Набухли почки на ветвях (и очень зря),
туман обманчивый пустого ноября
с капельной пылкостью апреля перепутав.
На той неделе обещают холода,
тогда в доверчивый мой сад придёт беда
с холодно-чёрными зрачками маламута,
а у меня в глазах июльская роса
и перевёрнутые Волгой небеса,
и над паромом говорок весёлых стаек.
На той неделе обещают холода,
и на глазах замёрзнет волжская вода, -
я буду ждать,
пока она опять
растает.
2. «Собираюсь к тебе…»
Собираюсь к тебе, словно к тайной священной вечере,
ощущая нещадное время намного острее,
и густеет внутри опьяняющий сбрендивший Шерри,
так что даже Манежная вместе со мной фонареет,
снегопад зажигая на тысячи радужных бликов,
рассыпая вокруг турмалины под цвет коньяка.
У меня на ресницах – растаявший иней уликой,
у тебя на ладони – снежинка не тает никак.
Мне идти от тебя и желать, чтоб, ударившись оземь,
обесцвеченный снег обернулся восторгом акаций,
а потом прислониться к дворовой плакучей берёзе,
закурить – и не плакать,
не думать,
не ждать,
не терзаться.
3. Сон
А оказалось, я не телепат,
не маг, не ворожея, не ведунья:
вороны в крик – наверно, на беду мне –
а я не понимаю.
Невпопад
всё бормочу: Весна моя, весна!
Растает снег, раскроются сирени,
потом июль, клубничное варенье
и мятный чай,
покой и тишина
твоих качелей – и моих полей
осенний стон и зимние невзгоды.
Мой сон в огне,
а я, не зная брода,
ныряю в Нерль и утихаю в ней,
и вижу – ты стоишь на берегу,
потом за мной вступаешь в ту же воду,
и в жидком шёлке год идёт за годом,
и год за годом сон свой берегу…
