Может быть все было бы иначе,
Может быть все было бы иначе,
Если б я себя уговорил.
Жизнь меня бросает, словно мячик,
Жизнь меня бросает, словно мячик,
И я качусь, пока хватает сил.
В. Кузьмин.
Я подарю тебе звездный дождь.
Л. Енгибаров.
***
Ему снился манеж. Было темно. Он стоял у кулис и готовился к выходу на репризу. Было странное ощущение пустого зала. Откуда-то сверху доносились неясные звуки и шорохи, слышалось нарастающее завывание ветра. Повсюду метались размытые и тусклые цветные пятна. Потом среди всего этого хаоса начала проступать еле приметная дорожка из света. И он по ней пошел.
Откуда-то издалека послышалась музыка. И он потом вспомнил, что это музыка к песне из кинофильма «Николо Паганини» - «Дорога без конца». Мелодия нарастала, а потом исчезла. В руках у него оказалась флейта. И ему захотелось доиграть ее до конца...
Слева послышался звук проносящейся мимо машины и визг тормозов. И он еле увернулся от фонтана брызг.
С другой стороны нарастал рев фанатов со стадиона, где по-видимому проходил футбольный матч. Они скандировали: "Спартак-Чемпион!". И ему захотелось также неистово кричать, свистеть и скандировать доносящиеся до него простые незамысловатые футбольные кричалки. И он вместе с толпой неистово кричал и свистел, подпрыгивал вверх, чтобы рассмотреть игроков... но так ничего и не увидел...
Он снова был один на дороге из света. Справа внезапно проявилась человеческая фигура. Кто-то с ним поздоровался и исчез в темноте, не выслушав его приветствия в ответ.
Потом впереди промелькнула чья-то огромная пугающая тень, и он шарахнулся от нее, прикрывшись руками.
Потом вдруг он вспомнил, как однажды сидел с друзьями на берегу озера в сумерках. И было так хорошо и весело, что снова захотелось смеяться. Он набрал полную грудь воздуха и... обернулся на едва уловимое движение слева.
Это была его жена Марианна. Она стояла рядом с ним, подперев рукой круглую кукольную кудрявую головку и опершись на его плечо. Она заигрывала с ним, мило и томно улыбалась, и одновременно тянулась к внутреннему карману куртки. Он знал, что сейчас сам достанет деньги и отдаст ей. Отдаст все. Ему для нее никогда не было жалко денег.
Но вот она развернулась к нему лицом и зазвучало танго. И он повел ее в танце по кругу. Как в той их репризе, про виселицу... Он не успел додумать мысль о сходстве сюжета. Марианна исчезла. И он снова остался один.
Снова послышался визг тормозов слева и раздалась короткая автоматная очередь Он быстро среагировал и упал лицом вниз, прикрыв голову руками. В руках откуда-то появился автомат, и он начал отстреливаться в ответ, целясь в темноту. Ему стало страшно, и показалось, что вот сейчас настанет тот самый последний миг... Но эти звуки также стихли где-то впереди.
Он поднялся на ноги и понял, что может не успеть дойти до чего-то очень важного. Поэтому надо спешить. И он пошел, потом побежал, задыхаясь от встречного ветра и снега. Ему казалось, что сердце вот-вот выскочит наружу и чтобы удержать его, он прикрыл грудь руками. Ноги вдруг стали ватными и непослушными. И он начал оседать куда-то вниз...
Но... "Шоу должно продолжаться" — запел из темноты Фредди Меркури. И он поднялся, выпрямился в полный рост и... декорации сменились снова...
Теперь он стоял на помосте, на котором работал в цирке «степ». Это был его любимый номер во всем представлении. Его отдушина. В которой он ощущал себя Артистом. Сейчас, во сне все было очевидно. Вот помост, вот он в больших клоунских ботинках... Что же еще оставалось делать? Ноги будто были не его, а сами по себе. И он с удивлением наблюдал, как ботинки отбивают первые па с носка на пятку, с пятки на носок... Клоунские тяжелые ботинки привычно передали ногам тупую боль, к которой он привык за столько лет работы. Музыка была знакома и незнакома одновременно. Возможно из-за бешеного ритма. Ему никогда еще не приходилось бить степ в таком ритме. Поэтому, когда звук стал затихать и ритм замедляться, он с облегчением вздохнул и... провалился в глубокий предутренний сон.
***
За письменным столом в маленькой захламленной комнате гостиничного двухместного номера, поверх больших очков в тяжелой оправе из-под нависших бровей на Мячикова взирал директор цирка, Федор Михайлович Залесский, и Мячиков уже знал, что он сейчас услышит.
- Ну что, Мячиков? - прошелестело из-за стола по-матерински теплое вкрадчивое контральто. - Опять? Я тебя уже предупреждал? Предупреждал! Но ты и ухом не ведешь! Неужели так трудно запомнить, что после «Веселых забав» ты сразу же должен быть на манеже. Сразу же! Без пауз! - голос директора сорвался на фальцет. - Где ты шляешься? Почему я каждый раз должен тебя прикрывать? - маленькие пухлые директорские кулачки сотрясали воздух перед бликующими стеклами очков.
Потом директор сверлил Мячикова взглядом еще несколько долгих бесконечных секунд, и наконец продолжил тем же ласковым контральто:
- Еще раз проколешься, я тебя уволю. Все, иди.
Ариша ждала его за дверью. Он сразу же почувствовал ее крепкий захват на запястье, как только закрылась дверь.
- Ну что, уволил?
- Нет.
- Почему?
- А кто работать будет?
Она закатила зеленые лисьи глаза и из розовых пухлых губ выкатился усталый вздох.
Она умела ждать. И в этот раз он снова почувствовал, что она не оставит его. Что снова будет упорно терпеть, пока он наконец сделает решительный шаг. И он, почувствовав вину перед ней, бросил под ноги : «Черт!» И снова решительно открыл дверь кабинета директора...
***
Некоторое время назад, когда у него еще не было ее, он часто думал о том, что вся его жизнь гроша ломаного не стоит. Не имеет никакого смысла.
Он не понимал, зачем он каждый вечер выходит на манеж? Чтобы рассмешить публику? Да. Они смеялись. Но всегда почему-то не в тех местах, где ему самому казалось это уместным и естественным. Разве смешно, когда тебе поддает под зад администратор манежа? Или если ты откалываешь непристойность в адрес вызванного в манеж и ничего не подозревающего заранее случайного зрителя?
Это все он. Залесский. Именно он все время говорил ему: «Ну что ты, Мячиков, на манеже телишься? На манеже нужна движуха!» И, как не странно, Мячиков ему верил. Потому что чаще выходило, что обычная реприза вызывала у зрителя более бурную реакцию, если он проделывал все трюки молниеносно и без всяких пауз. И лишь в своем любимом степе он делал все наоборот. Этот номер ему поставил его любимый учитель. Сразу после выпуска из циркового училища. С этого номера началась его карьера артиста. Именно с этим номером его взяли в цирк. Степ он бил под классическое моцартовское «Рондо». Но перед началом и в самом конце были предусмотрены два очень длинных комплимента. Вот тут Мячиков и чувствовал, как замирает зал, пока он обводит его взглядом, улыбаясь светло и загадочно, широко и плавно разводит руки, и они словно в классическом балете парят в воздухе, слегка запаздывая перед следующим движением, как бы предвкушая его. И от того кажется, что ты не на манеже стоишь в тяжелых клоунских ботинках, а паришь на легком облаке из эмоций, которые просто льются на тебя от самых первых и от самых дальних рядов. И это облако Мячиков всегда ощущал физически. Он никогда не задавал себе вопрос — почему в степе директорская движуха совершенно не важна. Никогда... пока не встретил ее...
***
Возможно, он и не хотел стать клоуном в детстве. Именно поэтому активно занимался спортом и даже имел спортивный разряд по футболу. Но когда пришло время выбора профессии, оказалось, что самым простым и понятным будет выбор, сделанный когда-то его собственным отцом, коверным клоуном.
