– Сергей Иванович, – взмолился молодой человек, – сделайте хоть что-нибудь, чтобы она так не страдала. У неё ужасные головные боли, она криком кричит. Это невыносимо слышать.
– Я и так ей выписал самый сильный препарат, но, к сожалению, действие его лишь ненадолго притупляет боль. Тут я бессилен. Вы уж потерпите, недолго осталось. Поговорите с матушкой, отвлеките её, можете священника пригласить. Иногда это помогает. А я сестре скажу, чтобы вовремя вводила препарат. Больше ничем помочь не могу. Это где-то там, в столице, возможно, и могли бы что-то предпринять более радикальное, но при нашем убожестве… Что я могу? Терпите; если умеете, молитесь. Я и то молюсь, когда оперирую инструментами, которыми работал ещё мой отец.
Мужчине ничего не оставалось, как вернуться в палату матери и слушать её непрерывные стоны. Сидя на краешке кровати и держа её иссушенную долгой болезнью, почти невесомую руку в своих сильных ладонях, он смотрел на изменившееся лицо своей мамы, в котором отражались, казалось, все страдания мира, и пытался придумать молитву, поскольку никогда ещё не молился и не знал даже «Отче наш». Это у него плохо получалось, он всё время сбивался и начинал сначала. Трудность заключалась в том, что он не мог сообразить, как и о чём просить Бога. В чудо исцеления он не верил, а если не будет исцеления, то и боль никуда не денется. Стал просить Господа дать силы и маме и ему, чтобы вытерпеть эти муки до конца. Мысли его прервал тихий голос мамы:
– Саша, Саша, сынок... – Голос был тихий, жалостный.
– Что, мама? – Мужчина наклонился к самому лицу матери.
– Как я устала от этой боли, если бы кто только знал, как я устала. – Женщина стиснула зубы от нового приступа, подавив готовый сорваться с губ стон, немного помолчала и тихо продолжила: – Скорее бы уже Бог смиловался и прекратил эти муки. Какие же это муки, сынок! За что мне это? Сама мучаюсь и тебя измучила совсем. Не дай Боже никому таких страданий. – Она опять сделала над собой усилие, но на этот раз подавить стон не удалось. – Господи, да сделай же что-нибудь! – сорвалась она на крик. – Это же невозможно терпеть! Дай хоть перед смертью маленькую передышку от этой боли!
Сын не в силах был вытерпеть страдания матери. Он выскочил в коридор, позвал медсестру и попросил сделать укол. Пока матери вводили обезболивающее, Саша подошёл к раскрытому окну и взмолился:
– Господи, если ты есть, отдай мне её боль. Пусть она отдохнёт хотя бы перед смертью. Я буду носить ее, сколько потребуется, только пожалей маму. Ты же всемогущий, ты всё можешь. Я искренне тебя об этом прошу. Я молодой, сильный, мне легче переносить страдания. А мама ослабла, у неё больше нет сил терпеть. Ты же милостив. Так окажи такую милость! Не за себя прошу.
Молитву прервала вышедшая в коридор медсестра.
– Можете войти, вашей маме стало немного легче, – сказала молодая женщина в белом халате.
Саша сделал шаг и едва не упал от пронзившей его головной боли.
– Что с вами, вам плохо? – подхватывая молодого человека, с тревогой в голосе спросила медсестра.
– Голова что-то… – пробормотал мужчина, но тут же отстранился от девушки и добавил: – Нет, ничего, извините, всё в порядке.
– Вы уверены?
– Да, да, не беспокойтесь.
Он вошёл в палату и не узнал мать. Впервые за долгие дни болезни её лицо выражало спокойствие, морщины страдания исчезли, как будто их и не было, глаза просветлели, дыхание было ровным и тихим.
– Какое хорошее лекарство, – сказала женщина совершенно нормальным голосом, – не то, что раньше вводили. Спасибо доктору, дай Бог ему здоровья. Подойди, сынок, посиди ещё немного, потом ступай, отдыхай, а то измучился тут со мной. Вон, лица на тебе нет, как бы сам не заболел.
