ч.3
Комбат Неустроев против комдива Шатилова
Начав публикацию во второй части отрывков из воспоминаний участников штурма Рейхстага, я предполагал, что даже вот такое легкое движение против шерсти, вызовет у таких лиц как Пармен Посохов - Алексей Бокарев и им подобных неосталинистов бурную отрицательную реакцию.
Но, все дело в том, что это ( материал ч.2) была только затравка к основному тексту статьи.
А вот свой яд, наши подколодные змеи уже выпустили!
И чтобы долго не томить читателя, я предлагаю сразу перейти к двум главным свидетельствам.
Комбата С.Неустроева и немецкого солдата Эрнста Битхера. Полностью версия С. Неустроева событий в Рейхстаге изложена вот тут:
http://www.rkka.ru/memory/reichstag/neustroev.htm
А я остановлюсь только на тех местах, что важны для нашего исторического исследования и которые должны остаться в вашей памяти.
О рейхстаге на склоне лет
И вот, что пишет, обращаясь непосредственно к Вам уважаемые читатели Герой Советского Союза С. НЕУСТРОЕВ.
«За послевоенные десятилетия о штурме рейхстага написано много разных нафантазированных небылиц, которые по-русски называются враньем.
Пытались и меня подстраивать под многочисленные авторитеты. “У вас расхождения с таким-то и таким-то. Переделайте, найдите компромиссное решение”,— неоднократно советовали мне компетентные товарищи...
Начиная со 2 мая 1945 года мне часто задают вопрос:
“Кто первым водрузил Знамя Победы?”
Такой вопрос возник не случайно. Многие и многие сотни людей 30 апреля сорок пятого года шли в последнюю атаку — на штурм рейхстага. Десятки красных флажков и флагов были в атакующих цепях стрелковых батальонов. И каждому хотелось быть первым.
Последняя атака, которая привела к успеху, началась после 18.00 по среднеевропейскому времени.
В рейхстаг ворвались около девяти вечера. Уже темнело. В темноте трудно было проследить — кто добежал первым, установил свой флаг. А главное, в то время было не до того. Шел бой...
В середине дня 2 мая в центре Берлина наступила тишина. Гарнизон фашистских войск капитулировал.
В Рейхстаг валом повалил народ... Приходили пешком, приезжали на лошадях и автомашинах представители всех родов войск.
Всем хотелось посмотреть рейхстаг, расписаться на его стенах. Многие фотографировались на фоне фашистской цитадели, многие приносили с собой красные флаги и флажки и укрепляли их по всему зданию.
Приехали корреспонденты и фоторепортеры дивизионных, армейских, фронтовых и даже центральных газет.
………………
Наградные листы на присвоение звания Героя Советского Союза за водружение Знамени Победы были представлены на сотни людей.
Так, что политотделу 3-й Ударной армии и политуправлению 1-го Белорусского фронта пришлось разбираться в этом вопросе целый год!
Только 8 мая 1946 года вышел:
УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
О присвоении звания Героя Советского Союза офицерскому и сержантскому составу Вооруженных Сил СССР, водрузившему Знамя Победы над рейхстагом в Берлине.
Присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали “Золотая Звезда”
1. Капитану Давыдову Василию Иннокентьевичу.
2. Сержанту Егорову Михаилу Алексеевичу.
3. Младшему сержанту Кантария Мелитону Варламовичу.
4. Капитану Неустроеву Степану Андреевичу.
5. Старшему лейтенанту Самсонову Константину Яковлевичу.
Председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР Н. Шверник
Секретарь Президиума Верховного Совета Союза ССР А. Горкин.
Москва. Кремль. 8 мая 1946 года
Казалось бы, все встало на свои места. Но нет! И по сегодняшний день в ЦК КПСС и в Президиум Верховного Совета Союза ССР идут письма и телеграммы.
………..
Начиная с ночи 1 мая и на протяжении целого месяца после войны красные флаги на крыше рейхстага ставили представители-экскурсанты всех армий, всех родов войск, находящихся в Германии...”
Рассказ о Кантарии и Егорове
«После боев Егоров и Кантария отличились в рейхстаге еще дважды: первый раз в середине дня 2 мая и второй — 10 мая. А было так.
Утром 2 мая в рейхстаг пришел командир полка Ф.М. Зинченко и сообщил, что звонил командир дивизии генерал В.М. Шатилов, пообещавший скоро прибыть в рейхстаг.
До прихода генерала Знамя требовалось переставить с фронтона на купол. Для этой цели Зинченко вызвал на площадь Егорова и Кантарию.
Купол представлял собой конусную металлическую обрешетку с выбитыми стеклами. Высота купола от земли до верхней площадки метров 50—60. Егоров впереди со знаменем, Кантария за ним стали подниматься вверх.
В обрешетке во многих местах остались стекла. Егоров сильно обрезал ладони и пальцы обеих рук. Когда знаменосцы уже достигли второй половины купола, вдруг оборвался поперечный переплет (поперечные переплеты были примерно по метру, и каждый соединялся с вертикальными заклепками). Переплет повис на одной заклепке. Вместе с ним повис Егоров... У тех, кто был на Королевской площади, невольно вырвался вздох: ну, сейчас Егоров рухнет вниз... Под ним пропасть...
Каким-то чудом Егоров подтянулся на руках, перебрался к вертикальному переплету и снова стал подниматься. Наконец он, за ним Кантария добрались до верхней площадки и вставили древко знамени в металлическую трубу (эта труба была сделана специально для государственного флага фашистского третьего рейха).
Кантария на узкой и зыбкой площадке купола поднялся во весь рост, одной рукой ухватился за древко, другую поднял и громко закричал: “Ура!”.
Капитан Ярунов, который стоял рядом со мной, не выдержал: “Хватит! Слезайте скорее к чертовой бабушке”.
Начальник штаба майор Казаков нервно повторял: “Он еще лезгинку там будет танцевать, абрек непутевый... Пусть только слезет, я ему покажу... пусть только слезет...”
…………
Указ о нашем награждении вышел ровно через год после окончания войны. Первоначально же участники штурма рейхстага были награждены орденами Красного Знамени.
Штурм рейхстага
...Лишь глубокой ночью шум и грохот на первых этажах начал утихать и удаляться на верхние этажи. Напряжение боя постепенно ослабевало, сопротивление противника было сломлено. Наши подразделения овладели “домом Гиммлера”.
Перед утром батальон сосредоточился в трех больших комнатах, похожих на казематы. Через полуподвальное окно смотрю вдаль. Ночное небо заволокло дымом. По самой земле стелется мрак. Впереди — никаких строений...
По рации слышу голос Зинченко: “Где находишься? Где находишься? Прием. Прием”.
Докладываю не совсем уверенно:
— Нахожусь в торце дома.
Сам же думаю: “А может, это не торец дома, может, здание еще уходит куда-нибудь вглубь?”
Полковник приказывает:
— Наступай на рейхстаг. Выходи быстрее к рейхстагу!