Тот, кто с детства привык к запахам цирка, и невольно принимает участие в жизни огромной бродячей цирковой семьи, получает иммунитет к жизни обычного человека навсегда. И пускай ты думаешь, что оно тебе не надо. И уже тошнит от подробностей из жизни огромной цирковой общины. Все равно ты уже прикован незримыми цепями к этой сумбурной судьбе, бурлящей вокруг тебя. Вовлекающей тебя в свой круговорот вне зависимости от твоих желаний.
Поначалу ему даже понравилось. Не то чтобы он получал удовольствие от процесса. Ежедневные репетиции и ежевечерние выходы на манеж казались ему естественными повседневными делами, на которых он и внимание-то особо не акцентировал. Интереснее было то, что происходило за пределами манежа. И еще интереснее было то, что бурлило и звало за пределы цирка.
Молодое послушное крепкое тело могло выдержать много физических нагрузок. Поэтому, после вечернего представления он вылетал из служебного входа и несся прочь. К друзьям, подругам, развлечениям... Еще тогда он понял, что его профессия дает ему некоторые преимущества во взаимоотношениях с девушками.
Впервые он это почувствовал на представлении в одном из провинциальных цирков. И именно во время исполнения «Рондо». Еще в начале выступления ему почудилось, что в зале присутствует какой-то возбуждающий элемент. И когда он выполнял свой первый затяжной комплимент, его глаза, следуя за изящным движением рук, уловили размытые, но довольно привлекательные черты девичьего лица. Фанатка. Он тогда еще не понимал значения этого слова. Именно из этого места во время выступления Мячиков ежесекундно ощущал притяжение какой-то невероятно сильной энергетики. И от этого ощущения ему удалось буквально воспарить. Еще никогда он не работал в таком симбиозе музыки и движений. Еще ни разу он не чувствовал такого необыкновенного прилива сил и эмоций. Это был настоящий триумф! Зал просто неиствовал! Ему аплодировали стоя! И после представления его ожило приятное продолжение знакомства. Девушка неизвестно как пробралась за кулисы и в момент, когда он снимал грим, раздался робкий стук в дверь. Она не была красавицей. Но ее горящие глаза остались в его памяти на всю его сумбурную и непонятную жизнь. В дальнейшем в его жизни было много таких фанаток. И постепенно он привык к их присутствию. Некоторые умудрялись путешествовать вслед за цирковой труппой. И поэтому новые знакомства становились чуть более длительными и чуть более... утомительными. В конце концов, он просто привык к частым сменам партнерш по сексу, и, когда в его жизни появилась Марианна, он все равно продолжал привычные взаимоотношения со своими фанатками. Окружающие поначалу удивлялись терпимости жены. А потом поняли, что и Мячиков и его жена просто одинаково понимали термин «супружество». Семья у них так и не сложилась в привычном понимании этого слова. Зато на манеже у них постепенно сложился актерский дуэт. Марианна как никто другой понимала что такое «движуха». Мячиков даже поначалу воспарил творчески. И поставил сам лично несколько новых реприз. Зрителям очень нравились игры, которые Мячиков устраивал для них во время своих выступлений. Почти в каждой репризе он обязательно вызывал кого-то из зала и предлагал поучаствовать в номере. И зрители, словно малые дети, с удовольствием крутили скакалку и обруч, ловили мячи...
А по вечерам они с женой расходились в разные стороны и продолжали жить привычной холостяцкой жизнью.
А потом... потом у Мячикова накопилась усталость. От рутины и монотонности. Одни и те же репризы. Одни и те же лица... Склоки и разборки, которыми всегда живет любой цирковой коллектив. И в какой-то момент он спекся. Фанатки стали раздражать. И другом на длинные тоскливые вечера оказалась 40-градусная леди. Она была молчалива, прозрачна и чиста. А главное, ничего от него не требовала. Ей было все равно, выплатили ли ему его гонорар полностью, или слегка удержали по умолчанию. Ей не нужны были деньги в непонятных количествах и в неожиданные сроки. И она не собиралась уходить к дрессировщику рептилий Фриду. Поэтому, когда его первая и последняя жена Марианна исчезла из его жизни также тихо и незаметно как и появилась 5 лет назад, он как-то не очень и расстроился. Он быстро перестроил свои репризы на работу без партнерши и снова стал выступать один.
Потянулись серые скучные будни. Его не очень беспокоило, что в холодильнике было пусто. Потому что заглядывая туда, он находил, что это пространство ему напоминает дверь в какую-то странную нереальную страну, где возможно все иначе, чем в его никчемной жизни.
Вещи не имели смысла даже тогда, когда в них обнаруживалась внезапная необходимость.
И так было до того самого вечера, когда он впервые увидел ее.
***
Это был обычный вечер воскресенья, последнего рабочего циркового дня недели. По традиции в этот вечер полагалось некое ритуальное празднование. В основном, все цирковые его завершали шумной попойкой.
Конечно, в цирке, как и в любой замкнутой среде наблюдалась неоднородность. Некоторые вели благочинный, трезвый, семейный образ жизни. Были и одинокие отшельники, которым никогда не приходило в голову, что можно залить действительность вином.
Но у него все было традиционно. Поэтому, в тот вечер он с легкостью согласился на поход в ресторан «Малинки». Роль малинок исполняли три тощие стриптизерши, которые пребывали в том возрасте, когда еще не слишком висит грудь, и не очень одрябли живот и попа. Он уже не первый раз смотрел на это жалкое зрелище. И каждый раз оно вызывало у него какую-то непонятную тоску. Поэтому он просто сидел за столом, периодически заглатывая содержимое пятидесятиграммовой стопки. Силовой жонглер Вася, который и потащил его в это заведение, вяло и немногословно жаловался на жизнь.
- Представь, Мячиков. В прошлом сезоне я был в Турции, Испании. Работал на износ. Собирался в Италию. А что получилось в этом году? Захудалый старый цирк в зачуханном мухосранске. И это то, о чем я мечтал? Нет, Мячиков. Жизнь дерьмо.
Звуковой фон, состоящий из пьяных голосов и еле пробивающейся из динамиков музыки с намеком на классический рок все больше уводил Мячикова в то трансовое состояние, когда все становится незначительным, неясным и расплывчатым. Очнулся он, когда фон сменился на некую упорядоченность. Пьяные голоса стихли, и какофония звуков приобрела некий смысл. Музыка не была ни ритмичной, ни стройной. Она ломалась и тревожила, била по ушам необычными переходами и непривычным строем гармоники.
- Во дает! Кто это? - услышал Мячиков оживившегося внезапно Васю.
С трудом оторвав взгляд от стола, Мячиков с удивлением обнаружил на сцене маленькую фигурку девочки-подростка в большой ковбойской шляпе, скрывавшей почти полностью лицо. Девочка невероятно быстро отбивала степ под нереальную неправильную музыку. Всмотревшись повнимательнее, Мячиков отметил, что у девочки тонкое изящное тело, балетные руки. Техника степа у нее была невероятно мелкой, а изящные неожиданные акценты, выполненные в тех самых нужных местах, в абсолютном слиянии с необычной музыкой... Все это воссоздавало на сцене удивительный завораживающий танец. Профессиональным взглядом Мячиков отметил хорошую школу. Степисты на сцене встречались довольно редко. Классический степ не в моде. А ирландское направление предполагает наличие большого коллектива. Поэтому на провинциальной ресторанной сцене практически не появляется. Тут Мячиков видел некую гремучую смесь всех видов степа. Плюс элементы балета... «Да, - подумал Мячиков. - Интересно девочка работает».