– Да, мама, я немного ещё посижу и пойду, пожалуй, а то у самого голова разболелась.
«Неужели вправду Он услышал мою мольбу?» – подумал Саша, морщась от приступа боли.
Он ещё с полчаса просидел возле мамы, даже покормил её, отмечая про себя проснувшийся аппетит больной женщины, а затем поехал домой на такси, оставив свою машину на стоянке, так как вести машину в таком состоянии он не решился. Дома, выпив сразу несколько таблеток пенталгина, повалился на диван в надежде хотя бы ненадолго забыться от этой нестерпимой головной боли. Теперь он, как никто другой, понимал страдания своей матери. Ворочаясь с боку на бок, он простонал всю ночь, пугая своим состоянием беременную жену. Все попытки супруги вызвать «скорую» Александр решительно пресёк.
– Не поможет мне никакая «скорая», – простонал он. – Только я знаю, что со мной. Само пройдёт. Ты не волнуйся, тебе нельзя.
Утром боль так же резко прекратилась, как и началась. Саша заторопился в больницу.
– Ты как? – спросила жена.
– В порядке, – ответил Саша. – Я же говорил: само всё пройдёт. А ты волновалась.
Первым, кого встретил в больнице Александр, был доктор Сергей Иванович.
– Примите мои искренние соболезнования, – сказал он почти равнодушным тоном. – Отмучилась ваша матушка, уже минут сорок как отмучилась. Сестра поможет вам оформить все формальности, и вы сможете забрать покойницу. Любовь Фёдоровна! – позвал он пожилую женщину в белом халате. – Помогите молодому человеку. Ещё раз примите мои соболезнования.
Доктор ушёл, а пожилая медсестра подошла к Александру и заговорила:
– Царствие небесное вашей маме. Так мучилась, так мучилась, бедняжка, столько дней, а умерла легко, будто уснула. Как кричала, бедная, последние дни, а вчера за весь вечер и всю ночь даже не простонала. А утром сказала: «Спасибо тебе, Господи!». Закрыла глаза и больше не открывала. Мы думали, что уснула, а проверили пульс – нет, не уснула: преставилась.
Женщина перекрестилась и вытерла куском марли слёзы.
После этого случая Саша всерьёз задумался по поводу материализации мыслей. Но со временем списал всё на чистую случайность или совпадение и на этом успокоился, пока не произошло другое событие.
Роды у жены были сложными и болезненными. Врачи предложили роженице кесарево сечение, но та решительно отказалась, изъявив желание рожать «нормальным способом». Саша присутствовал на родах и, видя страдания любимой женщины, опять обратился с просьбой к Богу перенести на него боль, которую испытывала супруга. И всё повторилось. Весь медперсонал, принимавший роды, был шокирован увиденным: схватки становились всё интенсивнее, но роженица успокоилась, , не жаловалась, не стонала, в то время как муж рядом корчился, то и дело громко вскрикивал, покрылся потом, а когда ребёнок закричал, потерял сознание.
– Если такой слабонервный, – заметил врач, – то стоило ли присутствовать при родах? Приведите счастливого папашу в чувство, а то не поймёшь уже, кто тут рожал, его жена или он сам.
Позже жена хвасталась подругам:
– Во время схваток боли были жуткие, а потом вдруг стало легко – и никаких тебе болезненных ощущений, всё так легко и просто получилось… Хорошо, что не дала кесарить. А мой Сашка в обморок плюхнулся. Мужчины слабонервные какие-то. В следующий раз буду рожать – пусть лучше дома сидит.
А Саша в это время думал, что он, наверное, единственный мужчина в мире, который ощутил те боли, которые испытывают рожающие женщины, и искренне им сочувствовал. Он также думал о том, что обладает способностью забирать на себя чужую боль, и не знал, что с этим делать. Прожив тридцать лет, Александр ничем серьёзным не болел, не получал травм, ожогов, ничего такого, что могло бы причинить ему сколько-нибудь сильную боль. Любил спорт, вёл здоровый образ жизни. Был впечатлительным, даже сентиментальным человеком, неравнодушным к чужой беде. Друзья его любили и порой злоупотребляли его отзывчивостью.
