Мы в Черновцах четыре дня…
Я с выходом в эфир помедлю.
Звонил на радио… Меня
Столкнули с облака на землю:
Мой украинский нехорош…
Пообещал: подправлю мову…
-- Ну, как подправишь, так придешь… --
Я знаю: твердую основу
Пленительного языка
Во мне надежно заложила
Учительница на века…
Самоотверженно служила
В той восьмилетке у тюрьмы,
Где разуму-уму коряво
И тупо набирались мы,
Придурков шумная орава…
Упрямый неслух и балбес,
Не без способностей, однако,
Расхлябанный, ленивый, без
Желания учиться – бяка --
Для педагога и урод…
Ей, златокосой и прекрасной,
Внимал всегда разинув рот –
И восхищался четкой, ясной
Отменной дикции ее
И красоте живого слова…
К ней преклонение мое
Непреходяще… И основа
Во мне – второго языка –
Он тоже мне родной по жизни –
Вполне и истинно крепка…
Чуть подзабыл – язык капризней,
Чем русский… Ладно, повторю…
Мои учебники в подвале
Нашлись… Долблю, тропу торю
К прекрасной мове… Кстати, звали –
Учительницу в НСШ,
Ту, что меня учила мове,
Чей образ до сих пор душа,
Хранит у шанi i любовi,
И имя – Лидия – ее
Васильевна – в числе сокровищ
Моей судьбы – и забытье
Им не грозит... Судьба, торопишь?
Успеется! Подшифовал
Грамматику с произношеньем –
И, выпив чаю, пошагал...
Встречают добрым отношеньем
Предкомитета Романюк
И Смолдырева – шеф-редактор.
Тестируют: а как мил-друг,
Ты розмовляешь? Мовный фактор
Активизирован вполне.
И на планерке представляют
Студента – коллективу, мне –
Коллег. Приказом оформляют –
В отдел последних новостей,
Вiстей останнiх – так на мове...
-- Я, собственно, не ждал гостей,
Конечно, ты попортишь крови... –
Отдельский предрекает босс,
Арон свет Зельманович... Крепко
Жмет руку...
-- Сильный, блин, барбос!
Ну, поглядим... – Он, Котляренко,
Заданье тотчас выдает:
-- Указ опубликован, видел?
Жизнь трудная отныне ждет
Всех недоучек: лозунг выдал
ЦК – учиться десять лет
Безотносительно к талантам.
Нам должно подкрепить декрет
Достойным выступленьем... Вам там,
На факультете в МГУ
Об «откликах» не говорили?...
Ну, я студенту не солгу:
Мы слушателя задолбили:
Все одобрям-с и одобрям-с.
За это нам и деньги платят.
Даю тебе отличный шанс:
Смотайся в школу – и прокатят
Твое в эфире интервью... –
-- В девятку, где на украинском?...
-- Не хочешь, стало быть в свою?
-- В мою бы я добрался мигом,
Но восьмилетки у тюрьмы,
Где я оболтусом болтался,
Сегодня не отыщем мы... --
Я на задание собрался,
Взяв факультетский «Репортер»,
И энтузиастичный с виду,
С улыбкой на лице попер...
Решил: за три квартала выйду,
На местный университет
Там полюбуюсь и помыслю,
Пока шагаю, тет-а-тет
С самим собою... Думы рысью,
Меня опережая, мчат.
Вопросец: как не облажаться?
От напряжения стучат
Виски... Как быть? Ведь я, признаться,
За жизнь «писачную» мою
Не брал до сей поры вживую
По-репортерски интервью –
И, прямо скажем, комплексую.
Я вспоминаю: год назад
Володя Гескин, однокурсник,
Вогнал меня в смущенье, гад.
Воспоминанье не из вкусных.
Он, прославляя стройотряд, --
Вещал на практике на Штаты –
Позвал меня, мол я богат
Сим опытом...
-- Да все богаты,
Кто в стройотряде побывал...
-- Кого-нибудь искать не стану.
