В самом начале рабочей недели я с некоторыми затруднениями взяла пропуск на базу отдыха, и начались наши весёлые хлопоты. Поездка предстояла на все выходные, поэтому мы с мужем вечерами ходили или ездили по магазинам и закупали провизию, а детворе досталась самое ответственное – наметить план нашей культурной программы. Но как они не старались, ничего, кроме рыбалки, купания и еды придумать так и не смогли. Пришлось нам потихоньку положить в вещи бадминтон, несколько журналов с кроссвордами, книги и волейбольный мяч.
Всё складывалось замечательно, только сын в последний день перед отъездом почему-то загрустил. Я первая не выдержала и после ужина зашла в его комнату. Он сидел за столом и бесцельно вертел перед собой ручку.
- Денис, у нас намечается отличная поездка. Ты не рад? Что-нибудь случилось?– спросила я.
- Да в принципе нет.
Чуть дрогнули длинные тонкие пальцы. Ручка опустилась на стол, а руки спрятались на колени под стол. Что-то очень тревожное подкралось к моему сердцу, и я решила, во что бы то ни стало, узнать причину такого поведения.
- Тогда почему же ты ходишь такой грустный? У тебе не получается поехать с нами на базу?
- Мне там будет скучно, - прозвучал неожиданный для меня ответ сына.
- Скучно? Тебе? – такого ответа я никак не могла даже предположить. – Денис, не юли, говори прямо, чего ты хочешь?
- Ты, может быть, и разрешишь, а вот папа точно будет против.
Я присела на край кровати и внимательно посмотрела на сына.
- Ты понимаешь, что это по отношению к нам не совсем честный метод решения своих проблем? Или сейчас ты мне расскажешь в чём дело, и мы вместе подумаем об этом, или ты так и останешься наедине со своими страхами и сомнениями.
Наступила гнетущая пауза. Сын в свои шестнадцать лет очень редко просил нас о чём-либо. Это было настолько редко и так для него мучительно, что он предпочитал погрустить в гордом одиночестве и ничего никому не говорить. А потом неожиданно выяснялось, что эти желания или просьбы не были для нас столь обременительными, чтоб сидеть и молчать, только нужно было вовремя сказать или спросить. Мне становилось по-настоящему обидно за наше с ним непонимание и его упрямство. Денис иногда извинялся, но чаще всего просто молчал. Опять молчал. Вспоминая все прошлые недомолвки, я невольно представила, во что может превратиться наш отдых с его гнетущим молчанием и моей обидой и заговорила с сыном немного мягче и спокойнее.
- Денис, всё в этой жизни решаемо. Не нужно только создавать себе и другим горы дополнительных проблем. Тебе же хочется провести эти выходные в радости, так дай и нам возможность порадовать тебя согласием, правда не знаю на что? - проговорила я, с ужасом вслушиваясь в свои слова и представляя в самых черных красках непонятную пока причину его грусти, а также разговор с мужем по этому поводу.
- Мам, но мы все не поместимся в машине, да и вообще, - он неопределённо махнул рукой.
- Кто это мы? Ты хочешь кого-нибудь с собой взять? И что такое это твоё «вообще»? – засыпала я сына вопросами.
- У тёти Гали нет денег на продукты для Андрюхи. Он может взять только картошку, – тихим голосом ответил сын сразу на все мои вопросы.
Я облегченно вздохнула. Речь, как оказалось, шла о его школьном друге.
- Если здраво рассудить, то вчетвером на заднем сидении вы будете чувствовать себя вполне нормально, - и, оглядев его высокую худенькую фигуру, - как трое взрослых. – И уже повеселев, примирительно добавила: - А за картошку я скажу только спасибо, будет с чем варить борщ после возвращения. Наша уже давно закончилась, а новой, вероятно, в этом году уже не будет. Ну всё, перестань хандрить и иди к отцу. Если спросит моё мнение, скажи, что я не против поездки на базу вшестером. Всё равно при такой невыносимой жаре спать все будем на полу.
Мир и покой, а вернее шум и гам в доме, были восстановлены. Я уже не обижалась на сына. Денис видел, как нам приходилось выстаивать в очередях за продуктами, чтоб потом дома вкуснее накормить семью. Из-за нехватки денег я даже хлеб пыталась печь сама, но это оказалось очень невыгодно: он съедался намного быстрее, чем готовился и выпекался. Ох, уж эти девяностые!
