ОДНА — ЭТО ТОЛПА НАРОДА или (Лирика / философская)

                                            
Надо быть очень умным,
Чтобы не замечать чужую глупость.
      Надо быть очень добрым,
      Чтобы прощать чужое зло.
Надо быть очень мудрым,
Чтобы не раздражаться
                   чужою ограниченностью.
      Надо быть очень честным,
      Чтобы верить в чужую ложь.
Надо быть очень устремлённым,
Чтобы идущие рядом не отставали.
       Надо быть очень светлым,
       Чтобы не видеть в другом пятен.
Надо быть очень нужным,
Чтобы тебя не замечали...
        Так нам нужен воздух,
        Которым дышим, не думая о нём.
                                                  (моё...)                      

        «Был человек не воин. Был человек расстроен, расчетверен, распят. Был человек не воин — был человек расстроен...», изрекла Новелла Матвеева, вообще обладающая дивнм талантом  не только смотреть, но и видеть. В том смысле, выразилась женщина-поэт, что для проявления себя как воин, надо непременно собраться, сконцентрироваться.

         И, в тот же раз, человек и может жить, то есть, именно жить, а не выживать, в этом многоликом мире, только имея массу частей в себе. Частей разных, но соединеных гармонично в единое.

         Вот и Она являла Собой вместилище Людей разного люда.

         Сама о себе Она еще в молодые годы написала:

Ты видишь,
                         как Лика
Твоя
                      многолика:
Снежинкой кажусь,
       когда ты – снегопад;
Волною качусь,
      когда встрече ты рад!
Ты стал листопадом?
          Я – шелест листвы.
Будь раем,  будь адом,  -
            я – жизни разлив,
И молнии блеск,
              и грохот развала.
Я – шум, грохот,  треск...
                  И  этого мало!
Я – звон тишины!
Я – ключик от тайны!
И  кротость жены,
И распутство путаны...

О! Как бесконечна,
Как неутомима!
Порою беспечна,
Порою – ранима...

         Одна жилица Её была постоянно дрессируема для выживания в бренном мире. Остальные делегировали Её в быт, потому что сами Остальные были не от мира сего и были апологетами завета мудрых древних: «Живя в мире, не привязывайся к праху его».
         Эта Одна, как рабочий муравей была специально приспособлена для походов на рынок, обеспечивала существование телесной оболочки не столько даже себя самоё, а больше тех, за кого она в ответе.
         Сама Она угодила родиться в двадцать шестой лунный день. Люди этого дня, как известно, «призваны всю жизнь... брать на себя любую аскезу».

          Другая Она в Ней на сам уже вопрос, есть ли у Неё мечта, честно отвечает, что последние тридцать с немногим лет имеет одну-единственную, но большую, мечту — стать старой девой.
          Слово-то какое верное придумали: «домочадцы», то есть те, что дом и жизнь Женщины наполняют чадом, хотя та всем своим духом ведет себя так, словно они, мужья и дети, и есть Смысл и Свет жизни Женщины!
          А как же без них, без мужей, то есть, а, уж тем паче, без детей?! «Не по-людски это»...

          Ну. это оттого, что (кто такое придумал-то), нормальный человек не должен быть один! Но, без сомнения, настоящее одиночество Женщина может познать только ппобывав в замужестве. «За» «му» «ж» «ество». И вот рядом с этим заменителем вожделенного заместителя принца на белом коне, то есть «му», все «естество» Женщины страдает: одинокое, непонятое, неразгаданное, а потому и недооцененное. Каждый «му», не желая или не умея вникнуть в Её суть, как щитом прикрывается глупейшим для себя алиби: Женщина, дескать, загадка... И постичь Её нет никакой возможности.
А знаешь, женская логика... - начинает «му».
Просто логика!  Просто логика. Ибо мужская логика отсутствует апприори. Продолжай. Итак, логика... - резковато, но справедливо обрывает его Женщина.

        Забавно, что еще одна Она в Ней  имеет хобби, порою яростно раздражающее основную часть Народа в Ней. Не хобби даже, а патологическую страсть: кормить людей.
О, нет! Это вовсе не связано с бытом и обыденностью жизни Рабочего муравья в Ней. Рудимент, прямо скажем. Осталось на века от Евы, скормившей Адаму райское яблоко. Не удержалась...
          Нося в себе осколки памяти целых поколений далекого предка, включающей в себя этапы или моменты голодания, Она совершенно не могла видеть голодных людей.

          То есть, только о Ней одной можно составить отдельную «Санта-Барбару», персонажей, состаляющих Её более, чем достаточно. И персонажей ярких, оригинальных, исключительных!

          По Её настырному требованию купить сестренку Ларису, Ей, четырех лет и трех месяцев от роду, эту самую сестренку купили.
         Странно, но только сейчас, на пятьдесят первом году жизни, Она осознала путаницу в узелках памяти:  всегда в воспоминаниях того дня очень четко видела утро.
         Пришли с папой под окно больницы, где маме и продали сестренку.. Весна! Здание в памяти не отпечаталось, только часть стены с окном, в котором стояла мама с белым свертком  Помнится, что рядом пасется коза. То есть, это она раньше паслась. А теперь она стоит, задрав голову, и пристально смотрит на девочку-старшуюсестру  (неразрывное понятие в сознании, а потом и словаре) и ее папу, эмоционально расплескивающих  взволнованную радость.
         Весна — в памяти того утра, утра конца второй декады октября?!  Наверное, рождение человека и начало новой жизни — это и есть весна?!

         Второе воспоминание в связи с появлением сестренки Ларисы. Устойчивая конструкция из двух слов. Сестренка в Её сознании с первой минуты требовательной  необходимости  младшей сестры воспринималась именно только сразу двойным именем: сестренка Лариса.    
         И это завихрение судьбы оказалось уроком: изучи значение и смыловую нагрузку на каждого его имени, ибо имя — это диагноз!
         Итак,папа привез жену и младшую дочь из роддома домой и побежал на службу. Маленький ребенок заснул. Мама, отправляясь по длинному общему коридору на общую для двух семей кухню, поручает старшей дочери звать ее сразу же с  пробуждениеим сестренки Ларисы. Что Ею и было в точности исполнено.
         Как выяснится через пару минут, именно  воспитанные  в  Ней с самого рождения папой и бабушкой точность и ответственность и спасли сестренку Ларису.

       - Я ее уже угостила! Конфетой! -  с придыханием от быстрого бега, отрапортовала Она, вбегая в кухню.
        Мама, вскрикнув, кинулась опрометью в комнату, вмиг преодолев длинный коридор. Недельного возраста ребенок уже почти не дышал: подаренная заботливой старшей сестрой карамель, вставленная в махонький ротик, закрыла собою и «входы» в носик..
        С тех пор младшая сестра на всю жизнь, вместе с появляющимся потом детьми и внуками, попала под опеку, воспитание, обучение старшей сестры.

         А Она пришла к мудрости: никогда ничего не проси!!! Она требовала сестру младшую, чтобы опекать ее, а потом ее детей и внуков. Более привязанного к Ней человека в Её жизни не случилось, даже когда Ей пришло время ходить на свидания, сестра неотлучно была рядом. Но, уже став бабушкой, та стала Её врагом.

         Ну, странно же, когда человек, очобенно человек сильный и с убеждениями, прожил, оставаясь со всеми в добрых отношениях, так и не нажив врагов. Ни одного. Кроме сестры Ларисы, так и  продолжающей есть с Её руки, не приминув упрекать Уё, что сама выросла слабой, потому что была с детсятва подавляема инициативой старшей сестрыи разбалована Её помощью.

         Она же осталось благодарной судьбе, за то, что количество в Ней, точнее в Её заботе, не только не уменьшается, но и растет! Ибо и счастье и смысл жизни в отдавании, в дарении Себя и Своего!!!

          Б ольше всего от жажды одиночества, как возможности побыть Сама с Собой  терзается и изнывает Женщина, страдающая потребностью писать! Едва Она начинает записывать пришедшую к Ней рифму, тут же появляются «Двое из ларца», удивительно похожих, при отсутствии кровного родства, муж и сын. Муж так хочет кофе, а сын — хоть чего-то вкусненького!!!

          А если она, ночью, спрятавшись от спящих, хватается за авторучку, то тут же слышит голос мгновенно проснувшегося мужа: «Она не хочет спать около мужа...».

          Кофе же нужен для того, чтобы, пока Она его заваривает, рассказать Ей о новой идее, внезапно пришедшей мужу, и пришедшей именно в тот момент, когда в Нее льется зарифмованный текст. И это как раз та идея, что не может тихонько сидеть в одной только мужненой голове, а  категорически и настоятельно требует срочной, без задержки, огласки и обсуждения.

                              
                                      ПОМНИ, КАКОГО ТЫ РОДА

         Маленькие девочки гостят в деревне у бабушки с дедушкой, их привозят чесрез год — папа служит на Дальнем Востоке. Все предки  - из этой деревни. Деревня, которую так никогда не называли, потому что она состояла из хуторов, уникальна по своей географии. Была когда-то река...

        Наверное, неплохая: во первых, на ней была водяная мельница, к которой съезжалась вся округа, а, во-вторый речка была такой, что мама девочек, которая училась в городской школе, в двадцати минутах детской ходьбы от дома, после выпускного вечера с одноклассниками села в лодку, и поплыли вдруг позвзрослевшие, как им казалось, обладатели аттестатов зрелости в новую светлую жизнь. Перепуганные родители нашли их только на третий день. И аттестат не спас, ибо зрелости в своих детинушках не обнаружившие родители, как сохранило предание, ремни взяли в руки... Даже те, кто до этого ребенка своего и пальцем-то не тронули.

       Но уже умирающая  к тому времени  была река, и мельницу уже давно перестала она крутить... Сколько так же умерло рек на Украине! И убили их всеядные колхозы: возглавила-то их беднота. Революция сделала это слово синонимом величайшей добродетели, великим достоинством.
       А прежде в тех местах, где крестьяне были государственными, до бедноты позорно опускались тунеядцы и безмозглые людишки. Труженики создавали крепкие семьи, хозяйство держали крепкое, детям давали образование.
        И вот, не приученные к труду и  хозяйствованию,  необразованные и неотесанные голодранцы поставили себя во главе государства и колхозов. И начали распахивать земли, не учитывая по безолаберности и по незнанию  берега  рек. И затягивало берега илом. И спустя какую-то четверть века река превратилась в ручеек, который переходили вброд или по маленьким мосточкам.

       Спасли ситуацию потомки тех, благодаря разграбленным хозяйствам которых и создавались колхозы. Расчистили они местами устье реки, освободили от ила родники — сделали ставки.

        А когда была река, украшавшая бескрайнюю степь, люди селились по ее берегам. Там и растянулось село, состоявшее из двух улиц, местами прерывающихся метров на триста, на семь километров.  
         Так все село и склаывалось из хуторов, имеющих свои названия по фамилиям ее жителей.  И в оиходе были эти названия, а не общее административное. Два ряда домов, два ряда огородов, спускавшихся к реке, и сама река — посередине. Красота и гармония...

         И так чудесно сложилось, что во второй хате с одного краю, ближе к городу, выросла мама приехвших на лето девочек, а во второй с другого конца села — их папа.

         И так чудесно сложилось, что все село жило веками одним цельным монолинтом. На подходе к селу со стороны города  часть широкой открытой для обозрения почти всего села доргоги с вставленной в нее огромадной трубой, соединяющей соседние ставки. То есть подойти к селу с той стороны незамеченным было нельзя.

          -  Ой, Дуня Андреева к дядьке в гости идет!!! -  радуется тот, кто со своего огорода или «своего» берега увидев женщину, идущую в гости к дядьке, увидел женщину, идущую в гости к дядьке. (Говорит, безусловно, по-украински).

         И уже негромко кричит об этой новости соседям, те тоже радостно реагируют: значит Дуня и Данила Петрович будут петь! Да как петь!!! А река будет отражать звуковые волны, и побегут те аж до другого края села... И все будут наслаждаться красотой этого дуэта: кто-то присядет в саду и будет тихо слушать, кто-то станет подпевать, продолжая домашние хлопоты. Но праздник будет у всех.

         Река, а потом и череда ставков передают звуки не только красивые и мелодичные. Стоит где-то двум соседкам или домочадцам начать громко «несоглашаться» друг с другом, и это событие станет общим, и все, комментируя и обсуждая прекрасно слышимое, опять же станут станут  его активными участниками.

          Так все село и жило веками одной семьей, без тайн от соседей.

чтоб не дать себя закружить
каруселям обид и ошибок,
предок наш сумел заслужить
в дар язык из слов и улыбок.

        Когда девочки с родителями, а старшая до школы дважды по целому году оказывались у бабушки с дедушкой, это всякий раз оказывалось важным этапом в жизни старшей внучки, очень к ним привязанной, и необыкновенно ими любимой.
        Для ребенка нет ничего важнее любви своей семьи. Перед самым приездом внучек дедушка устанавливал в саду качелю, сделанную им сразу же, как только первая внучка начала вставать на ножки, это важнейшее событие произошло в его доме!

        Ни у кого в селе больше не было чуда, даже приблизительно похожего на эту качелю!!! Деревянная, ее можно было переносить с места на место. С сидением — креслом со спинкой и подлокотниками. Удобная подставка для ног.

        На катание на этой качеле сходились дети со всей округи. К приезжающим в гости всегда отношение особое, а тут еще и офицерские дочки, и из такого далека, что ехать надо поездом до Москвы, а потом другим поездом восемь дней до Владивостока, потом — только до Благовещенкска, семь дней, а потом и вовсе можно туда только самолетом — остров Сахалин...

         И качелю сами селяне прозвали «для панночек», но это звучало вовсе не обидно — катались-то все. Конечно, по всему селу качелей было полно: между деревом и стеной хаты или сарая горизонтально расположен лом или другая железяка, толстая веревка, досточка для сидения — катайся сколько душе угодно. Но эта качеля — особенная.

         Перед тем как бежать к нам, мамы или бабушки умывали, причесывали, переодевали своих чад! И катались по очереди. Один усажывается удобно в креслице, берется неспеша руками за удобные подлокотники, аккуратно-торжественно устанавливает ножки на подставку. Поднимает взгляд на стоящих рядом детей. На лице готового к катанию - торжественность и осознание значимости момента и себя в этом моменте. Сидит, а остальные его раскачивают: сначалал медленно и бережно, а потом — все быстрее и быстрее. Смех, взвизгивание... Кто-то подпрыгивает от восторга, кто-то пританцовывает, прихлопывает в ладошки...

Всё! Хватит! Теперь моя очередь!

          Перестают раскачивать, ждут остановки качели, но сидящий на ней уже утратил торжественность лица и позы, хохочет во весь раскрытый рот, поднимает и резко опускает ноги и всем корпусом старается раскачивать качелю, чтобы хоть немного продлить праздник!!! Другие подскакивают, пытаются остановить...

           Наступает очередь следующего. И все повторяется. И длится веселье до самого вечера. Забавно, что во время этого катания никто не отходит, дети не отвлекаются на другие игры, все смотрят на катающегося.
         И никаких детских драк, обзываний, капризов и обид — все ведут себя «прилично» - качеля-то, как городская.

         Когда внучки уезжали, дедушка качелю разбирал и прятал до следующего их приезда.

                                                       ***

         Но всякий раз, когда приходили к нам в гости дети, бабушка нас, сначала меня одну, а потом, с младшей сестрой, отправляла встречать гостей, ожидающих нас в саду возле качели, нам говорила мягко, но строго:

Помьятайте ж, якого ви роду!!!

         Это означало: «не опозорьте тех, чьи корни вы имеете. И уж, конечно, не теряя лица, ни в коем случае не возгордиться своим происхождением: «Вашей заслуги нет в том, что вы произошли от приличных людей, но позорить их не смейте».

         Родословную же всех  четырех ветвей, что сошлись на нас, мы знали очень глубоко. Благо, все — из одного места. Правда, мама моей бабушки была из соседнего села, но они правктически сливались. А поскольку то был районный центр с сельсоветом и клубом, в которые стекались со всей округи, то все друг друга знали.

         Я осознала смысл бабушкиного напоминания о роде своем я осознала уже взрослой не один раз.

          Май маленький сын играется в куче песка, привезенная соседями. Прабабушка их мальчика наблюдает за детьми. Один мальчик ее правнуку сыплет в глаза жменю песка, тот начинает плакать. Мой сын подскакивет к нему, начинает его жалеть и вытирать лицо.
А чiй же оцей хлопчик?, - указывает старушка на обидчика.
То це онук вашого, Шкуратовського, Михйла К..
Та не може буть. Вони не дуже розумнi, але гарнi луди. А дитина ж занадто жорстока.
Михало одружився на Марусi Д...
А!.. Теперь зрозумiло. А ви ж чii?
Прабабуся моя, шо зi Шкуровки - Д.  А мой дедушка — П.
Тож в тебе така гарна та красива дитина...

            Приехала как-то к дедушке  (бабушки рано не стало). Встречаю маму своего ровесника. Та сообщает с огромной радостью, что ее сын женится.
И что за невеста?!
Ще не бачiла, але вона з ваших, з Д. Я така щаслива!!!

            Вот и я счастлива иметь такое родовое дерево.

                                             БАБУШКИНА СКАЗКА

        Бабушка  мне по-памяти читала всего Тараса Шевченко, И.Франко, Лесю Украинку, Лермонтова и Пушкина.
        То есть, что бы мы не делали, а я всегда была рядом с ней или с дедушкой, когда меня к ним привозили, она мне рассказывала, пела...
        Наверное, ни одна бабушка не дала столько для развити своим внукам, как моя — мне.
        Итак, перессказывая мне преподробно историю родов, сошедшихся на мне; историю страны, войны и плена ее брата; легенды и притчи, кучу литературных источников из сказок она мне, причем, многократно в разные годы моего детства и взросления, рассказывала только одну единственную!
        Говорила так певуче и так выстраданно!...
        Дословно, увы, не помню, ибо дважды одинаково ее и не слышала. Суть такая.
        Жили-были бабушка и дедушка, и была у них внучка Алёнушка (далее — хвалебная ода и самой внучке и любви, которой её окружали).
        Пошла однажды Аленушка с подружками в лес по грибы, отбилась от компании и заблудилась.
        И подружки бросили ( в других вариантах: покинули) её одну-одинешеньку, а сами убежали...
        Как вариант: заманили ее подружки в лес, да и покинули!..
        Идет Аленушка по лесу и приговаривает (кричит, поет, стонет-убивается):
        -  Ау! Ау! Алёнуш-ка! Ау, ау, голубушка! Заманили меня подружки в лес и покинули!..
        Встречает ее белочка, предлагает помочь ей выйти из леса. Потом, понятно, ласточка (бабушкина любимая птица, они сотнями жили в сарае и во всем дворе, гнезда приклеивали, буквально, одно на боку другого), ёжик, зайчик, муравей, лисенок, волченок...
        И — то, что мне открылось только после пятидесяти лет!!! Вот уж поистине, «сказка - ложь, да в ней намек! Именно то, что  запало в меня, проросло и стало стержнем моим.
        Мама недавно мне горячно изрекла
        -  Да ты же с детства с кем попало не имела дел и не водила дружбу. Это другие - - лишь бы в толпе! Ты же можешь в людях смириться со всем, но слабость — это единственное, чего ты не могла простить никому!
        Четко осознала, что источник этого, кроме всего прочего, и в сказке, единственной, но многократво, перессказываемой мне моей мудрейшей бабушкой.
        Я очень часто ее вспоминала, причем даже не саму сказку, а то, как она всякий раз была обставлена и как подавалась, не умея понять, почекму именно эту сказку...
        