Хочу, чтоб ты мне рассказал
Про летний трудовой... Не тайну
Военную тебя прошу
Для ЦРУ шпионам выдать...
-- Пойдем!
-- В затылке я чешу...
Я в студии. В окошко видят
Все одногруппники меня...
Володя мне махнул рукою...
Полезла глупая фигня
Неуправляемо... Такое
Я нес под ржание ребят!
Меня несло по буеракам...
Поди до сей поры хохмят...
Тогда я перед всем журфаком
Дал маху... Как бы мне теперь
Не оскандалиться на первом
Задании... Вступаю в дверь
Девятой украинской... Нервам
Авансом обеспечен стресс....
Директор школы смотрит строго:
Ответь мой, в чем твой интерес?
Я излагаю суть с порога...
Смущается мой визави:
-- Я интервью даю впервые.
А тут – хоть малость покриви –
Все обхохочут...
-- Ну, так вы и
Не покривите, если вам
Текст подготовлю на страничку.
Прочтете, ладно? Я и сам
Свое прочту... Ловлю «жар-птичку»
Удачи малой – и пишу
Ему – толковые ответы,
Себе – ворпросы – и прошу:
-- Читнем два раза на кассеты,
Какой получше вариант,
Потом возьму я для эфира... –
Я Станиславского талант
Здесь демонстрирую, придира:
Не верю, дескать, повторить!
Четыре раза повторили...
-- Сойдет! –
Спешу стезю торить
На радио... Что надурили
Мы горожан тем интервью,
Не хочется и думать даже:
Задачу выполнил свою –
Принес... Смонтировали глаже –
И дали вечером в эфир.
И земляки внимали этой
«Беседе» в глубине квартир.
Передавая эстафетой
Друг другу выдержки того,
Что мы с директором девятки
По настоянию его,
Друг с другом не играя в прятки,
Обдуривая черновчан,
Зачитывали по бумажке,
В эфирный безразмерный чан
Добавив своего пол-чашки
Восторженного дерьмеца
С благословением указа...
-- Дебют – пора бы слать гонца...
-- Нет, я не чувствую экстаза.
Ведь то, что выдали в эфир –
Сенсацией высокой пробы
Не назовешь. Едва ли мир
Обрадован...
-- Но для учебы
Тобой полезный сделан шаг... –
Мы обсуждаем с Котляренко
Мое крещенье, что и как...
-- Конечно, по бумажке – пенка, --
Меня наставник утешал,
-- Но так нередко поступаем.
Уверен: ты не сам решал,
Директор запирался, знаем –
И, не пойдя на компрмисс,
Ты ничего бы не добился.
Директор выбивался из
Низов учительских, стремился
В заведующие РОНО –
Он кормится на «одобрямсе».
Скажи словечко хоть одно
Неосторожно, то о шансе
Карьерном напрочь позабудь...
Он может только по бумажке
Талдычить – только в этом суть --
Чтоб избежать любой промашки.
Отсюда вывод: не казнись.
Ты справился с моим заданьем.
Теперь за новости берись
И добывай их со стараньем...
От сердца малость отлегло...
Обзваниваю предприятья,
Где что случилось, что прошло?
Ведь каждодневно добывать я
Обязан пару новостей...
Отец на маслосырзаводе
Цех запускает...
-- Ждем гостей
Из Киева...
-- Да, новость, вроде
Солидная, встречайте нас...
Лишь переговорю с Ароном... –
Он выделяет мне «уаз»...
Подкатываю пан-бароном
К заводу... Полный «сабантуй»
Водитель опытный за мною
Плетется в свите:
-- Не кантуй,
Болтай скорее. Нас с тобою
Все радио обратно ждет.
Затем директору бросает:
-- Я знаю, сыр у вас идет.
Мне с ним – и на меня кивает, –
По сыру киньте в наш «уаз»...
Сосредоточившись, «болтаю».
Цех вправду вышел высший класс.
Я вдохновенно воспеваю
Достойный этот новодел...
Мы в четверть часа уложились...
