Одной виоле…
ИСХОД
_______________________________________________
Мне тебя не вернуть –
ты прости, проклиная, прости.
Мне тебя не забыть
и до крови закушены губы,
и как старый солдат
на заснеженном вьюгой пути
я ловлю лепестки
и целую гремящие трубы.
Ах, какая весна
отзвенела как голос в ночи!
И кружила пурга
лепестками взбесившихся вишен,
но в бреду или снах
ты как мать напевала – молчи!
как невеста рыдала
и плакали стены и крыши.
Я еще не убит клеветой или пулей шальной,
я еще не распят на заре возле ратуши белой,
не меня провели босиком по камням мостовой,
по песку, по доске, наконец, мое сильное тело
не скользило в пучину когда-то манящей волны,
где как ребра трещали борта, и корежило драги –
там где пела любовь, абордажной страшась суеты,
и смеялась мечта на конце окровавленной шпаги…
И тебе не забыть ни гортанные крики ворон,
ни кошачий концерт, ни органные волны напева –
этой музыки громкой как крик, как набат похорон,
будто вопли кликуш и стенания плакальщиц белых.
Как ему объяснить, что нельзя убивать королей?
Как ему рассказать оголтелому всуе народу
как встают из руин в серебристых стволах тополей
купола городов больше жизни любивших свободу?
Ты святая святых на горячем как берег плацу,
ты поэзия красок, знамен и ремней портупеи.
Если нет оправданья, слеза не течет по лицу,
если птицы летят, и танцуют, и кружатся феи –
это танец зимы, это жизни изысканный бал,
где одни королевы и все как одна – Маргариты!
Это твой паладин поседел и немного устал,
это злая старуха и песни разбитой корыто.
Это клекот орлов по над синим покровом снегов,
Это страх высоты, – но птенцы вырастают из страха.
Ты меня не забудешь, не бросишь, не сбросишь оков,
ты прелюдия жизни и жизни высокая плаха.
Ты поэзия сердца и горечь недавних разлук –
у тебя за окном голосит и беснуется лето –
рассыпайся дождем, не грусти, не заламывай рук
даже если горьки твои слезы и солоны ветры,
даже если друзья говорят, что не ждали беды
и мальчишка мой лук натянуть не посмеет однажды,
на горящем песке не мои пламенеют следы
и галдят женихи на дворе, но и это не важно…
Ты моя дорогая, ты звук и надежда – Ассоль!
Ты хранящая лампу и кремень, и трут Пенелопа.
Ты хранила, как память хранит, и тревожишь как боль
золотые сердца и Руна тяжелеющий локон.
Ты слова на стене, как троянской колонны – навек
в молодеющем мире, – еще доживем до пеленок!
. . . . . . .
Остаюсь. Верный паж Твой. Несчастный как все человек.
И счастливый любовник Твоей красотой осененный!
2
Не грусти если боль на поверку не очень-то боль
и осколки свистят от когда-то священного братства.
Если лузу на части однажды разбил карамболь,
или пепел регалии дважды спадает на лацкан…
Отгреми как набат, отстучи барабанную дробь!
и по панцирям крыш, и по клавишам клавиатуры –
отцвети как нарцисс, эдельвейс, словно черная кровь
приснопамятной розы в бокале…еще партитуры
не написано в мире такой, чтоб рыдали дожди,
ливни лили в лицо литургий океанские волны –
не проси, не надейся, не верь обещаньям, не жди
и не бойся – мечта не оставит и кубок наполнен
до краев… и во чреве мехов веселится лозы
виноградная гроздь и таинственной косточки терпкость –
не оставит следов на одежде и ни борозды
злой клинок клеветы на камзоле твоем и на сердце.
Ты припомни, как кони фырчат и танцуют в мороз
на ладонях твоих площадей и в смятении улиц,
и снегурочки шепот, и дом бородою оброс –
шевелюрой снегов, гребешками алмазных сосулек!
Ты однажды пришел как на праздник в сверкающий мир
городов и равнин, и промолвил Господь – оставайся…
и стоял на вершине в слезах как недавний жуир
полюбивший принцессу и горечь прощального вальса.
