Карибачи воровал с детства. В пять он утащил из кабинки своего друга красный резиновый мячик. Потом в школе, бегал на большой перемене в гардероб: будто бы забыл деньги на обед – и быстрыми, уже сноровистыми движениями потрошил карманы товарищей. И сердце его сладко трепетало, когда пальцы натыкались на металлический холок монеты.
Собственно, деньги ему были не нужны. Его манил сам процесс, когда надо, ловко скорчив несчастную мордашку, разжалобить гардеробщицу, потом долго тереться у вешалки с «трудом» разыскивая свою одёжку, пыхтя и покряхтывая, продираться сквозь строй пальто и курток, обременённых карманами, набитыми медными и серебряными монетами, а иногда (!) и хрустящей бумажкой!
Карибачи окончил школу, немного поработал, снова слегка подучился и устроился в должности стюарда на один довольно приличный косморобус. Страсть свою с годами не растерял, но стал осторожнее и хитрее. Работёнка была не пыльная – ублажать пассажиров во время полёта: напитки, конфетки, газетки, визорчики и тому подобное. Давали чаевые – никогда не отказывался. Обсчитывать не приходилось – все услуги входили в стоимость билета – а то бы обсчитывал, но - осторожно, по-божески.
От неизбавимой страсти своей больших доходов никогда не извлекал, так только для разрядки. Попался впервые за всю жизнь глупо. Когда заметил на стойке бара крохотную дамскую сумочку, усыпанную бриллиантами, метнул цепкий, испытующий взгляд на пассажиров, на глазок живокамеры и, как бы, протирая стойку, смахнул сумочку к себе. Тут же нервно её ощупывая, почувствовал сладостную её наполненность. Карибачи не был глупцом – тырить сумку – верх идиотизма! Он только собирался слегка облегчить её содержимое. И только пальцы его прикоснулись к притягательной защёлочке, как к стойке подошла Мадам.
Красивое, холёное личико капризно скривило досадливую гримаску и, мило коверкая слова, Мадам произнесла:
- Я тють билль, жабиль мой шюмка. Ви тють билль, видаль?
- Нет, - машинально выпалил Карибачи и ужаснулся. Его пальцы предательски распахнули замочек, сумочка разинула свою богатенькую пасть и полилась нежная мелодия старой, забытой песенки. Карибачи распионился и, казалось, сейчас их ушей его повалит пар – такая у него была напряжённая физиономия.
Мадам посмотрела на пунцовеющего Карибачи, её личико сделалось некрасивым. Она оборотилась к залу и, указывая, на незадачливого стюарда перстами, унизанными добрым десятком колец, просипела:
- Это бить ворь! От тють бить ворьить мой шюмка!
Короче, Карибачи посадили. И посадили чёрте где! Суд был скорый: Два года классического заключения с гапопером и отстранение от должности. Раньше землян с гапоперами не садили. Но вышло новое постановление, и Карибачи загремел под него. Первым.
***
Гапопер Карибачи не понравился.
В двухместной камере сидел мрачного вида синий детина и следил за Карибачи пронзительно-желтыми глазками. Карибачи ни слова не знал по-гапоперски. Гапопер – ни слова на земном. Когда Карибачи назвал себя, в надежде услышать имя верзилы, то получил в ответ пёстрый набор фраз, из которого явно выделялось часто повторяемое имя Карибачи и «мульпизон». Карибачи небезосновательно решил, что это имя детинушки. «Мульпизон!» - радостно обратился Карибачи к Гапоперу, тыкая в него пальцем. И тут же, получив сокрушительный удар по физиономии, задумчиво сполз по стене на пол, где и пролежал до ужина. Охранник приводя его в чувство, объяснил, что «мульпизон» - слово страшно неприличное и лучше Карибачи его не применять.
Утром Карибачи с неприятным чувством обнаружил, что пропала вся его наличность – четвертак, зубная щетка, четыре зубочистки и брелок от ключей. Карибачи пристально посмотрел на Гапопера. Тот лежал на своей кровати лицом к стене и мирно посапывал.
- Вот сволота! – Возмутился Карибачи. Он тихонечко – на цыпочках подошёл к спящему. Гапопер, как ни в чём ни бывало, досматривал свой утренний сон. Его куртка висела на крючке возле кровати. Карибачи протянул руку и ощупал плотную ткань. В кармане что-то прошелестело. Смакуя знакомое щемящее возбуждение, затаив дыхание, он осторожно запустил руку в карман и вынул оттуда свой четвертак и брелок. Благородное возмущение свинским поступком сокамерника не успело овладеть Карибачи. Почувствовав, что в кармане ещё что-то есть, он аккуратно выпотрошил всё содержимое: три медных монеты, крошки чего-то непонятного и круглый камешек розового цвета. Прижав добычу к груди, Карибачи, стараясь не шуметь, вернулся на свою кровать. Он засунул добро под подушку и удовлетворённо вздохнул. Тут его осенило, что зубочистки и зубная щётка лежат у Гапопера под подушкой. Карибачи только хотел проверить догадку, как Гапопер дёрнулся на своём ложе, потянулся и открыл глаза.