-- Спасибо, батя! Полетел... –
И вот, когда в «уаз» садились,
На задней лавочке нашли
В бумаге белой два пакета.
-- Не обманули, принесли, --
Кивнул водитель... – Наши это,
Считай что чаевые.. Ты,
Я знаю, пашешь без зарплаты,
Бери по праву за труды...
Ну, возвращаемся до хаты.
Уж ты теперь не подведи,
Добейся срочного эфира.
Да попросись в село, лады?
Не только одного кефира
Нальют в колхозе, понял – нет?...
Я ко вниманью принял сразу
Водилы мудрого совет...
Энтузиасту нет отказу:
Нас шлют с водителем в село...
Собкорр РАТАУ – ТАСС:
-- Постой-ка.
Давай подробности. Зело
Куц репортаж. Болтаешь столько,
А о серьезном умолчал.
Ведь сам министр был на приемке.
-- Да, кто-то важный там торчал...
-- Мальчишка! Ты прошел по кромке.
Министр важней, чем весь твой цех.
Они, чиновники, тщеславны.
Мог твой заслуженный успех
Перечеркнуть. Пред ним бесправны
Обком и облисполком.
Ведь он еще и член цековский...
Ты прекращай быть дураком,
Приезжий репортер московский...
-- Да я пока еще студент...
-- Ты репортер, мой глаз наметан.
Запомни этот инцидент... –
Струхнул, покрылся липким потом.
Еще недоставало мне
Вступить в конфликт с самим министром.
А мнил, что, дескать, на коне...
Мне каждый день финалом быстрым,
Оказывается, грозит
Очередная стажировка.
Споткнешься – громом поразит.
Я ж новичок. Шагнешь неловко –
И попадаешь в тупичок...
Ну, не хрена себе работка...
-- Ты что надулся, москвичок?
Ждут впереди обед и водка.
-- А вы, выходит, телепат?
Откуда вам сие известно?
-- Да ты, салага, простоват.
Такое будет повсеместно,
Куда тебя не занесет,
В колхоз молдавский иль ярангу.
Ничто от чарки не спасет:
Тебе положено по рангу,
Раз областной корреспондент.
С тобой предРИК’а даже выпьет,
Ты уважай себя студент,
Не подводи коллег. Прилипнет
Слушок, что вот, один не пьет –
И всю традицию порушишь... –
Совсем в нежданный оборот
Карьера входит. Коль не глушишь,
Выходит, ты вредишь другим?...
В какую яму я свалился?
Мы по отличному летим
Шоссе... Красотам подивился:
Беленым хаткам, и ставкам,
И по-шевченковски манящим
Вишневым ласковым садкам...
Пейзаж порой ненастоящим
В своей наивное красоте,
Патриархальности казался...
Пожить бы здесь... Такой мечте
Я сам в себе поудивлялся,
На сто процентов городской,
А ностальгическое нечто
Во мне проклюнулось с тоской
И пасторальное... Конечно,
Мне сельским никогда не стать,
Но красота вокруг такая,
Что может каждого достать
И захватить, не отпуская...
Встречает предколхоза нас
И я про «успiхи колгоспу»
Повел стремительный рассказ...
Потом нас приглашают.. к тосту.
Стол – надо было поглядеть:
Салаты, пухлый хлеб домашний...
-- Ребята, мне нельзя толстеть:
Я йог!
-- О, это повод важный,
Чтоб выпить и подзакусить...
Ты налегай, йог, на салаты –
Нам скоро будут подносить, --
Как говорится, чем богаты, --
Борщец, картошку, шашлыки...
-- Спасибо, только пить не буду...
-- Йог, правда что ли?... Не с руки
Пустою оставлять посуду...
-- Вот мой товарищ. Он не йог –
И вам компанию составит.
Водитель честно приналег.
Он без вниманья не оставит
Ни рюмку ни дежурный тост.
-- Корреспондент, ты кушай, кушай.
Наш сельский стол здоров, хоть прост...