         Продолжу сказочку!
          И  всем добрым претендентам в поводыри и проводники из страшного черного леса на солнечную поляну к дому, Аленушка неизменно отвечала:
          - Спасибо тебе... Но ты сам (сама) такой маленький, всех боишься, себе помочь не можешь, зачем же мне с тобой идти? Какой-то страшный зверь выйдет нам настречу, ты и убежишь (улетишь, уползешь...). Уж лучше, я сама.
         И опять:
          - Ау, ау, Аленушка! Ау, ау, голубушка...
         Только когда ей встретился огромный и сильный медведь, она приняла его помощь.
         Шли они вместе. Она ему пела  песенки, собирала для него ягоды и подкармливала его.
         - Так, весело и дружно, и радостно, вышли они вместе из глухого леса.
.        ..Встреча с бабушкой и дедушкой... Их благодарность...
          И «стали они жить-поживать...».

                               ***
Человек неугомонный,
Всё б мне – в новые края,
Я душой привязан словно
Там,  где родина моя.
  
В той заброшенной деревне,
Что проснулась над рекой,
Предок мой живал издревле,
Здесь же и обрёл покой.

Жил он мирно,  бессуетно;
Горе,  радость,  всё – в семье.
Солнцу кланялся с рассветом
И трудился на земле.

...В старые гляжусь могилы
И черпаю мудрость в том,
Что и дедам было мило,
В том,  что я отдам  потом...

                                
                                         МЫ – ИЗ ДЕТСТВА, А ОНО…

    Какое великое счастье вырасти в здоровом и радостном окружении, когда при усилии восстановить свое самое первое воспоминание внутреннему зрению открывается даже не картина, а ощущение сердечного, радостного, рвущегося в то далекое, движение к светлому, отвечающему таким же порывом любви и нежности к тебе.
    И видишь себя краснощекой пышкой-крепышкой, в окружении безмерно лелеющих тебя и обливающих своей любовью обращенных к тебе лиц.

     Все мы, поистине, родом - из детства, и то, чего мы недополучили, недобрали с первых дней своих, бьудет в нас прорастать болезненно гниющей опухолью до конца наших дней.

     Осбенно это проявляется, когда наблюдаешь делающую карьеру женщину. Чем выше она, о нет, не поднимается, а взбирается на корачках, цепляясь всеми хватательно способными фибрами своими, в кровь раздирая крючковать дерущие пальцы. Так и видишь, как после этих цепляний под ногти набивается грязный песок с мелкими камешками. Больно ей, мерзко, но в раж она уже вошла, глубоко втянула в себя эту агрессивную мысль о власти и затаив дыхание, выторащив глазки, сцепив зубы, живет одним заклинанием: «Ну, еще, еще шаг».

      И чем выше она взбирается, валя, давя, идя по трупам, тем явственнее в ней просматривается та маленькая рыженькая поганка, еврейская девочка из полуподвала… И трудно веришь, что еще пять лет назад это была спокойная, довольная жизнью обыкновенная милая женщина, в меру неглупая, добросовестная и открытая для встречи с чужим теплым словом и для посыла того же все мдругим.
    
     А теперь она, случайно познавшая изначально незначительную власть, заслышавшая из далека еще не призывный зов, а неясный звук медных труб, поддалась их гипнозу и извивается, как змея при звуках флейты. Да, да, змея-то музыку не различает.
    
      А она что же, различает звуки? О нет, она однажды представила их, зовущие вверх, а уже почти притупившаяся обида из ущербного детства этот мираж закрепило в воображении, ибо воображение это изначально изранено, оцарапано той небротой и нелюбовью, что встрепило ее у начала жизни.

       И чем громче теперь титул ее, тем меньше в ней спокойстви, тем больше страха и неуверенности в суетной взвешенности пространства мира, ставшего для нее зыбким, липким и непрозрачным. Сама себя она, биолог по образованию,   видит как  хаотично движущуюся точечку в клетке, рассматриваемой под микроскопом.

       Каким прочным якорем на всю жизнь, на бездну бурь и штормов, дл меня оказалось бабушкино напутствие: ««Пам′ятай, якого ти роду!!!», якого ти роду!!!» С улябкой вспоминаю всю жизнь, когда и как нам это говорилось Мне 6 лет, за меня узепилась сестренка полутора тет.

       Мы выходим за калитку к чумазм, какими станем тут же и мы, местным деревенским детям, пришедшим кататься на велиолепныю качелю, выставленную в саду к нашему приезду фанатично обожающим нас дедушкой. Качеля, как в фильмах, для барсках детей, и все с замирающим благоговением, без обычной для детей суматохи, а с чинной благородностью ожидают своей очереди, раскачивая тех, кому уже этот восторг выпал.

      Мы уедем, и качелю разберут до нового нашего приезда. И всем будет, чего ждать. Так,  у тех детей всегда был праздник, поскольку самый большой праздник – это ожидание праздника.

        И вот, выслушав бабушкино напуттвие, касающееся, конечно меня, строптивой, а не крошечной сестры, о том, как хорошо, что все люди разные, о том, сколько у каждого своих хороших качеств, добросовество перечисленных мудрой бабушкой: о каждом – как о неповторимом чуде, и вытекающим отсюда долгом моим быть ко всем внимательной и, главное, приветливой ( как бабушка сострадала моему постоянному желанию побыть в одиночестве!), мы выходим к детям.

      И всегда напоследок «Пам′ятайте, якого ви роду…» О, нет, не возгордитесь, вашей заслуги в том нет, но помните, что за вашей спиной уже есть крепкая чистая стена, а посему на вас великая обязанность не уронить, не запятнать… «Улыбайся, не порть людям настроение своим кислым видом. Тем более, что они тебя не очень-то и звали. Если идешь к людям – будь им приятной, ты не одна живешь в мире».
  
    А потому, окрепнув в такой среде, в такой к тебе любви с первых шагов, при всех ветрах и кольчих дождях в лицо, живешь с покоем в душе. В воспитательных книжках говорят «с чувством собственного достоинства». А может, выдумали-то это словоблудие те, кто «не «пам′ятає”, бо пам′ятать нічого?
    
    О, вы, рискнувшие навязать кому-то жизнь! Влейте же в вами рожденного столько любви, чтобы переплавилась она в покой и бессуетность души его. Тогда все он будеть видеть не в черном, и не в розолвом, а в чистом свете, свете, пронизанном лучами Великого Солнца. И будет он идти с одной лищь тревогой, что может омрачить покой тех, кто оказался рядом. И не надо ему будет самоутверждаться и кривиться от мерзости к себе, валящему, давящему, идущему по трупам, будучи сам раздавленным трупом.
    
                                                   ЦЫГАНЕ

    Вот оно! Внезапно, откуда-то с северо-востока, словно мрачно сверкающей стрелой ударившее воспоминание из раннего детства. Ударившее, чтобы разбудить память и приоткрыть завесу тайны!

     Ковёр на стене. Их было два. Два ковра, по одному в двух полупустых комнатах, в которых жила семья моего отца, тогда ещё – молодого офицера – вдали от родины предков, в Амурской области, среди редких перелесков из карликовых деревьев. Итак, ковры.

      Было мне лет пять, наверное. Бабушка ехала к нам (бесплатный билет дедушки-железнодорожника давал такую возможность). Возвращавшийся после демобилизации из Германии солдат  вёз эти ковры и продал их ей. Один ковер – с модным тогда на репродукциях, коврах, даже обёртках конфет «Утром в лесу» И.Шишкина,  второй же – с яркими, во весь рост изображёнными в экстазе стремительного танца, цыганами.

      О, какими огромными они запомнились мне.

      Просыпаясь, я всякий раз вздрагивала от испуга: я была  приучена спать лицом к стене, они – с высоко задранными и согнутыми в коленях ногами, как будто спрыгивали с ковра на меня. Кроме того, они, танцуя, пели, кричали, мне казалось – хохотали. Огромные рты их были широко раскрыты, белые крупные зубы дополняли эту, как предполагалось автору картины-ковра, красоту…

      Я вздрагивала, задыхаясь воздухом, вдохнутым ртом, раскрытым  неописуемым ужасом.

     Позднее, лет до тридцати, вот также от внезапного стука, звука, шороха я также, задыхаясь, вздрагивала. Всё во мне останавливалось с болью во всей спине,  медленно плывущей по ногам вниз; эта боль, вязкая и ужасно тяжёлая, сползала и уходила в землю.

      Я всегда пыталась вспомнить: когда же и чего я испугалась в первый раз. И не припоминала.

      И вот сегодня, вспомнив тот ковёр, а возникал он передо мною часто, без всякой, как будто связи, я вспомнила, с чего началось это вздрагивание и  следующее за ним оцепенение… как оно меня мучило! Часто, пугаясь, я потом долго не могла отойти от этого тяжкого состояния. И весь день после того была словно разбитая. Как я ненавидела эти внезапности!

       Но вспоминался ковёр всегда одинаково: не со стороны, напротив, а вот именно висящим вверху, надо мной. Скачущие, точнее, спрыгивающие на меня, хохочущие  цыганки, с разметавшимися юбками и волосами, с развёрнутыми во вскинутых руках шалями. Они словно  беззвучно выкрикивали  разинутыми белозубыми ртами.
      
      Как я ждала тогда, чтобы этот ковёр куда-то исчез. И он исчез: кто-то выпросил его у нас. О, человеческая неблагодарность: как часто мы не помним не то что имён, но даже лиц своих избавителей.  

       Искренне и страстно посылаю я сейчас поток светлой благодарности этой женщине, но прежде возник у меня такой же толчок страха: а не на горе ли себе взяла она себе этих чудовищ?

       Вот так, с ковра, и начался поход цыган по моей судьбе. А может, что-то было ещё раньше? О! Ещё одно яркое воспоминание. Моя бабушка (та, что, так мудро любя меня, была столь не осторожна в выборе подарка, щедрого подарка, в смысле дорогостоящего) была удивительной рассказчицей.

        Мы прекрасно понимали, что она, с ее необыкновенно тонким вкусом, купила эти ковры, только из соучастия к этому солдатику. Отслужив в Германии, он ехал домой на Дальний Восток. Почти две недели пути. Он там накупил этих вещей, чтобы иметь хоть какие-то деньги на питание в этом долгом пути, надеясь продавать это в дороге.

       Смеясь, бабушка не раз  рассказала о цыганах, стоящих табором недалеко их дома, в поле. Цыганские дети каждый день прибегали к ней попросить молока. И однажды один из этих детей, мальчик лет семи, запыхавшийся от быстрого бега, весь в слезах, вскочив во двор, закричал истошно: «Тётенька, тётенька! Прячьте Нину  (барышню 16-17лет, ставшую потом моей мамой),  один наш цыган её полюбил и хочет  сегодня украсть. А если наши  уворуют, то уже никто не найдёт. Уже табор готов сниматься, ночью уезжаем! Нину хотят украсть, прячьте ее!» – безутешно рыдал цыганский ребёнок.

       Так мальчик спас маму, должно быть, в благодарность за молоко,  за то, что здесь его встречали по-доброму, а не гнали за одно только то, что он цыганенок.
      
       Спрятать-то её спрятали, то есть из дома весь день не выпускали, а назавтра, не увидав шатров, и  забыли вовсе, чтобы потом  вспоминать со смехом.

        Когда же и в какой связи завязался узел долгов моего рода роду этих непонятных нам людей?

        Всегда, сколько помню себя, вызывали они у меня какое-то тревожное любопытство. В детстве, да и позднее, в моём окружении, в том числе и близком, были люди множества национальностей и рас, что воспринималось  как что-то естественное.

         А вот цыгане – всегда что-то неясное и неотвязчивое. Одна только горьковская старуха Изергиль. Пожалуй, ни один литературный персонаж не вызвал у меня такого потрясения и восторга.
        Там же ещё жили, где был ковёр. Мне лет десять или девять…  Морозный климат, и вот в село, куда возили в школу нас, прибывает множество цыган (их тогда пытались сделать оседлыми). Дают им огромный, первый в селе двухэтажный, ещё недостроенный дом. Детей обязывают ходить в школу.

        Я училась классе в третьем. И, уж конечно, именно в  мой, а не соседний какой-нибудь, класс, попадает девочка лет пятнадцати – длинная и неимоверно худая, какая-то нескладная вся: руки телепались, помнится, как у куклы.

        Лица её не помню, конечно, одни глаза на худом лице. У меня тогда, кстати, тоже глаза были тёмные, навыкате, лицо вот только было очень не худое, с румянцем во все щёки.

         Девочка эти привязалась ко мне очень навязчиво и шумно, и я, всегда не терпевшая сентиментальных излияний, несколько стеснялась её страстной нежности ко мне и ужасно тяготилась ею. Она хватала меня за руки, пыталась кружить меня, толстенькую и неуклюжую, прыгать со мной, обучая меня танцам.

        Я была - барышня, совсем не пригодная для танцевальных па. Это её изумляло, если это деликатное слово совместимо с её природным огненным национальным темпераментом!  «Так понимаешь на всех уроках, так быстро решаешь все задачи, отвечаешь на одни пятёрки (для неё это было непостижимым чудом), а такого простого не можешь!» – в отчаянии она пыталась меня толкать, хлопать по рукам и ногам, заставляя дёргать ими.

        Не добившись от меня лёгкости движений, она начинала петь, самозабвенно, надеясь, что уж тут-то я преуспею. Тщетно! Не помню черт её, имени даже, но её отчаяние от безуспешности своего учительства помню, как и её бурный гнев, который сменялся тут же чем-то другим, как это бывает у людей столь подвижного темперамента.

        И это прекратилось так же в одно мгновение, как ночной отъезд цыган из маминой юности, как  исчезновение ковра со стены моего детства.

        Начались  страшные морозы, цыгане начали заболевать, умирать. О, с какими  жуткими  истошными криками, рыданиями и причитаниями по несколько дней подряд они прощались с каждым своим «родичем», оставившим их и дальше скитаться по земле, сам же отправившись в иные миры, не помню, конечно же, как девочка их называла. Кажется, не прекращались их вопли и стоны неделям...

         И вдруг сразу их не стало.… Так же сразу забыли и их самих.
      
         Забыла и я. Забыла до новой, вот уж поистине роковой встречи с возникшей у нашего порога цыганкой лет пятидесяти: чистой, непохожей на других женщин этого народа, обычно пёстро, многоярусно и неряшливо наряженных, грязных и ноющих, попрошайничая. Эта поразила отрытым и с каким-то удивительным достоинством, чтобы не сказать: благородством, лицом. Но эта, уходя, унесла всё.…  А то, что осталось, наверное, в их понимании, унесла другая цыганка, спустя 4 года, когда сыну было уже 7 лет. Последняя унесла то, без чего можно обойтись – золото.

         Но в отчаянии, нет, не оттого, что она забрала, а оттого, как… я впервые в жизни, упав на колени, страстно взывала к Богу. Рыдая и молясь  (о горе мне!), проклинала её и просила наказать. Не за кражу, нет. За подлость, с которой она воровством забрала там, где видела горе, сотворённое своей сестрой, как сами они себя называют.

         Всегда, восхищаясь талантом, гениальностью их песни и их танца, задаюсь вопросом: как в одном может сочетаться таких два полюса: такая красота и такая подлость, такое коварство.

         А может быть, даже не возможно, а наверняка, мне не дано (пока, пожалуй, не дано) понять, что же это такое?

                                 ЖЕНЩИНА ЛЮБИТ

                                                
Есть вечный  двигатель –
                                 ЛЮБОВЬ.
Она лишь в этом мире
                                        вечна,
Поскольку обще человечна.
Пусть жизнь кратка
                       и быстротечна -
Из жизни жизнь
                           родится вновь!
                                          
               ***
А может,  это  ждать тебя
Мои устали двери?..
Скажи, что я люблю тебя.
Вдруг я тебе поверю?..
                                  

                    ***
Было б всё по-другому совсем,
Жизнь давала на счастье нам визу.
Только мелких обид и капризов
Вдруг закружила меня карусель.

Было б всё по-другому совсем.
Но не жди уж приятных сюрпризов,
Если мелких обид и капризов
Вдруг закружит тебя карусель.

Быть ... могло ...  всё...  иначе...  совсем...
Жизнь – не спектакль, и любовь – не реприза.
Жаль только,  мелких обид и капризов
Кружит и крутит меня карусель...
                                              

         ***
Вы любите меня?
Как это, право, мило...
Я, радостью звеня,
Вам счастье бы явила,
Я пела б нежность вам,
И ласку бы  плясала,
Курила б фимиам,
Но не могу. Устала…

    
               ***
Мой милый, чудный, чуткий зверь!
Поверь чутью,  не умствуй!..
К теплу ведёт моя лишь дверь,
Здесь счастие,  почувствуй!

Здесь – радость и душе приют.
Ты  чуешь, чуткий зверь?
Тебя здесь встретят и поймут,
Поверь чутью,  поверь!

Здесь будешь ты неуязвим –
Взаимность укрепит.
Быть вместе надо нам  двоим,
Чутьё так говорит...
                                        

                 ***
Нет, она  тебя не отпустит.
Нет, она тебя не отдаст.
Твою душу по ветру пустит
И, пустого, в утиль тебя сдаст.

Но найдётся другая дура,
Подберёт тебя в грязном хламе,
И, счастливая, будет думать,
Что нашла тебя в чистом храме!

                                          
                  ***
Я столько тяжкий груз носила,
Но вот - магическая сила:
Из мрака вышла цифра семь.
Семь лет спустя, тебя простила,
Тебя простила я совсем.
Тебя простила, отпустила
Раскрепощённою душой.
Да,  да!  Магическая сила.
Ты, наконец,  легко ушёл.
И я, счастливая, следила,
Как удалялся ты, чужой!
                            

