КОРАБЛИК
за все эти дни и за все эти ночи
за пройденных труб раскалённую медь
за крым и за рым за последний звоночек
попробую пить я и шепотом петь
за всё что сломал и за старые грабли
которые бьют мне и по лбу и в лоб
за то что из детства бумажный кораблик
прорвался приплыл и мне стало тепло
НА НЕРЛИ
Между севером и югом зеркало воды,
Вот такая расписная местная весна!
Я опять смотрю с испугом на свои следы,
Там, где воду распинают шрамы от весла.
Я вдыхаю воздух древний посреди Нерли,
Небо как мишень пробито птицами, и вот
Мимо нежилой деревни, брошенной земли
Плоскодонное корыто медленно плывёт.
А внизу вздыхают рыбы, просятся в котёл,
Но на ловлю мы забили в этот странный час...
Всё равно, кто убыл-прибыл и чего хотел -
Мы проплыли, и забыли эти воды нас.
ИЩИТЕ В ГУГЛЕ
1.
...и потому ли, потому
мои изломаны маршруты,
что отправлялся по уму,
а возвращался лишь под утро.
ступнями шлёпал по воде
и криво отражался в лужах.
я жил нигде, я был везде,
и не понятно мне, что хуже.
2.
место встречи неизменно,
вместо речи - дым и тлен...
если биться лбом о стены,
то не хватит в мире стен.
потому ли дышит болью
первый вдох, последний стих...
если время отфутболит,
соглашайся и лети!
3.
остались угли -
сгорел дотла.
ищите в гугле -
и все дела.
ищите в дыме
горящих рощ.
я с вами, с ними,
а не найдёшь...
4.
приходит время писанин
совсем иного толка,
когда останешься один -
ни чувства и ни долга.
поскольку сломана печать
и можно быть нелепым,
и ни за что не отвечать
перед людьми и небом.
ИПРИТ
куда летит экзюпери
на неподвижном самолёте
и тишина подлунных сфер
уже ему принадлежит
он не вернётся до зари
как вы его ни умоляйте
он там где жив аполлинер
и где иприт его сожжёт
но к ним с оплавленной горы
не ждите не придёт волошин
и не обязан им ничем
и в сумраке своём небось
опять ворочает миры
как будто это горсть орешин
у карадага на плече
на фоне гаснущих небес
кто чертит небо сгоряча
в серебряном аэроплане
мы тоже все сойдём с ума
у прошлого в сухих руках
кому удастся в этот час
бежать из каменного плена
где молится застывший макс
за тех и за других
МЕСТО РЕЧИ
Место речи неизменно,
Вместо встречи – дым и тлен.
Только павший на колена
Не поднимется с колен.
Долгий голос из-под гнёта
Просочится, как живой,
И покажутся тенёта
Синевой над головой.
Зуд подкожный, звон острожный,
Судьбы читаны с листа.
Место речи непреложно -
Там, где божья пустота,
Там, где битая посуда
Где виновен – хоть секи...
Там, где рвутся из-под спуда,
Как мычание, стихи.
* * *
не грехи так огрехи
вот за это и драть
получу на орехи
как пойду помирать
путь далёкий и краткий
это как посмотреть
я шагнул без оглядки
за последнюю треть
мне немного осталось
полный срок отмотал
и постыдна как старость
в этот час немота
ЖАЖДА
Как от судьбы ни уводи,
Как ни суди отважно,
Скажи, ты разве у воды
Не умирал от жажды?
Среди плодов твоей земли,
Услышав зов глагола,
Ты разве не играл в «замри»,
Забыв про боль и голод?
Я знаю, не спасёт вода,
Когда ни сна, ни слова...
И никому, и никогда,
И ничего иного.
СТАРИКИ
Чьи-то ноги в зашарканных ботах
Под окном полируют асфальт.
И не ваша, не наша забота -
Этот малозначительный факт.
Как же были они молодыми,
Как же знали, что всё на века,
Как же время их измолотило,
Что осталась в итоге труха.
На кефир, на батон и сосиску –
На одну... всё рассчитано впрок.
И бредут, и последнюю искру
Задувает чужой ветерок.
РЫБЫ 3
Где Полянка целуется с Якиманкой,
Где торчит острый угол машинам назло,
Мы на пару с тобой покупали полбанки,
Не вискарь, не коньяк, а родное бухло.
На квартире, где жили чудные мазилы,
Две художницы мыли картоху и лук,
Ну и, если родители им привозили, -
Тихо таяли рыбы на кухне в углу.
Эти рыбы во льду, отворённые пасти,
Словно ждали напасти – кастрюлю и печь...
Им на дно бы залечь, но распахнуты настежь
Наши жадные рты, и не долго терпеть!
