А судьба подитожилась.
Шепчет уклончиво:
«все еще бу…», съежилась
в сломанной верше,
в тине пруда трухлявея.
Что ж меня держит,
Страх правоты? Бесправия?
Стыд постоянства?
Фобий не счесть заблудшего.
Боязнь пространства,
шрамом от ужаснувшего
в детстве прозрения –
смертные мы, до единого.
Мамы старение -
честная боль подсудимого,
смотрит, сутулясь,
сквозь колючие вирши.
Жизнь затянулась,
очередью на бирже
новых планид,
те же планиды в профиль.
Ропщет, блазнит
как толпа на Голгофе,
рифма глагола -
ржавый протез, припарка
рваному соло.
В свете судьбы огарка,
слепо, на ощупь,
шаркает по стариковски
то ли на ощип,
то ль в концевые сноски
книжицы судеб,
меркнет душа, угрюмея
в вечном маршруте
«…по версте от безумия»,
на лотерею
жребия, участи, поприща,
где все быстрее
Парки плетут полотнища.