            СПОР

“Я – твоя!”, - душа кричала.
Сердце:  “Я – твоё”, - стучало.
Только ум упорно глупо,
С хладнокровьем ледяным:
- Не хочу, - твердил им тупо, -
Счастье быть должно иным!
Счастье быть должно небесным,
И прозрачным, и святым,
Вы же  предались телесным
Ласкам,  нежным,  но пустым.
Счастье быть должно огромным,
Как огромен мир земной,
Схожим с ливнем или градом.
- Счастье, это – он со мной!, -
Словно и не слыша разум,
Задохнувшись счастьем вновь,
И душа, и сердце – разом
Ликовали,  и любовь!
                                                      

БЕЗОТВЕТНАЯ   ЛЮБОВЬ

Любовь, не знавшая ответа,
О,  люди,  пусть вас обойдёт.
Любовь – она всегда из света,
Но та – слезами изойдёт...

Ответная  любовь – что праздник!
Вся  -  ликование и взлёт.
Её дарит Амур–проказник.
Даст поиграться и возьмёт.

Оставит лишь воспоминанье
На всю оставшуюся жизнь.
Она пройдёт, совсем не раня.
Как к роднику,  к ней приложись!

Но есть любовь – любовь иная:
То - реки слёз и стонов хрип,
Как язва и как боль сплошная,
Как с осложненьем зимний грипп.

Она надежды не дарит,
Ни света, ни тепла, ни счастья.
Душа в ней птицей не парит,
В ней сжалось всё, как пред ненастьем.

Она – сочащаяся кровь
Из раны, что не заживает,
После неё не скоро вновь
Поверишь,  что тепло бывает.
                              

        ЖЕНСКОЕ...

Ах,  помогите мне
             с Вами проститься!..
Нет,  не хочу я
                  с Вами остаться...
В путь я готова
             за Вами пуститься...
Только бы с Вами,
         с  Вами расстаться...

***
В сознании:  пепел – это результат акта сожжения, причем сожжения запланированного.  Охваченные любовным огнем, мы светимся в ожидании чуда, но в итоге – пепел…
То есть мы ничего не сжигали, горя пламенно и чисто, а итог – тот же!
Огонь благородный и, хотелось бы, созидательны и огонь уничтожающий и разрушительный оставляют один и тот же результат – пепел.  

                                                       ***
Поразительно, но у любви нет начала.
Верите ли Вы в любовь с первого взгляда?
Более того, я уверена, что любовь и есть только с первого взгляда. Взгляд выхватывает единственно родное и необходимое. Души узнают друг друга!!!
Верите ли Вы в любовь с первого взгляда?
Более того, я знаю, как от этого избавиться — посмотреть второй раз. Ибо первой смотрит душа, и видит только свет, чудо, любовь; а вторым — ум.  Холодный и трезвый, перед  которым все - в реальном свете, все пятна на явившемся пред взор его тем, что душа приняла за Солнце.
У любви бывает конец.

            * * *
Как редки дамы
                            с чемоданами!
Иль это чемоданы –  
                                   с дамами?
Куда-то? Зачем-то?
                                   К кому-то?
Вдруг мне что-то
                       увиделось смутно…
Они – за надеждой! Со скарбом?!
С запасами прошлых буден?
Зачем?! С пресловутою кармой
Ваш путь будет в новое труден!
Баул Ваш тяжёл и громоздок,
Дыханье сбивается в хрипы!
Мечте, поучающе, мозок
Последствия прочит со всхлипом…
А Вы-то! В которые разы
Рвануться к мечте рискнули?
Оставьте весь хлам и все фразы!…
Зачем к чемоданам прильнули?
Но, как альпинист - страховку,
Душа, памятуя паденья, поломки,
Весь опыт выставив на изготовку,
Спешит подстелить соломку…
Надежда и опыт ищут поврозь
От боли – хоть слабенький, но наркоз.
От шрамов, ушибов скукожась,
Просолены насквозь от слёз.

***      
Пора бы вспомнить всех, ей-ей,
Кто ветром в душу мне врывался.
Тот - напрочь стерт, а тот остался
На пене памяти отравленной моей.

Листаю память: стоны, смех...
Дом, улица, массив, квартал –
Город Памяти моей - обо всех,
Кто болью мне и счастьем стал.

Они так много обещали,
Но я страшилась громких клятв.
С собой лишь счастье предвещали –
Смеялась: «Ты лукавишь, брат!»
                                        
      
                                                 ТУМАН

       То было редкое для зимы утро: тепло и тихо, на деревьях невероятно легко, тополиным пухом, лежал нетолстым слоем снег.

        И туман! Необычайно густой, не серовато-мокрый, как то бывает поздней осенью, а молочно-белый, словно заливший все.

       Буквально в двух шагах уже ничего нельзя было различить, никого нельзя рассмотреть. И от мысли, сто тебя тоже никто не видит, было легко и спокойно, просто-таки радостно-спокойно, ей хотлость ступать по-кошачьи тихо и мягко, как бы боясь кого-то разбудить.

        И тут она поняла, что спокойно не только от тишины и тумана, а спокойно как-то изнутри. У нее было точно такое состояние, как бывает после тяжелой болезни – ничто и не беспокоит, не болит, а все еще по-привычке и не полной грудью дышшь, и не полным шагом ступаешь.

        Спокойствие в ней было именно внутреннее, душевное спокойствие, Подумлось, что завтра еже, собираясь на работу, не пронзит вдруг, как всегда прежде последние полтора года, колючий испуг: « Не увижу… не придет». И с утра, сидя за рабочим столом, не придется загадывать уже, как иногда случалось, изведя себя волнением, выходить из комнаты, пока он сам не придумает причины зайти к ним, чтобы увидеть ее, изо всех сил стараясь скрыть свою к ней любовь.  

Нечаянно в дверях столкнуться
В луче запыленного света,
К тебе случайно прикоснуться,
В  твоё дыханье окунуться,
“Люблю”, -  взглянуть  и ждать ответа.
Прожить в мгновеньи невесомом,
Оно уже катится вспять,
При этом,  не сказав ни слова.
Столкнуться и расстаться снова
С надеждой встретиться опять.

         И больше уже не задохнется она тайной, но безудержной радостью, когда, войдя и здороваясь нарочито дежурным тоном сос всеми, направиться к кому-то, а смотреть при этом будет на нее. На нее! На нее!..

        Все это время она несла какой-то груз, словно привязанный за шею и тянувший вниз, а голова, с воспаленными глазами на усталом лице. Упорно не хотела наклоняться и боролась с шеей и грузом, висемшем на ней. Это было совершенно неясное чувство, непонятное ей и теперь, когда она от него освободилась.

         Нет – не любовь. Любовь без уважения – это по-другому называется… а уважать его она не могла уже по той простой причине, что не понимала, не знала его. Три года изо дня в день внимательно наблюдала за каждым его движением, вслушивалась в каждое слово, всматривалась в глаза, в улыбку, и не могла, не могла сказать об этом человекке ничего. Ей с детства приходилось переезжать, а потому – множество бесконечно новых знакомств и встречь. И о каждом, кто задерживал ее внимние на себе, с кем прижодилось общаться, она старалась, вернее, привыла иметь хоть какое-то мнение: плох, хорош, добра, глупа…С ним же никогда нельзя было знать, чего от него было ждать, и в двух совершенно аналогичных он вел себя совершенно по-разному, имел полярно противоволожные суждения и мнения по одному и тому же вопросу.

        И так во всем, и так всегда.

        Он и был человек-туман, его не знал никто, при этом все перед ним благоговели. Потому туман в зимний день освободил ее от него. Теперь пожалуй она одна вышла из-под его гипнотического тихого подавления.

        И он это понял.

        И испугался!..  
          
        
                                        ПОХОРОНЫ ЛЮБВИ

                                                    
Всё.… Теперь уже все. Надежды – никакой.
И радость не радует.
И мука не мучает.
И ноги не идут,
и душа провалилась и спит,
и в ушах  - вата.
И улыбка не получается.
Не читается,
не думается,
не пишется…
не рифмуется!
Это, уже верно, конец.

                                                  
      Они обе любили Его. Любили страстно, бесконечно и свято, как только может любить не красавица, но привлекательная женщина, мать и жена мужа положительного, обожающего, даже безумно влюблённого в собственную жену.

       Обе находили в себе силы быть заботливыми жёнами. Мужчине не понять, как тяжело быть женщиной, особенно трудно быть женой совершенно тебе чужого человека. В глазах всех она выглядит (обязана выглядеть!) счастливой супругой, и она играет эту роль добросовестно, что удастся на работе, среди коллег, занятых собой.

        Самое же трудное – это приходить домой, где этот самый муж…Дороге нет конца, ноги ватные, душа ноет с завыванием угасающей вьюги, ноги… о, самое трудное – это заставить ноги ступать твёрдо, а  шею – держать ровно голову, которая так и свисает на обессилевшей шее, на которую навесилось всё это: и дом и работа, и боль, пронизывающая всё существо женщины, живущей в двух мирах: в действительности и в мечтах. «Лошадь с крыльями», как назвала это состояние души одна талантливая писательница. Одно утешение – ребёнок, ради спокойствия которого только и ведутся эти игры в семейное благополучие, да ещё воспитание в цивилизованной семье.

       Итак, они любили Его обе. И обе безнадёжно. Об этом кроме их двоих не знал больше никто, но они это друг в друге, не подавая, впрочем, виду, чувствовали, как может чувствовать только женщина.

        Одна из них была старше Его на девять лет, другая – настолько же моложе. Они обе, не смотря на такое различие в возрасте, между собой были дружны и интересны друг другу, и не знали более приятного собеседника среди остальных коллег, женщин в основном, как и в любом НИИ.

        Это были женщины энергичные, весёлые и неглупые, их обеих не занимал постоянно и подробно обсуждаемый в коллективе вопрос «Что? Где? Почём?». Они обе знали и любили живопись, музыку и поэзию, вместе посещали концерты, театры и выставки, обе недурно писали стихи, не для того, чтобы прознаменитеться в дешёвой областной или стенной газете, а чтобы выплеснуть боль и слёзы.

         И вот… он… женился.

         Они и раньше-то не надеялись на Его взаимность. Не надеялись, а в глубине где-то всё же таилась какая-то надежда, как всегда это бывает. Теперь оборвалось и это. О его женитьбе кроме их двоих, похоже, больше пока не знал никто, по крайней мере, это ещё не начали смаковать отдельческие кумушки.

        Да, они обе боялись распространения этой вести, слушать это было бы невыносимо. Им легче было в тишине переживать это свалившееся на них так внезапно горе, скосившее их разом.

       Они старались ни в коем случае не выдать своего смятения, и всё же другие заметили его и стали с об  тали не в одной комнате): «Что это с тобой? Ты вся чёрная какая-то? У тебя даже взгляд потух. Вы послушайте, у неё голос изменился…», - так говорили они той, что моложе, и почти то же – другой.

        А они весь день испытывали потребность подойти друг к другу и говорили между собой тихо, глядя куда-то никуда, о чём-то ни о чём… Время от времени они долгим спрашивающим взглядом смотрели друг на друга, как бы спрашивая: «Ты знаешь уже?…», и понимали: «Знает…», и отходили молча, унося общую для них и собственную для каждой бесконечную печаль, так пропитавшую их насквозь.
    
         Они были одного, невысокого, даже маленького, роста, одной комплекции, коротко остриженные, с одинаково гладкими сейчас волосами, не уложенными в аккуратную обычно причёску.

        Лишь в одном они сейчас не походили друг на друга в этом, казалось бы, одинаковом горе.

         Старшая была в чёрном – она как бы похоронила Его. Этот чёрный свитер с серебряной цепочкой на короткой шее, сливался с её черными, крашеными под воронье крыло, волосами, смуглой кожей и маленькими чёрными глазками. Самый вид её угнетал и одновременно как-то  не то чтобы успокаивал, но заставлял смириться  другую, подтверждая, что всё ушло… Безвозвратно.…

        Вторая же (та, что моложе её на восемнадцать лет) была в тёплом белом свитере с высоким  отложным воротником. Он подчёркивал её бледность, необычную для прежде румяных щёк на белом лице, светлые  обычно непослушные волосы не спадали на лоб, а были гладко зачёсаны набок и оставались так лежать. Особенно её выдавали огромные, всегда живые и блестящие зелёно-карие глаза, теперь застывшие над появившимися сразу за ночь синевато-чёрными кругами, зеленоватый блеск их пропал и они казались большими круглыми коричневыми пятнами на матово-белых белках глаз. Этот белый свитер был похож на белый саван, в который на востоке заворачивали умершего. Там, кстати, в белом же и хоронят.

         Весь белый вид её заставлял болезненно вздрагивать другую и выводил из оцепенения, с которым она хотела и не могла справиться,  и принуждал её спокойно и тихо улыбнуться и переключиться на что-то другое, вспоминая, что всё остальное остаётся без изменения как стены  нового прочного, но холодного корпуса, в котором они работали под его началом.

        Старшая - хоронила себя, свою последнюю, в сорок три года, мечту, которую носила вот уж несколько лет, с которой срослась и которая единственно определяла всё её существование. Она не могла уже видеть его, слышать его голос, вдыхать привычный запах утреннего одеколона, смешенного с дымом бесконечно  выкуриваемых сигарет.

         Другая же -  хоронила его. Ей ещё не виден был конец жизни, как всегда в начале пути не виден конец его. Её мучило то, что жить еще так долго. А как жить в пустоте? Но её всё ещё влекло куда-то, ей необходимо было видеть его согнутую над столом спину, слышать красивый чёткий уверенный и спокойный голос и ощущать его задымленный запах.

         Теперь она могла смотреть на него спокойно, как и на остальных сотрудников, не боясь выдать ему своего чувства, потому что оно стало теперь только её, и делить его с ним уже никогда не придётся. А потому оно расположилось в ней прочно и уверенно, на своём месте, перестало быть спонтанным, не лезло наружу, а значит, перестало бояться быть назойливым, выдать себя и побеспокоить этим кого-то.

                                                ЖЕНЩИНА ПИШЕТ

***
Слова – по цвету,
По размеру - строки
Я собираю,
Как в букет - цветы.
У солнца – свету
Я учусь.  Уроки
Беру у стаи,
Что всегда в пути.

***
Не хочу я этой грязи,
Утомилась я от лжи,
Политься б чистой фразе,
Как косец молится ржи.
                                1986
          
      
                СОН

Лев Толстой
                 смотрел
                               недобро.
Лев Толстой
                 смотрел
                            так мудро...
Лев Толстой                        
                 смотрел  
                               недобро,
И совсем ушёл наутро...

Что хотел сказать ты,
                                Старец?
Что
          хотел сказать,
                               великий?
Наша жизнь – как дикий танец,
Крутимся – мелькают лики...

Крутимся – мелькают лики
Мудрых старцев и пророков.
Из души лишь – стон и крики
От сует и от пороков.

Нету веры. Нет и смыcла,
Ничего коль нет святого...
Дайте,  дайте коромысло!
Я – за чистою водою!..  

ИЗ МОЕГО ПИСЬМА ПОДРУГЕ- ОДНОКЛАССНИЦЕ                        
                                                                                                        
        ….Ну и заставила ты меня улыбнуться фразой о том, что не записываешь. Уточняю из собственных на этот счет наблюдений.
         Вообще-то на момент начала заболевания моего ребенка - психиатры, почти в абсолютной своей массе, это – бывшие педиатры, логопеды, и вообще «кто ни попадя», не готовили их тогда мединституты. Первым профессором психиатром, к кому я привела сына, оказалась престарелая баба, вся в золотых украшениях с огромными камнями (это – не Москва, на Украине так ходили только продавщицы овощных и рыбных магазинов). Так вот она мне заявила:
«Вот Вы пишите стихи? Видите, Вы – больной человек, это же не мешает другим с Вами общаться. Да!!! Нормальные люди стихов не пишут. Только шизофреники, в разной форме».

      . Виктория Токарева рассказывала в каком-то интервью, как ее подруга заявила, что и она сможет так писать. «Не сможешь!!! Чтобы писать, надо писать, это как болезнь».

       Да и все почти пишущие признаются, что пишут, потому что не писать не могут, иначе просто свихнутся от переполнения. Надо выкинуть из себя.

        Потому, впрочем, я и пишу кусками, не оканчивая из-за того, что меня отвлекают, а потом – не надо, жар прошел, а для истории и человечества – я-таки не совсем идиотка заманьяченая, понимаю с 12-тилетнего возраста, едва начала писать что попало (более  того, еще лет в десять начала роман, узнав от бабушки и от всех, кого теребила, историю нашего рода и нашего села с окрестностями — утерян при одном из переездов), что Гоголя и Пушкина мне не переписать, а иначе – не стоит, все равно все пропадет вместе со мной, не будет любопытных потомков.

       Торможусь. Но зато у тебя – на редкость прекрасная речь, просто редко встречается столь не загаженная и не окуцевшаяся фраза. По моей же сразу видно, что мне пришлось поработать в бабьем школьном коллективе, мычащее-матерящемся до кретинизма, ездить с учениками в трудовые лагеря; работать в пионерских лагерях воспитателем и, особенно, старшим воспитателем. Это – круглосуточное трехмесячное напряжение, только вечерний обход, например, ежедневно я, уложив Севу спать,  начинала с самого младшего отряда, по возрастающей – все десять отрядов.

        Вожатыми были, в основном, мои бывшие ученики, на тот момент - студенты, воспитателями – учителя нашей и других школ. Плюс завхоз, зав.производством и его повара… Каждого выслушать, утешить, воодушевить, поддержать, отобрать собранный в отчаянии чемодан.

        А 15 лет проведения свадеб, юбилеев, вечеринок для трудовых коллективов всех мастей, напивающихся, впрочем, одинаково - ?!  

        Не то, что говорить красиво... Одно утешение – на брань, слава богу, не скатилась после всех пинков жизни.

        Так что, коль уж нет тебе нужды писать, так радуйся благодарно.
      
         Много лет кроме подробных дневников пишу еще прямо в отрывной календарь:  коротко об основных событиях в конкретные дни. Оставляю целенький исписанный календарь. Приходится что-то уточнить – беру с книжной полки нужный. И сами календари с годами любопытно полистать, кстати. И места они занимают немного.

                                                  ПОИСК РИФМЫ
                                                                
         И весь день рифмы открывают какие-то логические закономерности. Наверное, после проснувшегося и реализованному вчера желания открыть, наконец, после начала каникул, что-то по математике, да порешать – дать труд мозгам. Видимо, уже отдохнула после очень тяжелого учебного года, благо не работаю в школе, очень устала от репетиторства. Впрочем, бывшие коллеги, тоже впервые жалуются так сильно…

восток – ток, исток, росток. То есть место, где начинается день…

      - запад –  водопад (то есть, падающий идущий вниз, уплывающий); украинское занепад (рус. – упадок (о нравственных и духовных силах), падение, оскудение).  

