Пользуясь тем, что мы не виделись вот уже почти пять лет, то есть полнейшей безнаказанностью, хочу в первую очередь выразить своё почтение. Но вместе с тем и нешуточное удивление оттого, что, вернувшись из заграничной командировки и заглянув (машинально) в почтовый ящик, я обнаружил твоё письмо, пролежавшее в ожидании три месяца.
Скажу честно, первоначально оно показалось мне довольно пространным, несколько сумбурным и чересчур мрачным. И бессмысленным! Однако читая между строк (спасибо Виктору Олеговичу), я разглядел главный, по моему мнению, вопрос: "Верю ли я в любовь?" Что-то не припомню, чтобы тебя интересовали такие материи... Уж не заплетался ли у тебя во время написания язык? Хотел было ответить тебе сразу же, но, сильно уставший, отложил это дело. И вот сейчас, спустя три месяца (итого шесть), не спеша потягивая из фарфоровой чашечки крепкий утренний Дарджиллинг под песни группы The Verve с альбома Urban Hymns и окончательно проснувшись, я вернулся к письму. Чёткого ответа на твой вопрос у меня нет, но есть мнение. Начну издалека, если не возражаешь.
Я надеюсь, ты помнишь события хотя бы пятилетней давности? Когда мы последний раз виделись. И у каждого была своя маленькая радость: я представил тебе любовь всей своей жизни (рыжую красивую улыбчивую девушку, помнишь? троечница и от неё ещё кошками пахло), а ты сообщил, что уезжаешь продолжать обучение в Скандинавию. Ты уехал в Скандинавию (по-моему, это был университет Гётеборга?), а спустя непродолжительное время я расстался с рыжей девушкой. Не стану живописать про свои переживания, про то, "что мыслей жить/умирать приблизительно поровну", как спел один небезызвестный музыкант. Скажу лишь, что искал хоть малейшую возможность чем-то занять себя, чтобы не думать о ней. Защита дипломной работы - аспирантура - получение степени - молодой перспективный преподаватель, не плохо за два-три года, согласись? Но рыжая тень! Я стал напрашиваться на работу по обмену, в загранкомандировку всё равно где, только не здесь. Вариант скоро подвернулся, я согласился не раздумывая. И вот когда все документы уже готовы, а возможности отказаться нет никакой, я понимаю, что судьба глумится надо мной - я узнаю, что лететь мне в университет города Сент-Эндрюс. В Шотландию!!!
Городишко сумасшедший! Из семнадцати тысяч населяющих его жителей шесть тысяч - студенты из разных стран. Добавь к этому три десятка пабов (они там расположены на каждом углу), а самый крупный из них находится - где, как ты думаешь? - правильно, в здании студенческого союза! Побывать в Шотландии и не попробовать национальный божественный напиток - я так не могу. В одном из таких пабов, наслаждаясь очередной порцией божественного Dewars, я познакомился с примечательным человеком. Внешне он представлял собой некое слияние мисс Марпл и Михаила Жванецкого: светлый твидовый пиджак и портфель из крокодила, причём крокодил был настолько стар, что, наверное, кусал коров ещё во времена англо-бурской войны. Стоя в дверях, он вроде бы просто созерцал пространство. Сделал заказ, расправился с ним один глотком, а затем подсел за мой столик и стал изливать душу. Ни с того, ни с сего. Я мало что понял из его монолога, хотя мой английский, что называется "весьма-весьма", но не расстроился. Потому что, когда шотландцы пытаются говорить по-английски, их вообще мало кто понимает. В общем выяснил я вот что: какое-то время назад он преподавал в Сент-Эндрюсском университете, сейчас живёт в городе, семьи не имеет (хотя, скорее всего, она у него была), нигде не работает (официально) и ещё у него есть что-то вроде загородного домика "на случай уик-энда".
