Но к лучшему сложилась моя судьба. Я не стал изгоем, как не пытались меня столкнуть в эту бездну замполиты и командиры. Низы дышали иной мудростью, далёкой от политических амбиций. Иные законы имели место в массе, нагруженной тяжёлой работой. Стояла поздняя осень. Наледи обволакивали грязь, студили землю. Хотелось зимы и снега. К этому времени мы покрасили три пусковые ракетные установки и переехали на новое местожительство – в лес, но по-прежнему оставались салагами в глазах старожилов. В это самое время в роте появился новый солдат, которого передали из другой части. Ходили слухи, что он кого-то избил, защищая свою фамилию.
- Козёл?
- Да, Козёл.
- Ты откуда прибыл? – пытал его старшина при первой встрече.
- Из Армавира, - ответил тот.
- За ш-што наказан?
- За драку…
В сопроводительной записке было написано, что рядовой Козёл является неблагонадёжным солдатом, имеет негативное влияние на окружающих его людей и в силу недавнего инцидента нуждается в неустанной воспитательной работе со стороны командования роты.
- Если ты будешь блатовать или сбивать с панталыку товарищей по службе, то поедешь в колонию строгого режима, - ощетинился старшина, выполняя предписанные инструкции. – Ты у меня не первый фраер и не последний… Понятно?
- Так точно, товарищ старший прапорщик…
- Марш отсюда!
- Служу Советскому Союзу!..
Со всех концов леса приходили посмотреть на молодого солдата с такой никудышной фамилией. Одежда на нём висела мешком, умаляя достоинство перед ушитыми стилягами второго года службы: волновались широкие брюки; роба на теле, затянутая ремнём, топорщилась на спину складками, словно гармонь.
Старожилы, собравшись вместе, стали его дразнить. Он стоял перед ними молча, словно волк перед сворой собак и не прятал глаза под ноги, как иные солдаты его призыва, проверяя на прочность авторитеты забияк.
- А баба у тебя живая есть, Козёл, или ты ещё мальчик? - один ненасытный детина надрывался больше других. Лица его товарищей излучали веселье, и скандалисту захотелось доесть человека сегодня на радость ближним, не оставляя тому назавтра: «…все тяготы и лишения воинской службы».
- Хочешь Маруську со второго участка? Отведу за получку, готовь три рубля… или ты всё ещё боишься ходить в самоволку?
- Что тебе надо, зараза?.. – рассердился Козёл. Дома у него остались жена и дочка. Неоднократно, уже потом, когда мы подружились, я видел, как он доставал из кармана рабочей куртки старый целлофановый пакет, в котором хранились документы и письма, находил среди них чёрно-белую фотографию близких и глядел на неё, не замечая окружающих; забывая про работу; про отдых, если это случалось ночью…
- Ты борзый? – удивился задира.
Он снял ремень, чтобы ударить Козла за наглость, недозволенную для «духа». Так презрительно называли солдат первого года службы. Товарищи одобрительно загалдели, готовые принять участие в расправе над человеком, попирающим законы развития общества на базе «патриархата». Но жертва неожиданно прекратила глумление над собой - Козёл ухватил врага за горло и зарычал:
- Проткну и крови напьюсь!.. - в другой руке у него была заточка.
Герои стушевались и пошли на попятный.
- Мы пошутили, Козёл, оставь его…
На шее у жертвы сочилась царапина от ножа.
Именно этот человек – Козёл оказался жертвой моего злословия. Звали его Виктор. Он был на восемь лет старше солдат своего призыва, и кликуха у него была достойная – Штригель - повидавший немало в жизни. Борзый или не борзый, а для ворюги критериев нет. Сорвал у него на ходу новую шапку проезжающий мимо водитель из автобата. Заревел «КАМАЗ», и остался ограбленный солдат на морозе простоволосый, с оттопыренными ушами наперевес…
Деньги - мой первый гонорар - отдали. Дозвонились до газеты и узнали, что опубликованные стихи не военной тематики, что они безобидны для Родины, как молоко для младенца, и не разглашают военную тайну. Капитан Капустин отчитался в политотделе о проделанной им работе и услышал, что «… молодец». Но оставалась ещё одна заковыристая часть сурового приказа полковника – провести воспитательную работу со мной.
Старшина Шекера недоумевал.
- Как быть, капитан?.. За что нам его воспитывать?
- Я найду за что, - ответил начальник штаба.
При обходе казармы он обратил внимание на то, что отсутствуют боевые листки и сатирическая газета.
- Когда вы проводили политзанятия в роте?.. Не казарма, а колхоз!.. Именно из вашего подразделения произошла утечка секретной информации родителям этого… - он замялся немного, выбирая слова, и закончил цензурно, – …поэта! Разве не о чем написать, товарищ старший прапорщик?!
- Есть о чём, капитан!
- Дерзайте!
На следующий день мне было предложено выпустить газету.
- Пропадают вещи, и вы их пропиваете! Вот и напиши о последнем случае с рядовым Козловым - в пух его и прах! А мы посмотрим, какой ты поэт!..
И старшина отрапортовал Капустину о моём перевоспитании и привлечении на общественную работу.
- Встал на путь исправления!
Газета называлась «Авось». Художник придумал её логотип, а я сочинил девиз, отражающий характер нашей службы и художественное направление издания: «Пятки вместе, пальцы врозь – не надейся на авось!»
О чем мы написали в первом номере газеты, я плохо помню. Что-то о бережном отношении к имуществу, о любви к Отечеству, о «…хорошей кормёжке». Но гвоздём программы оказалась басня, в которой мой главный герой Козёл - растяпа.
Здесь суровая погода,
Намотайте на ус.
Прокосил почти полгода
Армавирский страус.
Треплет ветер, словно тряпку
Нашего солдата.
Отобрал у Витьки шапку
Друг из автобата.
День и ночь на стройке пашет
Штригель по кликухе
От мороза стали краше
Штригелевы ухи.
Моя публикация вызвала нешуточный резонанс у читателей. Вернувшиеся с работы военные строители ржали, хватаясь за животы.
- Эко ты его зацепил!
- Ты порадовал душу…
- Ай да поэт!.. Настоящий поэт…
Они переписывали стихи в альбомы и спешили ко мне за автографом.
Шаркая тапочками, Козёл шёл иначе, понуро. Я увидел его морщины и седину на коротко остриженной голове, где нелепо сидела старая грязная шапка, выданная взамен утраченной – новой. Разве он был виновен в том, что его ограбили на дороге? В руках у него была моя газета.
- Это ты написал?.. Больше некому…
Бумага дрожала в такт его сердцу, когда он распахнул её настежь и показал мне на рисунок.
- Это я?
Художник оторвался на славу не хуже меня, выдавая чужое горе за ротозейство. Ощетинившееся лицо, на котором, словно листья увядающего тюльпана, громоздились вишнёвые уши, бессильно оскалилось вслед водителю, весело размахивающему краденой шапкой.
- Да, это ты.
- Знаешь, поэт? – мой собеседник сделал паузу и заглянул мне в душу, изгаженную гордыней творчества. - Я на тебя не сержусь. Ты распишись вот здесь и перебирайся жить в мою секцию - в угол. Тебя больше никто не посмеет сбрасывать утром с кровати на пол. Я знаю, что ты не высыпаешься, поэт!..
Эта малява написана мною в 2005 году.
Последняя правка 3 октября 2009 года.
=======================================================
Дорогие читатели!
Я непрофессиональный писатель и буду признателен, если вы поможете мне правильно расставить знаки препинания и укажите на стилистические ошибки, о которых я совсем ничего не знаю. Искренне Ваш - Муленко Саша.
