1
Я впервые дружил с девочкой. Девочку звали Тася. У неё были некрасивые глаза, некрасивый орлиный нос. На слишком белой, прозрачной коже виднелись тёмные точки просяных угрей на носу, а кожа лица подёрнута рябью. Просто удивительно, что в ней находили мальчики. Что было красивым, так это не по годам женственная фигура. Однако и фигура была искривлена сутулостью. А мальчишкам Тася нравилась. В нашем классе и в старших классах, на неё заглядывались. И, о чудо, она согласилась со мной дружить. Дружить так, как это делают девочка и мальчик. Мой новый друг Колька написал записку и передал Тасе: «Тася, Ваня предлагает дружбу, ты согласна?»
–Подумаю, – запиской же ответила девочка, а меня охватил стыд. Отказ неминуем, казалось мне, и отказ для меня верх унижения! Моим терзаниям не было конца. Лучше бы я не предлагал своей дружбы! Лучше бы спокойно жил себе без этих душевных мук неизвестности. Но жребий брошен, теперь моя судьба находилась в её руках! А она сидела и что-то писала, решала эти глупейшие и скучнейшие задачи... Что ей до того, что на карту было поставлено дело о наших отношениях.
–Думай до конца урока! – написал прямой и грубый Колька, не слушая моих возражений против таких бесцеремонных и требовательных слов. Я – то готов был ждать до смерти, лишь бы была надежда. Но Колька решал за меня, коротко пояснив, что я не разбираюсь в девчонках. О, боже! Всё рушится! Зачем я доверился ему?
–Да, или нет? – написал он за пять минут до конца урока.
Тася прочла, обернулась, обворожительно посмотрела мне в глаза, и положила на нашу парту – развёрнутую Колькину записку. Там, снизу, едва заметное, стояло слово написанное карандашом да!
Да! И это означало – всё в мире изменится, пойдёт иным путём. Солнце подпрыгнет и станет испускать какие-нибудь цветные сигналы наподобие фейерверка. Это счастье! Но, ничего не изменилось. Всё шло по-прежнему. Кончилась короткая перемена. Учитель математики щёлкал мелом по доске и грязной тряпкой вытирал доску, оставляя разводы. Тася, сказавшая да, не замечала меня. Будто не было обещаний, не было её да. После последнего урока я не знал что делать. Что-то же должно было измениться, мы теперь связаны дружбой! С равнодушным видом спустился в фойе, прошёл мимо одевающихся одноклассников. Снова поднялся на второй этаж. Что-то должно было измениться, случиться, но не случилось. Тася оделась и ушла с другими девочками. И вновь одни терзания! Она нарочно мучает моё сердце!
– Ты, почему не пошёл провожать? – спросил Колька.
– А как? – удивлённо спросил я.
– Ладно, – посмеялся понимающе и многозначительно он, – завтра всё устрою.
Всю ночь мне снились цветные, приключенческие, странные и беспокойные сны. Последний предутренний сон был красочным и ярким, будто фильм в современном кинозале. Зеленоватое, прозрачное море, проглядывающее на большой глубине дно с водорослями и кораллами. Я бегу по мосту, к башне, стоящей далеко в море и соединённой с берегом только этим мостом. И башня, и мост из крупных серых камней, вырубленных в прямоугольные плиты, кое-где подернувшиеся, проросшие мхом и лишайником. Я убегаю. Кто-то преследует меня и мне нужно уйти, оторваться от погони. Дорого каждое мгновение. Забегаю в башню. Спускаюсь по гудящим эхом от моего бега каменным ступеням к воде. Вхожу в воду, ощущая всей кожей погружение. Вода не холодная, почти одинакова с температурой кожи. Отталкиваюсь и плыву. В это мгновение сон уходит.
Раннее утро. Учились с четырнадцати часов. Полдня впереди, и куда себя деть? В школу я пришёл раньше на пятнадцать минут, что для меня было необычным. Чаще я приходил за несколько секунд до звонка, иногда опаздывал. Опережение звонка на урок было рекордом, и рекордом, сразу повысившимся в несколько раз. Я был плохой ученик, а плохой ученик просто обязан иногда опаздывать на уроки. Но в этот день всё было по-другому. Придя, увидел, что в класс, оказывается, не впускают. С утра не впускают в школу, дежурные по школе. А во вторую смену дежурные по классу не впускают в класс. Впустили только за десять минут до урока. Так рано пришло трое. Тася пришла за две минуты до начала урока, чуть заметно стрельнула в мою сторону глазами и, поздоровавшись со всеми, прошла к своей парте. Меня не замечала, а я не сводил с неё глаз! Пришедший Колька, разобрав свою сумку, повернулся ко мне и вспомнил о своём обещании.