Однажды к нему пришла школьная подруга, жена самого близкого друга, и поведала, что Лёшку привезли сильно раненного после какой-то спецоперации по ликвидации банды. Лёшка служил в спецназе в звании майора. Теперь он, тяжело раненный, зовет своих друзей, чтобы проститься.
Через час Саша был уже в палате друга.
– Вот так, друг Саня, – тяжело вздохнул Лёша, – отвоевался я. Врачи говорят, поправлюсь, заживёт, как на собаке. Врут! Я-то знаю, что всё, мне хана. Кишки – как через мясорубку пропустили.
– Как же это тебя угораздило с твоим боевым опытом? – поинтересовался Саша.
– Взрывное устройство у него оказалось большой мощности. Себя, сволочь, подорвал и мне досталось. Бронежилет не помог. Ноги посекло – ерунда, а вот шарик пробил жилет и в животе кашу наделал – это уже приговор.
– Да брось ты! – не выдержал Сашка. – Приговор! Не спеши себя хоронить.
– Ты думаешь, я смерти боюсь? Запаниковал Лёха? Я трезво смотрю на вещи. Мне каждый час наркоту колют, чтобы я криками от боли тут никого не донимал. Меня другое гложет. Я теперь понимаю приговорённых к смерти. У каждого приговорённого есть последнее желание. И у меня есть. И знаешь какое? С моей Валюхой последнюю ночь провести как мужик. Скажешь – идиот, о душе надо подумать? Может быть. Но вот ничего с собой поделать не могу. Как только в себя пришёл, всё время об этом думаю. Знаю, что последнее желание, а осуществить не могу. И от этого совсем плохо. Это я тебе как другу говорю. Даже на исповеди в таком не сознался бы.
– А что если я тебе скажу, что это не так уж невозможно? – неуверенно спросил Александр.
– Смеёшься?
– Совсем нет. Можно попробовать… Хотя я и не уверен.
– Мне любое движение доставляет адскую боль. Это невозможно, тут и уколы не помогут.
– Уколы – нет, но есть у меня кое-что получше. Объяснять долго и сложно, потому не буду. Пригласи Валю на ночь к себе в палату, соседа попросим куда-нибудь уйти, я тоже приду, и постараюсь снять твою боль.
– Чё её приглашать, она и так каждую ночь от меня не отходит. Но…
– Вот и прекрасно! – подытожил Саша. – Твоя задача – продержаться до ночи. Я не прощаюсь.
–Но объясни…
– Боюсь, не смогу тебе объяснить. Просто доверься мне. Если всё получится – будет вам ночь любви.
Ночью Саша открыл окно палаты и стал шептать, приводя в изумление раненого друга и его жену:
– Господи, создатель сущего, помоги моему другу, отдай на ночь его боль мне. Пусть исполнится его последнее желание. Дай ему силы, а мне его боль. Не за себя прошу…
Он не договорил, упал как подкошенный, а Лёша, повинуясь инстинкту, вскочил с кровати, пытаясь подхватить друга. Он даже не понял, что с ними произошло.
– Оставь меня, – прохрипел Саша, – у тебя мало времени, всего одна ночь. Попроси перенести меня в соседнюю палату, потому что я буду кричать. Какая боль, какая боль… Не теряй времени, друг.
С первыми лучами солнца боль утихла, и Саша, не давший спать соседям по палате, тихонько вышел. Не без опаски он направился к другу, ожидая самого худшего. Каково же было его удивление, когда он увидел сладко спящую парочку.
С той ночи Лёшка пошёл на поправку. А об этом случае вскоре заговорил весь город.
Однажды к Александру пришёл сын известного в городе предпринимателя.
– Я слышал, что вы можете брать на себя чужую боль. Это правда? – спросил он.
