ИСХОД
- Шансов, к сожалению, мало. Опухоль достаточно крупная и затрагивает некоторые жизненно важные сосуды.
Каждое слово врача падало, как-будто камень и ударяло по сердцу.
Глеб сидел в его кабинете неподвижно, сцепив руки, глядя перед собой куда-то в пространство.
- Конечно, мы постараемся сделать всё возможное. Но...Вы сами понимаете, - врач посмотрел Глебу в глаза.
- Да, понимаю, - тихо ответил Глеб, - А когда будет операция?
- Сегодня понедельник, - врач взглянул на висевший на стене календарь, - Надо сделать ей ещё кое-какие обследования и анализы. Значит, не раньше четверга. А скорее всего, в пятницу.
- Ясно, - проговорил Глеб, - Спасибо Вам.
- Да пока ещё не за что. Сейчас можете пойти к ней. Только знать все эти подробности о своём состояния Вашей маме ни к чему. Вы понимаете?
- Да, конечно, - ответил Глеб, вставая из-за стола - Я сам всегда говорю ей, что всё будет хорошо.
Врач понимающе кивнул ему головой. Глеб попрощался и вышел из кабинета.
Белые стены длинного больничного коридора онкологической больницы навевали тоску. Палата, куда положили мать Глеба, находилась в самом его конце.
И на мгновение Глебу показалось, что это не больничный коридор, а туннель какого-то огромного лабиринта. Выхода из которого нет и название которому "Безысходность".
"Как же я устал" - подумал Глеб, - "И как мы с мамой надеялись, что всё будет хорошо. Почему всё это происходит с нами? За что?"
Но ответов не было.
***
Его звал по имени женский голос. Нежная рука дотронулась до его лица.
- Люся, Люсенька, лисичка моя, - прошептал он.
И радость от того, что она здесь, рядом и они наконец-то снова вместе, заполнила его сердце.
- Ян! Ян! - звал его женский голос. Он почувствовал, как его трясут за плечо. И вдруг всё тело пронзила резкая боль, казалось, не было ни одного живого места, где не было бы больно. Он застонал и открыл глаза.
Прямо на него смотрели расширенные, потемневшие от тревоги глаза Ниночки.
- Ян! - воскликнула она, - Ну наконец-то Вы очнулись!
Она сидела рядом с ним на соломе. За ней стоял Игнат Степанов.
- А мы уж думали, что ты...того, парень, не очухаешься, - произнёс он, - Почти сутки без сознания пролежал.
- Сутки? - хрипло спросил Ян.
- Ну да. Вчера вечером тебя притащили, а сейчас вон, день уже заканчивается.
В камере действительно уже темнело.
- А она вон, - Степанов кивнул в сторону Ниночки, - Всё рядом с тобой сидела, ни на шаг не отходила. Прямо сестра милосердия, - он усмехнулся, и вдруг голос его посерьёзнел, - А так, парень, следующий такой раз ты точно не выдержишь. Умрёшь ведь.
"Может и хорошо было бы - умереть" - подумал Солганский, - Тогда сразу всё это закончится."
- Ян, я тут обед Ваш оставила, - Ниночка держала в руках миску с тушеной капустой.
- Есть не хочу... пить очень хочется, - сказал Ян.
Ниночка протянула ему кружку с водой, и Солганский жадно сделал несколько больших глотков. Минут через пять он попытался встать, перед глазами всё плыло. Он кое-как добрёл до угла камеры, где находилось отхожее место. Его вырвало выпитой водой. Он закашлялся, вместе с кашлем из горла выходили тёмные сгустки крови.
- Э, брат...да тебе, похоже, лёгкие отбили, - с сочувствием заметил увидевший это Сергей Покровский.
Солганский вернулся на свою лежанку и лег на правый бок, так боль была немного меньше.
А Ниночка так и продолжала сидеть рядом с ним.
К утру следующего дня Солганскому стало немного получше. Он даже поел немного холодной полугнилой капусты. Боль в груди тоже немного притупилась, и дышать стало полегче. Но он знал, что всё это - только временное улучшение. До следующего допроса. И тогда... О том, что будет тогда, сейчас он старался не думать.
Ниночка почти всё время сидела рядом с ним, приносила попить воды, когда он просил.
- Милая Ниночка, Вы наверное устали, - улыбнулся ей Солганский.
- Нет-нет, что Вы, - тихо ответила она, - А что мне ещё здесь делать? Знаете, Ян, я так рада, что Вы пришли в себя. А Люся...так зовут Вашу жену?, - вдруг спросила Ниночка.
- Я называл её имя?
- Несколько раз.
- Да, её зовут Людмила.
- Расскажите мне о ней, - вдруг попросила Ниночка.
Ян рассказал ей немного о Лу-Лу, и о том, как она красиво поёт. И от этих воспоминаний щемящая тоска по Лу-Лу опять заполнила его сердце.