Я кладу трубку. В ушах все еще звучит голос Зинченко.
А где он, рейхстаг-то? Черт его знает! Впереди темно и пустынно...
Поднимаю батальон. Иду в темень, под зарево. Справа, совсем близко, застрочил пулемет. Куда он стреляет — не пойму. В цепи кто-то застонал. Батальон залег. Ночная атака успеха не имела.
Я вернулся в здание, на свой НП. Не прошло и пяти минут, как из полка поступил новый запрос:
— Вышел, что ли, к рейхстагу? Когда выйдешь? Ведь рейхстаг, Неустроев, от тебя близко, совсем рядом...
Наконец мы сориентировались. Вызываю по рации командира полка:
— Дайте огонь правее...
Заговорили наши минометы, за ними пушки. Вспышки разрывов слегка осветили местность, но затем видимость стала еще хуже. Вокруг черно, как в пропасти.
С тревогой я думал о том, что между ротами нет никакой локтевой связи. Во мраке легко сбиться с нужного направления. К тому же люди сильно устали. Наступать в такой обстановке было очень рискованно.
...Наступило утро 30 апреля 1945 года.
Перед глазами изрытое, перепаханное снарядами огромное поле. Кое-где стояли изуродованные деревья. Чтобы лучше разобраться в обстановке, мне пришлось подняться на второй этаж.
Глубина площади, если можно было так назвать это поле, составляла метров триста. Площадь на две части рассекал канал, залитый водой. За каналом немецкая оборона — траншеи, дзоты, зенитные орудия, поставленные на прямую наводку. Около орудий копошатся люди. В конце площади небольшое серое здание с куполом и башнями.
Гусев, мой начштаба, высказал предположение: это рейхстаг! В первый миг я даже вздрогнул. Шли к нему четыре года, и рейхстаг представлялся каким-то необыкновенным: обязательно огромным, черным, страшным... А тут вдруг видим серое и только трехэтажное (считая цокольный этаж) здание.
У меня закралось сомнение: нет, это не рейхстаг! Тем более что за серым зданием, метрах в двухстах, виднелся громадный многоэтажный дом. И из него валил густой черный дым.
Я спустился в подвал, в голове сомнения. перед глазами серое здание и в глубине большой горящий дом... По рации доложил обстановку командиру полка. Он выслушал спокойно и коротко приказал:
— Наступай в направлении большого дома, если ты считаешь, что это рейхстаг!
Я поставил перед ротами задачу: наступать левее серого здания, обойти его, выйти к горящему дому и перед ним окопаться. Батальон приготовился к атаке.
Орудия капитана Винокурова, старшего лейтенанта Челемета Тхагапсо и орудийные расчеты дивизиона майора Тесленко были поставлены в проломах “дома Гиммлера” на прямую наводку. Батареи лейтенанта Сорокина и капитана Вольфсона заняли огневые позиции в боевых порядках стрелковых рот.
Наконец наша артиллерия открыла огонь. Площадь за каналом и серое здание затянуло дымом и пылью...
Взвилась серия красных ракет — сигнал атаки. Роты с криком “ура” бросились вперед. Но не успели пробежать и пятидесяти метров, как противник обрушил на нас сотни тяжелых мин и снарядов. Наше “ура” потонуло в грохоте. И вторая атака так же, как и первая, захлебнулась.
Вскоре ко мне на наблюдательный пункт пришел полковник Зинченко. Я доложил ему, что к рейхстагу никак не могу пробиться — мешают серое здание, из которого ведется стрельба, и очень сильным огонь справа.
Федор Матвеевич подошел к окну. Ему под ноги кто-то подставил патронный ящик. Он долго изучал карту. Потом смотрел в окно и опять на карту. И вдруг лицо Зинченко осветилось улыбкой. Он был взволнован.
— Неустроев, иди сюда... Смотри! Я встал на ящик рядом с командиром полка, но не понимал, чему радовался Зинченко.
— Да смотри же, Степан, внимательно! Перед нами рейхстаг!
— Где? — невольно переспросил я.
— Да вот же, перед тобой. Серое здание, которое тебе мешает, и есть рейхстаг!
Мы с Гусевым смущенно переглянулись.
Полковник Зинченко ушел на командный пункт полка докладывать обстановку командиру дивизии генералу Шатилову. На прощание сказал:
— Готовь батальон к штурму.
…………………..
В середине дня, часов в тринадцать, была предпринята еще одна, третья по счету, атака, также успеха не имевшая...
После нее батальон оказался в исключительно тяжелой обстановке: вторая стрелковая рота младшего лейтенанта Антонова и третья рота лейтенанта Ищука поднялись в атаку не одновременно, личный состав рот мелкими группами и в одиночку устремился к парадному подъезду рейхстага.
Кое-кто уже подбегал к зданию, и казалось, что вот-вот роты ворвутся в рейхстаг. Противник усилил ружейно-пулеметный огонь и тут же открыл огонь иу артиллерии и минометов.
Площадь утонула в разрывах снарядов и мин, казалось, что земля и небо перемешались в каком-то страшном аду.
Минут через двадцать противник огонь прекратил: в воздухе пороховая гарь, от которой спирало дыхание и першило в горле.
Около трех часов дня ко мне на наблюдательный пункт снова пришел Зинченко и сообщил:
“Есть приказ маршала Жукова, в котором объявляется благодарность войскам, водрузившим Знамя Победы, в том числе всем бойцам, сержантам и офицерам, генералам 171-й и 150-й стрелковых дивизий. В письменном виде приказ маршала Жукова в войска 1-го Белорусского фронта, очевидно, поступит завтра”,— смущенно закончил полковник.
Забегая вперед, скажу, что этот приказ я прочитал только после боев в Берлине 4-го или 5 мая.
Это приказ сам примечателен как веское доказательство фальсификации истории лично самим Г. Жуковым: Читаем внимательно и запоминаем!.
Приказ гласил:
Секретно
ПРИКАЗ
войскам 1-го Белорусского фронта 30 апреля 1945 года № 06 Действующая армия
Район рейхстага и г. Берлин обороняли отборные части “СС”.
Для усиления обороны этого района противник в ночь на 28. 04. 45 г. выбросил на парашютах батальон морской пехоты.
( Это необученных и необстрелянных курсатов морского училища из Ростока назвать морской пехотой да и никто их с парашютов не сбрасывал- автор)
Противник в районе рейхстага оказывал ожесточенное сопротивление нашим наступающим войскам, превратив каждое здание, лестницу, комнату, подвал в опорные пункты и очаги обороны.
Бои внутри главного здания рейхстага переходили в неоднократные рукопашные схватки.
2. Войска 3-й Ударной армии генерал-полковника Кузнецова, продолжая наступление, сломили сопротивление врага, заняли главное здание рейхстага и сегодня 30. 04 45 г. в 14—25 подняли на нем наш советский флаг. В боях за район и главное здание рейхстага отличились войска 79 ск генерал-майора Переверткина и его 171 сд полковника Негода, 150 сд генерал-майора Шатилова.
