его спешу ввести в словарь,
Но рифма утекает снова,
А память не желает – встарь!!!
И детский хохот без причины,
И юности максимализм,
И митинговые порывы
Мечтой ворваться в коммунизм…
Чтоб было честно, гармонично,
От каждого чтоб - всё возможно.
Ближайшего любить – привычно,
Других - не жрать неосторожно.
2
Полсотни раз жизнь вгоняя в года,
«Нет проблем!», - заклинаю всегда,
В этом видя премного мудрости:
«Всё есть - временные трудности!»
И от горя буквально сходя с ума,
(Жизнь ведь временна и сама),
Спешу заметить цветы, облака…
Водит мною, играясь, Рука.
(Описал это точно и верно Хайям).
Жизнь - смешенье пригорков и ям.
…Нет покоя - взметнулись крыла,
Полетела, была-не-была!!!
***
Если руки старушьими пятнами
Мне покрыть попытается жизнь,
Я ее разверну напопятную –
В юность – рысью. Только держись.
Сорок восемь – лишь половина
Мной назначенного пути.
Мною выбрана дел лавина,
И с маршрута нельзя сойти.
ХОББИ - КОРМИТЬ
«- Ох, и сладки гусиные лапки!
- А ты их едал?
- Нет, но мой дядя видал, как его барин едал…».
Есть такая старая-старая… Ой, а как это называется? Анекдот? Нет, анекдот, это пошло, все-таки. Для притчи тоже чего-то не достает. Ладно, назовем это нравоучительным диалогом.
Но как бы это не называлось, это всплывает в памяти всякий раз, когда я вознамериваюсь, в предвкушении чуда, чуда необыкновенно вкусного, нажарить много-много оладьев из кабачков. Всякий раз я домешиваю к тертым кабачкам чего-то еще, на что фантазии хватает. Точнее, содержимого холодильника. То моркови, то фарша, то мелко нарезанного болгарского перца, то помидоров…
И не разу еще мне не удалось попробовать этих золотистого цвета пышных оладышков. Каждую партию я быстренько выкладываю из сковородки в большое блюдо. Мой муж расставляет в две тарелки, себе и моему сыну, эти горячие еще кругляши – маленькие солнышки, обильно покрывает сметаной.
Пока они это с наслаждением поглощают, поспевает новая партия, уничтожается и она… И так, пока я не закончу жарить.
И откуда я знаю, что я люблю оладьи?
Мои племянники точно знают, что я еще люблю оладьи из абрикосов, из яблок и из слив. Это их воспоминание о детстве, когда мы на выходные приезжали в наш пригородный дом с садом к их бабушке и дедушке. Тогда я жарила сразу в двух больших сковородках…
ОНА КОРМИТ ПТИЦ
За окном лоджии, на коробке кондиционера мы каждую осень организовываем кормушку для птиц.
В основном это синицы. С началом холодов постоянно нас посещают сойки, с началом холодов – клест; при долгом морозе и долгом нетаянии снега – дятел.
Рано утром за оставленным с вечера для нее орехом прибегает белка, но прежде чем забрать его долго лузгает семечки, складывая в кормушку же шелуху. Семечки ест, чередуя их с зернами грецкого ореха.
Наклоняет голову, берет семечку или кусочек ореха зубами, потом садится и долго грызет, удерживая еду лапками с длинными пальцами.
Однажды раненько выхожу на лоджию посмотреть погоду за окном...
На ящике кондиционера сидит эта красавица с кисточками на ушах. Кормушка пустая... Я прохожу дальше, мимо нее. Та издает резкий протяжный крик.
Испуганно оборачиваюсь, белка стоит на четырех лапах, хвост трубой, тянет ко мне мордочку и сердито крутит головой.
То есть она уверена, что я обязана ее кормить.
Открываю окно, сыплю ей семечки — даже не пугается, тут же начинает их грызть и бросать шелуху на землю! Стыдно перед дворником...