Рассказывай – и нас послушай...
Откуда знаешь наш язык?
-- Учил...
-- Что, в университете?
Попал в логический тупик:
Решил, что пусть, детали эти
Не столь существенны для тех,
Что хлебосольно угощают.
Им важно: и в Москве их всех
С их звонкой мовой уважают.
И даже там студенты есть,
Что изучают эту мову
И воздают хвалу и честь
Тарасову живому слову.
Потом попели вчетвером
«Реве та й стогне Днипр широкий»...
-- Не засиделись за столом?
-- Но ехать как? Вы ж пьяный!
-- Спокiй!
Я фору, Сема, трезвым дам...
А сам-то ты рулишь?
Напрасно!
Ну, будет время, может сам
Тебя и научу прекрасно.
Ты, парень, за меня держись
И не смотри, что я – водила.
Ведь я получше знаю жизнь... –
Не ведал, что судьба судила
Еще и встречу с мудрецом...
Добавлю: был шофер партийным,
Да с убеждением, притом
Таким, что вовсе комедийным
Не выглядело... Мужичок
Он был с житейской хитрецою
И приспосабливаться мог.
Но с той же хваткою ленцою
Идеологии накал
Он из простецких умозрений
С полнейшей верой извлекал...
Простых, не знающих сомнений,
Я пуще пущего боюсь...
На них же сталинской пропитки
Непреходяще страшный груз.
Прикажут – и пошлют на пытки
Без колебаний... А отцу
Коллеги ящик винограда
Преподнесли... Ну, что ж, мальцу,
Что в Томе подрастал – отрада.
Отличный, крупный виноград.
Едим его с дареным сыром.
Отец доволен, Димка рад
В Томуське... С ней, души кумиром,
По вечерам идем гулять.
И на «Бродвее» -- Кобылянской.
Не усталеть нас умилять
Наш город. Он теперь «хохляцкий»,
А ранее румынским был,
Австро-венгерским и турецким.
И старину не позабыл,
Всего позднее став советским.
Видны черты былых эпох
Поныне – их не стерло время.
Благоволит ко граду Бог
За то, что некогда еврея
С семьею принял, приютил.
Был у потомков Авраама
Властями здесь прикрытым тыл
Вплоть до явленья миру хама,
Порушившего старый мир.
Тогда сюда прищли румыны –
И стал евреям свет немил.
Народ мы безоружный, мирный.
Нас было просто линчевать –
С энтузиазмом линчевали.
Как удавалось выживать,
Не понимаю... Но не знали,
Что главный враг евреев был
«Культурной» нации потомком.
Душил, и резал, и палил –
Господь хранил... Прошли по кромкам –
Пришли назад, кто уцелел...
И вот, идем по Кобылянской,
Потомки тех, кого велел
Всецело извести в поганской
Безбожной страсти сатанист...
Красив наш город вечерами
Резной его каштана лист
Я б герб включил... Он весь пред нами
В цветах парадных площадей
Его – Советской, Театральной,
Центральной... Как же без вождей?
И на вопросец мой нахальный:
-- Где деньги взять? – вождь тычет в банк,
Нахохлившись на постаменте...
А у вокзала старый танк
Напоминает о моменте,
Когда советские войска
Освободили от фашиста...
Наш Прут – коварная река.
Мелка и с виду неказиста
Однако паводок порой
Ее водой переполняет.
С гор вал воды идет горой
И через мост переливает.
Тогда Прут страшен и жесток.
С фундамента домишко сносит
Как спичек тонкий коробок –
И смерть тогда людишек косит.
Год семьдесят второй у нас
В стране объявлен юбилейным.
Полвека отделяют нас
От дня, когда вождям идейным
Пришла мыслишка заключить
Народы все в одном Союзе.
Его положено любить.
Историю учили в вузе,
А ныне должно воспевать
На радио Союз Сеоветский –
И каждый день в эфир давать
Хоть что-нибудь, хоть праздник детский,
Что этой теме посвящен –
И изощряемся с Ароном.