Номер закончился. Но что-то изменилось. Говорить стали тише. И вроде даже воздух вокруг посвежел. Может, конечно, Мячикову все это показалось. Но когда Вася вдруг сказал «Пойдем, познакомимся», Мячиков вдруг ощутил некую острую необходимость пойти. Будто вся его дальнейшая жизнь зависела от этого. И он молча встал и, опережая Васю, двинул по направлению к служебному входу. Там их встретил крутой амбал под два метра ростом. Но Васю это не смутило. Он попер в проем между амбалом и дверным проемом, пробормотав «Нас ждут». Но охранник оказался опытным в таких делах и сократил просвет между собой и дверным проемом до минимума.
Настал звездный час Мячикова. Ему всегда удавалось всех уговорить. Легко. Он даже не задумывался, когда на ходу сочинял самые невероятные истории.
- Послушай, нас действительно ждут. Мы здесь по приглашению директора. Мы из цирка. Вот наши цирковые пропуска. Нас пригласили посмотреть вашу степистку. Нам она понравилась. Теперь директор нас ждет, чтобы завершить переговоры. Девочку ждет большое будущее! Скоро конкурс в Монте-Карло! Если договоримся, она станет там звездой!
Охранник молча слушал Мячикова и в его глазах отражалось тяжелое непривычное шевеление мозгов. Мячиков уже было подумал, что их ждет облом. Но тут охранника позвали, и просвет увеличился ровно на столько, чтобы Мячиков смог прошмыгнуть мимо охранника внутрь. Вася остался снаружи и Мячиков за фигурой охранника уже не видел, что происходит. Но видимо сторонние события в зале все-таки оказались более значительны, чем два странных типа из цирка. И уже через мгновение Вася возник перед Мячиковым широко улыбаясь рядом новых вставных зубов.
Найти гримерку степистки оказалось просто. Она располагалась прямо рядом со сценой. Это была большая общая комната со столами по периметру. Над столами висели небольшие простые зеркала. Как в любой гримерке, здесь было людно и без комплексов. Привычный к таким вещам с детства Мячиков, даже не взглянул на обнаженных стриптизерш. Бесцветным монотонным голосом они пояснили, что Ариша уже ушла и... вон слышите, мотоцикл? Сейчас уедет.
Они кинулись вдогонку по коридору к двери, откуда доносились звуки рычащего мотора.
Выскочив в дверь на улицу, они увидели такую картину.
Маленькая девичья фигурка в огромном мотоциклетном шлеме и кожаном черном костюме, сжав маленькие кулачки, и склонившись вперед до предела, стояла прижимаясь спиной к кирпичной стене перед огромных размеров типом, которого Мячиков сразу же окрестил «человек-гора». Из-за маленькой острой головки, плавно переходящей в бычью шею, которая также плавно затем переходила в плечи и руки. Человек-гора, смеялся в голос, широко расставив ноги и раскинув руки. На заднем плане у самого выезда из небольшого двора, в который и выходила дверь служебного входа ресторана, маячил еще один тип на черном байке, рычащем и готовом сорваться с места в любую секунду.
Мячиков не был героем. Он никогда не начинал драк. Но тут с ним случился приступ героизма. Он кинулся на человека-гору, и Васе ничего не оставалось, как броситься на помощь другу. Мячикову показалось, что он даже добежать не успел. Его просто выключили. Как свет в комнате. Очнулся он от дикой боли в левом предплечьи. И первой мыслью было — «Все, перелом, больница, безработица...»
Чьи-то, похоже детские, руки легко похлопывали его по щекам и тормошили за плечи. На этом фоне словно сквозь шумовую завесу Мячиков слышал звуки драки. Видимо Вася все еще сражался вместо него с человеком-горой.
-Эй, ты живой? - послышался над ухом детский голосок с придыханием.
Мячиков хотел что-то сказать в ответ, но движения ему были явно противопоказаны. Поэтому он застонал и затих, прислушиваясь к только что вернувшимся в его мир звукам.
Судя по ним, кому-то крупно не везло. И этим человеком был Вася. Смутно разглядев у стены подробности, Мячиков понял, что упавший и затихший Вася теперь не поднимется долго. Человек-гора мгновение медлил, разглядывая поверженное Васино тело, а потом видимо решив, что с ним все, направился к Мячикову. Девочка тихо ойкнула и исчезла в темноте. Через несколько мгновений послышался рев удаляющегося с места событий мотоцикла.
Мячикову ничего не оставалось делать, как прикинуться окоченевшим трупом.
Человек-гора склонился над ним и долго дышал прямо в лицо, оценивая состояние. Видимо, решил, что не стоит тратить силы на и так убитого. И еще через мгновение Мячиков услышал удаляющиеся от него шаги.
Страшно было пошевелиться. Но срочно надо было приводить в чувство Васю. Поэтому превозмогая боль, он поднялся на ноги, и отшатнувшись от поплывшего вдруг ему навстречу тумана, потащился в направлении смутной Васиной фигуры, похожей на большой бесформенный мешок.
Вася был жив. И он был очень тяжелым. Как Мячикову удалось поднять его и оттащить в ближайший сквер, он не помнил.
***
Наутро Мячиков очнулся в своей постели. Тело ныло от тупой непонятной боли. Особенно болела рука и ноги будто придавило бетонной плитой. Мячикова снова пронзила вчерашняя страшная мысль о том, что он сломал руку и теперь его попрут с работы.
Приподняв голову, Мячиков обнаружил, что поперек его ног спокойно храпит силовой жонглер Вася, которому вчера досталось больше чем Мячикову. Об этом свидетельствовал ужасный синяк в пол Васиной морды. И Мячиков, как верный друг, озаботился тем, как бы так половчее этот синяк загримировать перед представлением.
Пока Мячиков пытался столкнуть с себя Васино тело, боль в руке превратилась из тупой в адскую, и он, освободившись наконец из плена, опрометью кинулся в ванную, чтобы оценить ущерб. Превозмогая боль, он тщательно осмотрел руку. Она слегка опухла в области запястья. «Так, вывих есть точно», - подумал Мячиков обреченно. И как выходить завтра вечером на манеж с такой рукой? За сегодняшний понедельничный цирковой выходной такая травма не пройдет. Точно! А завтра вечером ему как-то придется вставать на стойку, ходить на ходулях, скакать через скакалку и летать на подвеске. Мысли завертелись вокруг трюков, пытаясь найти выход из положения. Так. Ну, положим, на подвеске он сменит руку и не будет разбрасывать воздушные шары. Ходули и скакалка... без второй руки не обойтись никак. Хотя... покрутить второй конец скакалки он может попросить кого-то из зрителей. А вот ходули... И еще стойка на руках... Все это осталось его головной болью до самого вечера. Как любой другой цирковой артист Мячиков знал множество хитрых приемов и рецептов, чтобы как можно быстрее восстановить рабочую форму. «Артист цирка не имеет права болеть. Он должен выйти на манеж даже если у него только что вырезали аппендицит». Так говорил всегда его отец, сам лично неоднократно демонстрируя чудеса регенерации.
Пока Мячиков занимал ванную, Вася видимо проснулся и решил навестить ванную свою в квартире по соседству.
Мячиков решил, что раз Вася ушел, значит скорая помощь ему не нужна. А вот ему бы не помешала...
До вечера Мячиков носился по комнате, придумывая различные припарки и вися на телефоне и обзванивая знакомых артистов, дабы узнать, кто и как когда-либо выходил из подобного положения. Он сам вправил вывих. К вечеру рука опухла еще больше. Он кое-как проспал ночь. Утром легче не стало. И Мячикову ничего не оставалось делать, как напихаться обезболивающими таблетками и отправиться в цирк.
Словно в тумане он отработал программу. После третьей репризы за кулисами его ожидал директор, и Мячиков опрометью кинулся мимо него в сторону гримерки, бормоча на ходу что-то про необходимость срочно убирать реквизит. Когда был отработан последний выход, Мячиков был уверен в том, что его уволят...
В гримерке его ожидал сюрприз. На столике, заваленном всякими мелкими гримерскими принадлежностями, лежал какой-то экзотический подвядший цветок и надорванный контролершей билет на представление. На нем что-то было написано.
