Сейчас Юле было двадцать. Всего лишь двадцать. Но даже в таком юном возрасте она много чего не помнила из своего детства. Будто ее память нарочно закрывала от сознания то, чего помнить не надо. И все же неспрятанным от ума остался один случай, который с семи лет не давал покоя Юле.
Если девушка вспоминала об этом, казалось, что ее глаза мертвеют. Взгляд останавливался, лицо становилось мрачным, губы сильно сжимались, а ладони превращались в кулаки и начинали дрожать.
Так, Юле было тогда семь. Ее беззаботному детству, казалось бы, ничего не могло помешать. Девушка занималась всем тем, чем в этом возрасте занимается абсолютно любой ребенок: играла с другими детьми и ни о чем серьезном не думала.
Это было зимой, как раз в день перед Рождеством. Юля проснулась рано, еще не было восьми часов. Сразу же, только встав с кровати, она посмотрела в окно. На улице было красиво, светло от свежевыпавшего снега, даже глазам становилось больно от этой чистоты. Деревенская улица, куда выходило окно Юлиной комнаты, была покрыта мягким пухом, и девушке захотелось поскорее выбежать туда и пощупать этот пух.
Когда Юля завтракала, то вдруг вспомнила, что сегодня ей надо идти к бабушке Насте.
Дело в том, что в их семье имелась одна своеобразная традиция: каждый год Юля и ее двоюродный брат Роман, который был на год старше сестры, приходили вечером перед Рождеством к своей бабушке и пили какао. Сколько себя Юля помнила, эта традиция еще ни разу не нарушалась, хотя на самом деле это так называемое "какаопитие" происходило всего лишь четыре раза.
После обеда Юля встретила бабушку и брата у деревенского магазина.
– Ну что, Юлечка, пойдем ко мне? – спросила девочку бабушка.
– Конечно, пойдем, – ответил за Юлю Роман.
– Я уже иду, только мне нужно к Машке сходить, – как-то совсем виновато пробормотала девчонка. – Хорошо, бабушка? Я честно приду.
– Ну, иди, иди, – по-доброму улыбнулась старая Настя.
Только около пяти часов, когда на улице уже стемнело, а по черному небу, словно сахар, рассыпались звезды, Юля наконец решила навестить бабушку. Хотя ей этого и не очень хотелось. Ведь у Машки было так весело! А там что?.. И совсем ей не нужна эта несчастная чашка какао. Именно поэтому девочка начала хитрить.
– Бабушка, а знаешь, что? – пряча улыбку, заговорила Юля, когда все они в конце концов собрались вместе на бабушкиной кухне.
– Ну, что? – переспросила старая женщина, ставя чайник на плиту.
– А мне Машка сказала, что какао нельзя пить сейчас.
– Почему это? – словно испугалась Настя.
– Что ты сочиняешь? Городит какую-то чушь твоя Машка, – стал нападать на сестру Роман.
– Ничего она не городит. Ну... Просто какао нельзя пить еще четыре часа после того, как его купили. Правда, – уверяла всех Юля. – Машке это отец сказал. И она никогда какао сразу не пьет.
– А что будет, когда выпьешь? – уже заинтересовался Юлин брат.
– Тогда можно умереть, – жутким шепотом проговорила девочка.
– Юлечка, что ты такое говоришь? – быстрым жестом перекрестилась бабушка.
– Мы всегда пили какао сразу после того, как покупали его – и ничего, – не верил в суеверия сестры Роман. – Зачем ты врешь?
– Ничего я не вру, – даже обиделась Юля. – Просто нам везло. Ну, давайте не будем пока пить это какао, – стала клянчить она.
– Если тебе не хочется сидеть с нами, то так и скажи, – проворчал мальчик. – И не надо тут выдумывать что-то непонятное.
– Юлечка, все это неправда, – успокаивала внучку бабушка.
– Я не буду это пить! – громко крикнула девочка. Она, словно птица, быстро вылетела из кухни. Через минуту громко хлопнула входная дверь.
А через полтора часа Юля узнала, что бабушке стало плохо. Роман прибежал к Машке, у которой гостила сестра, и, путаясь в собственных словах от быстрого бега и от пережитого страха, рассказал, как всё произошло:
– Ты ушла... А тогда... мы с ней стали пить это проклятое какао... Она выпила целую чашку... Сделала себе еще одну... И потом... потом ей стало плохо... Я позвал папу... Он позвонил в... в "Скорую помощь"... Врач только что приехал... Сказал, что инфаркта какая-то у нее... Пойдем...
Юля молча оделась, и они с братом побежали к дому бабушки.
Когда они были уже близко от бабушкиного дома, каждый из них заметил, что машины "Скорой" у забора нет. Сердце Юли сжалось от ужаса. Парень и девушка вошли в дом. Там происходила какая-то непонятная суета. В частности до ушей брата и сестры из другой комнаты донесся нечеловеческий женский крик:
– Мама!..
Это причитала Юлина мать. И сразу до сознания обоих дошла мысль: "Бабушка умерла!"
– Ну, тише, тише, – видно, успокаивал ее Антон, ее муж.
– Это все ты виновата, – начиная всхлипывать, толкнул сестру Роман. – Это ты накаркала. Из-за тебя бабушка умерла.
Юля просто заплакала, потому что ничего не могла ответить ему.
***
С тех пор Юля винила себя в смерти бабушки. Хотя столько раз родные и друзья уверяли девушку в обратном, даже сам Роман, когда стал взрослым, извинился перед ней за те слова, которые вырвались из его уст в день смерти бабушки Насти. Да и сама Юля умом чувствовала, что она тут ни при чем, но сердце девушки думало: "Это все я!.."
Да, страшно было не то, что кто-то мог обвинить ее. Страшно было, что она не может простить этого самой себе.