3. Поздравляя с одержанной победой, за проявленную храбрость, умелое и успешное выполнение боевой задачи всем бойцам, сержантам, офицерам и генералам 171 стр. дивизии и 150 стр. дивизии и непосредственно руководившему боем командиру 79 стр. корпуса генерал-майору Переверткину — ОБЪЯВЛЯЮ БЛАГОДАРНОСТЬ.
Военному совету 3-й Ударной армии наиболее отличившихся в боях за рейхстаг солдат, сержантов, офицеров и генералов представить к правительственным наградам.
4. Близится час окончательной победы над врагом. Наш советский флаг развевается над главным зданием рейхстага в центре города Берлин.
Товарищи бойцы и сержанты, офицеры и генералы 1-го Белорусского фронта! Вперед на врага! Последним стремительным ударом добьем фашистского зверя в его логове и ускорим приближение часа окончательной победы над фашистской Германией.
Приказ объявить во всех ротах, эскадронах и батареях войск фронта.
Командующий войсками 1БФ Маршал Советского Союза ЖУКОВ
Член Военного совета 1БФ генерал-лейтенант ТЕЛЕГИН
Начальник штаба 1БФ генерал-полковник МАЛИНИН
Я спросил командира полка:
“Рейхстаг не взят, знамя не водружено, а благодарность уже объявили?”
“Так выходит, товарищ комбат,— в задумчивости ответил Зинченко и тут же спросил меня.—
А может быть, кто-нибудь из наших все-таки вошел в рейхстаг?
Может быть, ты через разрывы снарядов и мин не заметил, что происходило на ступеньках парадного подъезда?”
На такой вопрос ответить мне было тяжело. “Может быть, кто-нибудь действительно вошел.— мелькнула мысль,— а может, и нет”...
Тут на мой наблюдательный пункт позвонил генерал Шатилов и велел передать трубку командиру полка.
Командир дивизии требовал от Зинченко: “Если нет наших людей в рейхстаге и не установлено там знамя, то прими все меры любой ценой водрузить флаг или флажок хотя бы на колонне парадного подъезда. Любой ценой!” — повторил генерал...
На совещании в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в ноябре 1961 года бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин о водружении знамени сказал: “...водружение Знамени Победы приняло уродливый характер...”
На этом же совещании я также заметил, что прежде чем водружать знамя, необходимо было рейхстаг взять.
Но командование корпуса и дивизии 30 апреля 1945 года решило по-другому...
Выполняя приказ старшего командования, из батальонов Якова Логвиненко, Василия Давыдова, а также из 171-й дивизии Константина Самсонова стали с флажками направлять одиночек-добровольцев, храбрейших людей, к рейхстагу с задачей установить флажок на колонне парадного подъезда, или на фасадной стене, или на углу здания рейхстага, где угодно, лишь бы на рейхстаге!
Из разных батальонов в разное время побежали с флажками люди к рейхстагу и... Никто из них до цели не добежал, погибли. Из моего батальона был направлен Петр Николаевич Пятницкий, который также погиб, не достигнув колонн парадного подъезда.
……
А вот рассказ о сержанте Сьянове!!!
Вы надеюсь помните, что он сам рассказывал в ч.2? Если не советую перечитать.
«30 апреля во второй половине дня, часов в 16 или 16—30. из штаба полка пришел старший сержант Съянов. За два дня до того его ранило, но ранение оказалось легким и он находился в санбате дивизии.
Приходу Съянова я был рад. Мало кто уцелел из ветеранов батальона. А тут старый знакомый!
— Здравствуй, здравствуй, Илья Яковлевич! Рассказывай, какими судьбами вернулся в батальон?
И он мне рассказал, как сегодня утром все тыловые подразделения дивизии облетел слух, что батальон Неустроева уже чуть ли не взял рейхстаг. Вот Съянов и заторопился. Врачи не отпускали. И тогда он просто сбежал.
Через полуподвальное окно “дома Гиммлера” я в бинокль рассматривал Королевскую площадь и пришел к твердому убеждению, что для последующей атаки батальон не готов — личный состав рот рассеян по всей площади, если мне и удастся поднять роты, то атака будет неодновременной и к успеху не приведет. Свои соображения доложил командиру полка и попросил его через боевые порядки моего батальона ввести в бой 2-й батальон капитана Клименкова. Но Зинченко решил по-другому — дать мне пополнение.
Минут через двадцать позвонил помощник начальника штаба полка майор Логвинов и сообщил, что нужно немедленно отослать в штаб за пополнением кого-нибудь из офицеров.
Я решил направить Съянова. Он хотя и старший сержант, но мог в боевой обстановке заменить офицера. Примерно через час Съянов привел около ста человек.
………………..
Наступил вечер. Зинченко по телефону приказал:
— Через пятнадцать минут атака. Жду доклада из рейхстага.
— Задачи ротам поставил? — спросил у меня агитатор политотдела дивизии капитан Матвеев.
— Поставил. Гусев добавил:
— Кстати, задача взять рейхстаг была поставлена еще в 1941 году, в начале войны!
Матвеев ответил без улыбки:
— Здорово сказано.
Еще до звонка командира полка я подозвал капитана Ярунова и старшего сержанта Съянова.
— Хорошо видите вон то серое здание?
Они ответили утвердительно.
— По сигналу поведете роту в атаку. Вторая и третья роты присоединятся к вам, вместе с ними ворветесь в рейхстаг!
Они слушали, молча и внимательно.
— Понятно, товарищ комбат.
— В добрый путь! Надеюсь встретить вас в рейхстаге.
— Огонь! Огонь! По рейхстагу — огонь! — слышу со всех сторон команды артиллерийских офицеров.
Вскоре все голоса потонули в грохоте. Было видно только, как командиры открывают и закрывают рты.
Налет получился короткий, но ошеломляющий. Вся рота Съянова покинула подвал “дома Гиммлера” и стала выдвигаться на рубеж второй и третьей стрелковых рот, на Королевскую площадь.
Перед атакой, как я уже упоминал, по инициативе коммунистов и комсомольцев в батальоне приготовили красные флаги различной величины и формы. И теперь десятки красных флажков развернулись по всей атакующей цепи.
Каждому хотелось, чтобы именно его солдатский флажок первым оказался в фашистском рейхстаге. Это был массовый героизм, и не было в мире такой силы, которая смогла бы остановить советских воинов на пути к победе.
Мой заместитель по политчасти лейтенант Берест вместе с Антоновым увлекли за собой вторую роту, которая с утра лежала на площади, прижатая к земле плотным огнем противника.
Капитан Ярунов, мой заместитель по строевой части, вместе со Съяновым ведут в атаку 1-ю роту. Лейтенант Ищук выскочил из воронки, повернулся к своей 3-й роте и с криком “За Родину! Вперед!” устремился к парадному подъезду.
Двенадцать станковых пулеметов роты старшего лейтенанта Жаркова с флангов поддерживали стрелковые роты огнем. Жарков сам лежал за пулеметом, но вскоре его тяжело ранило, и роту возглавил лейтенант Герасимов. В цепи штурмующих находилась и группа капитана Макова.