Наставник мной освобожден...
А я водителю:
-- По коням! –
Кричу – и мчу то на завод,
Где молодая депутатка
Меня, интервьюера ждет
И мне докладывает гладко
О демократии в стране,
То вновь в колхоз подальше мчаться
Призодится с азартом мне.
И там колхозники, от счастья
Уписиваясь, мне бубнят
О том, как счастливо в Союзе
Живут, где с чукчами роднят
Из все права – по кукурузе
В честь юбилея урожай
Они дадут стране рекордный.
Потом – обед и:
-- Приезжай! –
Я обещаю, я не гордый...
Афишу вижу: мол футбол
На «Буковине» будет женский.
Гляжу на дату: матч прошел
Вчера... Наверное не пенкой
Сложился бы мой репортаж.
Ведь я до армии вратарил...
Звоню:
-- Хотя бы счетец дашь? –
По свойски с парнем погутарил,
С которым ранее играл
В спартаковской одной команде –
И заметульку накропал...
Арон таращится:
-- Когда? Где?...
Зевнули – это нам укор...
Ну, что ж, «вчера» -- неплохо тоже,
Но вообще-то классный корр
Вседневно должен лезть из кожи,
Чтоб лишь с «Сегодня...» начинать
Заметки все и репортажи...
Порой мой старший вспоминать
Столицу приступал – он также
В Москве учился – до войны
В том инкубаторе поэтов,
ИФЛИ, о коем знать должны.
Тот вузец дал стране Советов
Сонм поэтических имен –
Их знал и помнил Котляренко...
-- ...Он в отделении моем
На финской был. Лупили крепко
Чухонцы нас... Я был тогда
Сержант, партийный, отделенный...
А тот поэт через года
Фигурой стал почти священной –
И удостоился наград...
По правде – он поэт хороший...
А мне не довелось назад
С войны вернуться в вуз. Коль брошен
В котел армейский, так я в нем
Докипятился до Берлина.
Сто раз под вражеским огнем,
Считал, что пуля или мина
Вот-вот – и поразит меня...
Был, правда, ранен не однажды,
Н от смертельного огня
Господь берег... И я, как каждый,
Кто в битве страшной уцелел,
Мечтаю, чтобы мир продлился,
Чтоб ясною зарей светлел
День новый – и глава семьи трудился,
А женам бы рожать детей
Для радости – не на погибель...
Живи, работай без затей...
Ан – нет! Опять в кровавый тигель
Хотят планету превратить
Безбашенные мизантропы,
На смертной тризне покутить...
Мне страшно: на полях Европы
Стоят, нацелены на нас,
Со смертным атомом ракеты...
Один безумец тявкнет : «Фас!» --
И смертоносные кометы
Падут на наши города,
В секунды их испепеляя,
А наши полетят туда...
И вновь от края и до края
Планета станет нежилой...
Настигло умопомраченье,
Питаемое волей злой,
Вождей Америки... Леченье
Возможно ль? Кто их разберет?
Ведь сразу после той Победы
Готовились на наш народ
Наслать такие точно беды,
Как те, что причинили зло
Японской тихой Хиросиме...
Уже к тому все дело шло,
Что небывалые по силе
Фаршировали триста бомб,
Готовясь на страну Советов
Их скинуть... Но смертельный тромб,
Что мог бы нас лишить рассветов
И уничтожил всю страну,
Не выпорхнул из бомболюков.
Нам сохранили тишину
Те, что вели без резких звуков
С врагами тайную войну.
Разведчики спасли над миром,
Безмерную платя цену,
Свободу... Но войны вампирам
Неймется... Страшно за детей
И внуков... Мир сегодня хрупкий...
Удара ядерных плетей
Не вынесет... В одной скорлупке
Плывем по Млечному пути –
И мы – и наши антиподы,
А понимания найти
Не удается... То ли годы
Земле остались то ли дни... –
Фронтовика закоротило.
От этой тягостной фигни
Меня едва не замутило.