Вот стоим мы около этого коттеджа, в паре десятков метрах от нас мирно плещется Северное море, где-то справа вдали проступают силуэты руин кафедрального собора имени Святого Андрея. Под ногами великолепный газон, у меня в руках два бокала, у него ополовиненная бутылка (ни дать ни взять - Руди и Мартин). Разговор завязывается сам собой. Хороший шотландский виски просто создан для доброй беседы и завязывания дружеских отношений. После первой порции мой новый знакомый спросил, вижу ли я "там, далеко, кусок земли, глубоко врезающийся в море", я кивнул и спросил: "А что там?". "Там пещера".
Отдельно замечу, что у каждой шотландской пещеры есть собственная легенда о возникновении. Та, которую упомянул шотландец, образовалась так (по его словам): какой-то юный растяпа-пастух, который наверняка носил фамилию Спендер и что-то вроде этого, обронил в мышиную норку монету номиналом в четверть гинеи, а придя домой рассказал об этом своей бабушке, вот и вся легенда.
Из дальнейшей беседы выяснилось, что раз в две недели в пещеру организовываются экскурсии, а он на своей лодке (я её действительно видел) перевозит небольшие группы людей туда-сюда. Я спросил, зачем ему заниматься этим бессмысленным делом. Шотландец, сделав маленький глоток, ответил: "Понимаешь, в этой жизни должно быть что-то большее, чем просто жизнь. Должна быть сатисфакция, и я имею в виду не деньги и не секс, нет-нет... это всего лишь приятное дополнение к жизни, но не смысл! Выстраивать свою жизнь, создавать свою картину мира – это и есть удовлетворение от жизни, а все проблемы уйдут на второй план. Я так живу, и я счастлив!" "Дешёвая поулукоэльщина", вертелось на языке, но глаза человека светились неподдельным счастьем. Коэлью тут ни при чём, и словно в подтверждение этого он рассказал анекдот про шотландца и бантик, да и я не остался в долгу (анекдот про шесть больших чёрных петухов и одного маленького белого котёнка). Вот так запросто мы стали друзьями. Впоследствии он довольно много рассказал мне об истории университета, городка и самой Шотландии.
В тот день перед уходом шотландец подарил мне две книги (томик Роберта Бёрнса и сборник "Поэты викторианской эпохи") и бутылку Linkwood 1939, я опешил, но с радостью вцепился в подарок.
Сидя в самолёте и слушая Morrissey - That's how people grow up, я осознал, что мне тоже неплохо было бы повзрослеть. Повзрослеть ради того, чтобы оставить в стороне "души прекрасные порывы" и забыть наконец о неудачной любви.
И вот я вернулся в Россию из Шотландии, имея чёткий план действий. Поставил в стерео систему диск Сегодня ночью - Плохие правила хорошего тона. Через минуту меня ждал сюрприз - отключена горячая вода (почему именно сейчас?!). Такое вот наказание за мой космополитизм. Это был настолько удар тяжёлый по мою самолюбию, что хоть святых выноси: только соберёшься взять жизнь в свои руки, как тебе не позволяют эти руки даже помыть как следует.
Начинать перемены я решил с себя, ориентируясь исключительно на свои предпочтения, вкусы, чувство прекрасного и избавляясь от всего лишнего (чтобы не оказаться в своеобразном лабиринте с выходом, через который ты входил в лабиринт, как Ханс Эпп в фильме "Торговец четырёх времён года", помнишь?). Не люблю выражение "богатый внутренний мир", поскольку у меня его никогда не было, в отличие от того шотландца, у которого он был действительно богат, исходя из наших с ним разговоров; но потом с ним что-то случилось. Наверное, произошёл внутренний дефолт и там, внутри, всё мгновенно обесценилось. Про музыку и кинематограф ты и так всё прекрасно знаешь (не забыл, надеюсь) - тут ничего не изменилось: героиновая сиэттловская депрессуха девяностых, чёрно-белая эстетика британских закоулков тех же времён; фильмы Феллини, чуть меньше - Антониони и Фассбиндера, фильмы с Одри и Марлен, пара советских шедевров и столько же фильмов новой России. Однако, тут я понял, что просто не могу себе позволить, чтобы ТАКАЯ музыка соседствовала в аудиотеке с её любимой российской попсой и разными протестными коллективами (у которых, кстати сказать, не было никакого социального протеста даже в мыслях - был у нас такой спор, да?), а ТАКИЕ фильмы - с дурацкими ситкомами и современными мелодрамами. Помнишь, ты как-то обмолвился фразой "...ведь нельзя же одновременно читать "Отче Наш" и ковыряться пальцем в жопе"? Так вот, именно по этой причине я не могу позволить себе такого соседства, хотя раньше мне было всё равно. В литературе всё немного сложнее. Скажу лишь, что сейчас рядом со мной на столе лежит книга Ги-Эрнст Дебора "Общество спектакля", одна из моих любимых. От её книг я тоже избавился. Все эти люди со своими текстами песен, картинами и книгами стали мне безумно близкими, потому что близким мне было то, про что - и самое главное КАК - они поют, пишут и снимают фильмы. Я стал очень придирчив при выборе друзей, окружил себя единомышленниками и поменял работу. В итоге я добился того, что теперь я определяю свою жизнь и совсем не теми явлениями и факторами, которыми она определяла меня. Как показали дальнейшие события, добивался я этого не впустую.