Это была последняя атака батальона в суровой четырехлетней войне. Последняя!!!
Последняя атака
Противник слева почти не стрелял. Справа, из парка, слышались очереди. Из окон рейхстага фашисты поливали атакующих свинцом.
Но кому удалось достичь его стен, тот был уже вне зоны вражеского огня.
У парадного подъезда взвилась серия зеленых ракет.
Это был сигнал Ярунова, что батальон ворвался в рейхстаг. И как только Ярунов дал зеленую ракету, я приказал Гусеву немедленно организовать новый наблюдательный пункт батальона непосредственно внутри рейхстага.
Гусев с командиром взвода связи старшиной Сандулом, пригнувшись к земле, побежал к рейхстагу.
В это время было уже совершенно темно, и я скоро потерял их из виду. За Гусевым и Сандулом связисты потянули из “дома Гиммлера” в рейхстаг телефонную связь...
Как я узнал позже, в это же время справа к рейхстагу бежали бойцы батальона капитана Василия Давыдова, слева — батальона старшего лейтенанта Константина Самсонова из 171-й стрелковой дивизии.
Наши роты в рейхстаге с боями продвигались вперед.
Противник обрушил пулеметный и автоматный огонь не только на атакующих, но и на те многочисленные комнаты и длинные коридоры, в которые еще не вошли наши солдаты. Это был огонь обреченных, потерявших рассудок людей, от которого мы, впрочем, не несли особых потерь.
Удар же наших подразделений был мощным и организованным, и враг, не выдержав такого стремительного натиска, стал отступать. Мы занимали одну за другой комнаты, коридоры и залы.
Наконец слышу долгожданный звонок.
Из рейхстага докладывал мой начальник штаба: “Новый наблюдательный пункт батальона готов, роты и отдельные штурмовые группы ведут бой в глубине рейхстага, но бой утихает: темно, вести бой дальше нельзя, можно перестрелять своих. Слышны только отдельные очереди и иногда разрывы гранат”.
— Батальон в рейхстаге. Перемешаюсь! — доложил я командиру полка.
Группа управления батальона, куда входили командиры приданных и поддерживающих артиллерийских дивизионов и отдельных батарей, со своими наблюдателями, радистами и связистами насчитывала более двадцати человек. Перебегая от воронки к воронке, мы двинулись к рейхстагу. Кругом часто рвались снаряды и мины.
В вестибюле меня встретил капитан Ярунов.
Он обстоятельно доложил, что батальон в полном составе находится в рейхстаге, справа, у южного входа, к рейхстагу подошли рота лейтенанта Греченкова и взвод лейтенанта Кошкарбаева из батальона капитана Давыдова.
Слева, к северному входу,— роты батальона старшего лейтенанта Самсонова. Выслушав доклад, я осмотрелся. Вокруг темно. Стрельбы в самом здании никакой. Тишина.
Об участвовавших в штурме рейхстага батальонах Давыдова и Самсонова уже более сорока лет существуют противоречивые высказывания.
Генерал-полковник Шатилов в своих мемуарах вообще отрицает, что батальон Самсонова из 171-й стрелковой дивизии был в рейхстаге; вместо самсоновского батальона, пишет Шатилов, левее батальона капитана Неустроева был батальон капитана Клименкова из полка Зинченко, т. е. из его 150-й, а не из 171-й дивизии.
Такое утверждение совершенно не соответствует действительности.
Не нужно отбирать славу и подвиг батальона Самсонова из 171-й дивизии; в нашей 150-й дивизии своей славы хватает.
Батальон Клименкова имел 30 апреля только две стрелковые роты по 30—40 человек и по приказу полковника Зинченко, оставаясь во втором эшелоне полка, находился в подвалах “дома Гиммлера”, т. е. выполнял задачу по охране штаба 756-го стрелкового полка.
И такое решение командира полка было правильным. Горький опыт научил, что при ведении уличных боев в крупных городах оставлять штабы без прикрытия нельзя.
На совещании с участниками штурма рейхстага в 1961 году в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС были горячие споры о том, кто же первым ворвался в рейхстаг и вел в нем бой. Говорили разное...
Мой начальник штаба Кузьма Владимирович Гусев и командир отделения нашего батальона Петр Дорофеевич Щербина в категоричной форме заявили, что “в рейхстаге, кроме нашего 1-го батальона, вообще никого не было!” Такое заявление тоже неверно.
В книге “Знамя над рейхстагом” генерал Шатилов пишет: “... В четырнадцать двадцать пять рота Ильи Яковлевича Съянова ворвалась в главный вход рейхстага...”
“...От главных сил дивизии (от батальона Давыдова и Неустроева.— С. Н.) рота отрезана сильнейшим огнем со стороны Бранденбургских ворот... Вызвав Сосновского (командующего артиллерией дивизии.— С. Н.), я велел ему в 5 часов 50 минут вечера подготовить артиллерийский налет по рейхстагу...
В половине шестого вечером необычайной силы грохот потряс землю и воздух. Это заговорили сто с лишним орудий дивизии и корпуса. Они били по замурованным окнам второго этажа рейхстага...”
Ознакомившись с книгой генерала Шатилова, мы, участники штурма фашистской цитадели, были поражены!
Как же так: в рейхстаге рота Съянова, о чем выше пишет сам Шатилов, и вдруг он же — командир дивизии — приказал из ста с лишним орудий вести огонь по окнам второго этажа?
Там же наши, около сотни живых людей! И вдруг “необычайной силы грохот”.
Такое описание боев за рейхстаг не соответствует действительности.
Когда генерал Шатилов приказал Сосновскому в пять часов пятьдесят минут вечера из ста с лишним орудий открыть огонь по рейхстагу, в здании в то время наших подразделений не было!
К десяти часам вечера по местному времени общая обстановка сложилась так: в вестибюле и центральном зале заняла оборону вторая рота Антонова.
Лейтенант Ищук расположился на правом фланге, на левом — с ротой Съянова капитан Ярунов. Подразделения Давыдова — у южного входа, Самсонова — у арки.
Я пришел к выводу, что продвигаться дальше, в глубь здания, сейчас рискованно.
В темноте в многочисленных комнатах можно распылить батальон, и он будет неуправляем. Вдруг немцы пойдут в контратаку? Решил держать роты компактно. И не ошибся. Как вскоре выяснилось, в подземных помещениях рейхстага находился значительный гарнизон фашистов.
Около 23 часов берлинского времени, московского — час ночи, капитан Маков доложил командиру корпуса генералу Переверткину, что его группа выполнила приказ:
“Флаг штаба 79-го корпуса установлен на крыше рейхстага”.
По этому вопросу более 40 лет идут споры и разного рода кривотолки: дескать. Знамя Победы водрузили не Егоров и Кантария под руководством лейтенанта Береста, а капитан Маков и его группа в составе четырех человек: Лисименко, Минина, Боброва и Загитова.