Конечно же, едва мы перестаем оберегать кормушку, на нее камнем падают голуби. Люди мы добрые, не настолько чтобы зернами грецких орехов и семечками, покупать которые мы ездим на центральный рынок, по четыре-пять ведер каждую зиму, кормить этих ненасытных хищников, бьющих с жуткой агрессивностью грубыми клювами по головам представителей своего же вида.
Голуби знают о том, что здесь они «персоны нежелательные». Сидя на карнизе, озирают нашу лоджию, и только убедившись в нашем отсутствии там, набрасываются на еду, распугивая синиц.
Мы, заслышав их топот, выходим из комнаты или кухни на лоджию, машем чем придется, они улетают…
В этом году появился молодой голубь, вероломством бесконечно превзошедший всех остальных. Он - одиночка, видно его общество не приятно не только нам. Видит, что мы через стекло на него машем руками или тряпкой, прогоняяя его, разворачивается другим боком и стоит, удивительно напряженно замерев. Не улетает.
Странность такого поведения вскоре раскрылась – он слеп на один глаз. Именно невидящим боком он оборачивается к тому, кто его гонит. Дескать, не видит... Смешно. Ведь маленькие дети именно так же играют в прятки. Заплющил крепко-крепко глаза, закрыл лицо руками, и стоит, не шевелясь. Спрятался!!! Раз он никого и ничего не видит, то его и нет вовсе.
Молодой одноглазый голубь ведет себя также: отвернулся от гонителя своего, замер, и чувствует себя в безопасности.
Зато синицы точно знают что кормушка эта — их! Лоджия длинная, на нее выход и из комнаты, и из кухни. Поскольку кормушка, вернее две в одном месте, находится напротив окона и двери в комнату, а мы в основном бываем на кухне, синицы, едва голуби начинают сметать их корм, с криком зависают в полете, быстро-быстро махая крыльями как раз напротив кухни, сообщая нам о напавших на них врагов — голубей. Как калибри!!! Мы, приняв их сигнал бедствия, устремляемся к кормушке, голубей прогоняем...
Природа все мудро предусмотрела: Сойка набирает полный зоб еды, летит на дерево, делает хованку, из которой, как из своей, лакомятся и птицы и белки.
Сойки же постоянно воюют с сороками. Они-то в более выгодном положении, поскольку без опаски подлетают к людским окнам, а потому, в любой мороз и снег имеют еду в достатке. А сорока так близко не подлетает, ей надо корм добывать.
Как жутко они дерутся! Но в конце состязания сорока оказывается на спине сойки! Взепившись в неё когтями, бьет ее клювом и крылями, машет ими быстро-быстро. Сойка вырывается и быстро улетает. Причем, сама-то и оказывается зачинщиком войны, воруя что-нибудь у сороки.
Просто поразительно, до чего у каждой птицы свои характер и повадки. Они у нас, буквально, по именам, особенно синеголовки!
Одни синички пугливы, другие же хватают из кормушки, толкая собратьев.
Большинство берет корм аккуратненько и даже манерно, некоторые долго сидят и выбирают еду.
Есть такие, что роются, берут клювом что-то и выбрасывают из кормушки.
А один — просто оригинал! Садится в кормушку и ждет. Подлетает другая птичка, тот издает вопль, одновременно раскидывая крылья, и, словно дервиш, начинает кружиться, не давая другим взять зернышко!!!
У них, похоже, есть разведчики. Подлетает, видит еду и начинает издавать особые звуки. И не ест, пока другие не подлетят.
Синицы культурно соблюдают очередь, изредка две-три птички берут корм одновременно, обычно — по одной.
Воробьи же с криком-гиком падают на кормушку толпой, толкаясь и выталкивая зерна... Тут уже синицы вынуждены их пережидать.
Зная же, что эту ораву долго не терпим, два рыжих красавчика освоили тактику синиц!
Соек у нас кормиться, прилетая по одной или парой, шесть штук. И все ведт себя по-разному!!! Странно, но самая крупная — самая боязливая, самец. Его прогоняют голуби, синицы между лап у него выхватывают зернышки орехов...
Самая же маленькая и самая яркая с удовольствием бьет голубей, причем, прерывается в поедании орехов, взлетает на карниз соседней лоджии и прогоняет их оттуда, потом возвращается и преспокойно набивает клюв.