Наступил вечер долгожданной пятницы. К крыльцу подъезда к всеобщему ликованию подкатила наша старенькая машина и тот час же из холодильника почти весь продуктовый запас благополучно перекочевал в её багажник. Вещи, снасти для рыбалки и обязательная для таких поездок надувная лодка с маленькими вёслами были уже упакованы и крепко привязаны к багажнику, возвышаясь над крышей любимой «копейки». Наконец-то, наша дружная компания, обдуваемая через открытые окна знойным ветром, ехала на долгожданный отдых.
Дорога проходила, через два больших хутора, утопающих в зелени высоченных тополей и абрикосовых деревьев, которым даже такая южная жара была нипочём. Улицы были безлюдны, и с первого взгляда напоминали ферму под открытым небом. Утки и гуси, толпились вокруг расставленных у дворов открытых ёмкостей с водой. Куры мирно клевали у изгородей траву, греблись в пыли, а потом вдруг, сорвавшись с места и, помогая себе взмахами крыльев, сломя голову перебегали через дорогу у самых колёс проезжающих машин. Здесь же, рядышком, паслись привязанные к колышкам телята и одинокие козы.
Кое-где, к разбитой сельскохозяйственной техникой асфальтовой дороге, примыкала каменная мостовая дальних улиц, выстланная округлыми булыжниками. А дальше, за хуторами, расстилались холмистые, изрезанные оврагами и овражками поля, радующие нас тёплым золотом пшеницы, шелестящим массивом кукурузы или ковром улыбающихся мордашек подсолнечника. Их разделяли ровные слегка округлые и очень длинные полосы лесонасаждений, защищающих в лютые бесснежные зимы от свирепых ветров вспаханную или засеянную озимой пшеницей землю.
Местами попадалась нетронутая донская степь с редкими фонтанчиками шиповника и массивными зарослями колючих кустов тёрна, окутанная неповторимым и таким с детства любимым запахом полыни. Знойный воздух блестящим миражом отражался от перегретого асфальта дороги, залетал в открытые окна машины и обжигал своим дыханием изнывающих от жары путников.
Асфальт закончился, и мы, радуясь, что впереди нет машин, свернули на накатанную грунтовку. Как муж ни старался ехать медленнее, все равно за нами поднимались огромные клубы сизой пыли. Ближе к водоёму располагались фермы и поля, засеянные душистой кормовой травой. Вдали показалась полоска деревьев, едва прикрывавшая своей тенью краешек дороги. Дети в нетерпении заёрзали на заднем сиденье. Там, за этим маленьким леском, начинался крутой спуск к железным воротам базы отдыха.
Вот мы и приехали. Пока сторож проверял наш пропуск, пока открывал ворота, дети шмыгнули в открытую калитку и сразу умчались к воде. Нам, взрослым, ничего не оставалось, как с завистью посматривать в их сторону.
После оформления путёвки и получения ключей, мы вытащили из багажника продукты, быстренько затолкали их в холодильник нашей небольшой комнатки и тоже спустились к воде. Остальные вещи из машины решили перенести после купания.
Предчувствуя блаженство, моё изнывающее от зноя тело плюхнулось в перегретую воду искусственного водоёма и, не насытившись прохладой, захотело в тень. Ничего не оставалось делать, как ждать захода палящего солнца.
Вечером, вдоволь накупавшись, мы всей компанией уселись на веранде за длинным столом, дружно съели купленный по дороге совершенно безвкусный арбуз, опустошили часть привезённых с собой припасов и, подгоняемые зудом кровожадных комаров, поспешили завершить сегодняшние дела.
Я, дочь и племянница, умывшись, ушли в комнату, а сильная половина нашей «семейки», состоящая из мужа, сына и его друга, ещё долго возилась на веранде, укладывая в надувную лодку рыболовные принадлежности. Как же смешно было через обтянутое сеткой окно наблюдать за ними. Боясь что-либо забыть, они суетились, как девицы перед свадьбой, несколько раз перекладывали с места на место и опять перепроверяли уже уложенные удочки, крючки, грузила и так далее, а потом и они, нещадно искусанные, шмыгнули в комнату на приготовленные на полу постели.