В мемуарной литературе, даже в “Истории Великой Отечественной войны” пять человек во главе с капитаном В. Маковым и четыре человека с майором М. Бондарем показаны как боевые группы, и силы этих “групп” (что вряд ли правомочно) приравниваются к силам батальона...
Ради исторической правды нужно сказать, что капитан Маков и его подчиненные - люди отчаянные, храбрые. У меня никогда не было и сейчас нет сомнения в правдивости прозвучавшего доклада. Маков — серьезный и порядочный человек, он не допустит лжи, но в совершенном им подвиге меня огорчает то, что этот флаг на крыше рейхстага никто не видел.
Маков допустил непростительную ошибку: после доклада генералу Переверткину ушел из рейхстага в штаб корпуса, никого из своих подчиненных для охраны флага не оставил.
После боев, т. е. 2 мая, на крыше рейхстага, кроме знамени Военного совета 3-й Ударной армии под № 5, водруженного Егоровым и Кантарней под руководством А. Береста, других знамен и флагов не было.
Такова печальная история флага 79-го стрелкового корпуса.
Как дальше развивались события в рейхстаге? Изложу по порядку.
Личному составу батальона попеременно я разрешил отдохнуть. Раненых приказал отправить в тыл. Штаб батальона разместился в маленькой, без окон, глухой комнате.
Около двенадцати часов ночи (время берлинское) в рейхстаг пришел полковник Зинченко. Я обрадовался его приходу.
— Капитан Неустроев, доложите обстановку...
Полковника интересовало знамя. Я пытался ему объяснить, что знамен много... Флаг Пятницкого установил Петр Щербина на колонне парадного подъезда, флаг первой роты Ярунов приказал выставить в окне. выходящем на Королевскую площадь. Флаг третьей роты...
Одним словом, я доложил, что флажки ротные, взводные и отделений установлены в расположении их позиций.
— Не то ты говоришь, товарищ комбат! — резко оборвал меня Зинченко.—
Я спрашиваю: где знамя Военного совета армии под номером пять?
Я же приказывал начальнику разведки полка капитану Кондрашову, чтобы знамя шло в атаку с первой ротой! — возмущался полковник.
Стали выяснять, расспрашивать, оказалось, что... знамя в штабе полка, в “доме Гиммлера”.
Зинченко позвонил по телефону начальнику штаба майору Казакову и приказал:
— Организуйте немедленно доставку знамени Военного совета в рейхстаг!
Направьте его с проверенными, надежными солдатами из взвода разведки.
Вскоре в вестибюль вбежали два наших разведчика — сержант Егоров и младший сержант Кантария.
Они развернули алое полотнище. Ему суждено было стать Знаменем Победы!
Командир полка перед Егоровым и Кантарией поставил задачу:
— Немедленно на крышу рейхстага! Где-то на высоком месте, чтобы было видно издалека, установите знамя! Да прикрепите его покрепче, чтоб не оторвало ветром.
Минут через двадцать Егоров и Кантария вернулись.
— В чем дело?— гневно спросил их полковник,
— Там темно, у нас нет фонарика, мы не нашли выход на крышу,— смущенно подавленным голосом ответил Егоров.
Полковник Зинченно с минуту молчал. Потом заговорил тихо, с нажимом на каждый слог:
— Верховное Главнокомандование Вооруженных Сил Советского Союза от имени Коммунистической партии, нашей социалистической Родины и всего советского народа приказало вам водрузить Знамя Победы над Берлином. Этот исторический момент наступил... а вы... не нашли выход на крышу!
Полковник Зинченко резко повернулся ко мне:
— Товарищ комбат, обеспечьте водружение Знамени Победы над рейхстагом! Я приказал лейтенанту Бересту:
— Пойдешь вместе с разведчиками и на фронтоне, над парадным подъездом, привяжи знамя, чтобы его было видно с площади и из “дома Гиммлера”. Про себя же подумал:
“Пусть любуются им тыловики и высокое начальство”.
Мне в ту пору было только двадцать два года, и я не понимал политического значения установления знамени.
Главным считал — взять рейхстаг, а кто будет привязывать на его крыше знамя, дескать, не важно.
Берест, Егоров и Кантария направились к лестнице, ведущей на верхние этажи, им расчищали путь автоматчики из роты Съянова.
И почти сразу же откуда-то сверху послышались стрельба и грохот разрывов гранат, но через минуту или две все стихло...
Прошло с полчаса. Берест и разведчики все не возвращались. Мы с нетерпением ожидали их внизу, в вестибюле.
Минуты тянулись медленно. Но вот наконец... На лестнице послышались шаги, ровные, спокойные и тяжелые. Так ходил только Берест.
Алексей Прокопьевич доложил:
— Знамя Победы установили на бронзовой конной скульптуре на фронтоне главного подъезда. Привязали ремнями. Не оторвется. Простоит сотни лет.
………
Полковник Зинченко, его заместитель по политической части подполковник
Ефимов, капитан Кондрашов, Егоров и Кантария ушли на КП полка в “дом Гиммлера”. В рейхстаге за старшего командира остался я.
После ухода командира полка я еще раз прошел по ротам. Напряжение и усталость валили с ног.
Хотел, было, часок поспать, но в это время за стенами рейхстага — у южного входа, у арки и на Королевской площади — раздался гром... Фашисты обрушили ураганный огонь. Рейхстаг затрясло... Отдыхающие бойцы во всех ротах были подняты и приведены в боевое состояние. Ждали со стороны противника контратаки, но ее не последовало.
Звоню комбату Давыдову. “Он к телефону подойти не может, находится в бою, отражает контратаку”,— ответил мне дежурный телефонист Давыдовского батальона.
“Молодец,— подумал я о Давыдове — настоящий комбат. Видит вперед далеко! Не случайно отказался вводить в здание весь батальон. И вот сейчас чуть ли не в ста метрах от его стен ведет бой за фашистское логово”.
Все усиливалась и усиливалась канонада...
По телефону звоню Самсонову связи нет! Бегу к арке, на ходу в темноте натыкаюсь на какую-то статую, разбил себе сильно левое колено, упал... Очевидно, отвоевался, мелькнула мысль...
Но отлежался и с трудом, прихрамывая, вышел из рейхстага, решил лично выяснить обстановку на левом фланге. У стен рейхстага шел бой...
Комбат Самсонов сам поднял батальон в атаку, дошло до рукопашной. Все перемешалось: наши и немцы, стрельба и крики...
Вернулся в рейхстаг. Левый фланг батальона усилил еще одним станковым пулеметом и подтянул резервный взвод. Нервы напряжены до предела и, наверное, не у одного меня. Каждый с тревогой думал: чем же это все кончится? Чего ожидать?
Прошел примерно час, стрельба стихла. Старшина Сандул восстановил связь с Самсоновым. Звоню, прошу телефониста позвать комбата.
— Костя! Живой?