– Таська, иди-ка сюда.
Тася подплыла, в своей светло-коричневой форме, и чёрном фартуке. В те времена все девочки ходили в школьной форме, с небольшими изменениями и добавками в фартуке и платье. Добавки были такими, чтобы не бросались учителям в глаза. В торжественные и праздничные дни надевался белый фартук, белый воротничок, а на рукавах платья белые манжеты.
– Вечером не убегай, дождись Ваню. Он тебя провожать пойдёт. Поняла?
– Нет уж, пусть он меня ждёт, – улыбнулась Тася, посмотрев мне в глаза, в самую душу. Я увидел узор её глаз, с зеленоватым оттенком и светлой каймой вокруг зрачка. Как ни у кого больше, как глаза из стекла у хороших кукол.
Вечером пошёл провожать. И нёс её портфель, что-то рассуждал, какую-то ахинею. И всё мне помнится: снег, точно серый крахмальный полупрозрачный клейстер, раздавленный на дорогах и подмокший, напитавшийся водой, со следами рисунка протекторов проехавших колёс. Холод, запахи начала весны, а до весны было далеко, конец декабря. Полнота и пустота души. Через много лет, я понимаю – это просто излишек гормонов в крови, но кто бы мне тогда скажи об этом... Да и теперь, оторопь берёт от этих доводов, неужели всё так просто? Со стороны всё просто и смешно, а всё загадка и тайна, и восторг и трагедия.
Проводив Тасю, ходил в нетерпении под окнами, пока она ела. Затем у неё час прогулка на свежем воздухе. Этот час мы и гуляли. Гуляли и говорили. Об артистах, певцах, о фильмах. Как я радовался, когда наши чувства и мысли совпадали. Наверное, радовался я один. Тася не любила меня, она любила Кольку, но я не догадывался. И несколько вечеров шёл провожать, удивляясь тому, что могу нравиться ей. Провожая в какой-то раз, обнял одной рукой за плечи. Она не сопротивлялась и не скинула мою руку. И скоро настал тот миг, когда я, остановившись и придержав Тасю за руку, повернул к себе и спросил:
– Можно я тебя поцелую?
– Поцелуй, – согласилась Тася, прикрыла глаза, наклонив голову в сторону, подставляя красивые, ровные, яркие губы.
У меня заныло до боли внизу живота, как будто там душа, как на высоте. Затаив дыхание, потянулся к этим тёплым губам. Ещё мгновение – и полечу, прыгнув в бездонную пропасть. Но, на этом мгновении, полушаге, полдвижении, один сантиметр, мне не хватило смелости преодолеть. Я уже ощутил прикосновение губ, но не прикоснулся. Замер, остановился.
– Ты чего это? – удивилась, не дождавшаяся поцелуя Тася.
– Я никого не целовал, – сказал я, – что-то не могу насмелиться.
– Стесняешься что ли? – улыбнулась она.
– Не знаю... Не могу... А можно ещё раз попробовать?
– Ну, целуй.
И опять, то же замирание, и не хватает решимости. Не хватает едва заметного движения до поцелуя. Да и так ли он нужен, этот поцелуй? Это же всего лишь символ. А как перехватывает дыхание, как останавливается сердце, и вдруг в бешеный галоп. Та-та-та!
– Отложим до следующего раза, – буднично подвела итог Тася, улыбаясь задорно и весело, – когда ты будешь более смел.
2
Новый год с классом договорились встречать в доме одной из одноклассниц. Было накуплено лимонаду, печенья, конфет, и две бутылки шампанского. Я решил, что этот следующий раз для поцелуя, настанет на Новый год. А до Нового года, нужно с кем-то отточить мастерство поцелуя. Провожая в очередной раз Тасю, а рядом с нами всегда шли ещё две одноклассницы, я провожал и их. Вот одну я и выбрал для оттачивания мастерства. Девочек звали Таня и Люба. Я проводил до подъезда Таню, затем Любу. И когда Люба сказала:«Чао!» – спросил:
– Можно, Люба, я тебя поцелую?
– Можно, – чуть поразмыслив, согласилась девочка.