«Только этого мне еще не хватало», - устало подумал Мячиков.
Внимание очередной фанатки как раз сегодня было ему ни к чему. И он уже было потянулся, чтобы смять и выбросить бумажку в урну, но что-то его остановило. Он медленно расправил измятый клочок и прочел: «Спасибо за позавчерашнее спасение».
Дальше все происходило совершенно помимо его собственной воли. Потому что он, не чувствуя куда-то вдруг внезапно испарившейся боли, рванул из гримерки к служебному выходу, и дальше, к центральному входу в цирк. Представление заканчивалось и времени не оставалось совсем...
Но... он снова не успел. Потому что, едва он добежал до центрального входа, как услышал звук удаляющегося мотоцикла. Сердце Мячикова рвануло вниз к пяткам, и он с ужасом лишь краем глаза успел заметить силуэт мотоциклиста и его пассажирки за спиной, тут же растаявшей в облаке дыма в конце улицы. В отчаянии он поддал ногой по банке из-под пива, подвернувшейся весьма кстати, и, развернувшись, побрел назад к служебному входу в цирк.
Вернувшись в гримерку, едва взглянув на непонятный цветок, он решил, что должен ее увидеть. Сегодня. Сейчас!
Наспех смахнув грим, Мячиков буквально на ходу стянул клоунские ботинки и широкие в крупную клетку штаны, и также быстро натянул джинсы. Куртку он застегивал уже на ходу.
У входа в «Малинки» было странное столпотворение. Мячиков это заведение посещал часто, но такого ажиотажа не помнил точно.
- По какому случаю сбор? - бодро прокричал он в толпу. И кто-то ему крикнул в ответ:
- Девчонка тут классная выступает!
«Понятно», - мрачно про себя произнес Мячиков и поплелся в ту самую подворотню, где так неудачно выступил сам в роли защитника. Проверив пространство на отсутствие человека-горы, Мячиков добежал до угла, купил в киоске банку пива и вернулся на свой пост, предполагая не скорый выход предмета своего внезапного помешательства...
«И правда, - думал Мячиков, потягивая из банки. - Что это со мной? Зачем мне вообще эта девчонка? Как будто в жизни мало проблем...»
Нет. Зачем-то она была ему нужна. Как воздух, как вода, как... В общем, Мячиков понял, что если он с ней не поговорит сегодня, все. Больше уже в его жизни точно ничего не случится. Вообще ничего.
Время тянулось невероятно. Пару раз он порывался кинуться в дверь служебного входа и найти ее в гримерке. Но тут же останавливал себя и уговаривал подождать. Сам ведь знал, как это неловко, принимать незнакомых людей, когда еще толком не пришел в себя после представления.
Наконец, дверь приоткрылась и в поле зрения возникла женская фигура в ярком цветастом пончо. Высветленные волосы торчали почему-то наверх словно сами по себе. Девушка оказалась одной из малинок-стриптизерш. Заметив Мячикова, она остановилась, а потом направилась прямо к нему, и, продолжая завязывать на ходу пышный красный шарф, проговорила низким голосом с хрипотцой.
- Привет! Случайно не меня дожидаешься?
- Да нет, - усмехнулся Мячиков. - Мне с вашей степисткой пообщаться надо.
- Ааа... ну ладно, давай, общайся, - лукаво подмигнула она Мячикову. - Вон она идет.
- Где?
- Да вон!
В этот момент дверь снова открылась и со ступенек сошла маленькая изящная женщина лет тридцати... Гладко зачесанные и убранные в хвост сзади темные блестящие волосы, вздернутый по-детски нос и пухлые чуть подкрашенные губы... Простое приталенное классическое черное пальто, серый клетчатый шарф и изящные ножки в высоких черных сапогах на длинном остром каблуке...
Нет. Эта женщина никак не могла быть той девочкой, которая... которую...
Завидев Мячикова, она весело улыбнулась, сверкнув по лисьи раскосыми зелеными глазами, и направилась к нему. Мягкий, высокий голос с придыханием — единственное, что напомнило ему девчушку в коже и огромном мотоциклетном шлеме, которую он кинулся спасать от человека-горы.
- Привет! Прости, что не смогла дождаться конца представления. Спешила на работу. Большое спасибо вам с другом. Если бы не вы...
Мячиков пребывал в состоянии ступора. Слова застряли у него где-то в горле. Он понимал, что выглядит по-идиотски. Но ничего не мог поделать.
В лисьих глазах заиграли веселые искорки.
- Я сегодня к родителям в гости. У мамы день рожденья. Нам по пути?
- Да я тут ждал...
- Понятно. Ну, пока!
И маленькие звонкие каблучки зацокали по асфальту прочь. Темный блестящий конский хвост задорно болтался из стороны в сторону, словно дразня растерявшегося окончательно Мячикова.
Он еще постоял, глядя вслед удаляющейся маленькой черной фигурке, и едва она скрылась из глаз, ему снова захотелось отпинать какую-нибудь банку...
***
Ему снова снился манеж. На этот раз арена была почему-то вместо привычно красной глубокого темно-синего цвета. Там, где должны были находиться зрители, клубился неясный серо-зеленый туман. Посреди арены слева возвышались огромные часы с замысловато изогнутыми стрелками, а справа было обозначено пространство в виде невысокой сцены. На сцене стоял пюпитр для нот.
По сценарию Мячикову полагалось изображать одного из зрителей. Поэтому вполне логичным было присутствие напротив сцены одного единственного стула, на который он и уселся.
Через мгновение из-за кулис появилась девушка. В одной руке она несла скрипку и смычок, а в другой руке пухлую папку с нотами. На ней был удивительный черно-белый костюм. Чистого белого цвета сорочка с глубоким декольте и расходящимися к концам и заканчивающиеся кружевами рукава. Плотно облегающая талию грация. Пышная юбка в черно-белую ромбовидную клетку. В черно-белую мелкую полоску легинсы и высокие на устойчивом изящном каблуке сапоги. Темные волосы распущены. Неизвестно как сдвинутый набок на ее головке удерживался черный маленький цилиндр с белым длинным воздушным шарфом из органзы, который спускался куда-то назад за спину и путался в блестящих гладких и длинных темных волосах.
Девушка сверкнула на Мячикова зелеными лисьими глазами, и ему показалось, что они не просто знакомы. Ему причудилось, что меж ними давно уже существует какая-то странная связь, притяжение. И что ему без этой девушки никак нельзя жить дальше.
У каждой репризы есть свой сценарий, поэтому Мячиков все дальнейшие события воспринимал как на обычном цирковом представлении — спокойно и контактно. В этой репризе им предстояло
сыграть что-то очень важное. И не беда, что он ни разу ее не репетировал. Ему даже в голову не пришло, что он не знает, как будет дальше развиваться сюжет.
А девушка распахнула пухлую папку с нотами и приготовила смычок.
Зазвучала музыка. Это было современное исполнение фуги Баха, которую он когда-то случайно услышал, забежав в цирковую радиорубку. Он тогда попросил звукорежиссера записать эту музыку для него. И она и поныне где-то была в его небольшой фонотеке. Запись начиналась раскатами грома, затем вступал орган и к нему присоединялась скрипка. Исполнение было и пронзительным и торжественным одновременно. Он любил эту музыку, и иногда ставил специально, под настроение. В такие минуты ему казалось, что он понимает эту жизнь правильно.
Во сне сюжет уводил его от привычного восприятия этой музыки в какую-то странную интерпретацию. Потому что когда девушка взмахнула смычком и скрипка словно на волнах закачалась в ее хрупких руках, он почувствовал... неловкость. Словно весь невидимый зрительный зал сконцентрировал свое внимание не на играющей девушке, а на нем. На зрителе, для которого она играла. А она действительно играла для него. Только для него! Он это ощущал. Он это знал.
Каждый взмах смычком, каждый взлет ее темных блестящих волос — все рассказывало ему о той неведомой неистовой страсти, которая зарождалась в данный момент где-то в пространстве, и которой он уже ждал и жаждал, словно шестнадцатилетний подросток.