        … Россия - ?..
        Арсений Тарковский и прочие традиционно рифмуют с осиной. Тоже символ: дерево с дрожащими листьями, на нем повесился Иуда, то есть дерево оскверненное. Осип Колычев (у него тоже символичность забавненькая):

Это и есть – Россия!
Светлейшее из имен.
На взгорьях - березки косые,
Осин металлический звон.

        Про Россию и рифму к этому слову едва подумала, как пошли ужасы необъяснимые: обычным отработанным годами жестом, старой же прихваткой, хочу снять с плиты горячую сковороду.

        Дикий ожог среднего и безымянного пальцев, причем, сверху. Через несколько минут снимаю чайник, обычным же образом из соображений безопасности повернут носик к стене.

          На тех же фалангах тех же пальцев на другой, уже левой, руке.

          Опять – знаки?! 24 лунный день. Пока не расшифровала.

                               ИЗ ДНЕВНИКА ЗАПИСЬ  от 30.01.2007 г.  

         Третий день пребываю в выброшенном состоянии…

         В эпоху пустых книжных магазинов  через  общество книголюбов нв меня свалилось счастье: однажды туда дают всего 1 экземпляр «Доктора Живаго», он достается мне.

       В тот же вечер меня приглашает на день рождения, 65 лет, чудесная женщина – Лидия Ивановна, учитель русского языка и литературы, тогда еще работающая, более того, мы вместе работали и в пионерском лагере.

        Любила она меня очень благородно, как и все, что она делала. (Штрих к ее портрету: муж - грязный бабник оставляет ее с двумя крошками, Она, как все мы гордые идиотки, Лидии, растит их одна, безо всяких там алиментов и проч. Но когда он стал разбитым стариком, то  та, к которой он тогда ушел, выбросила его на улицу, сообщив об этом Л.И. Что делает наша железная женщина? Конечно, посылает дочерей за ним, поясняя, что их дети должны видеть, как надо относиться к родному отцу… И в двухкомнатной крошечной хрущевке с проходными комнатами, где жила Л.И. с дочерью, зятем и внуком, появился беспомощный лежачий негодяй, не видевший детей с того дня разлуки…)

         Итак, я, едва кусками побегав по описываемой  книге,  дарю ее Л.И.!

         Больше эта книга мне не попадала, но я всегда чувствовала, что непременно должна ее иметь - ?!

        Только у нас появился Интернет,  перетаскиваем книгу в комп. Комп, как все уже поняли, зависает. После его перезагрузки книга пропадает.

       На днях  перекачала ее снова.

        И вот!!!!!!!!! Я обнаруживаю у Пастернака те четыре строчки, что записаны эпиграфом в моей книге…

        Мне-то стихи диктуют все годы, чего я никогда не скрывала, потому и относилась и отношусь к ним никак.. Народ переписывал, теперь перечитывает, когда им тошно жить – помогает, говорят. Ну, и спасибо им...

         И те 4 строчки мне тоже продиктовали. Я не встречала раньше их у Пастернака, хотя то, что есть в моем доме, частенько беру в руки, и выхватываю кусочки глазами, много не беру – емко. Люблю праздник кусочком.

         Это кто же так резвится?! Надиктовано мне уже записанное. Или просто все записано на небесах, и многие Бойли и Мариотты бегают по одним информационным полям? Так предупреждать же надо, а?!
    
          Вот, уж, поистине, ученье – свет, а неученых – тьма.
    
         Так я, сама не догадываясь о том, обманувшись сама, ввожу в заблуждение других. Нехорошо получается…
         И поправить ситуацию уже нельзя, одно утешает, что не останусь я в веках. Увы, слабенькое утешение.

          Кстати, случайно сохранилась в 16 лет мною написанная рифма  «Нет у одиночества имени и отчества», сейчас поют песню с такой же фразой – но это не сложно сбредить. Так же у Риммы Казаковой несколько раз встречала такие же строчки, слово в слово, как у меня, в общем, ерунды подобной много. Но записать автоматически то же, что Пастернак – не скромно. И, главное, никому не докажешь случайность такого совпадения – не хорошо!

                     КИТАЙСКИЙ СТИХ
                                      
                  ***
Стихи приходили ко мне
И снова ушли безвозвратно.
Другие, быть может, придут...
Так счастье обходится с нами.

                  ***
Вот и пишется снова.
Неужели для рифмы
                    Разрушенье – основа?..

                                                                                            
                                             ЧАСОВЩИК — ПОЭТ
                                                            
        Знакомый часовой мастер,  очень хороший часовой мастер, следует заметить, прислал на наш почтовый ящик подборку своих стихов. Готовил ее  тщательно…

        Почитала я немного,  естественно, подумала:  если ты такой хороший часовой мастер, так и занимайся своим делом, а не уподобляйся сапожнику, решившему сочинить «новую песню вместо штиблет».

        Но ведь это же и мне открытым текстом  свыше намекают: хватит, мол, изгаляться над словом!!!

        Да, я и сама знаю, только вот через мои воспаленные мозги кто-то пропускает это подобие стихов, а я выплескиваю этот суррогат на бумагу, чтобы освободиться.

         Едва собралась взять себя на поруки и исправиться,  пришла к нам знакомая,  и начала мне давать практичные советы, как мой бред перевести на английский и куда в Интернете направить для публикации, чтобы получать за это деньги. Предложила познакомить с зав. чего-то, обеспечивающим сношения с украинскими диаспорами , дабы мне напечататься там.

         Ну, ни змеи ли, искусители, сидят в кустах и тут же появляются, чтобы разрушить благие намерения?! Вот и реши вечную загадку о добре и зле, а, главное, о их носителях.

           Утешает, что не купилась на выдвинутые мне знакомой предложения...

                                    ЗНАКОМОЕ   НЕЗНАКОМОЕ  СЛОВО

Написано слово. Короткое, собственно слово. Не какое-то мало знакомое, а как раз наоборот – самое, что ни на есть, расхожее. А вот и не узнаю его!? Слово всего из пяти   букв. И буквы до боли знакомы: маленькие, черненькие. Читаю уже в который раз. Раза три-четыре подряд, словно расшифровать пытаюсь!  «П-л-а-ч-у». Ну, что бы, кажется, проще?!

А не узнаю слово-то. Не узнаю. «Плачу» - это в смысле «плАчу» или же, сдвигаем ударение, «плачУ»??? Одни буквы. Смысл и значение – разные.

А вот и нет. Вовсе даже, не разные, если разобраться… Как часто и сколь  за  многое плачУ тем, что плАчу.

А с виду – словно и разные слова-объекты. Ан, нет!..

Зато придумала для себя забаву: ищу подобные слова. То есть составлено из одних букв, а — два или три, разных слова:

пОшло  -  пошлО;
прИстав — пристАв;
дорогА — дорОга,
стОит — стоИт, попУ - …,
валЮ — Валю,
КОлю — колЮ,
дОлги — долгИ,
вАлки — валкИ;
смЕло — смелО;
Удила — удИла — удилА...

                                  
                                    СОЧИНЕНИЕ НА ВОЛЬНУЮ ТЕМУ                                              
                                                                                                                                          
       Если бы по радио или по телевизору в литературной передаче голосом актера была произнесена первая фраза: «В большой комнате горела одна свеча…», а кто-то нетерпеливый тут же переключил на другой канал. Тогда те, кто услыхали такое начало,  начали бы мысленно рисовать себе продолжение…

       Или, если бы совершенно разным людям было предложено дописать историю, им не известную, додумать и домечтать…

        Какое бы множество вариантов повести, рвущейся перерасти в роман!
    
        Вот где поле для писателя! Причем, в любом жанре!!!

Забавных мыслей рой
Врывается порой,
Как вящая награда.
А! Никому не надо...

ИСЧЕРНЯЮТ МИМОХОДОМ БЕЛЫЙ СТИХ…
                      
Муза вскричала: «Дайте, я выйду
Из тесных чертогов вашей поэмы!
Чистой поэзии нет здесь и виду,
Поэты! Ответьте: кто мы и где мы?»

Рифмы мечутся по монитору-полю,
Прорастая корявыми знаками;
Словесам  вашим дай только волю –
скоктейлят в пену плевла со злаками.

Поискорежен русский богатый!
В каждой фразе  - двуссмыслие.
То хвостатый черный рогатый
Сотворяет гнилое и скислое!

Началась рывком эпоха Водолея,
Всклочились безграмотности рифы,
Злословят поэты, слова не жалея,
Кроковячат в ритме рваной рифмы.

Разухабилась словес чехарда,
В эпиприступе корчится фраза…
Новых нано- и микропоэтов орда
Насмерть сразила  какая зараза?!

                      
                        ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ  ПОЭТ

     Общеизвестно, сколь нелестно отозвалась Анна Андреевна на ранние стихи Белллы Ахмадулиной. Любопытно, что в их фамилиях после «Ахма» у первой - «т», у второй  - «д»...
     Ну, во-первых, А.А, была столь терзаема адскими болями и изнуряющими болезнями, во-вторых, опять же, не сохранилось подробного описания, в каком контексте прозвучал обрывок донесенной через Л.Чуковскую нам фразы...
      Но какой леденящий холод должен был пронзить молодую Беллу...
«лишь однажды взглянула с усмешкой,
как метелью лицо обмела».
      Ну, не признали мои зарифмовки, коих масса, как и у большинства, так и ладно — а зато я мехмат университета окончила, имея двухлетнего ребенка, которого никто не помогал поднимать, без академотпуска, с лучшим распределением на себя и мужа!
      И вообще я много чего неплохо делала и делаю... Стихи же (неловко  как так «это» именовать)  для меня — это такой невинный дар небес, а дареному коню, как известно, особенно, если конь — Пегас, а не сивый мерин какой,.. не смотрят...
      А профессиональному поэту каково?!
      Поистине, впервые осознала это словосочетание: профессия такая!
       Государство тебя учило. Бесплатно, между прочим. Отработай положенные три года молодым специалистом! Ну, последнее - это мне, попавшей в почетное КБ работать на космос. Или какому инженеру, врачу и прочему обладателю земного диплома. Но молодой специалист — поэт...
      Любопытно... А соцобязательства? А значок ударника коммунистического труда? А «не позорь трудовой коллектив»?! С профсоюзом, следящим, чтобы не допускалось переработок, чтобы нормированный рабочий день?..
      О, нет!!! Я человек настолько вольный и свободный, что пусть для меня поэзия будет  хобби, а не производственной необходимостью.
      А как здорово, что бороться не надо ни за какие звания, конкурсы... И ни с кем не надо соревноваться!!! И ждать, чтобы тебя заметили великие и отозвались гуманно...
До паник жутко быть бранимой
Поэтом-классиком при жизни.
Ославит мимоходом  имя,
Талант твой придавая тризне...

                                               ОПТИМИЗМ

                                                        ***
        Телефонный разговор с внучатой племянницей (6 лет, первоклассница, несколько дней простужена,  все пребывают в панике - не могут ей сбросить температуру):

- Яночка, как дела?
- У меня? У меня все хорошо!
- А температур?
- А  температура – плохо…

         То есть она сама по себе, а ее температура – сама по себе.

      Радует, что у нее характер на этот счет, не как у ее мамы и ее бабушки!!! Мой человек растет.

***
Когда судьбою мне была дана опала,
И траурные ленты-змеи душу оплели,
С ног сбитая, я не лежала - встала.
Омывшись, отряхнула прах земли.
Я научилась праздник вам дарить,
Нарядов я для вас, каких, нашила!
Я научилась ВСЁ благодарить,
Не проживать, а жить решила.      

       На обычно завистливые восторги в отношении моего оптимизма даю, смеясь, рекомендацию правильно выбирать жизненные девизы.

        Мои родители были так увлеченно заняты своей работой и получением очередных образований, что мне в качестве воспитателя папа положил на стол, куда меня посадили делать мои первые школьные уроки, претолстую книгу «Крылатые слова».
И, подобно большинству советских детей, за … я благодарна книгам.

         Изначально восхитилась мудрым «Хочешь быть счастливым — будь им!», и диалогами Марка Аврелия:

Обладаешь ли ты разумом?
Обладаю!
Так отчего же ты не пользуешься им?!

        А в том что я по наследству обязана обладать разумом, сомнений быть не могло. Вот так всю жизнь и училась с радостью.

        А с годами вооружилась изречением: «Жизнь, конечно, не удалась, но в остальном-то — все хорошо...».

        И как важно научиться здороваться с рассветом!
                                  

                                 ***
Отгоняется ночь, начинается день,
И – взорвался будильник звоном!
Ночь прошедшая – просто тень,
День, воистину, будет новым.

Этот день знаменует встречу
Двух рабочих дней – двух эпох.
Скажут: вновь не везёт. Отвечу:
Новый день не бывает плох!

Даже если рушатся планы,
Если вновь обошла удача,
Испытанья в большом и малом
Я приветствую! И – не иначе!

А иначе – не быть победе,
Не подняться над суетою.
Цвет удач однотонно бледен,
Не окрашен борьбой святою.

Не прозрев, унывают земляне,
В счастье битвы видна им беда.
Устремимся в другие планы,
Научившись себя побеждать!

Как взрывается радостью дух,
И вздымается ростом сознанье,
Коль гордыню ты смог – в прах и пух,
Ощутив: ты – Творца созданье!
            
                                      
                     ***
Я спасла всё же нынешний день,
Хоть хотел он впустую пройти,
Но оставил, пусть малую, тень.
Не застыла. Жива я. В пути.

Меж рожденьем и смертью трудна
Мне дорога, но цель – хороша.
Средь любимых, в толпе, я – одна.
Я – не плоть. Я – сплошная душа.

Ровно свечи горят на столе.
Вновь устала. Шесть пламень зажгла.
Белым днём бреду, как во мгле.
При свечах лишь увидеть смогла!

        Но главный источник оптимизма моего - полное отсутствие  зависти: если уважаешь себя и осознаешь собственную индивидуальность, то с какой радостью всегда восхищаещься проявлением всего яркого и особенного в других людях.

       С увлечением учишься лучшему и старательно избавляешься от ненужного и вредного в себе!!! Этому способствует непривязанность к праху мира, в котором пребываешь, то есть умение верно расставить приоритеты.                                                      

  ***
Как боль свою вам изложить,
Не чтобы вызвать состраданье,
А чтоб вы полюбили жить,
О, совершенные созданья!
Чтобы слова: “Да, всё нормально”
Друг другу в спешке говоря,
Вы ликовали: всё! нормально!
Живите, жизнь благодаря!
                                          

                  ***
Меня к терпенью приучали.
“Будь терпеливой”  – поучали.
Но странно их слова звучали
Среди моих удач.

“Учись терпеть,” – мне говорили.
Грусть и печаль глаза их лили.
“Ты будешь жить, как на могиле.
Но при других не плач!”

Вторя пророчествам  и страхам,
Свалила жизнь единым взмахом
Меня. Былое счастье – прахом. –
Жизнь без любви – палач.
                                              

                      ***
В моей судьбе – на Бога уповать
И чуда ждать, хоть не свершиться чуду.
Им на мои молитвы – наплевать,
В кого не верь  - в Иисуса или в Будду...

Мне б слёзы лить, да не течёт слеза.
Мне б горе петь, да пробивает радость
Сквозь тучи горя, как гроза.
И светится надежда – жизнь осталась!
                                                      
КИТАЙСКИЙ СТИХ

                             ***
Грустные тучи стекают на Землю
Печальным холодным дождём.
Оптимистично тоски не приемлю.
Только чего же мы ждём?..
              
                                          
                  ***
Чтобы смело встретить жизнь,
Полюбить святую битву,
Где, быть может, быть те биту,
Надо очень честно жить.
Надо чистым быть настолько,
Надо так уметь любить,
Чтобы про себя забыть,
Если из того быть  толку.

                                                   ***
                                                                                     Из письма подруге-ровеснице

Ну, какие могут быть депрессии у матери двух неженатых еще сыновей, у будущей бабушки кучи внуков; у незаменимого профессионала, от которого ждут надежной работы и новых идей?!

Потом, у тебя еще и муж есть, а у скольких женщин есть только  нереализованная мечта?! (Ты знаешь эту мою злую шутку, с добавлением «утешения», что нас, зато, не бросили...).

То есть, не гневи Бога, честное слово. Ты полноценно живешь, у тебя куча друзей… Короче, сама продолжи список плюсов, лучше письменно. Очень спасает.

                                                                                  
                                                                                                  Из дневниковых записей

   - Люди, для кого дни похожи один на другой, перестают замечать все хорошее, что происходит в их жизни.

       Это, пожалуй, было записано в подавленном состоянии. Вернее всего, наоборот: люди, которые перестали замечать все хорошее, что происходит в их жизни, перестали благодарить Того, кто подарил нам сегодняшний день, руки, ноги, глаза, встречи, дожди и осенние листья.

         Обрекают себя, таким образом, на дни, похожие друг на друга!

Нет, господа, не дождётесь!
Я себя не растрачу!
Да, господа, обойдётесь!
Не попрошу, не заплачу!

  
                                     И ОПЯТЬ ОБ ОПТИМИЗМЕ....

        До чего же изобретателен человек, когда приходит время спасать себя или губить себя.

         В центре города, на проспекте, в пяти метрах от дороги, в жилом доме захватили полуподвал для оборудования кафе. Ну, и пойдут ли люди в полуподвал, когда рядом столько кафе?! Выход найден: повесили вывеску с названием кафе «На крыше».    
         Прочтут, засмеются, и… заинтересуются.

         Порою же  прогресс – дело рук оптимистов.

        Изощренность же пессимистов по силе не меньшая. Хотя и с противоположным знаком.

       «Скерцо» изначально переводилось, как шутка. Бетховен первым включает скерце в симфонию, и совсем даже не в качестве шутки. А уж Шопен вообще, оставив лишь темп и силу эмоций скерцо, вместил в него такую силу страдания и отчаяния!

        То есть, совершенно размывается грань между оптимизмом и пессимизмом, когда катализатором в нем явится гениальность!

                                                                    
***
Веселуха сплошная – жизнь…
Ты не верь, услыхав иное.
Чтоб взлететь, за мечту держись.
Будь
      единственно избранным
                                            Ноем.

***
Из окна увидев небо,
Улыбнись от счастья,
Даже, вдруг, оно на землю
Принесет ненастье.
                            

                                       ***
Растили дочечку красавицей.
Душевной, умницей, послушницей.
Но не учили, как ей справиться,
Когда с удачею разлучится,
Когда лишь горе ей достанется
И быть счастливой не получится...