Весь день провели в молчании. Карибачи затребовал в библиотеке книги. В графе,: «какие книги?» он, подумав немного, написал: «Земные. Разные». Ничего конкретнее он добавить не мог, так как в жизни никаких не читал. Ему принесли бумажный (!) сборник арифметических задач для поступающих в ВУЗы, бумажную (!) брошюрку со столбиками иероглифов и два бумажных (!) томика стихов Агнии Барто. Открыв первый том, Карибачи прочитал: Наша Таня громко плачет
Уронила в речку мячик…
Уронил голову в раскрытую книжку и сладко задремал. Проснулся, когда в камере уже загорелось вечернее освещение. Слегка побаливала голова. Смутное беспокойство шевельнулось в душе. Осмотрелся. Так и есть! Вернее – нет! Нет ни одной книги. Напротив, на кровати сидит Гапопер и бессовестно смотрит в упор на Карибачи.
- Ах ты, гад!!! – Взорвался возмущённый Карибачи и кинулся, было, на обидчика. Но Гапопер поднялся со своей кровати, и пыл Карибачи поутих. Карибачи и по земным-то меркам не мог похвастать размерами, а уж в сравнении с тушей Гапопера, - и говорить нечего. Оставалось одно: Пользуясь незнанием Гапопера, Карибачи сложил на его синюю голову все ругательства, кои только держала его цепкая память. Но и тут Гапопер не остался в долгу. Обессиленный, опустошённый Карибачи скис. Он завернулся в колючее тюремное одеяло и, отвернувшись к стене, лежал, переживая свою досаду.
Немного погодя его внимание привлёк сочный звук. Гапопер храпел! Карибачи кошкой спрыгнул с постели и метнулся к Гапоперу. Р-раз! Плавно проникла рука под подушку. Ага! Есть! Рука вернулась с книжкой. Ещё раз – ещё книжка. Ещё…. Гапопер перестал храпеть…. Карибачи отдёрнул руку и в два прыжка очутился на своём месте. Волнительный жар прокатился по всему телу.
***
Спустя три месяца такой вот жизни, Карибачи проснулся посреди ночи и был несказанно удивлён. Его, выпавший изо рта носок, в котором лежали полторы зубочистки, розовый камешек и неразменный четвертак, покоился на подушке возле самого носа Карибачи. Для тупых объясню: Носок л е ж а л. А если бы всё было, как обычно, носок давно бы находился у Гапопера. Потому что беспечный Карибачи разжал во сне крепко стиснутые зубы, и носок выпал. Теперь понятно?
Карибачи в недоумении оглянулся на соседа. В мертвенно-синем свете ночной лампочки, Гапопер, синий до предела, безвольно лежал на своей кровати и тяжело, прерывисто дышал. Гапопер заболел.
Наконец-то Карибачи вздохнул полной грудью. Гапопера переместили в изолятор, и Карибачи наслаждался одиночеством. Первым делом он пертряс все манатки соседа, перевалив находки на свою постель. Долго упивался первозданной чистоты звучанием «Нашей Тани», которая громко плачет. Потом вдруг обнаружил, что круглый, розовый камешек имеет небезынтересный секрет. Стоило постучать по нему ногтем, а затем сунуть в рот, как тут же перед отуманенным взором начинали клубиться в бесстыдном танце обнажённые гапоперки. Немного притерпевшись к их необычному виду, спустя пару недель, Карибачи стал находить их красивыми и весьма сексуальными. Ну и жук этот, Гапопер!
Следующим шагом его деятельности стал целенаправленный поиск тайника. Карибачи понимал, что болезнь Гапопера не вечна, а это значит, что вновь начнётся бесцельное кочевание скудного скарба от земного воришки к гапоперскому, и наоборот. Вершиной инженерной мысли Карибачи явился маленький тайничок. С огромным терпением отковыряв от пола пласт бетонной плитки, разжалованный стюард выдолбил под нею небольшое углубление и сложил туда всё своё богатство. Поставив плитку на место, Карибачи придавил её ножкой своей кровати и остался очень доволен работой. Отправив в библиотеку все книги кроме первого тома с «нашей Таней», Карибачи посчитал, что подготовка к возвращению Гапопера завершена. Он, правда, ещё хотел стянуть матрац, подушку и одеяло сокамерника, но отсутствие в душе огня, а главное – трезвые размышления о последствиях, позволили ему отказаться от этой затеи.
Но Гапопер не вернулся. Вышел новый указ о том, чтобы землян и гапоперов вместе не садить. А всех садить поодиночке. Кто ж знал, что гапоперцы – психо-зеркалы!? Воры и жулики всех мастей ещё как-то пережили такое заключение, а вот земляне-убийцы, все как один сложили головы от зловещего соседства…
Полтора года Карибачи просидел один и вышел по амнистии. И больше никогда не воровал. Не тянуло даже. Только иногда, во сне, приходило к нему то болезненно-экзальтированное возбуждение, и чудился запах чужих карманов…
Марина Гаки.