Но он не мог ей ответить, даже просто подать знак не мог. Ему казалось, что все зрители сконцентрировали на нем внимание, и надо продолжать играть по сценарию, что-то делать дальше. Но что? Что там должно быть дальше по сценарию? Он не знал этого. Паника и тревога охватили его...
И вдруг, словно спасение, раздался звонок из сотового телефона. Это был очень важный деловой давно ожидаемый им звонок. Он полез за ним в карман, но, спохватившись, поднял глаза...
Скрипачка исчезла. Лишь огромный циферблат часов оставался на арене. Стрелки подползли к двенадцати, и часы начали отбивать полночь. Удары звучали глухо и тяжело. И ему показалось, что если он остановит сейчас часы и повернет стрелки назад, девушка снова вернется, и тогда он дослушает историю, рассказанную ее скрипкой только для него, до самого конца. Он бросился к циферблату. Стрелки оказались довольно высоко, и ему пришлось подпрыгнуть и уцепиться за верхний край часов. Он висел на одной руке, пытаясь другой сдвинуть упрямую непослушную стрелку назад, Но ему это никак не удавалось. В конце концов он сорвался вниз и полетел в серую бездонную пустоту...
***
Проснулся Мячиков внезапно и сразу понял, что проснулся от боли. Рука налилась тяжестью и горела словно ее подожгли на костре. За окном было темно. Осенний ленивый дождь барабанил по стеклу. На электронном циферблате часов было 5:16. Кое-как Мячиков нащупал в темноте тапочки и зашаркал в ванную искать таблетки. Таблетки не помогли. Он промучился до девяти часов и потащился в цирк.
На манеже готовили первую репетицию. Силовой жонглер Вася сидел на бортике и обматывал запястье эластичным бинтом. Рядом с ним униформист с трудом ворочал бревно, которое Вася обычно играючи поднимал над собой, и еще умудрялся вращать на высоко поднятых руках. Вася, не глядя на униформиста, приговаривал:
- Давай, сынок, давай. Я тоже когда-то с этого начинал.
Увидав Мячикова, Вася вскинул другую не забинтованную руку вверх и воскликнул:
- Мячиков, привет! А тебя вчера директор искал по всему цирку. Сказал, что как только найдет, устроит баню и сауну и... что-то еще устроит. Я не запомнил. Ты директора видел?
Мячиков подошел к Васе и показал на руку.
- Кажется, я сегодня не работаю.
- Ух ты! - воскликнул Вася, разглядывая опухшую руку Мячикова. - Ты б к Харакири сходил, что ли.
- Сейчас схожу.
Харакири называли ветврача цирка, здоровенную женщину неопределенного возраста. Когда Мячиков зашел к ней в кабинет, она восседала на табурете перед низким столиком с инструментами. В правой руке у нее попыхивала сигарета, зажатая в пинцете, а пальцем левой руки она осторожно ощупывала крупную серую крысу, безвольно раскинувшую лапы в стороны посреди медицинских инструментов.
Харакири подняла на Мячикова маленькие, как у крысы, глаза-бусинки и низким голосом проговорила.
- Пришел? А чего вчера не пришел?
- Некогда было.
В цирке часто случаются всякие травмы. И артисту сподручнее всегда обратиться к штатному ветврачу, который все равно находится при цирке постоянно, чем бежать в ближайший человеческий травмпункт. Конечно, по правилам, каждому цирку полагается штатный человеческий врач. И, конечно, не каждый ветврач возьмется лечить человеческую травму. Харакири бралась. Может поэтому ее и прозвали Харакири? Но вообще-то Мячикову рассказывали, что так называл ее муж, коверный клоун-карлик, проживший на свете ровно столько, сколько отпущено карликам, оставив Харакири вдовствовать в одиночестве. Харакири с одинаковым энтузиазмом зашивала раны подранным львам и дрессировщикам, подранным львами. Ее маленький обесцвеченный перекисью короткий ежик волос, как ни странно, в сочетании с по-детски пухлыми губами придавал ее облику мягкость и некую экзотическую привлекательность.
Харакири, не выпуская из рук пинцета с сигаретой, осмотрела руку Мячикова и спросила:
- Вывих вправил?
- Вправил. Еще вчера.
Продолжая попыхивать сигареткой в сторону, Харакири грузно поднялась с табурета и подошла к настенному шкафчику в углу, в котором находилось множество склянок с подозрительным содержимым.
- Есть у меня для тебя одна чудодейственная мазь.
Мазь мерзко пахла, но помогла. К вечеру Мячиков почувствовал себя человеком. Не рискуя снова повредить руку, он сделал тугую повязку и кое-как отработал вечернее представление, при этом умудрился ни разу не попасться на глаза директору.
После представления его посетило странное желание отправиться в ресторан Малинки. При этом в голове у Мячикова вращалось множество вопросов, на которые он почему-то не хотел получать ответы. Например, кто тот парень, что дважды увозил Аришу прямо у него из-под носа. И почему он сразу не разглядел в хрупкой подвижной степистке зрелую женщину. Почему так испугался, когда понял, что она гораздо старше, чем ему казалось поначалу. Проще всего было выбросить ее из головы. Мало ли было таких девушек у него в жизни. Но Ариша намертво засела там и никак не хотела исчезать. Мячиков чувствовал, что эта девушка принесет ему немало тревог и хлопот. Да уже принесла! Например, эта история с рукой. Кто такой этот человек-гора, с которым они с Васей так осрамились. Вася был очень силен. На арене ворочал огромные неприподъемные обычным человеком бревна. А тут не смог совладать с каким-то хмырем... Надо узнать кто это. Обязательно. Потом.
И еще не ясно, как отреагирует директор на то его провальное выступление. И как только зрители не освистали... А и правда. Он не помнил, как реагировал зал на его выступление в тот вечер совершенно. Странно. Вроде бы все прошло тихо. Его не закидали гнилыми помидорами, когда вместо того, чтобы показать эквилибр на ходулях, он взялся приплясывать с ними в руках, вытащил из зрительного зала какого-то мужика и попытался заставить его встать на ходули вместо себя. А если бы мужик получил травму? Об этом Мячиков подумал только сейчас. Вот тогда бы его не только из цирка поперли, но, пожалуй и дело могли завести. За несоблюдение правил безопасности. Противный холодок пробежал по спине Мячикова, пока он обдумывал эту неприятную мысль, одновременно натягивая куртку и закрывая за собой входную дверь в служебную квартиру, предоставленную на время гастролей.
Проходя через подворотню дома, он встретил Харакири, проживавшую по-соседству на той же площадке. Она даже слегка напугала его, когда буквально выросла из вечерних сумерек. На ней было надето что-то вроде широкого темно-серого полупальто. От чего фигура напоминала гору. И Мячиков придумал каламбур - Харакири с горы Фудзияма. Верхнюю часть ее лица скрывала кокетливо сдвинутая на бок шляпка, и от этого показалось, будто с ним разговаривает не сама Харакири, а лишь ее полные, слегка покрашенные в бледный розовый цвет губы. На плече Харакири, цепляясь, когтями за воротник, восседала давешняя крыса.
- В Малинки направляешься?
Мячиков ошалело на нее посмотрел и ответил:
- Нет. Погода хорошая. Пройдусь.
- Ну-ну! - крикнула ему вслед Харакири. - Она сегодня не в настроении! Вчера ты ей больше понравился! - И ее облакоподобная фигура растворилась в темноте двора.
«Черт! - подумал Мячиков. - Откуда ей известно...»
Но удивляться было нечему. Все, что происходило в личной жизни любого артиста цирка, мгновенно становилось известно всем. Но... Что значит не в настроении. Она что, на представление сегодня приходила? Эта мысль заставила Мячикова остановиться посреди улицы и крепко призадуматься. Очередная фанатка? Нет, не может быть. Он ведь почувствовал, что это не так. Что она особенная...
