волны пенились сердито,
а из моря обнажённая
выходила Афродита.
Я увидел – и не спрятался,
но балдел от наслаждения,
очень близкий к помешательству,
зрел чудесное видение.
Гелиос лучи небрежные
рассыпал с высот на камни.
Собирал букет я нежными,
беспокойными руками.
Мягкий, словно плюшевый,
и горячий, как Везувий,
как влюблённый глупый юноша,
в руки ЕЙ букетик сунул.
Но, конечно же, бессмертная,
пену стряхивая с тела,
то ли просто не заметила,
то ль заметить не хотела.
Я бы мог не беспокоиться –
рядом не было Гермеса,
ни красавчика Адониса,
ни ревнивого Ареса.
Но, застывший в позе статуи,
наблюдал я очумело,
как скрывался в дымке матовой
контур мраморного тела.
Лишь видение осталось мне,
словно кадр в забытом фильме,
где к Адонису красавица
уплывает на дельфине.
.......................................
Я проснулся в скором поезде,
из Москвы спешившем к югу.
Рельсов согнутые полосы
пролегли дугой по лугу.
В перспективу искажённую
уходя, сливаясь в точку,
за окном пестрели жёлтые –
те же самые! – цветочки.
Я грустил, как пряха старая
у разбитого корыта:
вот чем кончились мечтания –
никакой тебе Киприды,
никакой тебе эротики,
никакой тебе романтики…
…отцветала мать-и-мачеха,
облетали одуванчики…