– Даже не знаю, что вам сказать, – замялся Саша. – Было такое пару раз.
– Я слышал про вашего друга. Глупо использовать такой дар бесплатно. У меня к вам деловое предложение. У моего отца инсульт… Впрочем, это неважно. Короче, нужно сделать так, чтобы он был адекватен хотя бы пару часов, чтобы он мог составить нормальное завещание.
– Я не совсем понимаю…
– А и не нужно ничего понимать. Вы делаете своё дело, а я вам плачу, щедро плачу.
– Я не желаю участвовать в криминале.
– Ну что вы, какой криминал! Просто папашу постиг неожиданно удар, и надежды врачи не дают никакой. Мы вот тут разговариваем, теряем драгоценное время, а он может умереть в любую минуту. Если он не напишет завещание, то прольётся много крови за его наследство. Слишком много желающих погреться на отцовских бабках. Начнётся такая борьба, что мало никому не покажется. Я хочу, чтобы всё было по-честному. Как отец решит – так и будет. Я вас очень прошу, не отказывайтесь. Неужели вам не нужны деньги? Вон машина моя приличная стоит, посмотрите в окно. Сделаете своё дело – и она ваша. Решайтесь скорее, а то может быть поздно.
Поколебавшись немного, Саша подумал: «Почему бы не попробовать?» И попробовал. Оказалось, что он мог на некоторое время не только брать на себя чужую боль, но даже болезнь.
Через два дня он уже ездил на новеньком «Чироки» и имел неплохой счёт в банке. А потом стали поступать другие заказы. Опускать планку ниже этой сделки Александр уже не хотел. Так у него появился роскошный загородный дом, потом недвижимость в Крыму, потом домик в Испании на побережье тёплого моря. Чем больше становилось достатка, тем меньше оставалось друзей. Когда его друга Лёху снова ранило, он даже не пошёл навестить его в больнице. Теперь брать на себя чужую боль было для Саши ничем иным, как работа, причём, высокооплачиваемая и очень тяжёлая; выполнять такую специфическую работу бесплатно у него уже не было желания, а потребовать деньги с друга он бы не посмел.
Шли годы, подрастал сын, супруга носила под сердцем дочку. Рожать решили в Испании в самой лучшей клинике; Саша не хотел брать на себя лишний раз чужую боль, даже если это боль любимой женщины. Теперь об этом пусть заботятся врачи: он в состоянии оплатить любые расходы. Однако самые лучшие врачи самой лучшей клиники оказались бессильны перед божьей карой и не смогли спасти его жену. В то время как он развлекался у себя на вилле с дорогими проститутками, просаживая шальные деньги, его супруга не смогла выйти из болевого шока. Лучшие медицинские светила Европы не могли найти объяснения случившемуся.
После этой трагедии уникальный дар пропал, будто и не было. Конфуз произошёл, когда Саша пытался помочь известному мафиози, тяжело раненному в кровавой разборке. После нескольких безуспешных попыток снять боль, Саша едва живым унёс ноги из опасного места. Потом было ещё несколько таких же бесплодных попыток и он, наконец, понял, что этот дар утрачен им навсегда. «Бог дал, Бог взял» - произнёс он и осушил фужер водки. Падение развивалось стремительно, поскольку ничего другого он не умел и не хотел. Сначала с молотка пошла испанская недвижимость, потом вилла в Крыму. Роскошный некогда загородный дом приобрёл запустелый вид. Саша пропивал последнее. Сын и дочь оказались в детском доме. Друзей давно нет. Одиночество.
И однажды к нему пришла дикая головная боль. Он подумал, что это с похмелья, хотя никогда раньше от него не страдал. Потом вдруг резко заболел кишечник, к нему присоединилась боль в сердце. Вскоре не осталось ни одного органа, который бы, казалось, не разрывался на куски от дикой, невыносимой боли.
В огромном доме, один на холодном полу, корчился самый больной человек на земле. И некому было ему помочь, и сколько он ни взывал к Богу, Бог его не слышал…