Разливали портвейн, до утра пировали,
Никому не давали уснуть за версту,
И гудели гитары, скрипели кровати
И от ужаса стыл мусорок на посту.
Так и было, да сплыло - поспешно и громко.
Сквозь Москву мы спешили навстречу судьбе...
Мы и жили-то рядом: ты на Божедомке,
Я – в общаге, на Трифоновской, 45Б...
КОВРИК С ЛЕБЕДЯМИ
Вот коврик: лебедь на пруду,
Русалка на ветвях нагая,
И я там с бабушкой иду,
Тащить корзину помогая.
Меня пугает Черномор,
И рота витязей могучих,
Когда они тяжелой тучей
Встают из вод, стекают с гор.
Дымит фашистский танк вдали,
Копьём уже пробит навылет.
Бегут бояре столбовые
Со вздыбленной моей земли.
Но сквозь разрывы, сквозь беду
Я вижу: кот идёт упрямо,
И пирожками кормит мама
Его, и птицу на пруду.
И сказки он кричит навзрыд,
И песни он поёт, каналья,
И цепь его гремит кандально,
И дерево его горит.
Разбили витязей враги,
И только тихий голос: «Слушай!..»
И прямо в сердце, прямо в душу:
«Приди, попробуй, помоги...»
ОСИНА
Солнце лампой керосиновой
Вывешу, светило чтоб...
Загоню я кол осиновый
В опостылевший сугроб.
Эх, зима и помытарила,
Ух, и крови попила.
Лет на пять, поди, состарила
Задубевшие тела.
Город утренний и сед, и нем,
Снятся летние грешки...
Кол осиновый со временем
Пустит в землю корешки.
Пусть из города сбежала б, но
Память вся белым-бела.
И осина вздрогнет жалобно,
Вспомнив, кем она была.
МЕЛЬНИЦА
Она всё молола, старалась, вертелась,
Дробила и судьбы, и кофе, и время,
И плавились ночи, и маялось тело,
А мы замечали, что были не с теми.
Она всё крутилась, надсадно кричала,
Искрила, когда пробегали трамваи.
А мы притворялись, что можно сначала,
Пока эта мельница словно живая.
Но нынче не так мастерят, как бывало -
Плохое железо, и быстрая старость...
Сломалась. А времени было так мало,
И сколько ни жди, ничего не осталось.
МЕСТОИМЕНИЕ
местоимение моё
имение и место
в раю оставлено враньё
в деревне плоть и стыд
и насосалось комарьё
так что под кожей тесно
гоню железное гнильё
за тридцать три версты
там где излучина и злу
чинарик не достался
его когда-то докурил
я обжигая рот
и вот развеяли золу
и приняло пространство
всё то что вызнал от Курил
до питерских болот
кто над водами сед и пуст
где время стало тенью
пылал неугасимый куст
сгорев почти на треть
моя железная ладья
дрожала в нетерпенье
и если честно был ли я
уже не рассмотреть
* * *
Во сне береговой черты,
Где стёрты наши очертанья,
Где черти знойны и черны,
И словно бы причастны тайне,
Где непрерывны флирт и жор,
Где дамы словно на параде,
И где потрёпанный пижон
Спешит куда-то на ночь глядя -
Одни над бездной голубой,
Которая зовёт и тянет,
Мы, незаметные, с тобой
Пройдём незваными гостями.
Увлечены игрой ума,
Готовы всё раздать задаром,
Как только юная луна
Раскроется над Карадагом.
МЫШИЙ ВЕК
Эта мышья благодать:
Много сыра, мало кошек...
Мышеловка укокошит –
В мелкий рай рукой подать.
Разбредаются брать`я,
Размножаются сестрицы,
Мыший век недолго длится,
И не уследит Судья.
Добежать до уголка,
До ларька, и взять пивка,
Нам сегодня нужно ль боле?
Только утром, в полумгле,
Дырку продышать в стекле
И увидеть в чистом поле:
Брошен город, скомкан век,
Мышь за мышью, шагом быстрым,
За свихнувшимся флейтистом -
Словно бисер по канве...
НIВРОКУ*
на своём осеннем форде желтом как последний лист
с выражением на морде пролетаю сед и мглист
если справа то канава если слева то кирдык
если заново то снова если слово то впритык
я лечу не видя проку километры мну как дам
и нiвроку бы дорогу к незнакомым городам
где одни бугры да ямы где колодцы солоны
где я рос себе упрямо на закорках у страны
все мы там пока что живы и такие все свои
и компот из чернослива мама варит для семьи
и от края и до края той стране износу нет
и усатого бабая на стене висит портрет
кто-то быть назначил к сроку так он шутит надо мной
эх нiвроку мне нiвроку всё осталось за спиной
Нiвроку (от южно-укр. и идиш) – «тьфу-тьфу, чтоб не сглазить», бабушкино словцо.
