К слову о грешниках и праведниках (Рассказ / миниатюра)

— Ты должен работать, Праведник! — скрипящий голос Надсмотрщика режет слух. — Ты — Праведник! Гордись этим и работай упорнее.
— Зачем?
— Ты — Праведник, и этим все сказано! Ты обрящешь там, где потеряют Грешники…
Я поднимаю глыбу. Невыносимо болит спина.
— Зачем?
Остроносая маска Надсмотрщика нависает надо мной. Маленькие глазки всматриваются в мое лицо, словно надеются найти в нем что-то еще помимо фабричного штампованного выражения вечного смирения.
— Грешники отказались от Рая, предпочтя мирские блага. Ты — другой. Ты несешь бремя во имя вечной жизни, Праведник. Работай усердней и не поддавайся соблазнам. Ты обрящешь…
— … там, где потеряют Грешники, — послушно повторяю я въевшуюся за много лет (или веков?) фразу.
Новая глыба. Кажется, ее вес вырывает руки, ноги подламываются. Дыхание Надсмотрщика на моем ухе, как предупреждение. У его маски острые зубы. Если я скошу глаза, то увижу тонкие нитки мышечных волокон между острых клыков.
— А каков он, Рай?
— Никто не знает. — Надсмотрщик вздыхает. — Но там ты обрящешь то…
Я не отвечаю и не продолжаю. Невыносимо горько. И противно. Но и молчать долго невмоготу.
— А может, Грешники уже умерли, и это их Рай?
— Что за вольнодумие? — щелкают клыки у меня над ухом. Надсмотрщик бдит, не забывает обо мне. — Ты думаешь, что знаешь Доктрины лучше других?
— Но…
— Никаких «но»! Грешники отказались от блага Рая. Они предаются греху, и отойдут в ничто после уничтожения. Вы же, Праведники, отказались от благ тленного мира ради Рая. И Грешники — это не бывшие Праведники. До жизни не было ничего, кроме конвейера сборочного цеха. Грешники — это несчастные, у которых по истечении строка эксплуатации нет будущего. Они знают это…
— Но почему их так мало?
— Мы ведь высшее звено развития, не думаешь? Мы сознательны. Мы не превратимся в ничто, правильно? И мы должны радоваться, что их так мало…Несознательных, безразличных к Раю…
Я поднимаю голову и смотрю на сияющую вершину цитадели. Там, где под стеклянным куполом живут Грешники.
— Ты поднял голову! — визжит Надсмотрщик. — Ты смотрел на них! Ты завидовал им!
Железные когти сжимаются на моей шее. Я не сопротивляюсь — Надсмотрщику всегда видней, кто и в чем виноват. Я только спрашиваю:
— А как я стал Праведником? Не помню…
— Вопрос задается в самом конце конвейера. — Надсмотрщик откровенен, и я понимаю, что мне конец. — Перед постановкой личностной матрицы.
— А ты был там… Наверху?
— Я тут. Мне нечего делать среди Грешников.
И железные когти разжимаются. Я лечу вниз, прямо в клокочущее жерло переплавочной печи. Рядом со мной пролетает деталь — слишком блестящая, как для Праведника, живущего в смирении.
Я падаю. И я думаю. Эти два понятия столь разные и столь прекрасно сочетаются. У меня еще столько вопросов. Столько хочется узнать. Понять. Попробовать. Столько, сколько Праведнику и не снилось. Я думаю: а что, если потом нет ничего? Что, если Грешники так же получают жизнь после смерти? Как я буду жить после того, как мои детали и механизмы расплавятся?
Удар о поверхность несильный, мягкий. Я медленно погружаюсь… Так много хочется узнать…