Вот дочка и красивой выросла,
И умной выросла, и доброю;
И горе (как, не знаю) вынесла,
Весёлой ходит, милой, бодрою.
Как вышла из беды, как выползла –
Другим  не знать! Осталась гордою.
                                                

***
Забавнейшая штука – жизнь!
Я на нее опять нарвалась.
Ну, так не воплощайся, откажись.
Пришла. А что  мне оставалось?

Как много во вселенной звезд,
Планет обжитых! Нет, на Землю
В  который раз меня завез
Злой рок. Возничие не дремлют!..

Я снова воплотилась здесь.
На место преступленья тянет?!
Так вечно рвется в отпуск весь
На материк - островитянин…
                    

***
Вы не понедельники в солнечном зените,
К жизни отношение, люди, измените!!!

***
1. И изгнал Бог Адама и Еву из Рая…
2.  Куда изгнал?
3. Естественно, в Ад.
4. И где они оказались?
5. На Земле.
       6. Так, если Земля – Ад какой-то планеты, то мы здесь еще здорово устроились.

                    МЕЧТА, ОТПРАВЛЕННАЯ В КОСМОС

      Утро, проснувшееся после прошедших  вчера  по стране выпускных вечеров, традиционно растянувшихся до рассвета,  тем, кто задрал головы или просто поднял глаза к небу, приветствуя восходящее солнце, принесло новые загадки.
      В многочисленных проводах между двумя двенадцатиэтажными свечками запуталась гирлянда из воздушних шариков.
       Вчера, по традиции, каждый выпускник, загадав мечту всей своей грядущей жизни, надул яркий шар своего любимого цвета, опытный дизайнер сформировал из яркой просвечивающейся красоты огромный разноцветный  букет, вставленный в контур,соединенный в виде вазы из одинаковых темнокрасных шаров.
       И поздним темным  вечером, с торжественной линейки, под радостные выкрики и апплодисменты молодых людей и их родителей вся эта воздушная красота начала подниматься вверх!!!
       Медленно-медленно уходил этот продукт  коллективной деятельности в горячее безветренное пространство над школьной площадкой, освещенной софитами. Все дружно, затаив дыхание и проговаривая бесконечное число раз свои мечты, которые они отправляли в космос, следили за медленным подъемом  хрупкого сообружения...
       И только утром редкие граждане обнаружили гирлянду висящей на проводах между домами, плотно прилегающими к школьному двору.
      То есть, с места проведения выпускного вечера букет из шаров, в каждый из которых  благоговейно, перехватывающим горло дыханием, была помещена мечта.
О, это мне небо подарило шикарный разноцветный переливающийся в лучах утреннего солнца букет!!! - воскликнули оптимисты.

Какой ужас, - сокрушался пессимист, мечты, отправленные в небо, в него не поднялись, зависли...

Ой, как высоко завис мой шарик, - наивно порадовался человек невысокой мечты, - аж на высоте двенадцатого с половиной этажа!

Мечта выпускников,
                        отправленная в Космос,
                                                       повесилась
                                                                  на телеграфных проводах..., - выдохнул седеющий поэт.
          

                                          ПОИСК СЕБЯ

                ***
Забудь чужое мнение.                              
Ты  душу береги.
И, повстречав сомнение,
Беги, беги, беги…
Во всей мирской истории
Такой ты – лишь один.
И в радости и в горе,
Во время всех годин.

             * * *
Идти как надо по судьбе? –
Ищу, да путь не видится…
Совет: «Ищи себя – в себе», -
Вчера дала провидица.

И ей когда-то подсказал
То самое монах в миру:
«Направь в себя свои глаза,
Взаправду, не в игру».

Секрет как будто не большой, -
Найти бы только ключ к нему:
Сбрось оболочку, стань душой;
Дать помолчать уму!
                          
         ***    
Как мне все надоели,
Да от всех не уйти!
Непогоды-метели                      
Вновь встают на пути.

Видно, путь мой не правый.
Знать, мой путь – не в туда.
То толкает лукавый,
Лёгонько, без труда.

Я его раскусила,
Пересытившись им.
Для меня он  не сила,
Мной он будет гоним!

Не его я попутчик,
Слажу с воза его.
Разыщу себе лучик,
Тот, что к жизни любовь!

                      * * *
Начну  с того, что затворю все двери.
Окна  напрочь зашторить спешу.
Ночь. Заснули все люди, звери.
Я одна только  - рифмой грешу.

Нет покоя ни мыслям, ни духу.
Что-то ищет в потёмках душа,
Снова звуки, знакомые слуху,
Тишину разбивают, круша.

И мешают услышать себя,
И найти не дают в себе духа.
Разгребаю в себе хлам, скребя.
Убегает дух. В чём же проруха?

Где та щель, что забилась в себе
Я сама, настоящая, без маскарада?
Где взять смелость отдаться судьбе?
Только в этой отдаче – отрада.
                                      

* * *
Рисовать я умею лишь боль,
Только судорог нервных след.
Жизнь – спектакль. Мне назначена роль
Собирателя горя и бед.

* * *
Мне тоже хочется дойти…
Дошла, пожалуй!
До этой сути как пройти
Отрезок малый?

Бегу, бегом бегу, ползком,
Нет шанса вдруг остановиться.
Где ж ты, покой? О, не знаком…
Мне с этим темпом не проститься.

Приду в отчаянье в тот миг,
Когда замру, покой призвав.
Лишь тот счастливец, кто постиг
Гармонию, её познав.
                                

* * *
Я живу – и никто не знает.
Я умру – и никто не вспомнит.
Я молчу – и никто не спросит.
Говорю – никому не надо…

Тихо жизнь моя в гроб сползает,
Мои дни сбиваются в комья
Всё характер тления носит,
Не цвести моей жизни садом.

Для чего тогда эта затея?
Что - я? Злая насмешка неба?
Иль фантазия–бред злодея?
Иль пустая прогулка в небыль?
                                  

***
Как всегда, взяв на Индию курс,
Попадаю в чужую Америку!..
Вновь в себе подавляю искус
Изобресть колесико к велику.

***
Может, в чью-то живую душу                                              
Удалось мне подбросить тепла,
Насорить, натоптать по ней трушу,
Мне б их горечь спалить дотла!

Мне б пробиться водой родника
Тьму прожечь лучами фонарными.
Жить, быть может, тогда лишь легка,
Когда сердце изъедено ранами.

Когда совесть – чистилище дел,
А душа – вместилище песен.
Окруженье – не скопище тел.
Только смех – и чист, и прелестен.        
                    

                                         ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ...

      Впервые обнаружила, что пианист бы не сумел исполнить ничего, не листай ему партитуры сидящая рядом дама – эдакий «синий чулок». Всю свою жизнь она сидит рядом с гениями и переворачивает им страницы!..

     Интересно, что у нее записано в трудовой книжке: «Переворачиватель нотных тетрадей»?

         Ведь когда-то ребенок многие и многие годы обучался нотной грамоте и игре на каком-то музыкальном инструменте. Подавал надежды...

          И такой финал...

      Жутко вообразить состояние этой «переворачивательницы». Мы все задумываемся о своей значимости в жизни, мучаясь оттого, что проживаем впустую. А что ощущает эта тетка? Тем более что и без нее-то никак…

      По крайней мере, мне это, внезапно сделанное мною открытие, очень помогло прекратить «есть себя».

       Нам не дано понять, что из сделанного нами важно, что – нет.

     Опять же: как часто и сколько раз мы в своей жизни и работе чего-то долго и трудно достигали, а потом обнаруживали, что это оказалось пустым и никчемным.

      Потому важно повторять за мудрецами, что не так уж и важно, добились ли мы чего-то в жизни или нет, важно лишь то, живем мы или проживаем свои годы, дни и часы!

       На этот счет есть замечательная притча о хане. Выйдя в свой огромный сад, он с ужасом обнаружил, что все его великолепно ухоженные и любовно взращенные растения начали погибать.

     Он подбегал то к одному, то другому растению, и на вопрос о причине их угасания, каждое ему отвечало:
     -   куст, ранее красивый и шикарный: я такой круглый и низкий, посмотри на ель - она стройная и высокая;                      
ель: зато на винограде великолепные грозди уродились, не то, что мои мелкие шишки;
виноград: вон как ярко и шикарно цветет роза, а я…

       Так жаловались на свою не ту судьбу все.

      Но тут хозяин сада обнаружил в траве анютины глазки; цветок рос, радостный и свежий, объясняя это так:
    -  Хозяин, сажая меня, хотел видеть именно анютины глазки. Он меня посадил в своем саду, чтобы именно я цвел именно здесь и именно в это время. Если бы здесь нужно было другое растение, он посадил бы его. И поскольку я могу быть только собой, только тем, что я есть, я буду изо всех сил тем, что я есть. Здесь и сейчас.

      Всевышний – хозяин сада Земля, поместил каждого из нас в нем именно там и тогда, где хотел видеть именно нас.    
          
            Безусловно, и «мамы всякие нужны», и «всякий труд у нас почетен», но грустно все это.

Когда играет гениальный пианист,
С ним рядом тетка – серое пятно.
Порядком выждав, убирает лист.
Не отвлекаясь, смотрит в полотно.

Переворачивает нотные листы.
Без этого не может музыкант.
Будь много помыслы его чисты,
Исполнить волю автора кантат!

У тетки в сером помыслы чисты…
Профессия: перелистатель нот -?
Итог мечтаний девочки флейтистки,
Не состоявшейся артистки…
                                
        Есть давнее желание познакомиться с такой женщиной и написать о ней чуть ли не роман о смысле жизни.

        Как много нас, не реализовавшихся в великом...

         И, в то же время:

Одни прожили до ста лет.
Другие – так не много…
Но кто оставил яркий след?
Чья жизнь была убога?

Одних успели возвести
На трон, на пьедесталы.
Иные - не были в чести,
Великими не стали…

Но: чем измерен жизни срок,
Что истинно, что ценно?
Чем взвесить силу слов и строк?
Что – долго, что – мгновенно?      

   ***        
Нам  хочется взрастить колосья,
Переливая мысли и идеи в зерна.
Описывая все то, что сбылось, я
Выкладываю, как квадраты, зерна,
И ожидаю гладкого газона,
Прикрывшего потухшие вулканы
То будет заповедной, зона,
Где каждому себя откроет тайна.

                                            В  ЧЁМ  ВОПРОС?

        Только и слышен вопрос: "Как -  дела?”. Кстати сказать, в большинстве своём - пустейший вопрос,  вовсе не предполагающий ответа. Изображение подобия внимания. Я  - тебе: ”Как дела?”. Ты - мне: ”Нормально”, Почти улыбнулись, почти кивнули – почти пообщались. Эдакий вежливый обмен собственным равнодушием.

        Но ведь бывает, к счастию, этот вопрос заданным и не формально, а действительно заинтересованно. Хочется поговорить об этом случае.

        В корне не верная постановка вопроса, ибо подразумевает два вида ответа: хорошо или плохо. А это уже – от лукавого,… ибо от него пошёл анализ между добром и злом, породивший извечное сомнение – томление духа.

        Господь, создав Адама и Еву, дал им в пользование Эдем. В пользование, как он полагал, но не в разрушение, как оказалось. Это с тех пор и повелось: хотелось, как лучше, а получилось – как всегда.…

        Так вот же: дал  он им Эдем со всеми плодами его, запретив  вкушать с одного лишь насаждения  – с Древа Познания.

        Так и подмывает спросить, да не сочтётся мне это за сомнение в праведности дел Его: а зачем он древо-то им, неразумным, подсадил тогда?  Это с тех пор, пожалуй,  повелось обыкновение делать двери и вешать на них табличку  с надписью “Вход воспрещён”.

        И вот тут Змий-искуситель, противник,  что означает само имя его, и воспользовался главной слабостью женской – её любопытством.

        И вкусила она, наивная, плода запретного и Адаму,  ленивому и не очень умному, но уже достаточно мудрому, чтобы жене не возражать, яблоко то навязала. И поселилось в них сомнение.

        А вот теперь отметём иронию и сарказм, как раз сомнением, заметим, и порождённые.  Итак,  зародилось в душах человеческих сомнение – главная вибрация разрушения.

         Следовательно, меня интересует вовсе не то, “как я живу”, а то, живу ли я? То бишь, живу или прозябаю, словно пришла в этот мир “киселя хлебать”.

          Так вот, отвечаю: живу!

          Живу, то есть радуюсь, общаюсь, люблю, изучаю, постигаю, преодолеваю, творю…

         Живу.
                        

                                            ОНА МОЛИТСЯ

                                                 ОТЕЦ ПАФНУТИЙ

        Удачно пополнила коллекцию больших перекидных настенных календарей, купив в церковной лавке киевское издание 2005 года:  «Православный церковный календарь. Духовники и старцы святой Руси последнего времени».

        На каждой странице размером 42х30 см с лицевой стороны — портрет духовника, на обратной — его жизнеописание.

         Июльская страница (месяц моего рождения)  посвящена схиархимандриту Феофилу (Россомаха, 10.08.1928-22.03.1996 г.г.), этот сан им принят в апреле 1994 г..

        Я сподобилась встречи с ним где-то в 1991-92 году в Киево-Печерской Лавре. Ездила специально, зная что у Дальних пещер он проводил вычитки. (Я уже ту встречу описывала подробно). Тогда он носил имя Пафнутий.

        Со всего мира съезжались к нему огромные массы народа. Он читал около часа молитвы на исцеление и изгнание одержателей.

         Отец Пафнутий стоял перед слившешейся массой народа, взирающей на него с молитвенной надеждой, на некотором возвышении, за его спиной — глухая стена, за которой — обрыв.

         Меня тогда потрясло более никогда не виданное мне зрелище! В первый момент я решила, что за его спиной находится мощный фонарь. Но свет шел от молящегося отца Пафнутия!..

         В это же самое время  монахи молились в подземных под ним пещерных церквях и в соседнем  храме шла огромная служба.

          После молитвы к нему подходили люди для частных бесед, я спросила о своем сыне. Он задал несколько конкретных вопросов, очень точных, задал, в частности вопрос о том, почему я, имея такую силу от Бога, отказываю в лечении людям. Благословил меня на лечение и направил за акафистом молитв к Киприану и Устинии (тогда церковь еще не ставило все на собственное обогащение, этот акафист так свободно, как сейчас, не продавался, ибо без особого благословения не подготовленному человеку их читать попросту опасно для психики) в  Трапезную церковь с тем чтобы я его получила у  названной мне матушки, сославшись на него.

        Со времени той встречи его тепло и его чудный свет никогда не оставляли меня. Потому радость моя от  полученного его образа с жизнеописанием в календаре бесконечно велика.  

                                           Из моего письма...                                                
                                  
  ... Итак,  по Вашим вопросам о Рампе и о Вашем самообразовании по его книгам...

      Я не совсем согласна с такой доступностью обучающих программ, даже из тех, кто приходил в наше духовное общество, но не регулярно посещал лекции, бросал и возвращался, но фанатично кидался во все кружки и секции, частенько этот поход завершали в психушках.

      Каким образом мне дано и что, не знаю, но чем больше получаю и научиваюсь, тем осторожнее пользуюсь всем этим инструментарием, при том, что меня дважды останавливали старцы в Лавре, бранили за то, что имея силу, отказываю в лечении людям, благословляли на лечение (я при этом не издавала ни звука, ни просьбы).

      Кстати, у них ясновидение развито было уникально, и, по их словам, я, не беря плату за лечение, отягощаю тем людям карму, делая их своими должниками. И про воплощения, и про законы кармы они говорили со мной спокойно, ибо каждому — по силам его...

      Во-первых: Б-г не наказывает, он учит. И.Х.: «Я есть путь», он – Учитель.

       Как в жизни?! На уроке я спохватываюсь:
Лена! У тебя тема не отработана. К доске!

       Та моргает, ожидая подсказки. Ира ей подсказывает.
А, ты решила ответить за нее, очень умная? Прошу!.. Лена, пока посиди.

      Сердясь на нее за то, что лезет не в свое дело («Кто хочет быть спасителем – рискует быть распятым»), подкидываю ей задачку посложнее.
Ага! Не будешь выполнять за других их обязанности! Но, ты, Лена, помни, что тему ты должна отработать, это – по программе, и я тебя еще не раз призову, понятно, задания я буду усложнять за то, что ты не сделала то, что положено, во время!

       То есть.: человеку послали испытание, я его отработала (влезла!), но тот тему не отработал – на землю мы приходим как на полигон, для обучения.

       И когда я на уроке диктую тему, кто-то ноет, что не хочет, то я уточняю:
- Ты уже в том классе, где по программе предусмотрена именно эта тема.

        Безусловно, когда главврач  обл.больницы несколько лет назад потребовал выписать  37-летнего человека, чтобы труп на больницу не вешать, его лечащая врач, его подруга в реальной их жизни, перевезла тайком в тот коридор, где шел ремонт и примчались на машине за нами с Г. (Это – детектив. Мы увидели отекшее тело с едва открытыми мертвыми глазами. Назавтра он сам дошел до машины, приехал к нам. Была жутчайшая порча, сделанная в Чечне – там был офицером, пообещал, но не женился – я это увидела, оказалось, что так и было. Два года была температура 40.)  

      Теперь он здоров и весел.  Но это – исключения, с них я даже подарки, не то что деньги, не брала. Дети – тоже не в счет, здесь я не отказываю. Но второй год не берем на лечение никого. Каждый сам должен пройти свой путь, решая ему положенные задачи, иначе он свою жизненную программу на это воплощение просто не пройдет. Даем советы, но опять же, только тому, кто просит, ибо «Добро навязанное есть зло».

      Приходят так же ко мне однажды с  фотографией, руки дрожат, говорить не могут:
- Пропал… ходила гадать… все говорят, что умер
   Смотрю, говорю, что и как, и где («Вижу хату… Полтава… Там ее не обижают». «О, там же моя родня…» Мчатся на вокзал, едут, находят.)
          А когд я вижу, что человека убили, как Вы думаете, я могу это сказать? «Не вижу. Идите. Узнаете через… дня. Больше ни к кому не ходите...»

        Звонят: «Вот у меня пропала расписка…» «Представьте четко ее, текст бумагу». Говорю, где. Вскоре: «Вы выручили моего знакомого. Расписка на 30 тыс. дол. Помогите мне» «Не хочу». «Ну, Вам же это ничего не стоит!!!» Даже позвонить и сказать «спасибо» никому в голову не приходит!
     Опять же, знакомые раззявы – куда от них денешься, подсказываю…

      Когда все учились видеть ауру, на меня накинулись: «У тебя уже – яснознание, зачем тебе опускаться на две ступени?!» Как-то диагностирую и нахожу и проч. и проч.