Это произошло в книжном магазине. Мне сразу что-то не понравилось в тамошней атмосфере. Купил пару книг, отстоял длинную очередь. И когда я протянул девушке-кассиру кредитную карту, я отчётливо ощутил тот запах, что не понравился мне при входе. За моей спиной стоял кто-то, и от этого кого-то пахло… кошками. Это точно был ЕЁ запах, я в этом уверен на все сто. Видимо, она пока не узнавала меня со спины (подозреваю, что всё дело в одежде: ведь я уже не ношу варёные джинсы, футболки с яркими принтами и кеды, предпочитая им классический костюм в полоску от Paul Smith), а развернуться к ней лицом я не хотел. Ведь не для того я формировал свой собственный мир, чтобы вот так запросто всё пошло прахом. Он, со всеми своими составляющими, для меня стал гораздо... я повторяю, ГОРАЗДО важнее какой-то бывшей девушки. И кроме того, там для неё совершенно точно не нашлось бы места. И скорее всего, мы с ней больше не увидимся. Не знаю как думает она, но, во всяком случае, я хочу, чтобы этого не произошло никогда. Поэтому я взял пакет с покупкой и спокойно вышел из магазина. И я ни о чём не жалею. Прямо как Эдит Пиаф... только без прононса.
Бутылка Linkwood 1939 заняла почётное место в моём мини-баре. Я никогда её не открою, потому что она - память о шотландце. Только сейчас осознал, что я не знаю имени этого благородного человека.
Итак, возвращаюсь к тому, ради чего я это всё написал - к твоему главному вопросу, верю ли я в любовь... Я не могу ответить "да", потому что это было бы ложью, я не могу ответить "нет", потому что я презираю нигилизм (надеюсь, ты помнишь, как в ВУЗовском литкружке я низводил Базарова до бездумного конъюнктурщика идей Якоби, по глупости своей ставшим "топорщащимся полураздавленным червяком"). С таким же успехом ты мог спросить у меня, верю ли я: в жизнь, в дружбу, в человека, в миссию, в цель, в призвание, в счастье, в творчество, в талант и т.д. Ответ будет один: я верю, что всё это, конечно же, имеет место в жизни любого человека и что всё вышеперечисленное есть некий процесс (или, если тебе будет угодно, - механизм). Со всеми вытекающими. Процесс необходимо поддерживать действиями. Согласись, верить, будто машина поедет - глупо и совершенно ни к чему; надо залить бак бензином и думать о том КУДА ехать. Ведь машина создана для езды, а не для "ездового дискурса". И любовь, она на то и любовь, чтоб любить, да смотреть, что со временем из этого выходит. Доверяй, люби, проверяй да на ус мотай - вот и вся недолга, дружище.
Коль Смерть равнялась бы концу
И с нею все тонуло в Лете,
Любви бы не было на свете;
Тогда, наперекор Творцу,
Любой из смертных мог бы смело -
Сатирам древности под стать -
Души бессмертье променять
На нужды низменного тела.
Это Альфред Теннисон.
Надеюсь, мы помогли тебе разобраться. Удачи!