Но тут пришла его жена
И принесла ему покушать...
-- Давай пусть будет тишина,
Студент устал про это слушать. –
И я ушел на перерыв
И двинул в техникум, в столовку.
Здесь – помнят. И не перекрыв
Мне вход, накормят. Я готовку
В столовой нашей признаю
Вполне съедобной. Суп, котлетка,
Пюре... Я здесь не разорю
Свой кошелек... Сюда нередко
Преподаватели зайдут,
Которые меня учили:
Кириллов, Гусель, Лифшиц... Тут
Поздней к наукам подключили
И Люду... Где теперь она?
Та что мне душу занозила,
Моя неспетая весна...
Воспоминанье заносило
Меня в глубокую печаль...
На Киевскую съездил трижды,
Чем только горечь умножал.
Не кончилось ничто – поди ж ты!
Нет не могу ее забыть,
Хоть вроде бы другую, Тому,
Люблю, но в этом убедить
Не удается душу... Грому
Подобною была бы с ней,
С моей любимой давней встреча.
Распятый между двух огней,
Сгорел бы сам и их увеча,
Двух женщин, с коими судьба
Свела на жизненной дороге...
Не отнимаю ото лба
Холодных рук... Душа в остроге
Определенной мне судьбы.
Не вырваться, не возвратиться –
Воспоминанья и мольбы
Напрасны... Эх, моя жар-птица
Мне в руки-крюки не далась,
А упорхнула... Видно рана
В душе былая разошлась...
Та боль со мною постоянно,
О чем не ведает никто.
Не забываю, не забуду
Ту, что так ранила, зато
Так озарила душу – Люду...
ЦК народу шлет указ,
Конечно, с целью осчастливить
И уберечь от пьянства нас,
Указа дабы мощь усилить,
Все СМИ восторженно трещат,
Как дескать, мудр и своевремен...
Понятно, что и мне велят
Втемяшить массе, дескать, ценен
И мудр цековский документ...
-- Теперь на машзавод потопай.
У нас он главный аргумент.
Наш город перед всей Европой
Гордится им. Ведь машзавод
Цистерны варит для Европы.
Люд заводской, конечно, пьет –
Уж так приучен. Хоть утробы
Указом переубедить
Понятно всем, что не удастся --
Народ, как пил, так будет пить,
Потрепыхается и сдастся
ЦК – лишь цену поднимать
Вновь будет – с доброй будто целью:
Ценой от пойла отвращать,
Но нам положено рацею
Партийную в мозги вбивать...
Дерзай, студент! Тебя директор
Устал уже, наверно ждать...
Дорогу знаешь?
-- Знаю! – Вектор
Судьбы забрасывал меня
Когда-то в цехи машзавода.
В дни техникумовские. Я
Токарному учился делу
И сварочному здесь... Иду
От танка вправо – и встречаю
Стройбата нашего звезду
По культуризму... Отмечаю:
Задорнов выглядет мощней
Еще, чем прежде – накачался...
Опять – где кто, кто с ним, кто с ней?
Я ранее уже встречался
С другими: Вовка Ковалев,
Анисимов Олег пытали,
Как в МГУ забраться мог.
Уж шибко умным не считали
Меня в армейские года,
Казался вообще придурком
Стройбатовской толпе тогда,
То ль марсианином то ль турком,
Поскольку бегал в драмкружок,
Что был при Доме офицеров...
-- А ты что делаешь, дружок!
-- Пашу в депо. Работу сделав
По вечерам иду в спортзал...
А ты не завязал с театром?
-- Учусь. С театром завязал...
Пока, мне на завод... --
С азартом
Вошел в приемную. Меня
Здесь ждут – Арон договорился.
Директор, времечко ценя,
Велел впустить – и отворился
Не кабинет – аэродром!
Я шел к столу полсотни метров
Да в помещении таком
Цех разместился бы... Заметно
Порадовался здешний босс
Тому, как действует пространство:
Я на мгновение прирос
К порогу... Вот уж точно: чванство
Себя подобной крутизной
Самодовольно выявляет.