      Хроника Акаши. Прочитала у Блаватской. Отвезла Севу к маме в пригород, ему было лет 10, он без меня может быть до трех дней, то есть к концу третьего дня становится агрессивным и неуправляемым, кричит, скачет…

      Приехала домой, все отключила. Начала входить. Кстати, никто не скажет, куда мы попадаем. Увидела сплошные записи типа шумерских…
      «Не понимаю. Покажите мне моего сына».  Вижу… нет, не его, поняла, что вижу крышу нашего дома, ее из-за хитрых пристроек ни с чем не спутаешь. Но! Вижу на ней нового металлического петуха, яркого, на  штыре – флюгер…
       Оказалось, что следом за мной приехал муж моей сестры с детьми, сразу залез на крышу и закрепил привезенный им флюгер! Я об этом не подозревала даже.
        Прошусь в дом, к его кровати, вижу спящего. «Выздоровеет ли он? Если да, покажите свет». Показалось что-, похожее на пламя свечи, это стремительно пошло на меня, сильно увеличиваясь. Когда к моему лицу подошел огромный яркий огненный шар, я, испугавшись, вылетела. Естественно, еще раз я на такой эксперимент не отважилась. Но что означал свет? Они его считают здоровым? ……….

     Ну, я много чего делала только 1 раз. Проводили в 1990 г., в мае, двухдневный семинар на территории пионерского лагеря. Ребрефинг (сразу же по приезде) проводили с нами  на поляне, на матрацах, 1-й раз – человек 25 одновременно (надо не больше 12-15 чел).
      Я «видела» каждого участника этого сеанса (многих не знала) преподробно.
      При обсуждении начала первой и рассказала, что и кто пережил, их диалоги с теми, кого я четко описала, кто играл на пианино и что, кто сдавал экзамен по теормеху, одна по дороге к нам попала в аварию, муж остался у машины, она добралась попуткой и сразу попала на поляну, едва поздоровавшись, ее я не знала и вообще не заметила, как ее укладывали, но аварию описала точно – та ее пережила в ребрефинге.

      Зато на второй сеанс я не пошла после такой нагрузки-путешествия!!!
      Но интересно: видела беседу одной участницы с оставшимся дома мужем, т.е. живым, а второй – с покойным мужем (оболочка, но черты лица ясно видны), тот ее успокаивал, положив руку на ее плечо, именно теми словами, которыми это делал при жизни (девиз или цитата…), чего я придумать не могла.
      Опыт колоссальный. Но больше я не в силах пережить такое путешествие, да и не надо.

     Вернулась после того семинара с ребрефингом  домой вечером, Сева был у мамы, я одна в квартире… (а вот это – для психиатра…), но появлению многих умений во мне это поспособствовало очень. Опять же, в какой-то момент я испугалась и попросила ту субстанцию уйти (ровная полоса сильно сгустившегося и светящегося воздуха, который я даже потрогала), но наполнение было колоссально мощное.

      Но многое из того, чему обучает Лобсанг Рампа я уже учиться в одиночку побоялась еще тогда. Хорошо что-то пробовать в группе, где все каким-то образом видят. Например, как-то попробовали фотографировать ауру и мыслеобразы, посылали друг другу энергетические потоки…
      В темной комнате: фотограф, сильный парень представлял  цветные предметы и т.п., я и ясновидящая, профессиональный врач. За дверью еще несколько человек, они нас слышали и переговаривались, подавая идеи, и, главное, вели записи с нумерацией кадров, чтобы потом сличить.

       Снимки  получили  просто уникальные. И опять же увидели, что многое из рекомендуемого всеми чудаками делать нельзя, ибо на поток «садятся» и подпитываются ребятки из тонкого мира, особенно при диагностике человека рамкой – из него буквально выпивает энергию  тот, кто удобненько уселся на горизонтальную часть рамки. Волосы дыбом встали у нас при анализе фотографий. А многие так «лечат»…              

      А уж сколько чудес и див, включая еще попадание в параллельный мир в детстве с подругой…

      Как Вам такая подборочка для психиатров?! Добавим, что врачи из ПНД, как потом выяснилось, водили ко мне на лечение своих детей и внуков с заиканиями, переляками, энурезами (где чаще всего нужна простая мануалка – толстое дитё падает на попу, что-то выскакивает или зажимает, и энурез, а многие на воск выливают, грошики берут, а результата нет и быть не может). И сами ходили ко мне лечиться. Я же не спрашивала, кто они. Проговорилась Севина участковая врачиха, с восторгом-испугом. По-сути, все это они сами обязаны лечить. Да они и лечат, вместо того, чтобы вылечивать.

     Мы, собственно и перестали с Г. лечить из-за  возросшего числа  «целителей», те берут бешеные деньги, ничего не умея и не делая. У нас даже группа профессиональных актеров по Украине ездит, зато как у них все обставлено!!!
     Я до встречи с Г. уже лет десять, когда совсем нельзя было отказать, что-то делала по ситуации, но не брала платы ни в каком виде, а Г. вообще бабулька, приезжавшая в Моздок из Белорусского лесного хутора, с 9 лет обучала, потом он к ней ездил, вот это была наука!!! Потом, работая руками, надо побыть грамотным психологом, без переориентации человека душевно в большинстве случаев обойтись нельзя.

     И чем больший опыт мы накапливали, тем осторожнее влазили. Теперь вообще от этого отошли, иногда, очень иногда, говорим, как они сами могут себе помочь. Но это — только подготовленным...
    
     Путь, собственно один, ничего умнее, чем Библия не появилось: «Сотвори себя, сотворишь тысячи».  Потому, пробыв у нас в доме пять минут, люди обнаруживают, что голова болеть перестала, хватают приборчик, видят нормализовавшееся давление или сахар, уходит боль в позвоночники, особенно, если Сева подойдет и возьмет того за руки на пару секунд. Такова энергетика дома. Г. мне периодически напоминает, что я пару дней вечером не молилась, он это сразу чувствует по дыханию дома.

    Вспоминаю, что «многоголание не есть спасение», воистину, ибо пути-то Его не исповедимы. И чем больше знаем, тем меньше. Чем дольше мы идем навстречу Солнцу, тем яснее осознаем  его величие и свою малость – хороший способ искоренения своего Эго.

      Еще одна загадка для нашего умствующего ума: история с моим прадедом. Умирает знахарь в соседнем с нами селе, приказывает привести ему Василька З.. Ребенка лет восьми нашли, пасущего с ровесниками коров, притащили к незнакомому старику.
      Тот подержал некоторое время перепуганного ребенка за руку. Сказал ему, что передал свое умение лечить и отошел. Ребенок побежал к друзьям.
      Прошли годы, тот вдруг начал лечить и домашнюю скотину и людей:  иглоукалыванием, массажем и травами, делая просто-таки чудеса.

        В отношении Вашей «встречи» с моим Всеволодом – осторожнее! Он болтается очень в далеких от нас планах, и не всегда «якшается» с хорошими ребятами. Иногда он их напризывает полный угол (он обитает в алькове размером 2 м на 2 м – комната не прямоугольная, а с альковом) таких черных, что сам в испуге издает такой вопль, прибежав на который мы видим буквально смог, физически серый воздух.
     Среди толпы мелки гнусов есть один огромный, Г. ему приказывает уйти. Без ладана и свечей бороться трудно и долго, потому я заполняю запахом ладана Севин угол и чищу всю квартиру (от порога, по часовой стрелке обхожу весь дом, возвращаясь к порогу, открываю дверь входную, чтобы выгнать всех из дома, крещу дверной проем трижды). Особенно в 4, 19, 23, 28 и 29 лунные дни.

     Кстати, не рекомендуют даже в компе строить гороскоп психбольных, гадать по руке или на картах на них – берешь на себя, нужен особый защитный ритуал. Кстати его гороскоп и обещает обязательно сверхгения, с одинаковой вероятностью как на белом, так и на черном пути. Его, скорее всего, изолировали. Хотя до болезни был просто-таки ангельский ребенок.

                                                 ИКОНА

      Наконец-то поняла: икона «Нечаянная  радость» мне явлена так дивно по многим причинам:
1. Радость – мой спасительный и указующий путь.
2. Молящийся перед иконой человек символизирует постоянство, верность и преданность Всевышнему! Вот чем я хочу проникнуться, и как мало в этом продвигаюсь. Это мне – постоянное напоминание и пример!

                                             МОЛИТВА

Сын, прости,
               что родила тебя на муки.
Твой мешок несчастий
              оказался тяжким и тугим.
Просто жизнь –
           не столь заманчивая штука,
Чтоб её
                        навязывать другим...

                                                
***
Снова выдохнул зависти стон
Искривившийся чуждый рот…
Колокольный раздайся звон -
Разбуди, пробуди народ!

Солью слез закипает душа
От чужого: «Везет же тебе…»
«Благодарствуй легко, душа!» -
Я беззвучно кричу судьбе.

И молитвы единым лучом
Из меня устремляются вверх.
Благодарному - все нипочем.
Буду цельной – встречу успех.

Кто завистлив – подобен кувшину,
Что, покрывшись седой паутиной,
Стал убежищем злобному джину,
Погрузившись в болотную тину.
                                    

***
Словно в омут — в Новый год
Ничего загадывать отныне
Я не стану. Все  равно идет
Все, как надо.
         Лишь бы — не уныло.
                    

***
Мне нет покоя, нет прощенья.
Тащу прокльятье рода из всех сил.
И не скулю, как бедный щен я.
Бог не наказывает — учит
Того, кого Он возлюбил.
Так хулиган котенка мучит.
Уж лучше б он меня убил...
Но нет. Мне умереть — не время.
Далек расплавы сладкий час.
Тащу дотошно кармы бремя.
Бог учит — потому, не спас...

                    
                                            ОНА  И  СВЕТ

        В «Ни дня без строчки» Ю. Олеша замечает, что, конечно же не помнит, как он родился.

        А я вот помню четко и ярко сразу. Родилась я при керосиновой лампе из-за пропавшего электричества, то есть с самого рождения моего я выбиваю электроприборы: то, что в определенные периоды, вернее, при определенном, взвинченном состоянии, едва я нажимаю на выключатель, лампа в люстре перегорает, у нее внутри происходит взрыв.

       В бытность мою системным программистом на ЕС-1060, я вызывала бурное обсуждение парадокса с демонстрацией того, чего просто быть не может: эксплуатационники вызывали меня специально, едва начинала барахлить машина.

      Я входила в машинный зал, направлялась, наученная предыдущим уже опытом общения с электроникой, почти на цыпочках, тихонечко, к пульту…
      Но когда оставалось между нами чуть менее полутора метров, все лампочки на пульте начинали поочередно бешено включаться и выключаться на одну, две секунды.    
       После такой праздничной хаотичной иллюминации на глазах изумленной публики машина выдавливала из себя жалкий хриплый стон и с юзом останавливалась.

       И теперь наступала очередь электронщиков: они стремительно направлялись к металлическим серым высоким шкафам, с таинственным выражением на лицах оборачивались к присутствующим в зале, картинно широко отворяли дверцы и жестом факира вынимали по одной плате, не глядя!

       И не рассматривая ее предварительно, с видом уже опытного знатока предъявляли платы изумленным зрителям.

        Пауза.

        Все с недоумением глядят на квадратики. А те – залиты полностью тем блестящим, чем на платы припаивались всяко разные малюсенькие штучки: сопротивления, транзисторы и проч., что программистам знать ни к чему.

      Когда мне предстояло освоить СВЧ, я, забыв о подвохе, нажимаю на кнопочку удлинителя, купленного вместе с печкой, и… Да, да, взрыв! Удлиннитель поплавился, благо сама печь не пострадала, верне, мы от нее...
      Но какой красивый ужин при свечах мы подарили, зашедшим к нам в тот вечер на чай, друзьям! Аварийка приехала только под утро, чем вызвала слезное рыдание нашего холодильника.

      Я даже четко помню ту бабушку акушерку в платочке, которая оказалась первым землянином, высланным на встречу меня на этой планете. Я помню ее тихую мудрую доброту. Вернее, я точно помню то ощущение покоя.

      Уже гораздо позднее, будучи вполне разумным ребенком, прочитавшим немало и много и серьезно изучающим все жизненные нюансы, намного позднее своих сверстников я узнала о технологии зачатии и развития эмбриона. Это было таким тяжелым ударом по моему светлому восприятию величия и многомерности мира! Ну никак я не ожидала от своих благовоспитанных родителей такого грязного поступка, никак не хотелось мне верить о таком прозаическом моем начале земного пути!!!

      За то, какое красивое утро начиналось в момент моего «выхода в свет».

     Известно, что Гёте, умирая, то есть своим самым последним словом, воскликнул: “Света!”
                                          ОДАРЕННАЯ ПРОМЕТЕЕМ

                                                        
                 Давно не зажигала свечи,
                 И мрак души не освещала,
                 И не вела с тенями речи;
                 Не отпускала, не прощала…
    
      Уединилась, закрылась ото всех, зажгла четыре свечи, расставила их на столе.

       И из памяти души моей, души, помнящей все ее предыдущие посещения этой планеты, используемой высшими силами, как полигон для отработки навыков, выплыло вдруг воспоминание об одном из таких ее посещений.

        В тот раз моя душа, меняющая тела, как одежды, жила в теле черной молодой женщины. Теперь, при мерцании свеч, она, утомленная, вернулась в всопоминание своей юности.

        Каждый земной человек любит вспоминать все поры своей, человеческой, жизни: как это было, где, с кем, в чем…  

         Вечная же душа человечкская, взрастая и падая, страдая и радуясь, проходит свои этапы, и не всегда это – этапы взросления. Если изображить жизнь души в виде спирали, поместив начало ее в начало кооргдинат даже в примитивном двумерном промтранстве, то есть на плоскости, то рука, рисующая кривую, наматываяя ее, будет, путеществуя по всем четырем четвертям координатной плоскости, то подниматься вверх, то опусаться… Линия будет преодолевать и положительные и отрицательные значения координат. Но все  это будет – движением, и все это будет опытом, независимо от знака «плюс» или «минус».  

        …Мне поручено охранять огонь. Все племя, уставшее за долгий день от нелегкого первобытного труда, заснуло. Все окутано тишиной. Густая мгла ночи хочет сомкнуться надо мной, но против нее – само небо, плотно убранное звездами. Костер я должна была поддерживать до утра, до передачи его тем, кто станет готовить еду, тем, кто впервые осваивает кузнечное и гончарное дело.

       А зведы – яркие-яркие, ибо небо еще не закопчено выбросами плодов цивилизации (вот что оказалось истинной дикостью, цивилизация…). По небу не летают еще творения рук человечкских, и НЛО еще никто не придумал, и не прожжено еще небо озоновыми дырами.

       Я сижу, глядя на огни – рукотворный и космические. Тихо и радостно на душе моей. Не страшно мне. Звери и птицы, окружающие меня, сами бояться – костер горит. Я их успокаимваю, разговаривая с ними о вечности, и рассказывают они мне: куда летали, где бегали… И такая вокруг меня гармония! Войн и грабежей еще нет – золото еще валялось, противно отблескивая, не догадываясь, что глупость и алчность людские возвеличат его и станут из-за него проливать кровь. А потому пока и грабить-то не было чего, и оружия не было, особенно огнестрельного.

      Это потом люди, утратив данный всевышним разум, стали совмещать несовместимое: огонь – свет и чистоту, и стрельбу – тьму. Но свалили это, что называется, с больной головы на здоровую: животных обвинили. Дескать, «озверели мы», и накинулись на все живое: пожирая его ненасытно, напалмами выжигать.

       Тот огонь я сберегла, не уснула, не обрекла одноплеменников на смерть.

       Позднее, когда моя душа приходила на замлю уже в другой физической оболочке, была я Жрицей Огня (одной из них, лучше, чтоб самая младшая по рангу, чтоб гордыня меня не сожгла подобно Великому Огню).

        И опять я с восторгом и благоговением взирала на Огонь и хранила его, и воспевала, гортанные звуки издавая, помогая себе медленным танцем. Гибкое тело мое плавно двигалось вокруг уже не костра, а прекрасного строения, в котором жил Огонь.

      …И много жизней прожила я, пока на сей раз не родилась тем, чем родилась… О! Вспомнила мамин рассказ. В момент моего последнего появления на свет вдруг погас свет электрический. Спешно разыскали какую-то керосиновую лампу, зажгли ее с помощью спичек. И первое, что увидела я в этой жизни, был опять же живой огонь!

       И снова сама ждизнь все годы пытается окружить меня тьмой и безысходностью. То меня подло завалили при поступлении в университет, разорвав мой листок с решенными задачами на экзамене по физике, в результате чего мне не хватило половины проходного балла, что должно было озлобить меня – и мыслей таких не возникло!

        На следующий год поступила, сдав первые два экзамена на отлично, что автоматически освобождало от необходимости сдачи двух оставшихся эзаменов, и окончила с лучшим распределением не только для себя, но со мной взяли и моего мужа. Потом тройное замужество, из клешней которого не было выхода - нашла («Я прописан в твоей квартир, потому имею право здесь проживать!» - жесткий аргумент жертвы женской эмансипации). Безысходно больной сын – и опять - «Не дождетесь!».

       В любой тьме – вижу свет! И обидеть меня пытались, и вызвать зависть, и разгневить… Но тьма никогда не захлестывала меня.

       И, если на душе становилось тяжелее обычного, рука тынулась всегда к спичкам и свече… И все темное в душе сгорало за несколько секунд. Оставался всегда только чистый отблеск огня!!!  Люботно, что свечу всегда хочется зажечь не газовой зажигалкой, а огнем, добытом трением – спичкой. Прочитав еще в юности стихи Михаила Светлова, я поняла, что это про меня, это во мне как врожденное качаство, проявившееся еще в раннем детстве: «Чтоб носили меня, зажигали, чтобы я с человеством был…»

       О, Всевышний! Благодарение тебе великое за посланного тобою Прометея! Да сохрани меня и впредь от ослепляющей тьмы рассудка и сердца. Такова молитва мою во всю жизнь мою!