Но!!! Она будет сидеть на дереве в трех метрах от кормушки, глядеть на нее, пока мы не откроем токно, не сыпанем зерен грецкого ореха и не пригласим ее, распевно произнося:
- Иди, красавица!!! На тебе орешки!!!
Тогда она слетает с ветки и летит к нам, не пугаясь раскрытой и при ней шумно закрывающейся рамы стеклопакета.
ПТЕНЦЫ ДЯТЛОВ
Как мы зашаблонены! Увы…
Так, недавно мы испытали великое потрясение-восторг!
Естественно, что и у воробьев, и у голубей, и у ворон бывают птенцы. Но иногда наталкиваясь на дятла, стучащего по дереву, у нас за домом их огород-сад, любуемся им и его длиннющим носом. Всегда он один-одинешенек, без стаи биологических собратьев по типу и виду. Хотя их, собственно, не мало.
Так он в сознании и живет, одиночкой. И вдруг, заслышав необычное пищание птичье, поднимаем голову. И, о диво! Мы загалдели еще громче! От изумления.
Два птенца дятла длинными, но еще не совершенными клювами лакомятся: один из них на ветке обнаружил какую-то гусеницу, кинулся на нее, а второй решил отобрать лакомство у брата! За этим актом естественного отбора мы этих малышей с еще подпушком под начавшими формироваться перьями мы и застали.
Поразительно, но ведь в яйце они, крошечные, свернувшись, уже имеют длиннющие клювы! Интересно, как такой клюв в крошечном яйце умещается?! Может, он там мягкий и тоже светнут в рулончик?
Нам, видевшим дятлов взрослыми птицами, даже в голову как-то не приходило, что они бывают птенцами.
МИССИЯ ЖЕНЩИНЫ
Люди! Я хочу вам пригождаться,
В нужный миг обнаружиться рядом,
Когда слезы из сердца – градом,
Когда вздумает боль в вас рождаться.
***
И создал женщину Господь,
Не пожалев ребра Адама.
- Пой, - он сказал ей, - хороводь,
Будь и поэмою и драмой!
Веди Адама за собой,
Тащи его ко всем вершинам.
Пусть он себя всегда с тобой
Достойным чувствует мужчиной.
Ему ты в муках чад рождай,
Пройди сквозь громы и ненастье.
Во всех сердцах цветы любви сажай,
Дари всему и свет, и счастье!
* * *
Вы идете, как красавица.
Вы идете, словно мир.
Сам, смущаясь, восхищается,
Что такое сотворил.
Вы идете, как разумница,
Словно знаете давно:
Все собою образуется,
Как в лирическом кино.
Вы идете, как счастливая,
Словно в мире вы с собой,
Вы почти не суетливая,
Не скандалите с судьбой.
Вы сама – пример гармонии,
Женщина – во всем, всегда.
Видно сразу, что на троне Вы,
Вами ж возведенном на года.
***
А что ты сможешь дать ребёнку?
Любовь, что с горечью потерь?
Истрёпанный борьбою зверь
Хрипит, но не смеётся звонко.
Боль и истома без следа
Души усталой не покинут.
И не в живую жизнь тогда,
А в пепел от пожара, в тину,
В болото, затхлое от слёз,
В обидой вырытые норы,
В мир без мечты, надежд и грёз
Ты вложишь семена и споры.
А что из горя прорастёт,
Из боли, горести, печали?
Того судьба изгоя ждёт,
Кто в радости не взрос вначале...
Детей из радости рожают,
Не из отчаянья – нет, нет!
Лишь снобы в них воображают
От одиночества просвет.
КУКУШКЕ
Не кукуй мне, провидица щедрая. –
Не люблю обещаний твоих.
Соловей пусть мне счастье поведает,
Что до нового мая затих.
Я сочту соловьиные трели.
Их заслышу, и – хочется жить!
И восточные дали вдали запестрели.
Я считаю: сколько мне жить?
И не сколько, а надо ль, считаю.
Что написано мне на роду?
Пусть мечты молодые не тают, -
Коль свалиться – на полном ходу!
