Ходящие в сны снов не видят. Но помнят про сниться:
то чьих-то чужих очертаний намёки кровят,
то падают птицами – в форточки – их небылицы
(о прошлом?)
…холодная мята глядит в высоко.
Потёмки глаза анимэшные пялят на стужу…
Идущим в безумие нужен расстрел с языком,
а пропуск под кожу блокадную вряд ли им нужен.
Смотри! – как под кожей глазурен телок кровяной,
как доен ягнёнок, блуждающий в воле, как в боге!
Смотри! – как слеза незаметно махровой травой
по кромке слезы зарастает – на всхлипах пологих…
Смотри! – как горит заточённая в выстреле лань,
как корчатся чёрные карлики – корни лекарства
в зудящей нездешности…
…видимость – ниже стекла.
И каркают гарпии – четыреглавые астры…
Блаженство! – пока придыхают животно вещам,
пока спят блаженщины в тёплой обнимке с ночными
могилами братства,
пока еле слышно по швам
стареют тюремщики душ в вороватой пучине
душиц,
и пока тишеноют дома до утра,
пока эгоистят пружины кроватных прокрустиц, –
какое блаженство! – раздеть свой ребёнковый страх
и вслушаться в то, как из нычек небесных в три хруста
стреляют:
в тебя,
и вот в эту,
в того,
и тэ дэ…
И кожу – чулком снять.
И выпустить
боль
и ягнёнка,
телочков,
травинки,
и снишек:
о небе,
дожде,
о том, что уже остаётся по вдоху недолго
спускаться в бездумие…
…………………………………
……… Кто здесь?
Мерещится взгляд?
Ходящие в сны возвращаются в солнце –
нагими,
живыми,
прозрачными,
пенными
дозами сна,
носившими некогда чётки. И кожу. И имя.
Ходящие в сны не уходят.
Смеются над сном.
Стреляют по снам.
До и после…
… ты – тоже…?
ромашку
сжимаешь, гадая:
«не верю…
мне кажется….?
зов?...
я знаю…
не может быть…
страшно…
не страшно…
пол-страшно…»