        И с детства любимые девизы мои: «Светить всегда, светить везде…», «Предпочитаю блистать, нежели блестеть…»

                
                                      БЫЛО ХОРОШЕЕ ДЕТСТВО

       В воспоминаниях об Эдуарде Багрицком: «У Вас хорошие глаза, сразу видно что у Вас было хорошее детство» - это он - лечащей его медсестре. У самого-то поэта оно было очень не хорошим.
       Лет с девяти до шестнадцати при разных состояниях души, оставаясь дома одна, я часто брала с полки «Витязя в тигровой шкуре» и улетала...
       Было так музыкально написано самим Шота Руставели, или это заслуга только переведшего на русский язык Николая Заболоцкого, но я читала вслух, уповаясь переливами стиха!!!
        Причем, читала с любого места, так и не прочтя подряд с первой до последней страницы, целиком.
       Это было, как медитация — я, проговаривая текст, буквально улетала в самые высокие слои Космоса, и, вернувшись на грешную землю, не помнила смысла прочтенного вообще, да мне этого и не надо было.
       Имена Автондила и Тариэла звенели, подобно стрелам, на которых я и путешествовала по небу, а  музыка слова Тинатина переливалась в «Бригантина», котрая плыла и плыла по метущимся волнам...
        Во взрослые годы  ( книга на многие годы оставалась у родителей) я её часто брала в руки, старую и потрепанную, великолепно оформленную, но уже не читала — останавливает внутренний страх утерять то ощущение радости и торжества, что было в детстве, оберегая ощущение бесконечной красоты и гармонии.
        Безусловно, у меня есть и другие издания «Витязя...», в том же переводе, более современные и без того художественного оформления каждой страницы и без вклеек с завораживающими иллюстрациями — никакого ритма-песни, ритма-величавого гимна нет...

                                               МИЛОСЕРДИЕ
               ***
Я слежу,  
          как уходят
                            окна
В неизвестно
                  какую
                            ночь.
Свет
       погашен.
               Всё смолкло.
Слышу:
        просят,
             просят помочь.
Тьма не скроет
                     обид
                         и болей.
Одиноко им.
                  Слёзы
                             льют...
Напрягаясь
           последней волей,
Я им
        тихую
                  радость
                               шлю.
                                        
                                                                      ***
                                        
        В Харькове, на эскалаторе метро за мной стояли двое.  Немолодой мужчина  с кавказским  акцентом:

Я его попросил: «Помоги, если можешь», он не мог, я тогда попросил…

        Перечисляет имена, кого просил помочь.

       И я, необычайно ярко и четко, с радостью осознала, что за все свои  годы не разу не произнесла этих слов: «Помоги, если можешь»!

        Какое счастье!!!!!!!!!!!!!!!

        И какая легкость при дыхании, ничто не давит на сердце и душу.

                                         ОНА ОЩУЩАЕТ ПРИРОДУ

                                                ЗДРАВСТВУЙ,  СНЕГ!                                                                                          
                                                                                                                                      
      Зима была почти без снега, почти без морозов. Последние морозы были крепкими, но вообще без единой снежинки.

      Уже давно тепло и солнечно. Сегодня ночью мелко и редко капал дождь, прерываясь, а утром вдруг пошел снег. Больше двух часов, меняя частоту и структуру снежинок, крупки и хлопьев, летел с неба, но  едва касаясь земли, таял, словно упал на теплую плиту. В воздухе было +3, +5!

      Она радовалась ему особенной детской радостью. Долго его наблюдала...

Здравствуй, снег!!! Ты Меня узнал? Ты помнишь, как Я скользила по твоим завалам на лыжах, мчалась, усевшись на портфель, с высоченной крутой горы, почему-то казавшейся машинам дорогой… Помнишь, как Я ныряла в высоченные сахалинские сугробы и перемещалась, пробивая тоннель в сугробе.

       И вдруг из  памяти поплыла речитативом песня на стихи Е.Евтушенко «Идут белые снеги».  Включается телевизор: «Идут белые снеги» читает автор!!! (В  записи).

                                                  СОЛОВЬИНОЕ ПЕНИЕ
                                                                                                                                  
     В половине шестого утра открыла окно (стеклопакетами закрылись от всех внешних звуков), чтобы послушать соловьев (вспомнился И.С.Тургенев «О соловьях»?!)...

    О, удар по моему предвкушению чистой дуэтной песни, ради которой сбежала от только что заснувшего моего соловья, с коим ведем мы совиный образ жизни!!!

    Соловьи, только что спросонья… Как наши политики: он монотонно пилит одну ноту, долго. Она негромко  - в несколько колен, но жизни в этом звуке нет… Так, лишь бы не молчать… Снова он, так же монотонно, ту же одну прерывистую мелодию из одного и того же звука, в одной же интонации. Она – как на магнитофон записанную речь включила.

    О, соловьи, соловьи!.. Это что же от вас родится?.. С досадой, закрыла окно, легла спать.

    Теперь я поняла  философов и служителей церкви, страстно возражающих ученым-генетикам против пробирочного зачатия! Формально обе клетки присутствуют, но содружества душ нет, нет соития, один только наличествующий акт.

     Через полчаса (когда я все-таки заставила себя встать и записать свое тягостное впечатление, пока не забылось оно), услышала уже другое пение.

      То подключился третий соловей. И те первые вдруг оживились, один ревниво борется, а другая  легкомысленно «крутит» голосовым хвостом. То есть, только порок и жажда блуда заставили их встрепенуться. Но запели, и то уж хорошо, хотя бы услышали друг друга, и захотели быть услышанными…

     Вот, и вновь выползает извечный вопрос: что такое «хорошо», и что есть «добро».

     Вспомнилось вдруг: вчера по телевизору на ретро-канале посмотрела старую постановку, с Юрским, «Маленьких трагедий». Рифмонулось:

А Моцарта не убивал Сальери!
Его с пороком повязал злодей,
Тем самым, затворяя плотно двери
В любовь и поклонение людей.

Зачем, скажите, русский гений
За лживою толпой то повторил?!
Он жаждал славы? Так Евгений
Толпе в угоду Ленского сразил.
  
С тех пор вопросом мучается люд:
Так совместимы, иль не совместимы
Злодейство с гением? Ответ (салют!):
Пороку своему так льстим мы…                    

     «Ужасный век»-??? «Ужасные сердца»- ??? Ах да, Пушкин, ах, да счастливчик! Не дожил ты, великий, до поистине ужасных времен…

      Ну, да уже и то хорошо, что я всю свою жизнь пребываю в своем пространстве и времени и наблюдаю бытовую действительность, словно она за решеткой зоопарка, и люди мне для близкого сообщения встречаются живые и нормальные, а те – как-то сами оказываются на другой площадке спектакля-жизни.

      Так вот, все само удачно распределилось! Никто не толкается, по своим  шесткам уютненько и живут, как кому ближе (или дальше) относительно Того, кто выше.

                                                ОНА И НЕБО

       У Нее странная походка... Да-да, остановка в течении текста вполне оправдана: походка — одна из характеристик человека, глубоко изучаемая психологами.

        Так вот, Она ходит, с самого детства, словно к Ее спине привязвн шест, не позволяющий Ей сгибать спину.

        Итак, спина ровная, голова — словно рассматривает что-то высоко в небе, и это — при стремительном движении вперед. Одноклассники говорили, что Она ходит, не глядя на презренную землю и обязательно будет астрономом.

         И в самом деле, устремленно двигаясь по земле, Она порой не замечает того и тех, что слева и справа, но всегда успевает рассмотреть живопись неба.

          Фотоаппарат для того и куплен ею, а потом заменен на более современный, чтобы фотографировать закаты. Окна Её квартиры выходят на северо-запад
                                                  
                                                             ***
  
Из окна в любое время года и в любой час суток чудный  вид, по вечерам к нему добавляется еще и закат.
      И каждый раз — это встреча. Встреча с прощанием. Прощается солнце с «сегодня».
       И как это всегда по-новому, и как всегда красиво и радостно. И значительно.
       Потому, гляядя на величие этого прощания, всякий раз осознаешь величие дня сегодняшнего в планетарном масштабе.
     Солнце это видело, ибо оно освещало всё освещало высвечивая, и к концу дня, закатом своим, подытоживает: это хорошо.
      В конце июля, вечером, небо было чистое, голубое, пустынное. Только солнце, четко очерченный шар ярко красный, быстро опускается вниз...
      Вдруг — дерево. Шикарно сформированная круглая крона одиноко стоящего мощного каштана! И солнце запуталось в его ветках!!! Застыл, замер, уютно улегшись на ветвях как в гнезде, нет, этот круг — как бы сам — гнездо!
      Да, так и застыл мой взгляд в ожидании той  незнакомой доныне птицы, которая которая в это гнездо  сейчас пригнездится... Осторожно, чтобы не спугнуть её медленно задвигала глазами обшаривая окресности гнезда по небу, в поисках волшебной птицы, ибо в такое гнездо может лететь только волшебная...
      Вдруг, на совершенно чистом пустом небе: она!.. Белое облако, совсем единственное, но в виде очено четко обозначившейся огромной дивной птицы. Голова повернута к диску солнца-гнезду. Шея вытяноту (ах, какая любопытная!), глаз на ее головке резко увеличился — от удивления и восторга... А хвост, что за диво этот шикарно развернувшийся павлиньи-жар-птичий хвост!  Густой. Пять густых разделов оперения.
      И все это великолепие плывет, наклоняя головку на, вытягивающейся необычайно горделиво, шейке.
      Поразительно, но солнце, до этого так скоро опускавшееся, лежало, замерев.

           ***
Солнце завалилось
За ширму черной тучи –
Катилось и споткнулось
Об облачные кучи.

Из-за стенки-шторы
Искрится и сверкает.
К себе земные взоры
Играясь, привлекает.

ДЕЖУРСТВО АНГЕЛА-ПОДМАСТЕРЬЯ

Творец разрисовывал тщательно день.
Отставил и кисти, и краски, устало…
Уж за полдень. Солнце забыло про тень.
Пора небеса подготовить к закату…

- Где график дежурства моих подмастерий?
Труби общий сбор! Юных ангелов – в строй!
Расписывать небо – нет проще мистерий.
Землянам то – чудо, для нас – труд простой!

Дежурящий ангел, спеша на свиданье,
Священный обряд исполнял как подряд.
Выхватывал кисти Творца. Без старанья
Почистил те кисти, не глядя, подряд!

Елозил по небу, задорно смеясь,
И мазал то слева, сто справа, то прямо…
Он спешно махал, задержаться боясь –
Он рвался на встречу любимой упрямо.

Какой получился забавный закат!
Горсть пестрых мазков, порхая со свистом,
Юноша-ангел швырнул наугад,
И все облака повымазывал кистью!

А люди с Земли, улыбаясь, следили,
Как ангел дежурный по небу летал.
- Он сильно влюблен! – земляне решили.
Им ангел влюбленность свою передал!
                                          

                 ***
Закат сиреневый
              разодран в клочья,
Висит на тёмной
                           стали неба.
Всё замерло
                   и ожидает ночи.
Вот так затихнуть
              и забыться мне бы...

                                         СОЛНЦЕ - ПТИЦА

      Ежевечернее наблюдает Она из окна закат солнца, часто фотографирует.

      Вдруг пришла к умозаключению, что Солнце – птица, и улетает на зиму…
Всю зиму из Её окна виден лишь его отсвет, садится оно за соседним домом.

       Весной выплывает из-за него, продвигаясь слева направо, и  к середине лета, ежевечернее падая за горизонт,  добирается до одной точки, от которой, также постепенно, до самой поздней осени, отлетает назад, за тот же соседний  дом, чтобы на следующую весну вернуться вновь.

        Но самым важным и уникальным в этом путешествии Солнца, с точки зрения Её наблюдательного пункта, и является эта самая конечная точка пути!

        Вдалеко  растет огромадное красивое дерево с пышной шарообразной кроной. Несколько дней в нее, как в гнездо,  и садится закатное солнце, после чего отправляется в обратный путь.

         Дерево – родной дом для солнышка, выходит...
                                  

***
На закате Солнце прячется,
Вновь  с восходом  появляется...
Вам ведь тоже странным кажется:
Как оно не утомляется?
Как ему не опостылело
Странное однообразие?
Вдруг бы в ночь сиянье вылило
На земное безобразие?
                                          

* * *
ходит дождь по балконным карнизам,
он подобен  моим капризам:
пошумит, побурлит, а затем испарится.
как все в мире стихийно творится!…

***
Завидив сверху, что тоскую,
Проблем охваченная бездной,
Мне солнышко на гладь речную
Дорожку бросило любезно.
Тропинка предо мной из света
Слепит, сверкая и маня...
Так солнце, мудрое, приветом
Вернуло к радости меня.
                                

  КИТАЙСКИЙ СТИХ...
                
Наступила осень,
И начала осыпаться листва.
Начало весны отмечается тюльпанами.
И эти листья  - так же ярки.
            

                    ***    
Бедные зимние лужи!
Как ваши жизни не прочны:
Морозной страшитесь  вы стужи,
Что в камень сбивает вас ночью.

Днём же – всем милое солнце
Вам лишь одним ненавистно,
Если, глядясь как в оконце,
Над  вами, суша вас, нависло.

Ветры вас рвут, засоряют,
Птицы галдят, в вас купаясь.
Листья вам тайны вверяют,
С осенних деревьев ссыпаясь.

Как неприятно стращают -
В  мазутах и грязи колёса,
Расхлюпав, вас превращают
В сырые кривые полосы.

Дети вам только и рады,
Хлопают ножками резво,
Взрослым же вы –  преграды;
Обходят, ругая вас резко.

НАЧАЛО  ВЕСНЫ

А зима о себе напомнит
Так прелестно – последним снегом.
В нём весна, пробуждаясь, затонет
И лениво встряхнётся от неги.
А на утро – лучами  заблещет,
Их омоет в журчанье  ручьёв,
И под вечер ливнем захлещет.
Всё  отныне – во власти её!

Первый ливень  - по голым деревьям,
Первый лучик - по голой земле...
Каждый год в этом мире древнем
Всё впервые на  вечной земле.
Я впервые твой взгляд замечу,
Что давно посылаешь ты мне,
Свой отправлю тебе навстречу
И растаю в твоём огне.

***
Душе неизбывное светлое мнится.
Молитвенно ветер пророчит.

По клавишам-листьям синица
Мне стрекотом-щебетом строчит!      
        
Каштаны готовят к цветенью
Роскошью белой покрытые свечи.

Тучи густою накрыли все тенью,
Будто стихийно слетевшись на вече.                
                                              

                               СОТВОРЕННОЕ   КАЛЕЙДОСКОПОМ

        В последние дни все небо густо покрыто облаками. Ветер такой сильный, что на небо смотришь, как в калейдоскоп.

        Калейдоскоп  для меня – самая любимая игрушка и самое яркое впечатление детства.

        Разница с сегодняшним ежесекундным изменением формы туч и облаков у вспомнившейся трубки из длинных стеклянных полосок, образующих вписанный в картонный цилиндр параллелепипед, имеющий своим основанием правильный шести- восьми или десятиугольник, в том, что в калейдоскоп можно было добавить своих мелких стеклышек и кремней.

        Мне непременно надо было руководить процессом, в том числе и разнообразием стихийно и хаотично складывающихся картинок.
        На получающиеся образы на небе я, увы, не могу влиять. И трубку кручу не я. Крутиться естественным образом земля, пласты воздуха перемещаются опять же, согласно атмосферным процессам. Но я могу давать имена фигуркам, ежесекундно меняющимся на небе.

        Как это радостно делает мой муж:
- Смотри туда! Видишь, птеродактиль! Переходит в петуха! Теперь белка… Сокол…

          Я, как подобает идеальной жене, поддакиваю, восторгаясь его «фантазией, образным мышлением, оригинальностью воображения…».

          Но в глубине  души я бунтую!!! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» - кричали советские лозунги. Да, хорош смысл жизни: прийти в мир, и все,  что всевышний создал прекрасным и сказочным, извести, доконать,  опохабить, приземлить до обыденности. Все прекрасное, сказочное, сделать прошлым и былым. А нынешнее – шаблонным, серым и обыденным.

          Вот, чудо чудное – облако. Меняет размер, форму, окраску, свое расположение в среде других небесных шедевров… Наше же сознание и здесь норовит дать всему имена, провести аналогии – лишить все оригинальности и неординарности. Печально.

                                                        ***
      
Ой, какие черные тучи на небе, - подумалось в 0 час. 30 минут.

И тут же:

        - А ведь это по черному ночному небу – рваные  молочно белые облака!..

Здравствуйте, знакомые дороги!!!
Вечно новые, привет вам, облака…

                                                        ***
                                            
         Еще только последний день мая, а уже вдруг предновогоднее настроение выползло ненароком из подсознания.  Глянула резко в окно. Деревья за нашим окном густой кроной достают до 9-го, а те, что напротив, вплотную к соседнему дому – выше 12-го.

        Шикарно зеленая огромная липа под сильным ветром одновременно все свои ветки плавно словно заворачивает вокруг собственного ствола. И память радостно воскликнула: крутится, как новогодняя елка, крутится, танцуя!!!

                                          
                                                   НЕБО НА ПОКРОВ

       Самолеты стали летать реже. Недавно вдруг два самолета оставили след так, что две взаимно перпендикулярные  широкие полосы образовали крест.
        Четко очерченный  огромный правильно стоящий крест на чистом безоблачном небе — ну, чем не знамение?!
        В этот же  день был виден весь самолет, серебристый и красивый, за ним две полоски белого дыма, но остающийся хвост, в бесконечности бледно утончающийся в даль, и широкий — у самолета, как хвост воздушного змея: в две полоски не таящий вдали и не меняющийся по насыщенности.
        Казалось, что самолет тянет за собой два белых полотнища, привязанные под его сверкающими крыльями.
       Утром же небо поразило всех землян, которые еще способны посматривать на него, изредка отрывая взоры от неудавшейся земной жизни, которая, неудавшаяся жизнь, всегда плотно прибита к грязным тротуарам и от редко подметаемой дворниками земли.
       Не было  утром ни единого облачка. Голубо-серый светлый чистый занавес. А от самой земли — ровно окрашенная густая темно-серая полоса, сверху аккуратно обрезанная, словно декоратор изобразил горную гряду!
       Покров — день встречи с зимой, но трава зеленая, как в начале лета, листья, за редким исключением, не просто зеленые, а сочно зеленые.
Поразительно в этом году и то, что много уже опавших листьев на земле но самого падения и кружения листьев в этом году не наблюдалось.
       Листопад - без падения как такового. Никто не видел, как растут грибы: вчера не было, а сегодня — взрослый гриб. Так никто не видит в этом году, как листья с деревьев преправляются на землю.
        Рябины покрылись ягодами, более, чем обильно. Но сегодня это только радует взгляд и укарашает природу, а вовсе не настораживает приметой, что обилие ягод на ней  предрекает  долгую холодную зиму.

                                            ПРОШЛОГОДНИЕ ЛИСТЬЯ

    В прихожей, едва перешагнув порог, натыкаешься взглядом на сухие осенние листья, рассыпанные в плановом порядке по тумбочке, у телефонного аппарата.