«Хватит, - сказал себе Мячиков. - Пора это умопомешательство заканчивать». И... ноги его сами понесли... в Малинки.
***
На этот раз толпа у входа была поменьше. Несколько забулдыжного вида парней и лохматая девица рвались сквозь живой заслон в виде уже знакомого Мячикову амбала, который их с Васей не пускал в гримерку в прошлый раз. Протолкавшись поближе ко входу, Мячиков сунул в кулак амбала пятисотенную купюру, и тот, подозрительно осмотрев его с ног до головы, слегка посторонился. Ровно на столько, чтобы Мячиков сумел просочиться в образовавшуюся брешь.
В зале свободных мест не оказалось, и он протолкался к барной стойке. Заказал себе пятидесятиграммовую стопку водки с долькой лимона, растрепанной и небрежно навешенной на край, словно посаженный на кол преступник. И бутерброд с копченой колбасой, стыдливо прикрытый сверху тонюсенькими дольками соленого огурца.
Сегодня Ариша исполняла степ под веселую ирландскую мелодию. Она появилась из-за кулисы в углу небольшой полукруглой сцены внезапно и, пританцовывая и придерживая руками свою ковбойскую шляпу, двинулась в зал, останавливаясь у столов, и поддразнивая посетителей, как бы приглашая их потанцевать с ней. Мячиков снова поразился ее мелкой технике, и, одновременно, где-то внутри него зародился протест против мужской части посетителей ресторана. Ему вдруг захотелось вскочить и разметать по залу все, что попалось бы на пути — столы, стулья и мужиков, так нагло улыбающихся Арише, когда она, кокетливо улыбаясь и подмигивая, заигрывала с ними. И куда подевалось его благоразумие и умудренность опытом. Он, словно подросток, готов был ради этой девочки-женщины на безумства.
Пока Мячиков испытывал душевное смятение, Ариша тем временем приблизилась к нему ровно на столько, что ему стало вдруг любопытно, а подойдет ли она и к нему. Она уже стояла к нему спиной у соседнего стола, и вдруг внезапно развернулась и лисьи зеленые глаза сверкнули в полумраке зала прямо перед ним. Она вскинула руку к шляпе и изящным движением провела по ее краю и дальше в сторону. Потом чуть отступила назад и, продолжая мелко выбивать перед ним чечетку, послала ему легкий воздушный поцелуй. Затем, не отрывая глаз, она снова отступила немного назад, словно приглашая Мячикова следовать за ней. И он не устоял. Медленно поднялся и постукивая то пяткой, то носком по полу, выложенному керамической плиткой, двинулся вслед за своей удивительной и непонятной судьбой...
Они так и не оторвали друг от друга взгляда, пока она, продолжая пританцовывать, уводила его за кулису. А потом они неистово целовались. И он понимал, что держит в объятиях ту самую недостающую часть своей жизни, ради которой и появился на этот свет. Их прервали в начале робкие, а затем все усиливающиеся аплодисменты. Оторвавшись друг от друга, они с удивлением оглядывались по сторонам, все еще пребывая в каком-то нездешнем состоянии. Аплодисментами их награждали артисты, которые в этот момент занимались своими делами в общей гримерке, где на самой середине и застал приступ страсти Мячикова и Аришу. Ошалевшие от неожиданности, а еще больше от своей любви любовники, будучи оба профессиональными артистами, по привычке раскланялись, на что последовал дружный и короткий взрыв хохота. Мячиков шепнул Арише на ухо, что подождет ее на улице, и выскочил в темноту через уже знакомую дверь.
Он успел по мобильнику вызвать такси, когда послышался знакомый рев байкерского мотора и из темноты вынырнул таинственный мотоциклист. Мячикову было все равно, кто стоит на пути его нового счастья. Ради него он сейчас мог казалось сразиться не только с наглым байкером, но и с человеком-горой. И даже возможно победить его. И Мячиков, не раздумывая, двинулся навстречу рычащему мотоциклу.
- Привет, - сказал он парню.
Тот стянул с головы шлем и оказался курносым подростком с лохматыми, торчащими словно ирокез у рокера но во все стороны, волосами. Сходство с Аришей в чертах лица было слишком явным, чтобы усомниться в родстве.
- Привет, - сказал он Мячикову в ответ, взмахнув разметавшимися под шлемом волосами.
- За сестрой? - робко предположил Мячиков.
- Ага. Достала уже. Который день удираем от этого придурка.
- От которого?
- Да вон от того, - парень быстро надел шлем и, дав газу, исчез в темноте.
Мячиков медленно словно во сне развернулся и увидел, что из двери вышел и понесся ему навстречу человек-гора. В тот же момент к Мячикову подкатило такси. Он быстро открыл дверь и забрался внутрь машины.
- Гони! - завопил Мячиков таксисту.
Тот всмотрелся в темноту за окном и произнес короткое «Уй, ё...!» Пока таксист нащупывал педаль газа и ручку переключения передач, человек-гора успел добежать до машины и ударить кулаком по крыше так, что у сидящего внутри Мячикова посыпались искры из глаз. Водитель, матерясь, сорвал машину с места и они помчались по улице. Когда они свернули за угол, Мячиков оглянулся и ужасом увидел, что человек-гора продолжает их преследовать, лишь немного отстав от такси. Через пару поворотов они наконец оторвались от погони и перевели дух.
- Черт, - проговорил таксист, нервно закуривая сигарету. - Чем ты его разозлил?
- Не знаю, - буркнул Мячиков в ответ. - Я даже не знаю кто это.
- Да это Прошка, сынок директора ресторана. Еще подростком помешался на всяких качалках. А когда вымахал, акселерат чертов, всех нормальных мужиков под себя подмял. Фишка у него такая, чтобы быть самым сильным в городе, понимаешь?
- Понимаю...
***
Мячиков брел по набережной, и единственным собеседником в данный момент был упрямый докучливый мелкий и противный осенний дождь. Конечно, Мячиков мог разговаривать и сам с собой. Но в этот момент ему нужен был собеседник, нужен был кто-нибудь, чтобы выслушал и понял, как хреново Мячикову в данный момент.
С той минуты как он вышел из такси, уже с десяток банок били отпинаны, смяты и втоптаны в землю. Но перед этим их содержимое неизменно оказывалось у Мячикова внутри. И всю дорогу Мячиков рассуждал о том, какая все-таки гадская у него судьба. И прав, прав тысячу раз Вася, когда клянет ее злодейку.
Возвращаться в Малинки после погони было бессмысленно. Ариша наверняка уже ушла домой, либо ее подхватил по дороге братец, так удачно смывшийся с военного театра действий. Что подумала она, когда выйдя во двор ресторана, поняла, что его нет. Нет, конечно, если ее брат вернулся за ней, то наверняка рассказал о том, как Прошка напал на такси. И тут вроде получалось, что Мячиков вовсе не трус какой-то, а настоящий герой, уведший за собой чудовище подальше от любимой...
От любимой... Это словосочетание заставило его остановиться и посмотреть растерянно по сторонам. Ну конечно, куда ж еще могли притащить его собственные ноги? Он стоял у служебного входа в цирк. Еще немного потоптавшись у двери, Мячиков открыл ее и прошел внутрь темного коридора.
Он пару раз наткнулся на что-то возле стены и это что-то загремело, неся с собой эхо. Почти сразу же в конце коридора забрезжил свет и раздался голос сторожа Григория Палыча:
- Это кто там шумит? Вот я счас леву на вас спущу! - и сам для пущей важности рыкнул так похоже на настоящего льва, что не знай Мячиков, что все львы заперты по клеткам, сам бы испугался до смерти.
- Это я, дядя Гриша! - заорал он на свет и стал продвигаться сам в том же направлении.
- Ромка! Это ты что ль?
- Я, дядя Гриша, я.
- А чего по ночам шляешься, не спишь?
- Да тут такая история приключилась...