Это был мой первый поцелуй. Он был коротким и крепким. Губы Любы, небольшие и влажные, отдавали холодом. Поцеловав, и чуть отстранившись, я анализировал ощущения. Ничего интересного в процессе поцелуя не было. Что же так привлекает людей в этом действии? Может я просто не такой как все нормальные люди? Может я тот, кто лишен испытывать от этого радость? Любу я не видел, смотрел на неё и не видел. Процесс поцелуя и само действо во время поцелуя, мне не доставили ничего особенного. И с этим разочарованием на лице я замер. Застыл, силясь понять что-то необычное, что-то, что всех волнует, но мне непонятно. Для чего люди целуются?
– Ваня, – услышал я откуда-то издали, – а ты кого любишь?
– А? – не понял я и возвратившись из раздумий и ощущений увидел, что Люба почему-то ещё не ушла.
– Кого ты любишь?
– Тасю.., – ответил я подумав, – что за глупый вопрос.
– А зачем меня целовал? – уже отворачиваясь и уходя, сказала Люба.
Она пошла прочь, а я почти на себе почувствовал её тёплые слёзы, катящиеся по щекам. О чём эти слёзы? И почему?
– И действительно, зачем? – не то подумал, не то прошептал я и пошёл дожидаться Тасю.
На Новый год всё изменилось в одно мгновение. Тася на белый танец приглашала Кольку. Люба, простившая мне поцелуй без любви, меня. Люба смешно, стараясь походить на взрослых, для изящества сцепляла кисти рук за моей шеей во время танго, переплетая пальцы. А моя Тася жалась к другу Кольке. Приглашала только его и не видела меня, не замечала. Я не существовал для неё.« Вот он я! – хотелось кричать мне, – Я люблю тебя! Это жестоко и подло так обманывать! Ты обещала мне, мне, мне. А Колька! Тоже друг называется! Тася, посмотри на него и на меня! Я лучше, и я люблю тебя!»
Но Тася не видела меня, не слышала моих стенаний. Я стыдился своей навязчивости, но продолжал приглашать Тасю на танго. И получал отказ за отказом. А затем Тася и Колька исчезли. Я искал их униженный, раздавленный, и нашёл. Они целовались в одной из комнат при выключенном свете, сидя на кровати.
– Ваня, выйди, пожалуйста, – попросил меня Колька.
– Коля, выйдем, поговорим, – предложил ему в ответ я.
Коля вышел. Мы не понимали друг друга, о чём-то говорили. Колька её не любил, она липла к нему, и он трогал и целовал её.
– Я с Тасей тоже хочу поговорить.
– Ладно, сейчас вызову. Вышла Тася.
– Всё, нашей дружбе конец?
– Ваня, ну почему, давай останемся друзьями?
– Колька тебя не любит...
– Я не знаю что делаю...
– А зачем так со мной? – возмущался я, говоря чужие слова, чужие мысли, чужие чувства.
Мое было только желание любви и обида. Всё и всем было понятно, лишь я не мог понять и принять и чего-то ещё ждал, на что-то надеялся. И много раз за вечер, вызывал и спрашивал. Казалось что-то недоговорено. Я был самым несчастным, самым униженным. Ну и пусть унижен, что теперь терять. Жизнь пошла под откос – как поезд сошедший с рельсов. И любовь, которой и не было – погибла.
Давно это было. Всё забыто. И вот, через двадцать пять лет несу четыре гвоздики. За эти годы мы с Любой встречались не более двадцати-десяти раз. Наши дети учились в одном классе, – их девочка и мой мальчик. Люба умерла от рака. Узнав о её смерти, я вспомнил о нашем единственном поцелуе. Вспомнил о неразделённых чувствах. С грустью подытожил, что это был мой первый поцелуй, а Люба первая девочка которую я поцеловал в губы. Этой девочке я и несу с благодарностью гвоздики, как последнее прости – нелюбимая, милая, незабываемая.
Публикации на сайте о событиях на Украине и их обсуждения приобретают всё менее литературный характер. Мы разделяем беспокойство наших авторов. В редколлегии тоже есть противоположные мнения относительно происходящего. Но это не повод нам всем здесь рассориться и расплеваться. С сегодняшнего дня (11-03-2022) на сайте вводится "военная цензура": будут удаляться все новые публикации (и анонсы старых) о происходящем конфликте и комментарии о нём. И ещё. Если ПК не видит наш сайт - смените в настройках сети DNS на 8.8.8.8
"партитура" "Крысолов"
Новые избранные авторы
Новые избранные произведения
Реклама
Новые рецензированные произведения
Содержание
Поэзия
Проза
Песни
Другое
Поиск по порталу
|