Кто-то примет мои покаянья,
Пятаками закроет глаза?
Что напишут на плиточке камня,
Упадёт ли за мною слеза?
***
До чего же ты чумазый,
Мой мальчишка! Всё излазил?
Светлорыжий, краснощёкий,
Мой сыночек синеокий!
В родной золотистой головке
Какие-то мысли роятся,
В округлых и синих глазёнках
Предстал мне неведомый мир.
Чтоб мысли те светлыми были,
Я буду отныне стараться,
Чтоб крепким он рос человеком,
Стрелять чтоб ходил только в тир!
МОЛИТВА
Сын, прости,
что родила тебя на муки.
Твой мешок несчастий
оказался тяжким и тугим.
Просто жизнь –
не столь заманчивая штука,
Чтоб её
навязывать другим...
* * *
И войн как будто нет давно,
А горя вот не поубавилось.
В несчастьях, болях, бедах суждено
Жить многим. Доля позабавилась!
Тот – крова, тот – хлеба, тот – доброго слова
Лишён. Почему – не дано нам понять.
Но были всегда и находятся снова
Те, кто могут чужие страданья унять.
Те люди, что к горю других милосердны,
Чьё сердце так щедро всем дарит тепло.
Они каждодневно терпимо, усердно
Живут для других. Потому нам светло.
***
Дитям Марию в храм ввели,
Завет пред Богом исполняя,
Готовя дар для всей земли,
Весь люд надеждой наполняя.
***
Одни прожили до ста лет.
Другие – так не много…
Но кто оставил яркий след?
Чья жизнь была убога?
Одних успели возвести
На трон, на пьедесталы.
Иные - не были в чести,
Великими не стали…
Но: чем измерен жизни срок,
Что истинно, что ценно?
Чем взвесить силу слов и строк?
Что – долго, что – мгновенно?
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ
Навсегда Булат – дежурный по апрелю.
Беллын путник за красу заката отвечал.
В бесполезность я себя не верю –
Знаю точно: я для душ людских причал.
Пригоняют жизненные волны
Их, несчастных, к моему огню.
Радостью и миром их наполню,
Сирых и убогих не гоню.
Эстафету от Светлова подхватила,
Всем рожденным раздавая имена.
Мудрая, как древняя Тартилла,
Связываю счастьем времена.
***
Я на троих делить искусство
Постигла с двадцати годов.
Сейчас достаток. Было й пусто.
Дробила в несколько ходов
Любовь – на сына и на мужа-
Уют, заботу и покой.
Порой огонь, порою стужа…
…Не сразу стала я такой.
Все слёзы к тридцати иссякли.
Вот их на всех и не делю.
Дворец из самой жалкой сакли
С любовью щедрою леплю.
***
Должно быть я, умря,
Как человек приличный,
Призначусь в Ад. А зря!
Разворочу уклад привычный:
Метлу в найпервый час
Возьму и влажные тряпицы,
И мигом (кто б их спас…)
От врат отмою до границы.
Все заблестит вокруг.
И вековые пыль и сажа
Исчезнут напрочь вдруг.
Надраит обувь и какарды стража.
…То я пришла от жизни отдыхать.
***
Людей, не знающих слова:
«Спасибо вам», «благодарю»
(Что делать? Суть их такова),
Я даже всуе не корю.
Убеждена с далеких дней -
Все делятся на две когорты:
Дающих или алчущих людей,
Два вектора, разложенных на орты.
Нет ясности про плох-хорош.
Кто более из них удачлив?..
Тот разломил последний грош,
Другие вечно ждут подачи.
Меня, спасибо, к первым занесло.
Везет, что все берут, не отвергая.
Раздам добро. Тем меньше зло
Ко мне прилипнет. Отойду нагая.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Вступление
Помни, какого ты рода
Она любит
Она пишет
Оптимизм
Поиск себя
Она молится
Я и свет
Милосердие
Ощущение природы
Она слушает музыку
Женщина и мечта
Понять женщину
Путешествия
Женщина и мужчина
Недостатки
Юмор
Мода
Женщина и возраст
Миссия кормить Кормим птиц
Миссия