Наконец, коридор был покорен и дальше Мячиков уже старался не терять из виду согбенную спину сторожа, из-за которой точно ореол святого мерцали свечные лучи.
В каморке у сторожа с наклеенными на стенах старыми цирковыми афишами было тепло и уютно. На стуле возле аккуратно заправленной байковым одеялом лежанки попыхивал паром большой алюминиевый чайник. На втором стуле на чистой бумажке были разложены хлеб, колбаса и несколько конфет «Старт».
- Давай со мной чайку, - сказал дядя Гриша, лишь только они зашли в каморку.
- Да не, дядя Гриш, я по дороге так заправился пивом, что думаю еще не скоро захочу что-нибудь влить в себя еще.
- Ну-ну... а я вот чаевничать собрался. Вдруг слышу — гремит кто-то. Думал, опять Зритель шалит.
- Зритель?
- А тебе еще не рассказывали? Тут у нас привидение живет. Мы его Зрителем зовем. Уж больно похож на того самого мужика, который лет 10 назад случайно остался в цирке после представления, а утром его нашли мертвым, запутавшимся в форганге. Доктор сказал — разрыв сердца, о!
- Ну значит он повстречал еще одно привидение.
- Может и повстречал, - хитро усмехнулся сторож, прихлебывая из большой эмалированной кружки исходящий паром чаек.
- То есть по цирку бродит не одно привидение, а целых два?
-Да нет, я думаю, это он не привидения испугался, а директора нашего, Залесского.
И Григорий Палыч рассказал Мячикову одну интригующую подробность из жизни директора.
Все началось с того, что лет тому 15 назад повадился ночевать в здании старого цирка один мужик. Первый раз его заметили артисты и выперли вон. А потом он научился прятаться. Да так здорово, что даже специальные ежевечерние обходы и дежурства, установленные специально по этому случаю директором, не помогали этого мужика засечь. И единственным свидетельством его пребывания были обнаруженные поутру новые дыры в стенах подвальной части цирка. В конце-концов, была устроена тотальная облава и мужика нашли. Он прятался в свежевыдолбленной собственноручно нише за выступом в стене перед самым входом в подвальное помещение. Мужик был доставлен в кабинет директора, и тот устроил ему настоящий допрос с пристрастием, грозя в случае неповиновения отдать на растоптание слонихе Джулии. Слониха была старой и очень спокойной. Никому и в голову не могло придти, что она может кого-то затоптать. Самое большее, на что покушалось это скромнейшее создание, это разного рода бумажки. Не раз несчастные теряли свои паспорта, доверенности и прочие ценные документы и справки в громадном желудке этой дамы. Но прокричавшись на злодейку, каждый нес ей извинения в виде связки бананов или морковок. Потому как невинность ее была очевидна всем из-за добрых глаз и ласкового нрава. Слониха обычно начинала поглаживать орущего хоботом по голове и спине. От чего тот приходил в восторг и умиление, и уже через пять минут прощал ей все свои убытки. Так вот, хоть угроза и была настоящей фикцией, мужик раскололся, и поведал директору какую-то страшную правду. Никто при том не присутствовал. Но с тех пор директор частенько бродит по ночам по зданию цирка. Но со Зрителем его не спутаешь. Зритель прозрачен и худ. А директор вполне материален и фактурой покрупнее и покруглее будет.
Мячиков сидел на лежанке сторожа и позевывая слушал его странные истории. В какой-то момент он почувствовал, что засыпает.
Сердобольный сторож предложил ему свое спальное место, и Мячиков не отказался...
***
Наутро Мячиков проснулся на той же лежанке сторожа, но некоторое время ошалело соображал, где он и как сюда попал. Потом словно сквозь туман к нему начали возвращаться события прошлого вечера...
Напротив него на деревянной резной и потемневшей от времени полочке тикал механический будильник. И он сообразил, что до репетиции может успеть смотаться на квартиру переодеться и принять душ.
Он уныло брел по коридору и добрел до развилки.
«А не зайти ли мне к Харакири», - подумал он, осмотрев и пошевелив для верности поврежденной рукой. Рука слегка заныла, но уже вполне прилично выглядела. Мячиков дошел до двери, которая оказалась полуоткрытой и услышал голоса. Первый из них принадлежал фокуснику Льву Семенычу, а второй самой Харакири.
- Ты, Даш, слишком строго смотришь на вещи, - вещал откуда-то словно из своего волшебного ящика Лев Семеныч. - Да, согласен, Ромка парень никчемный. Ничего в жизни особого не достиг. Всю жизнь катится по течению, словно мячик по дороге. Куда пнут, туда и катится... - последовала пауза и шумный выдох сквозь плотно сомкнутые губы — фокусник курил и выдувал из себя дым. - Но, Даш, - продолжил Семен Семеныч, - Ариша напротив, сильная личность, которой возможно не хватает в жизни того, кого она смогла бы опекать. Не зря же в конце-концов они запали друг на друга...
- Арише такого как Ромка не вытянуть, - проворчала Харакири. - Он и сам никудышный, и девка с ним пропадет. Она вон на конкурс собралась ехать. Может там кого и встретит получше.
Мячикова прошиб пот. Ах вот как значит думают про него в цирке? Никчемный, значит. Он резко развернулся и размашисто зашагал по коридору прочь. И тут же наткнулся на Аришу...
Они с минуту стояли друг против друга. Потом Мячиков попытался с помощью рук и головы изобразить возмущение. Потому как язык ему явно не повиновался. Глаза Ариши от неожиданности из лисьих стали круглыми и брови в удивлении взлетели вверх, словно две испуганные птицы. Но Мячиков не мог сейчас говорить с ней. Он еще несколько раз помотал головой. Потом растерянно и виновато вскинул руки, и... побежал по коридору.
Никчемный, это же надо? Никчемный... а может и правда никчемный?
Он растерянно брел по набережной и думал о своей судьбе-злодейке. На скамеечке сидел мужчина, в драповом пальто и шляпе. Он зябко кутался в воротник.
- Рискну предположить, что вас выгнали с работы.
- Да скорее из жизни меня выгнали. А я вас часто здесь вижу. Любите гулять по набережной.
- Да нет, скорее обречен на долгое ожидание... - и мужчина долгим взглядом окинул здание цирка.
И тут Мячикова пронзила неожиданная догадка.
- Так это вы искали клад в цирке?
- Что, директор все-таки проговорился?
- Нет. Просто сложил два и два.
- Угадал. Но еще немного осталось. Только купол. Все остальное он уже проверил.
- Так вы тоже не знаете где клад? Может его и нет вовсе?
- Есть. Кто построил цирк? Купец Солодовников. И моя фамилия Солодовников. - он поднялся со скамейки и заложив руки за спину словно арестант двинулся в сторону беседки, смутно проглядывающей очертаниями сквозь густой туман.
«Странный мужик», - подумал Мячиков. Может в другой раз он бы и заинтересовался этой загадочной историей с кладом, но сейчас ему было не до этого. Словно вся его дальнейшая судьба зависела от того, что он про нее придумает здесь и сейчас.
Конечно прав Лев Семеныч, говоря про него, что катится он по жизни словно мячик согласно фамилии своей. И семьи вот у него нет, и детей тоже. Никого он не сделал счастливым. Ни отца своего, который так надеялся, что сын станет знаменитым на весь мир артистом. Ни жены, которая теперь где-то ездит со своим Фридом, родила ему сына... Вот и Ариша. Маленькая женщина со смешным и таким трогательным именем. Запала ему в сердце. И тогда... в Малинках... этот неистовый поцелуй. Мячикова и сейчас ток пробил от воспоминаний про тот их танец и поцелуй...
Почему Ариша так свободно ходит по цирку? Почему раньше он ее никогда не встречал? Что-то он явно пропустил. И Мячиков решил пойти к другу Васе.