— Живой,— ответил Самсонов. От него узнал, что помог отбить фашистскую контратаку 525-й стрелковый полк 171-й дивизии (он наступал левее самсоновского батальона) и сейчас полк зацепился у стен рейхстага.
Разговор по телефону с Давыдовым был также успокаивающим.
После двух или трех часов ночи на 1 мая через парадный подъезд в цитадель фашизма стали входить все новые и новые подразделения.
Шли пехотинцы, артиллеристы, танкисты почти из всех частей 79-го стрелкового корпуса. И всем, понятно, хотелось водрузить свой флаг над рейхстагом.
Я считал, что для обороны здания и отражения возможных контратак нужно оставить здесь один полк или боеспособный батальон. Доложил по телефону свои соображения полковнику Зинченко. Не прошло и часа, как, очевидно, по приказу командира корпуса из рейхстага были выведены все подразделения, кроме моего батальона.
Наступило утро.
Зал оказался огромным, наполовину заставленным стеллажами с папками бумаг. Наверное, это был архив.
Командир хозвзвода лейтенант Власкин и повара доставили в рейхстаг завтрак.
За рейхстагом стали чаще рваться снаряды, мины. Потом стрельба переросла в сплошной гул артиллерийской канонады. Рейхстаг содрогался, как будто его непрерывно трясли...
Позвонил командир полка. Я доложил обстановку и просил его подавить вражеские батареи в парке Тиргартен, так как своих поддерживающих артиллерийских средств было недостаточно, а также доставить в батальон побольше боеприпасов.
Огонь артиллерии врага продолжался. Вскоре фашисты перешли в контратаку на подразделения 674-го и 380-го стрелковых полков, оборонявшихся на внешней стороне здания.
…………
Там ценою больших потерь фашистам удалось подойти близко к Кроль-опере.
Это здание находилось от нас справа, в тылу. Таким образом, мы были отрезаны от штаба полка, блокированы, но тогда еще не знали, что в течение суток никто не сможет к нам пробиться.
Часам к одиннадцати дня гитлеровцы снова пошли на прорыв. Они стремились, невзирая ни на что, вырваться из подземелья. В трех-четырех местах им удалось потеснить нас, и в эту брешь на первый этаж хлынули солдаты и офицеры противника.
От разрывов фаустпатронов возникли пожары, которые быстро слились в сплошную огневую завесу.
Горели деревянная обшивка, стены, покрытые масляной краской, роскошные сафьяновые кресла и диваны, ковры, стулья. Возник пожар и в зале, где стояли десятки стеллажей с архивами.
Огонь, словно смерч, подхватывал и пожирал все на своем пути. Уже через полчаса пожар бушевал почти на всем первом этаже.
Кругом дым, дым, дым... Он колыхался в воздухе черными волнами, обволакивал непроницаемой пеленой залы, коридоры, комнаты. На людях тлела одежда, обгорали волосы, брови, было трудно дышать.
Фашистскому гарнизону терять было нечего — они шли напролом, решив любой ценой выбить нас из рейхстага.
Мы сдерживали их напор и делали отчаянные попытки потушить пожар. Огонь охватил уже второй этаж. Батальон оказался в исключительно тяжелом положении. Связи с соседними подразделениями у нас не было. Что с батальонами Давыдова и Самсонова, я не знал.
В это время восстановили связь, позвонил командир полка и с тревогой спросил: “Что у тебя делается?.. Я вижу, что через купол и все окна валит густой черный дым”. Я ответил, что бушует сильный пожар.
Горит все — даже люди... Полковник приказал оставить рейхстаг, а когда кончится пожар, снова атаковать и восстановить положение.
Выполняя приказ, я сделал безуспешную попытку мелкими группами вывести людей из здания.
Фашисты близко подошли к Кроль-опере и открыли ураганный огонь по парадному подъезду.
Батальон оказался в “мешке” — с фронта надвигается пламя пожара, а выход закрыт!
Принимаю твердое решение — лучше сгореть в огне или погибнуть в бою, чем покинуть рейхстаг, который достался такой дорогой ценой.
…………………
До позднего вечера 1 мая в горящем рейхстаге шел бой.
Только в ночь на 2 мая нам удалось ротой под командованием капитана Ярунова обойтии атаковать фашистов с тыла.
Гитлеровцы не выдержали удара и скрылись в подземелье. Но положение наше оставалось тяжелым. Люди были крайне изнурены. На многих болтались обгоревшие лохмотья. У большинства солдат руки и лица покрылись ожогами. Ко всему прочему нас мучила жажда, кончались боеприпасы...
………….
Уже в последний момент, когда я собирался подать команду: “Вперед!”, гитлеровцы выбросили белый флаг.
В седьмом часу утра ( 2 мая 1945 г.- автор) из подвалов потянулись группы пленных солдат и офицеров, человек сто — сто двадцать.
Бледные, с угрюмыми лицами, они медленно шагали, понурив головы. По количеству пленных можно было сделать вывод, что гарнизон рейхстага не имел и тысячи человек.
Возможно, часть гитлеровцев вышла через депутатский вход, о котором мы узнали только после боев, и укрылась в развалинах за рейхстагом, но это могли быть только одиночки.
Я твердо убежден, что гарнизон рейхстага насчитывал примерно столько же людей, что и мой батальон.
Уточнить численность гарнизона, нумерацию частей и подразделений после боев не удалось.
Пленных из рейхстага я отправил через Королевскую площадь в “дом Гиммлера”, где находились наши работники контрразведки СМЕРШ. Конвоиров было десять человек во главе с сержантом; к сожалению, его фамилии я не помню.
При возвращении он доложил, что пленных в штаб полка не доставил. Перед “домом Гиммлера” вели большую колонну гитлеровских войск, и какой-то незнакомый полковник приказал ему присоединить пленных к его колонне.
Таким образом, следы фашистов из рейхстага бесследно затерялись. Только по немецким архивам наши историки могут восстановить истину и точную численность оборонявшихся.
Донесение
Генерал Шатилов написал донесение о бое за рейхстаг командиру 79-го стрелкового корпуса генералу Переверткину.
Командиру 79 стрелкового корпуса.
Доношу обстоятельства и краткое описание хода боя 150 СД по овладению рейхстагом.
Бою за овладение рейхстагом предшествовали тяжелые бои по овладению мостом Мольтке через р. Шпрее и ближайшими кварталами на южном берегу р. Шпрее.
В течение 29.04.45 г. 756 стрелковый полк, захватив мост через р. Шпрее, сумел переправиться полностью на южный берег и очистить квартал от противника восточное дороги, идущей от моста.
В 21.00 29 апреля 1945 года мною было принято решение о вводе в бой 674 сп...
К 9.00 30.04.45 г. здание министерства внутренних дел в тяжелом бою обходом с востока было очищено от противника и части, стремительно продвигаясь в юго-восточном направлении, вышли в район непосредственной близости западного и южного фасадов рейхстага.
Подтянув артиллерию, минометы, танки, самоходные орудия, после короткой массированной артиллерийской обработки атаковали позиции противника у здания рейхстага 1/756 сп — командир батальона капитан Неустроев и 1/674 сп — командир батальона капитан Давыдов.