- Певица - это же замечательно! - воскликнула Ниночка, - А у меня голоса для пения совсем нет.
- Ну, не расстраивайтесь, Нина - улыбнулся ей Солганский, - Голос для пения - это совсем не обязательно.
Он сделал глоток воды из кружки, сильно закашлялся и вытер выступившую на губах кровь.
Ниночка с тревогой посмотрела на него.
- Вам нельзя больше туда, - решительно сказала она.
- Куда? - не понял Солганский.
- Туда, к ним. Они убьют Вас.
Ниночка вдруг взяла его за руку.
- Ян, они ведь всё равно сильнее, - тихо сказала она, - Они сильнее. Вы ничего не сможете изменить.
- Но сила ли это, Ниночка? - спросил её Солганский, - А вот один человек сказал так: Только слабые совершают преступления: сильному и счастливому они не нужны.
- Кто это сказал? - спросила девушка.
- Вольтер
Ниночка внимательно смотрела на него, не зная, соглашаться c Вольтером или нет.
Был поздний вечер пятницы и многие уже дремали на нарах. Солганский тоже заснул, лёжа в своём углу на соломе. Ему даже начало что-то сниться, какой-то странный и сбивчивый сон. Неожиданно заскрежетали запоры, дверь открылась.
- Солганский, давай на выход! - раздался громкий окрик.
Прошло несколько мгновений. Солганский всё также лежал, не вставая. И каждая клеточка его измученного тела казалось кричала: "Хватит! Не иди!"
"Не пойду" - подумал Солганский.
- Оглох что ли? - грубо крикнул один из охранников. И они оба подошли к нему, подняли. На руках защёлкнулись наручники.
- Давай, пошёл! - его ткнули в спину.
- Оставьте его в покое! - вдруг крикнула Ниночка.
- Нина, не надо, - громко сказал ей Солганский.
- Э...смотри-ка, а барышня-то быстро в мужской камере освоилась, - засмеялся один из охранников.
- Уже шуры-муры завела, - второй заржал вместе с ним и подошел к Ниночке.
- Хочешь, чтобы тебя вместе с ним допросили? - спросил он, - Это мы быстро. Там и поговоришь, шалава.
- Ладно, оставь её, - крикнул ему второй, - Пошли.
Свет в кабинете Юдина после тусклого освещения в камере показался Солганскому неестественно ярким.
"Странно, что Юдин так поздно всё ещё здесь", - подумал Ян.
Его грубо усадили на стул. Юдин молча поднял на него глаза. К чекисту подошёл один из охранников и что-то ему сказал.
- Да? - переспросил Юдин. И тихо проговорил ему несколько слов, которые Солганский не расслышал.
Охранник кивнул и быстро вышел в коридор.
В кабинете повисло молчание. В сердце Солганскому вдруг закралось какое-то нехорошее, мерзкое предчувствие. Прошло несколько минут. Юдин всё также молчал и смотрел какие-то бумаги, разложенные перед ним на столе.
Вдруг дверь кабинета открылась, и в него втолкнули перепуганную Ниночку.
Солганский попытался вскочить, но тяжелая рука быстро усадила его на место. Краем глаза он увидел рядом с собой дуло пистолета.
- Сиди смирно, - процедил ему чекист.
- Ян! - крикнула Ниночка.
С неё сорвали блузку и лиф и заломив назад руки, надели наручники.
- Ну что ж, Солганский, - наконец-то нарушил молчание сидевший за столом Юдин, - Я вижу, когда Вас бьют, Вам это безразлично. А может быть, даже нравится? Теперь посмотрим, нравится ли Вам, когда бьют других.
Он подошёл к девушке и пихнул её на стул. По лицу Ниночки потекли слёзы. Она дёрнулась в сторону, и Юдин сильно ударил её по лицу.
- Прекратите! - крикнул ему Солганский.
- Вот Вы и заговорили, - усмехнулся Юдин и опять ударил Ниночку по лицу.
Она заплакала навзрыд.
- Ну, Солганский, - крикнул Юдин, - Мне продолжить?
Я вижу, Вам это нравится.
Его рука потянулась к застежке на юбке девушки и расстегнула её.
- Оставьте её! - резко крикнул Ян, - Я...
Юдин выжидательно смотрел на него.
- Я согласен дать Вам показания.
- Согласны?
Юдин подошёл к нему вплотную и пристально посмотрел в глаза.
- Да, - глухим голосом ответил Солганский, опустив голову, - Что мне нужно подписать?
Его подвели к столу, сняли наручники, и Солганский, преодолевая боль в затекших руках, поставил подпись на положенном перед ним листе бумаги.
- И ещё вот здесь, - Юдин положил перед ним второй листок.
Выбора не было, Солганский поставил свою подпись и на втором листе.
- Вот и славно, - проговорил Юдин, складывая бумаги куда-то в папку, - Наконец-то Вы стали сговорчивей.
/Продолжение следует/