Дружба их имела странную историю. Когда Вася только появился в программе, над ним потешались все. Он работал с обычными гирями и цепями. Выходил на манеж и демонстрировал свою грубую упрямую силу с упорством ребенка. Он был угрюм и неуклюж. Напоминал скорее медведя, чем артиста. Все кому не лень прикалывались над добродушным и наивным парнем. Как-то в шутку Мячиков посоветовал Васе перейти на бревна.
- Представь себе, Вась, ты ж настоящий русский богатырь. Тебе пойдет эта роль. Ты можешь даже жонглировать своими бревнами, вращать их руками.
Вася поверил всерьез в эту идею и начал репетировать. И через какое-то время показал директору новый номер. На показ сбежался весь цирк. Вася вышел в простой полотняной рубахе словно только что поднявшийся с печи Илья Муромец, и очень серьезно отработал свой новый номер. Звал зрителей пробовать на вес свой реквизит. А потом поднимал, вращал, размахивал трехметровые бревна вокруг своей могучей шеи...
Вначале все посмеивались, так комично выглядела серьезность, с которой Вася демонстрировал свои новые трюки. А потом... Мячиков вдруг осознал, что Вася сделал все правильно. Об этом говорила реакция зрителей на номер. Вася каждый вечер срывал овации. И всерьез стал поговаривать о том, что хорошо бы поехать на конкурс...
С тех пор Мячиков зауважал Васю и они стали друзьями. Их часто видели вместе. Может и смотрелись они комично — огромный лохматый медведь Вася и маленький подвижный Мячиков. Мячикову это было до лампочки. С Васей ему было хорошо. Пусть тот и был немногословен, но в нем чувствовалась такая основательность, что порой без Васи Мячикову становилось неуютно. Вот как сейчас, к примеру.
Вася потел на манеже, колдуя над своими бревнами.
- Вась, оторвись-ка на минутку.
- Ну, чего тебе, Мячиков? Я только разогрелся.
- Расскажи-ка мне быстренько, чего я пропустил за эти несколько дней.
- Ну, вроде ничего особенного. Ну, Эллу покусала ее любимая обезьяна...
- А еще?
- Да вроде все.
- Да? А ты часом не знаешь, почему наша с тобой знакомая степистка разгуливает по цирку как по собственному дому?
- А чего ей не разгуливать? Она племянница нашей Харакири. Вот и разгуливает. Да ты чего, Ром? Что случилось?
Так, по крайней мере на один вопрос он ответ получил.
Он было хотел уже попрощаться с другом, но... решил задать еще один вопрос.
- Вась, а ты тоже считаешь меня никчемным человеком?
- Да ты что, Ром?
- Но ведь другие считают...
- А ты других не слушай. Если бы ты мне тогда не подсказал про номер...
И на душе у Мячикова как-то сразу потеплело. Больше он вопросов не задавал. Просто молча сидел на бортике до конца репетиции. Изредка Вася бросал на него настороженные взгляды из-под мохнатых медвежьих бровей. Но тоже молчал.
Репетицию свою Мячиков провел в полной задумчивости, от чего трюки у него получались словно в замедленной съемке. После очередного сальто, подняв глаза, Мячиков с удивлением обнаружил перед собой хобот слонихи Джулии, и понял, что его репетиция подошла к концу. Вечером Мячиков вяло отработал программу. И после второй репризы, его поймал директор.
- Зайди-ка Мячиков ко мне после представления, - мягкое контральто раздраженно вибрировало.
Смыв грим, Мячиков отправился к директору.
- Ага, пришел? Ну, давай рассказывай.
- Про что?
- Про все. Как дальше работать будем? Что это за эксперименты на манеже?
- Да руку я тут случайно повредил.
- Для человечьих рук доктора предусмотрены! Немедленно к доктору! И чтобы справку принес!
Словно ошпаренный Мячиков выскочил из кабинета и отправился в ближайший травмпункт. Пожилой доктор осмотрел руку и назначил назавтра рентген. Выйдя из травмпункта, Мячиков вдохнул полную грудь осеннего стылого воздуха и зашагал... в Малинки.
***
Судя по времени на сотовом Ариша уже отработала и уехала на братце домой. Все равно он зашел внутрь, сел за свободный столик и заказал себе стопку водки.
Через какое-то время Мячиков почувствовал, что его личное пространство кем-то грубо нарушено. Он поднял глаза и увидал, как напротив него вырастает и опадает книзу огромных размеров мужик. Так близко он Прошку еще не разглядывал. Маленькие глазки из-под низких надбровных дуг сверлили его внимательно и настороженно, будто ожидая какого-то подвоха. Огромные ладони как-то суетливо подрагивали, потирая друг друга.
Прошка посопел некоторое время, потом проговорил нечто вроде "Хмбрпыр". Говорил он неразборчиво. Драться у него получалось гораздо лучше.
- Поговорим? - повторил Прошка более внятно.
И тут на Мячикова накатило! Ему вдруг стало наплевать на Прошку. Он почувствовал внутри себя такую злость. За слабость, за неуверенность в себе. За то, что каким-то непонятным образом из смелого, сильного и красивого мужика превратился в рохлю, которому каждый местный баран может ткнуть в физиономию кулаком. Да и кулак-то! Знал Мячиков, что таким кулаком можно только мух убивать. Мягкий, нетренированный кулак у Прошки. В тренажерном зале можно только мясо нарастить, а сил в мускулы не прибавишь. Один вид.
И Мячиков медленно стал вырастать из-за стола. И где-то на полпути слева он почувствовал еле-уловимое движение воздуха.
Она действительно возникла словно из воздуха. Ариша. Так они и встали перед Прошкой в практически одинаковой позе. С чуть наклоненными вперед головами. Со сверкающими искрами и решительностью глазами. Со сжатыми кулаками. готовые защищать что-то очень важное в своей жизни. И по мере того, как Мячиков ощущал в своих кулаках тяжесть свинца, Прошкин кулак начал медленно разжиматься и даже слегка подрагивать. Затем Прошка как-то растерянно и шумно выдохнул воздух через по-детски пухлые удивленно приоткрытые губы. Потом грузно поднялся, постоял так немного, раскачиваясь взад и вперед, вяло махнул рукой, развернулся и, внезапно ссутулившись и став меньше ростом, двинул к выходу.
А Ариша и Мячиков синхронно развернулись друг к другу и сцепились в мертвые объятья. И пока Мячиков стоял так, прижимая Аришу к себе, все больше и больше проникался ощущением единства с этой женщиной. Его женщиной. Которую он никому не отдаст и ни за что не потеряет.
***
Огромный, сияющий софитами, отраженными в хрустале люстр и зеркалах, которыми была щедро оформлена сцена, столичный концертный зал гудел тысячами голосов зрителей, собравшихся на этот удивительный праздник музыки и танца.
Аккуратный, сияющий белозубой улыбкой конферансье ловким движением рук вскрыл очередной конверт и провозгласил:
- Дамы и господа! Гран-при фестиваля присуждается танцевальному дуэту «Степ-данс»!
На сцену выпорхнула изящная маленькая женщина с пышными каштановыми волосами. За ней неслышно следовал легкий и столь же изящный партнер. Оба были в мерцающих блестками темно-зеленых костюмах. Зазвучала музыка... и зал взорвался овациями!
Потому что история любви, которую рассказывала зрителям эта пара посредством танцевальных движений, была невероятно близка и понятна любому из сидящих в этом зале. И незачем было листать либретто, разгадывать смысл танца. Все было понятно и просто. Потому что им было так легко танцевать вместе... словно дышать. От первого синхронного движения, когда шляпы, которые они держали в руках словно по волшебству плавно переместились на головы. И до последнего звука легкого мелкого быстрого изящного степа, вплетенного в вольный джаз-модерн, наполненный чувственными паузами и взлетами партнерши в руках партнера на такую казалось высоту, что хотелось убедиться в том, что у этих Ангелов на самом деле нет никаких крыльев за спиной. Кроме крыльев любви и счастья...
Май, 2012 года. Наталья Романова.