Комендантом рейхстага в 15.00 был назначен капитан Неустроев, а в 1.00 1 мая — полковник Зинченко, который до сих пор выполняет эту должность, находясь в рейхстаге.
Группа смельчаков 756 сп водрузила знамя в первом этаже в юго-восточной части рейхстага в 13.45 30 апреля 1945 года (флаг армии № 5). 674 сп в 14—25 30.04.45 г. в северной части западного фасада (флаг полка).
Очистка рейхстага от противника в основном закончена к 22—00 30.04.45 г.
Вывод:
1. Рейхстаг был взят 1/674 и 1/756 стрелковыми полками и очищен полностью 675 и 756 сп.
2. Трофеи при взятии рейхстага: захвачено в плен 1650 человек, из них 2 генерала и 16 офицеров, захвачено 34 орудия разных калибров, 4 танка, 1400 автоматов и винтовок, 8 складов с различным военным имуществом. Автомашин до 1000 штук. Уничтожено 2500 солдат и офицеров, 6 автомашин, из них 2 груженные фаустпатронами, до 70 пулеметов, 10 орудий разного калибра.
Приложение: боевые донесения 674 и 756 сп.
Командир 150 стрелковой дивизии генерал-майор ШАТИЛОВ
Начштадив полковник ДЬЯЧКОВ
Генерал Шатилов ( после войны – автор) стал популярнейшим писателем, под его выше указанное, донесение и под его книги стали подстраиваться журналисты, мемуаристы, даже кое-кто из историков.
Моему уважаемому командиру полка, видимо, особенно польстили слова из донесения генерала:
В 1960 году я впервые познакомился с донесением генерала Шатилова и, нужно признаться, к моему стыду, тоже ухватился за почет: “комендантом рейхстага в 15—00 был назначен капитан Неустроев...” И кое-где сам стал писать: “Я — первый комендант рейхстага”.
Какой позор!
Под старость лет нужно признаться, что я не был комендантом рейхстага — ни первым, ни последним.
Я был просто комбатом.
Потери противника и наши трофеи в донесении командира дивизии сильно преувеличены.
………..
Василия Митрофановича Шатилова как бывшего командира 150-й Идрицко-Берлинской ордена Кутузова стрелковой дивизии я глубоко уважаю. Смел. Талантлив.
Горжусь, что мне посчастливилось служить под его началом.
Но как “писатель” он вызывает огорчение, скажу более, возмущение. Его донесение и мемуары засорили головы советским читателям.
…………….
В рейхстаг, как в редкостный музей, непрерывно прибывали представители всех родов войск. Здесь побывало командование нашей дивизии, 79-го корпуса, 3-й Ударной армии, 1-го Белорусского фронта.
Приехал маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков (я первый раз видел его так близко).
С ним член Военного совета фронта генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин.
Об этом событии бывший военный корреспондент газеты “Правда” Яков Иванович Макаренко в своей книге “Белые флаги над Берлином”, выпущенной издательством Министерства обороны в 1983 году, на стр. 226—227 допустил вымысел:
“Третьего мая рейхстаг посетил командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Вместе с ним прибыли комендант Берлина генерал-полковник Н.Э. Берзарин, член Военного совета фронта К.Ф. Телегин, член Военного совета 5-й Ударной армии Ф.Е. Боков. Встречал в рейхстаге маршала и его спутников капитан Степан Неустроев.
Мне посчастливилось быть в этот день в рейхстаге, и я оказался свидетелем этого визита. Г.К. Жуков, широко улыбаясь, внимательно прочитал многие надписи на стенах и колоннах рейхстага и удивился, взглянув на потолок: как только воины ухитрились написать свои фамилии над самым карнизом!
Обратившись к Неустроеву и показав на стены рейхстага, маршал спросил:
“Ваш батальон, конечно, в центре?”. Капитан Неустроен смутился, но ответил бойко: “Никак нет, товарищ маршал. Не успели. Пока тушили пожар в рейхстаге, сюда забегали из разных частей расписываться. Нам не хватило места!”
Георгий Константинович улыбнулся и сказал:
“Ну, это не беда. Свои имена вы и без того вписали в историю на веки вечные!..”
Читать мне приятно, что сам Жуков говорил со мной! Но этого не было.
Мы с полковником Зинченко сделали попытку доложить Жукову о взятии рейхстага, но нас до маршала не допустила его личная охрана...
В Москву
После войны, в июне сорок пятого, командование и политотдел 3-й Ударной армии мне, Съянову, Егорову, Кантарии и Самсонову поручили доставить Знамя Победы в Москву.
20 июня 1945 года мы в сопровождении начальника политотдела 150-й дивизии подполковника Артюхова приехали в штаб 79-го стрелкового корпуса, где нас встретил начальник политотдела корпуса полковник Крылов.
Проверяя боевую характеристику Знамени Победы, полковник развернул знамя и помрачнел. На чистом до того поле появилась надпись: “150 стр. ордена Кутузова II ст. Идрицк. див.”
Крылов пристальным взглядом, в упор посмотрел на Артюхова и спросил: “Кто вам дал право писать это?”
И он ткнул пальцем в цифру 150. Артюхов понял, что самовольные действия командования дивизии надо как-то оправдать, и предложил Крылову не смывать и не стирать надпись, а добавить: “79 стр. корпус, 3 Ударная армия, 1 Белорусский фронт”. Но места на знамени осталось мало, поэтому написали сокращенно: “79 ск, 3 уа, 1 Бф”. Когда Крылов увидел на знамени цифру 79, он остался доволен. И конфликт был улажен.
В этот же день, 20 июня, нашу группу со Знаменем Победы с Берлинского аэродрома проводил в Москву начальник политотдела 3-й Ударной армии полковник Лисицын.
Музыка заиграла военный марш, забили барабаны.. Содрогнулся воздух, Казалось, весь мир, все люди Земли видят непобедимую силу моей Отчизны!
Я шел впереди, высоко неся Знамя Победы.
Шел. как мне казалось, четким строевым шагом.
Прошел мимо трибун, где было высшее командование во главе с маршалом Жуковым, но бетонная дорожка центрального аэродрома все не кончалась.
Где остановиться или повернуть, мне никто не сказал. Иду и чеканю шаг, особенно левой ногой: правая на фронте была перебита, болела, и ею ступал осторожно.
Ассистенты — Егоров, Кантария, Съянов — идут за мной (Самсонов в генеральной репетиции не участвовал).
Двигаться ли дальше — сомневаюсь, остановиться — боюсь.
Руки больше не держат древко — окостенели, ломит поясницу. Ступня левой ноги горит огнем, правая нога не шагает, а волочится по дороге.
Решил остановиться. Посмотрел назад — и кровь ударила в голову: от Карельского сводного полка слишком далеко оторвался.