Не беда если руки до крови и шкот как струна –
только палубы всхлип, только треск кипарисовых мачт... Я –
на военной дороге – окрест полыхает война,
злобный карлик хохочет, и смерть раскрывает объятья.
Отзвенеть как бокал золотого стекла baccarat,
проиграть в баккара золотые – последние в мире!
отлюбить, как отпеть, отрыдать, отзвучать как вчера
отгремели часы в городской позабытой квартире.
3.
Что за окнами – не холодно, не жарко?
Кто за дверью? – не смолкает колокольчик!
Если лето не закончится пожаром –
значит, осень наводнением закончим!
Только берег каменист – сухие кости
трав морских его усеивают щедро –
будет город залож`ен, все флаги в гости –
кто такие разберемся, нам не в первый…
Этот город на костях и на болотах –
мы до плеч вгоняли в топи эти сваи,
развевались фалды тонкого камлота –
треуголки за простыми поспевали!
Быть балтийцем – это шаркать мостовыми,
подметать их то метлой, то шерстью тонкой,
мы, балтийцы, – все как есть мастеровые –
мы Кроншлодта ненасытные потомки.
За глоток сырого ветра по над взморьем,
за серебряное зарево залива
наши матери платили гордой скорбью,
нашей гордостью нам юность заплатила!
Наша юность – налегке, не остановишь –
только ветер треплет якорные ленты,
только девушки смеются, только брови,
только косы, только чудные моменты…
4.
Ты помнишь? Под вечер в потушенном зале
поэты как веды читали свои
стихи как молитвы, и взоры листали
канонов канцоны и строк тропари.
Поэзия слез восхитительных женщин,
поэзия снов и бессонность ночей,
что простыни рвет и манжеты увечит
строкой и слезой, и улыбкой… зачем?
Зачем-то живем, догорая как свечи,
как те фонари у аптек, как канал,
что цветом в гранит и мостами увенчан,
что сказкою был и легендою стал.
И снова кричат непокорные струны
и эхом звучат пароходов гудки,
сирены машин и пожар не придуман
души и восторга дрожащей руки.
И сколько бы перья свои не ломали,
как копья ломают, и рвутся как сталь
на поле баталии, в звоне ристалищ –
пусть души в клочки, но сердцам не устать –
пусть парус души искорежен ветрами –
просолен волной, закален как булат,
и память не смолкнет и не перестанет
твердить тридесятое лето подряд –
как в старом как город ночном интерменто,
как детство, как светлый немецкий мотив
под северным небом и в зале концертной
воспомниться снова и вновь прозвучит
забытый напев этой песенки вечной
о горе, о славе – чуть-чуть, о любви –
о пенье наяд и походке беспечной,
про слезы и розы, и скрип vis-à-vis –
чтоб вновь по мостам простучали колеса
карет и пролеток, трамваев, авто…
И Ваш визави с шевелюрой белесой,
с седой бородой, в старомодном пальто.
5
Поэзия – это такая забава,
опасная шутка – лихая игра,
как в омут с обрыва – там искры купавы,
карась золотой и плотвы мишура.
Поэзия гладью по шелку, по камке,
по душам взыскующим, песне взахлеб –
шершавой рукой и бурлацкою лямкой –
витой бечевой и в испарине лоб.
Поэзия – это печаль интермеццо,
рулады органа и посвист щегла,
поэзия – жуть! и видения детства,
тоска одиночки и грохот рулад –
по шпалам, дорогам, по чистому полю,
по свежей стерне после скошенной ржи,
по узкой тропинке наполненной болью
и страхом, и памятью, и nostalgie.
Поэзия в пении ветреных сосен,
в угольях камина и в стоне ночном,
она отзовется – о чем ни попросишь,
она не простит покидающих дом –
навеки, назло, безоглядно, под вечер ли,
за старческим плачем, за длинным рублем,
поэзия – память души человеческой –
ночной полустанок и сторож при нем,
и старый обходчик, и деготь из буксы,
она в перестуке вагонных колес –
дымок паровоза и посвисты узко-
колейки, и берег, и речка, и плёс.
В поэзии звоны хрустальных стаканов,
и белка ручная, и в яблоках еж...
Поэзию можно потрогать руками,
но будь осторожен, – смотри, обожжешь!
_________________________________