У него на коленях лежат облака
между кромкою неба и моря прибоем,
по песку разбежались улыбчивым кроем
по следам, что ещё не знавал он, пока.
Ему снятся века...
Он менял очертания данных в приметах,
не всегда был прямым, переменчивый где - то,
но закатам был верен, как верен срокАм.
Ему снятся пологие, вздорные горы
в белых шапках снегов - величавы их взоры,
сосны перемежаются, с тропками споря,
уходящими пиками, вслед косогорам
с перелесками.
Когда сердце в нём лёд, им оставленных будней
послезимних затиший,
глыбы белые стынут и зыбко подспудны,
но растают, их влагу впитает он, вскоре.
О его берега разбивается море,
меж камней волны моют о камни бока-
пенной дымкой по гальке шурша осторожно.
Проходящий паром набирает тревожный
воздух в лёгкие дня, посмотрев свысока.
Над заливом туман, под лучами строка...
Он всех судей смягчал о свою бесконечность,
принимая, спасал, хоронил на земле
и сейчас, он и вечность у меня на коленях.