       Они гармонируют с салфеткой из соломки, на котором покоится телефонный аппарат. И отошедшие листья, и сам этот давний аппарат навевают грусть, но не грусть утраты,  а грусть тягуче щемящую.

        На календаре – зима… Земля устлана снегом,  который много раз таял,  замерзал в лёд, таял вновь, а вот сегодня обновился, так чисто и тихо. А жёлтые листья до сих пор ни у кого не хватает намерения выбросить. Такая мысль на мгновение всплывает и растворяется в неопределённости.

        И  вот, вдруг – резкий вопрос: “Зачем они всё ещё здесь? Почему не ушли вослед за ушедшей осенью?” “Наверное, эта осень не оправдалась…“, - тихий печальный ответ прошелестел где-то сзади.

        А что  в ней было, в той осени, в которой что-то не состоялось? Что-то такое, что хоть как-то должно было отпустить какую-то тугу.

        А чего от неё, от этой осени ждали, того, что не прошло и не пришло, не опало в листопад? Вспомнить, понять трудно, что-то вроде рядом шевелиться, но так лениво. И во мне всё так устало остыло, сравнялось, что и напрячь мысль, и память ничто не желает.

       Тишь, да … не… благодать.

       И ощущаешь себя, себя не ощущая. Нечто замершее в утомлённости и.… Нет, безнадёжности ещё нет.  Но нет и надёжности (слово-то как неожиданно выплыло).

        Просто возникшая и закрепившаяся защитная привычка жить одним днём научили не собирать уже дни в недели, вёсны и осени; жить без давнего азарта ожидания и веры в "будет"...

        Только иногда на миг замирает дыхание, и прислушиваешься в уже не слухом, привычным некогда, а  включаешь чутьё не затаившегося охотника, увы, а небольшого зверя-нехищника.

        Так, приподнявши уши, и встав на задние лапы, крупный заяц, замерев, просматривает-прослушивает тишину послеобеденного или предзакатного дня поздним летом или в начале осени. Тихо эдак, лениво и вроде как без опаски, но затихает: “А вдруг…”  ну, а что как это “вдруг” вдруг, да и явится? Можно, конечно, на время затеряться в этой густоте, но на время.

        Так и человек,  за серединой жизни оказавшись, затеряется в густоте людского равнодушия к нему, которое вовсе не удручает, напротив же: ”Ну и хорошо, ну и наконец-то…”. А, затерявшись, то есть,  избегая высовываться, бороться, трепыхаться, ощутив вдруг в себе смирение, кротость, станет, наконец, проникать в то, что же есть благодать. Он уже своей мудростью начинает прозревать, чтобы видеть, осязать всем существом своим мир, текущий вместе с ним. Но, осознавая себя и своё пребывание в беспредельности, не стремиться быть на виду.

         Хорошо. Жить данным моментом, а не вчерашним. Без надежды, но и без страха перед завтрашним. Начинаешь слышать и понимать деревья, травы; различать их говор; знать уже, что если, проходя по аллее, услышишь, будто тебя через сердце проткнуло тонкой спицей, - значит, у этого дерева надломлена ветка. И чем, мощнее, толще ветка, тем толще спица и резче удар.

         Входишь в помещение, где много комнатных цветов, начинаешь спешно дела сои, и вдруг остановишься: от тихого плача. И уже знаешь: все цветы политы, а этот – нет. И собаки к тебе идут, оставляя хозяев своих, чтобы лизнуть тебя или уткнуться в тебя мордой. И кошки, хотя знают, что ты их, кошек, недолюбливаешь слегка, но приближаются, и, если зазеваешься, то об ногу слегка проведут-таки ленивым боком или хвостом зацепят. И дети малые, в колясках сидя, высунутся, а “пешеходные” задерут круглые мордашки, глаза радостно раскроют широко и так радостно и родственно улыбнуться, вроде ты только их и ждал. А те, что лепечут хоть немного, непременно тебя проинформируют в прелестной уверенности, что ты поймешь их, пока лишь им самим доступные, “речи”.

        Вот так начинаешь ощущать, что тебе пусть ещё не “за”, но уж наверняка “около”.

        А не выброшенные листья – часть прошлого,  одна из граней опыта. Выходит, за опытом мы сюда, в этот мир, и приходим.

                          
                                         ЧТО-ТО И НИЧЕГО

       Насажала много кактусов, маленьких-маленьких.

       И растут они медленно-медленно…

        Поливаю и разговариваю с ними. О разном. А сегодня всплыла такая тема.
Ничего, пройдут годы, и вы вырастете большими. Меня не станет, а вы – останетесь. Или ваши детки останутся. А моих не останется…

         Не востребована временем.

         Сама природа не допустила, чтобы продолжение меня следовало…

          О, Господи, только ты меня не забыл! Или наоборот, отбросил меня как непотребное, швырнул меня на эту несчастную планету, на которой всем так неуютно…

         А может, для того создан этот неуют, чтобы все стремились с нее, то есть стремились выше, к Свету?

                                           ХОРОШО,  КОГДА  “КСТАТИ”

        Вот ведь, как хорошо всё в своё время, точнее сказать даже: ко времени.

        В новогоднюю ночь, а уж особенно  - в канун её. Когда мамы на кухнях готовятся к праздничному застолью, дети, до которых временно нет никому дела, радостно катаясь с горок и по наскольженным дорогам, азартно взрывают петарды. Громыхает то тут, то там! Вздрагиваешь от этих хлопков воздуха и взрывов тишины и замираешь радостно: “Скоро!”. И – сразу на часы. Осталось … часов, минут! И вот 24.00  или, если угодно, 00.00 все выскакивают на балконы и лоджии, открывают окна и, обжигаясь свежим морозцем, высовываются, чтобы ближе рассмотреть новогодний салют.

        И, оборачиваясь в восторженном ожидании на очередной грохочущий звук, впиваясь взором  в новую россыпь огней,  скашиваешь взгляд, боясь потерять  красоту в противоположной стороне. Крутя шеей, охватывая взглядом доступную часть искрящихся земли и неба, пытаешься “вслепую” поджечь свою петарду и, высунувшись, внутренне радостно взвизгиваешь, после того, как громыхнет, вспыхнет твой праздничный залп.

        Под утро засыпаешь под страшный грохот выстрелов и взрывов. Просыпаешься  первого под эту же канонаду. И опять в течение дня что-то где-то взрывается. И опять улыбаешься, уже снисходительно радостно, и задумываешься: ”Новый год, что-то он принесёт?…”. И мечтательно недоверчиво покачаешь головой (возраст уже оттесняет оптимизм).

        Но второго эти же взрывы, уже редкие, вызывают досадное раздражение: “Чего вдруг?” или “Ну, к чему это?”.

          Да, всему своё время…

                                                      ДВЕ ТАЙНЫ

        Рассматриваю иллюстрацию “Дворец в Фесте. 2000-1500 до н.э. ” или какое-нибудь изображение других развалин древнего сооружения.

        И!… Глаза расширяются, душа рада выскочить из вместилища своего  навстречу этим остаткам творения рук и мечты человека. Для ума это – непостижимая тайна: что, для чего кем построено, почему не сохранилось? И, главное, как долго это строение служило людям, и какую службу: добрую или злую? Было ли там счастье, и сколько длинно было оно.

        А то, что там было не только счастье, но и горе, бедствие великое, это уже наверняка! Ведь когда здание рушилось, больно было не только самому зданию…

         И такая грусть охватывает тебя от мысли, что и это ты не успел увидеть.

         Воображение тут же на остатках фундамента выстраивает стены с оконными и дверными проемами. И, коль уж древность, то, конечно же, глаза начинают ощупывать развалины в поисках оснований для колонн и постаментов! И вот уже стены выставлены, дело  за кровлей.

        Стоп! Здесь фантазия начинает пробуксовывать. Крыша должна быть похожа на…?! Не видели нынешние уцелевшей крыши, возложенной 2000 лет до нашей эры! Потому с высоты воображаемых стен по воображаемым же колоннам взгляд соскальзывает вниз, после чего по кирпичикам, по камушкам скользит уже  только по горизонтали. Тихо и грустно, тревожно, тоскливо.

        А рядом с тем мёртвым, что как-то сбереглось, - живое! Сама природа, куда более древняя, чем те выпиленные и слепленные куски. Созерцание гор, равнин… заставляет душу взлететь, но до чего же легко и радостно.

        Вместо взволнованной печали – взволнованное ликование! Волнение перед тайной, тайной тоже древней, но совсем иной.

        Отчего такая разительная перемена в восприятии двух тайн? Древность там, древность тут. Да потому, должно быть, что в том случае – ностальгия.

        Это ум и глаза видят впервые, а потому начинают шевелиться – фантазировать и рассматривать. А душа – вспоминает. Ибо она тогда, 2000 лет до н.э., была, а посему не видит, а помнит и знает.

        Потому и грустно, что для неё это – воспоминание об ушедшей любви.

                                                                ДОЖДЬ

                                                                                    Я предчувствовала будто
                                                                                    Этот мелкий редкий дождь.
                                                                                    Ожидала я под утро
                                                                                     Очищения. И что ж?…

        Нет явления в природе, более значительного, более необычайного и более чистого, чем дождь! Сколько с ним связано для всего живущего. То с нетерпением ждут: «Хоть бы один дождичек…», и с этим ожиданием связаны мысли об урожае, о грибах, о прохладе, наконец, в такую пору, когда стоит утомительная, тяжёлая жара. А то с не меньшим же нетерпением ожидают, когда он прекратится, и это уже вызвано желанием тепла, усталостью от мокрой одежды, у кого-то – ломотой в ногах и пояснице, и опять же – с урожаем: «Убирать-то как?»

        И всегда дождь – праздник, и не столько сам дождь, хотя и он сам захватывает и несёт, сжимает всего тебя и останавливает всю душу, всё тело твоё на глубоком вдохе, когда не можешь выдохнуть всю холодящую радость и чувствуешь, что вот-вот задохнёшься.

       А как прекрасно ощущение омовения души вместе с омовением всего вокруг, самой природы. И зримо видишь, как с души смывается усталость, озлоблённость, боль. А вон и поплыла с бурлящим ручьём по обочине дороги умершая вчера, или прошедшей ночью, надежда, надежда на надежду, на счастье, на покой.…

       Поплыла – сухим листом, плоская, высушенная в тонкий песочный блин, освобождая место новой надежде, новому ожиданию счастья.

       Да и не столько удивителен и потрясающ сам дождь, как его ожидание природой и его окончание, точнее прекращение паданья мелких капель сверху.

      Перед самым дождём всё клокочет, дует, шумит, а в самый последний момент – как бы застывает, как застываем мы перед заветной дверью, готовясь отворить её, шагнуть через порог и увидеть…

       И вот он начинается: кап, кап.… А дальше…  дальше всё зависит от того, когда, в какое время года происходит это диво, это удивительное явление, названное таким коротким словом, произносимым одним дыханием: дождь.

       Первый весенний дождь – самый светлый, искрящийся бесцветным, необычайно прозрачным светом. В конце мая – это дробь редкими крупными каплями, и одновременно с дождем светит яркое солнце, так и кажется, что само солнце умывается, и капли воды, каждая из которых несёт с собой искорку солнца, которая смылась с него мягкой нежной водой, падает на землю, прокалывает её и в этом месте,  проклёвывается зелёным ростком и уж от этого «слепого» дождя, как прозывают его в народе, никому не приходит  в голову прятаться под зонт, так же как и в первый весенний дождик, когда
                            под зонтиками люди
                                        беспомощно смешны,
                            сердца от омовения
                                         у них защищены…

       В самый же разгар лета дождь прорывает густую ватную завесу зноя ливнем, всё смывающим,  ломающим и прибивающим к земле, а, затихая, высыпает ещё и мелкие ледяные шарики – град. От этого дождя уже  не спасают и зонты, их с ожесточением вырывают из рук ветер и вертикальный поток воды.

       К тому же ливневые и грозовые дожди обрушиваются на землю так внезапно, без долгих приготовлений, поистине «как дождь на голову», когда все, выходя из дому, проверяют, не забыты ли солнцезащитные очки, вместо того, чтобы захватить зонт.

      А как сер и тих мелкий осенний дождь. Так и кажется, что небо от весенних и летних дождей прохудилось на сито и теперь моросит устало и дробно косыми длинными водяными нитями. Эти секущие дожди особенно радует грибников - «любителей тихой охоты», как назвал их какой-то фразоизобретатель.

      И вот упали на землю последние брызги дождя. Все начинает светлеть. В наступившей тишине  выпрямляется каждая травинка, поднимается каждая головка цветка, но особенно хороши деревья. Как люди зимой выходят из бани с парилкой притихшие, приятно утомлённые и спокойно-домашние, так и деревья, словно умывшись, спокойно застыли и только поблёскивают мокрыми листьями.

       А мокрый асфальт, блестящими ровными полосами вырезавший островки газонов, только подчёркивает то весеннюю зелень, то летнее разноцветие клумб и, как на последнем балу, пестроту жёлто-оранжево-коричнево-красого осеннего наряда земли, особенно яркую после дождя.  

       В один год ни весной, ни до середины лета не выпало ни единой капли влаги. Трава, казалось, уже выростала сухой. И вот однажды среди тихого соблнечного раскаленного зноем утра мгновенно поднялся просто-таки смерч, плыь с песком поднялись над землей густой высокой завесой, деревья, наклоняясь до земли, раскачивались из стороны в сторону…

А всё с утра ждало дождя.
И вербы били так поклоны,
Что не от ветра, а от них
Шли по пруду, казалось, волны.

Всё так давно ждало дождя.
Земля уж пылью исходила.
Вот ветер дунул и затих,
А  пыль всё шла, как дым с кадила.

На сено выжжена трава,
Зной подкосил своей косою
Её, в июне взяв права,
Каких лишь в августе достоин.

Всё изнывало по дождю,
Для жизни всё просило влаги.
Так от врага пощады ждут,
Склонив потрёпанные флаги.

Вдруг ветер тучи притащил
И драгоценную прохладу.
Земле, что прежде истощил,
За муки ливень дал в награду!

Дождь пошёл совсем внезапно,
Редко,  крупно,  невпопад.
Гром за ним ударил залпом,
Будто ливню задал старт.

Только молний ярких пламя,
Грома выстрел прервали покой.
И земля, застывшая  в камень,
Потекла единой рекой...

Дождь на лужи кругами ложился,
Пузырился, словно кипел.
Прочной мир стеной обложился
Из воды, шумел и шипел.
                        
НЕ СПРАШИВАЙТЕ ИМЕНИ У ЧУДА!!!

    Очень люблю комнатные цветы, к тому же они у меня хорошо растут. У нас хорошая лоджия, я там устроила комнату, называется «сад», она вся в зелени. Цветы убираю в квартиру только на период очень сильных холодов. Там многолетние и однолетние; цветущие и нет…

      Все, кто видит наши цветы, едва успев восхититься, тут же начинают «изучать» и почти всегда:
А как он называется?!

   Я иногда внутренне вздрагиваю, и мне становится очень обидно за это великолепное, ни на что не похожее, чудо. Как зовут?!
           -  Не знаю, я у них паспорта не требую! - отшучиваюсь я.

      Но мне обязательно норовят сообщить названия известных им растений, тыча в них пальцами…

      Ах! Да ну какая разница, как они называются? Я же не для анализов в ботсаду их выращиваю, а чтобы их любить, ими восхищаться и «ими отдыхать» от суеты и обыденности!

      Как называется это облако? У меня как-то после такого вопроса пошли рифмы, но меня, как почти всегда бывает, отвлекли. Осталось не дописанным.
      
И во всей моей квартире
Масса комнатных цветов.
Я не знаю их названий, -
Все живут без паспортов.
Я не знаю их имен,
Для меня они – загадка.
……
Одного названье знаю,
И к нему – претензий рой…

      Обнаружила листок с неоконченными рифмами. Пытаюсь вспомнить, о ком это не дописано? Но поскольку я знаю только одно имя: «денежное дерево», то, похоже, что о нем…
   Действительно! Росло себе что-то премилое под общим кодом «кактус», все набегают, ахают:
      - Ой, какое у вас денежное дерево! Дайте отросток…
      
     Да ото всего с радостью даю отростки, но коль уж это – денежное, то лучше я денег дам, чего же его привлекателя разбазаривать и обижать, отламывая побеги?

       Тем более что оно на самом деле очень предсказывает денежные потоки в дом или из дома. То вдруг ярче и обильнее зазеленеет, то, при таком же уходе и тех же погодных условиях начинает массово ронять листья…

      Теперь на каждое его сбрасывание или произрастание листьев мы посматриваем, ища предсказаний и смысла. И с грустью вспоминаем то время, когда оно росло, радуя нас, будучи совершенно безымянным, никому ничего не обязанное. Поистине, знание умножает скорбь.

ПОГОДА ИЛИ НЕПОГОДА

      Люди так забавно утроены: из века в век, изо дня в день, похоже,  с самого своего появления на земле, удивляется, наблюдая проявления природы, разнообразящей погоду самым неожиданным окрасом и цветовым и температурным...
      В этом году апрель никак не соглашался быть апрелем, потому май в один день вступил в летнюю погоду: в один день проросла трава и зацвели сразу все деревья. Одновременно восхищали красотой, соревнуясь между собой, ибо никогда не раскрывали свои цветы вместе, абрикосы, начинающие обычно сезон цветения и слива, завершающая прежде его!
      Семнадцатого мая, называемого у нас травнем, заблагоухала липа, даря нектар своих соцветий еще не успевшим окончательно проснуться пчелам, кои знают перевод названия месяца липень, как июль, потому очень осторожно маленькими групками облетали липу, обсуждая между собой вопрос: «А где жа июнь?! Не исключен ли он из годового круга?!».
       И вот июнь пришел, напомнив температурой воздуха прежний конец апреля!  Холодный штормовой ветер с дождями и ливнями... Последние же требуют столько воды, что одновременно на все небо ее не достает, посему небесная заслонка открывается поочередно над разными частями огромного, бестолково растянутого по обе стороны, особенно широкого в этой местности, Днепра.
       Мобильники беспрестанно звенят на всем просторе — народ,  хаотично  согласовывая встречи, заранее запланированные на выходной день, перенося их:
У нас дождь прекратился, выезжаю!!!
Так у нас начался! И сразу — как из ведра... Пока не едь...
       И все, как и в прежние времена, ругают  нынешнюю погоду, забывая, что именно так она себя проявляла уже на их памяти, то двадцать, то пятнацать лет назад, в тот же календарный день. И тогда ее бранили теми же словами... И тогда не думали о том, что горажанина раздражает именно то, чему радуется земля, со всем, произрастающим на ней... «Не проси дождя, проси урожая», - говаривал наш предок.