Директор говорил со мной
Сквозь зубы, дескать, уделяет
Мне пять минут на интервью.
-- Сие от вас лишь и зависит:
Оттарабаньте роль свою –
И я пойду... –
Я знал, напишет
По теме «рыбу» консультант
Заанее – и не ошибся.
Директор с опытом – гигант
По части трепа – закалился
На совещаниях... Попер,
Поглядывая на шпаргалку --
И – не запнулся... Нос утер
Всем прежним, кто смешно и жалко
Бубнил мне:
-- Твердо одобрям-с,
Поддерживам-с указ цековский... –
А этот, точно пел романс:
Манипулятор хитрый, ловкий,
Себя пиарил и завод
В давно привычном одобрямсе.
-- Ну, как я?
-- Высший класс! Пойдет
Эфир -- сегодня! --
Я подамся
Теперь подалее... О том,
Как в Новоселицу слетали,
Как осчастливил весь наш дом,
Как я болел – вы прочитали
Иль прочитаете еще
В поэме с заголовком «Тома»,
Что той же теме посвящен...
Та стажировка – род парома
От знаний к делу... Перевез
Меня «уазик» черновицкий
К профессии поближе... Рос
Так в репортерстве, что завидки
И опасения берут
Иных, из практиков эфирных...
Но я не собираюсь тут
Трудиться... Значит должно в мирных
Переговорах прояснить,
Что черновицким ветеранам
Я камнем преткновенья быть
Не собираюсь и тараном
Их с должностенок вышибать
Насиженных не собираюсь.
По честным правилам играть
В игру житейскую стараюсь...
В отдел, где властвует Арон,
Из отпуска пришел коллега.
Он без руки – с войны урон,
В перчатке кожаной – калека.
Когда он в отпуск уходил,
В отделе было все нормально.
Вернулся – странный крокодил
За стол его засел нахально.
И Яков Фейгин возроптал.
Я ветерана успокоил,
Напрасно возникать не стал,
Меня отдельный стул устроил –
И Фейгин это оценил.
И даже попросил внезапно,
Чтоб я однажды замел
Его при записи... Азартно
Читал чужой материал,
Легко в роль диктора вживался,
Богатый голос Бог мне дал.
На факультете подвизался
Учебных радиогазет
Чтецом – был опытен маленько...
В часы, когда заданий нет,
Тем паче есть у Котляренко
Теперь и штатный репортер,
Устраивался за машинкой.
Потуги творчества простер
За репортерство. Мнил ошибкой
Лишь в рамках новостных себя
Реализовывать – рассказом,
Где вся отцовская судьба
Сверкала искристым алмазом.
Я Смолжыревой сдал рассказ,
Написанный по украински –
И за машинку в тот же час...
Мелькали в голове картинки:
Мой двор. Под яблонею стол.
Настольный теннис. Шахматишки.
Дворовый пламенный футбол.
И вдруг – взрослевшему мальчишке
Увиделась она. Она
Была волнующе прекрасно
И ослепительно юна –
Двенадцать лет... Все вдруг так ясно
В моей предстало голове:
Стена подпорная на горку
И одуванчики в траве,
Как будто некто на подкорку
Мне проецировал кино –
И я засел тотчас за пьесу,
Киносценарий – все равно,
В котором я мою принцессу
Корявым словом рисовал...
В соседстве парень ошивался,
Смолинский Коля... Я не знал,
Чем он по жизни занимался.
Он был меня на пару лет
Моложе. Отслужил недавно.
Вдруг оказалось: он поэт.
Творит технически исправно
И искренне. Особо мне
Понравилось его «Додому!».
А он на дружеской волне
Помочь другому молодому
Желанье изъявил:
-- Диктуй! –
Диктую – Николай стрекочет,
Подсказывает:
-- Нарисуй
Веселую, пускай хохочет... –
Но я-то помню, что она
Лишь затаенно улыбалась,
Была прекрасна и нежна,
Такой наверно и осталась,
Да только где она теперь?