Не успел я еще осознать происшедшего, как по боковой дорожке подъезжает ко мне какой-то полковник и передает:
— Маршал Жуков приказал знамя завтра на парад не выставлять.
Вам, товарищ капитан, надлежит сейчас же на моей машине отправиться в Музей Вооруженных Сил и передать туда знамя на вечное хранение. Пропуск на Красную площадь получите в Ворошиловских казармах.
Парад будете смотреть в качестве гостя»
Вот такая вот история с капитаном С. Неустроевым.
Ну а итог он тоже подвел сам. Вот что вспоминал его сын.
«Я не обиделся, что не буду участвовать в Параде Победы, — пишет Степан Андреевич Неустроев, — но про себя все-таки подумал:
«Как в атаку идти, так Неустроев первый, а вот на парад не гожусь!»
Теперь надеюсь, что после этого версии событий 3- апреля -2 мая 1945 г. среди читателей поубавится критиков, которых безосновательно обвиняя автора в искажении правды в обстоятельства штурма Рейхстага!
Но у меня кроме свидетельства С. Неустроева есть и другие материалы.
В частности показания простого немецкого солдата, участника обороны Рейхстага.
И вот свидетельства рядового Вермахта Эрнста Битхера.
http://www.segodnya.ua/news/14134678.html
«В 15 лет он был призван в вермахт и прошел обучение в качестве вспомогательного персонала зенитчиков — Luftwaffenhelfer.
«Я знаю, какое значение в СССР и России при освещении войны придавалось и придается взятию Рейхстага 30 апреля, — рассказывает Эрнст. —
И как это преподносится: штурм тысяч красноармейцев, ожесточенное сопротивление немцев. В фильмах это хорошо смотрится.
Понятно, что Рейхстаг и руины вокруг — отличная декорация для съемок, намного красочнее, чем рейхканцелярия, но кто же находился в Рейхстаге в действительности?»
Следует сказать, что после пожара 1933 года Гитлер ни разу не был в Рейхстаге, и в нацистской Германии это здание не играло никакой политической роли.
Парламент больше там не собирался, а во время войны в нем размещался центральный военно-медицинский архив, госпиталь, родильное отделение клиники Шарите и рота солдат, которые по состоянию здоровья не могли воевать.
Там было еще несколько сот гражданских служащих и множество детей, которых до этого ежедневно на автобусах привозили в относительно безопасное здание.
«КУКУРУЗНИКИ» И СС
«Нашу зенитную батарею перебросили к Рейхстагу 26 апреля. До этого мы несколько месяцев стояли на юге Берлина.
По дороге к Рейхстагу мы заночевали у аэропорта «Темпельхов» и стали свидетелями интересной истории. Ночью прилетели русские самолеты, по виду еще времен Первой мировой войны («кукурузники». — Авт.), почему-то выключили двигатели и, кружа на бреющем полете, стали бросать то ли гранаты, то ли мины… Было странно видеть, во-первых, такие самолеты, во-вторых, мы спрашивали себя, зачем они выключили двигатели», — вспоминает Эрнст.
28 мая в Рейхстаге появились эсесовцы. Они стали ловить в округе и расстреливать дезертиров.
Парень был свидетелем одной такой экзекуции, наблюдая ее из окон верхнего этажа. Несколько эсесовцев уже приготовились к стрельбе, и тут начался сильный артобстрел. Эсесовцы бросились в укрытие, а солдат, которого хотели расстрелять, просто убежал.
ФЛАГ
30 апреля после очередного мощного обстрела Эрнст прятался в подвале, но его нашли два эсесовца и, назвав «трусливой свиньей», отправили на кухню, где женщины делали бутерброды.
Парень понес снедь в находящееся на другой стороне Кенигсплац (ныне площадь Республики) здание министерства внутренних дел.
«Когда вечером я вернулся в Рейхстаг, мне сказали, что в нем появились русские солдаты. Все были очень взволнованы.
Чтобы в темноте своих от чужих отличить, сообщили пароль и отзыв.
В это время на крыше и водрузили первое красное знамя. Но мы об этом ничего не знали, — рассказывает Битхер. —
Как рассказывали мне потом, в Рейхстаг несколько раз приходили русские парламентеры, предлагали сложить оружие и сдаться.
Они говорили: «Через день-два война закончится. Зачем лишние смерти и у вас, и у нас».
Наши это понимали, никто не хотел погибать в последние часы войны, но попробуй сдаться, когда у тебя СС за спиной.
Эсесовцы, кстати, издевались над парламентерами — плевали в них, обзывали».
ПЛЕН.
Солнечным утром 1 мая верхние этажи Рейхстага запылали. «Что мне там делать, подумал я и пошел от здания.
В этот момент услышал свист пуль. В воронке неподалеку лежало трое русских.
Как они в меня не попали, непонятно. То ли это были предупредительные выстрелы, то ли красноармейцы были выпившие. Ведь 1 мая — праздник. Спрятавшись за поваленным деревом, я достал гранату - «яйцо» и бросил в их сторону. Граната не взорвалась, но они залегли, и это дало мне возможность убежать, — продолжает Битхер.
— В этот же день я узнал о женитьбе и самоубийстве Гитлера. До того момента я верил в приход армии генерала Венка и освобождение Берлина. Известие о том, что Гитлер женился, для меня лишило его статуса полубога.
Он вдруг стал обычным человеком».
Следующую ночь парень провел неподалеку, в подвале дворца Бельвю. Утром 2 мая снаружи послышалась русская речь.
Мы вышли, и нас даже не обыскивали на наличие оружия. Русские повторяли лишь «Ури. Ури» (Uhr (ур) — часы. — Авт.)
Они хотели наши часы.
Потом был сборный пункт, а затем нас пленных колоннами долго водили по центральным улицам Берлина».
Проведя четыре месяца в лагере для военнопленных, Эрнст Битхер в августе 1945 года вернулся домой, в американский сектор Берлина.
Ну и в качестве итогов этой части. Перед вами прошла не приращенная история событий 30 апреля – 2 мая 1945 года
А отрытая фальсификация событий, — связанных с водружением Знамени Победы, началась еще до его водружения над рейхстагом:
Это преждевременный доклад некоторых командиров явился причиной появления приказа № 06, в котором Военный совет 1-го Белорусского фронта объявлял о том, что в 14.25 над рейхстагом водружено Знамя Победы.
В этом приказе объявлялась благодарность воинам 79-го стрелкового корпуса за взятие рейхстага, тогда как в действительности эти воины еще лежали на Королевской площади, прижатые огнем противника к земле.
Именно этот преждевременный приказ, за появление которого должны нести ответственность перед историей ряд должностных лиц, послужил «убедительным первоисточником» для последующих фальсификаций в воспоминаниях участников, документальных произведениях журналистов, военно-исторических монографиях историков. Кроме того, надо признать, что много архивных документов было подогнано под необходимую «точку зрения».
Это облегчалось тем, что эти отчетные документы составлялись уже после окончания войны».
(конец ч. 3)
Все карты и фото к статье тут:
http://h.ua/story/355674/#