Твой взгляд – как подоконник – наг и сух,
и ограничен стенками упадка,
моя река!..
Но бесик – на носу –
вот-вот придёт играть с покоем в прятки.
Смотри!
…рес, квинтер, финтер… –
и пейзаж
преобразился…
Теребит зародыш –
цвет папороти – соску тьмы…
На пляж
ты из себя, как из тюрьмы, выходишь.
В черёмухе опаловый герр шмель –
как материк, блуждающий по смерчу…
Рука небес – тугая карамель –
обожжена луной. Прохлада – лечит.
Надев вьетнамки-тучи, демон сна
ступает по канату раскладушек-
дубов коричных.
Падают в леса
следов забытых предков безоружно
нагие травы – от пощёчин (вскользь)
ежей колючих…
«Эне, бене, раба», –
считает, закрывая ивы, Рось.
Купала, словно маленький корабль,
плывёт огнём сквозь тьму её зрачков…
Дичай, дичай, моё Белоцерковье!
Листов ребристых пепельная кровь
венчается с твоей прокисшей кровью.
Выходит ножик из тумана – жать
твоих голов пропащую свободу.
Кипят венки на молоке ужат-
кувшинок, и в русалочном компоте
вскипают судьбы…
«Эне, бене, рес», –
считает Рось июли вспять – до солнца…
…но вот на небе – колосок-порез…
Но вот маршрутка первая пасётся
из Белой – в Город Змиев…
Вот и шмель
похмелья лезет в банку с пенным чаем…
И бес в траве, замученный, замшел…
И волшебство дрожит.
И Рось кончает…