Никто об этом не расскажет.
А в прошлое закрыта дверь...
В грядущем же, как карта ляжет...
Как наказанье за грехи
Мне встретился на Кобылянской
Один из тех, кого стихи
В дни нашей каторги солдатской,
Причем, мои, свели с ума...
С ним, Вайдергорном, мы знакомы
По техникуму. И тюрьма,
Сиречь, казарма, нас в оковы
С ним одновременно ввела...
Стройбат – синонимом ГУЛАГ’а
Был – но строка моя жила,
А с ней в душе жила отвага
И вера: все превозмогу...
Когда стихи мои газета
Печатать стала. То в мозгу
У Зелика в ответ на это
Случился непонятный сдвиг:
Решил заделаться поэтом
Стал доставать меня мужик:
-- Как пишутся стихи? –
При этом
Стал жутко агрессивен он.
Перевели в другую роту –
Стал письмами долбить:
-- Семен,
Ты распалил во мне охоту –
Я захотел стихи писать.
Ведь это наилучший способ
Быстрее знаменитым стать.
Прочти... –
Он посылает россыпь
Строк, в коих, видно по всему,
Поэзия не ночевала...
Не знаю, что сказать ему.
И сам пока умею мало
И не способен объяснить,
Как их писать, стихи, поэмы,
Чужие вирши оценить –
Нет в голове моей системы.
От той словесной чепухи,
Чем Вайдергорн меня терзает,
Отрыжка – это не стихи...
Но он с котурнов не слезает:
Уверился, что он – поэт,
Подписывает псевдонимом –
Все шлет и шлет – покоя нет...
Он мнит себя уже под нимбом...
Но в наказанье Зельвин Горн
Мне встретился, представьте, снова...
Шел, размышлял, жевал поп-корн...
Вдруг – наваждение:
-- Здорово! –
Он, Зельвин Горн! В глазах – восторг!
-- Ну, все, теперь я я не отстану! –
И тотчас наизусть исторг
Фонтан белиберды... Осанну
Фальшивую не стану петь,
Ну, хоть убейте, графоману.
Но тут разумней потерпеть,
Я глупо рисковать не стану...
Он выплеснулся и умолк:
-- Что скажешь о моих твореньях...
-- Что ж, ты литературный волк... –
Сочтя за похвалу, в сомненьях
Не утопая, поощрил:
-- А почитай свое, коллега!
-- Я и забыл, когда творил! –
Он ухмыльнулся.
-- Вот! С набега,
С наскока эту высоту
Ты не возьмешь. Нужна осада.
Решил осуществить мечту –
Терпения набраться надо.
Ну, будь! –
В какой-то мере прав, --
Подумалось, упорный Зельвин.
Талант – он только архитрав.
Коль творческим отравлен зельем,
Паши-по-черному, трудись...
Построй фундамент и колонны
Воздвигни, устремляя ввысь,
Перелопать при этом тонны
Песка, цемента и руды,
Как заповедал Маяковский,
Смой грязь, и океан воды
В отстойник слей – потом шлифовке
Опор вниманье удели
Да вывери все параллели –
И поперечены взвали
На оголовки, чтоб сомлели
Все от волшебной красоты,
Тогда и явишься талантом.
А без труда – мечты пусты...
Итак, заброшенный десантом
На стажировку в Черновцы,
Я выполнил свою задачу.
Учители, судьбы отцы!
Уверился: я что-то значу –
Нет, все же я не полный нуль,
Величина моя взрастает.
Еще моих умений куль
Не полон – время наполняет
Его неспешно день за днем...
-- Похвальное письмо в придачу
К характеристике даем,
Работал честно... -- Чуть не плачу...
И Тома честно свой раздел
Осуществила общих планов:
Сынок внутри ее дозрел...
Один из неказистых «Ан’ов»
Нас уволакивает ввысь.
Мы возвращаемся в столицу...
-- Здоровым, Димочка, родись! –
Несет в Москву стальную птицу...