Утро нас встретило изумительно красивым рассветом. Редкие облака, окрашенные в малиновый цвет, отражались на зеркальной глади воды яркими пятнами в обрамлении тёмных берегов. Тихая волна прибила к берегу щепки, остатки потемневших водорослей, опавшие листья прибрежных деревьев и, чуть дыша, покачивала на своих прохладных качелях засыпающие звёзды. Воздух, наполненный запахом речной воды, прохлады, чуть приправленный неуловимым ароматом летнего разнотравья, наполнял лёгкие живительной силой, дарил восторг бытия и радость сопричастности с такой красотой. Она была моей и во мне. Она была для всех, только не ленись, иди и смотри, радуйся вместе с ней, радуйся, что ты живёшь рядом с такой красотой и на такой удивительной планете.
Когда наши рыбаки были уже на середине пруда, и сияние рассвета полыхало в полном разгаре, я догадалась тихонько достать из комнаты фотоаппарат и остановить это сказочно красивое мгновение.
С приближением восхода солнца исчезало и бледнело зарево, охватившее малиновым пожаром половину неба. Подул вкрадчивый лёгкий ветерок, зашумел в жестких листьях прибрежного камыша, и вот уже с разных берегов, перекликаясь друг с другом, стала, просыпаясь, квакать, крякать, курлыкать и хлопать по воде крыльями всевозможная живность. Начинался новый день.
Спать не хотелось. Осторожно, чтоб не разбудить девчонок, я переоделась в купальник и спустилась к воде, поглядывая на приоткрытую из комнаты на веранду дверь. Немного погодя, я услышала, как за ней сначала осторожно, а потом нетерпеливо стали греметь крышками кастрюль, хлопать дверцей холодильника и шуршать пакетами с едой проголодавшиеся сестрички.
Накормив эту небольшую, но шумную команду, вымыв посуду и, предвкушая блаженство купания, я по мостику пошла к площадке на воде. Двенадцатилетняя дочь Надюша и племянница Олечка были уже давно мокрые и довольные. Перебивая друг друга, они громко начали рассказывать мне о том, что видели под водой через маску и как интереснее плавать в ластах – на спине или «как обычно». С удовольствием выслушав их восторженную трескотню, я попыталась спуститься по лесенке в воду, как вдруг оказалась окруженной моими «галчатами». Поддержанные сидевшей на лавочках детворой, они хором начали расхваливать мне ласты и уговаривать поплавать в них.
- Мамочка, ну что тебе стоит немного поплавать в ластах? Ты даже себе не можешь представить, как это здорово, и, честное слово, ты совсем не устанешь и ещё будешь их у нас просить, - громче всех уговаривала меня дочь, ещё с раннего возраста приученная отцом отлично плавать в быстрых потоках Дона.
Олечка наоборот совсем не умела плавать и, наплескавшись на мелководье, надевала маску, наклонялась к самой воде и бесстрашно рассматривала снующих в прибрежных водорослях мальков. Затем она отыскивала на дне нераскрытые ракушки и, выпрямляясь, выбрасывала их далеко на берег. И тем не менее она так же, как и все, бойко стала упрашивать меня один разок попробовать.
Пловец я, честно говоря, не ахти какой, но на уговоры поддалась, резонно решив, что день только начался, я не устала и чувствую себя как будто неплохо. Кивок согласия головой, и девчонки, усадив меня на лавку и отталкивая друг друга, одели на ноги «русалкины тапочки».
Под общее одобрение я смело плюхнулась в воду прямо с площадки. Два-три взмаха руками, переворот на спину – и вот уже мое тело быстро и легко рассекает водную гладь.
Теперь я с наслаждением поняла, что вызвало у детей такой восторг. В наше босоногое детство не было возможности испытать на себе это ощущение быстроты и легкости движения, а тот день, когда я только училась плавать и заплыла слишком далеко для первого раза и чуть не утонула, остался далеко позади. Теперь я была более уверена в своих силах, и страх перед водой уже не сковывал мои движения, заставляя останавливаться сердце.
Мне было хорошо видно, как все, находившиеся на площадке, вскочили с лавочек, столпились у самого её края и начали кричать, размахивая руками, как лопастями пропеллера. Не понимая ни слова из этой какофонии, я очень удивилась такой бурной реакции по поводу моего оглушительного успеха и, не снижая темпа, поплыла дальше.
Вдруг что-то толкнуло меня в плечо и, обдав холодом, проскользнуло под спину. Не понимая толком, что случилось, я остановилась и, оглядываясь по сторонам, теперь уже отчётливо услышала со стороны берега: «Змея!». На мостике неожиданно воцарилась гнетущая тишина. Дети уже не кричали и не размахивали руками, как секунду назад, а стояли, замерев, будто по команде.
Совсем позабыв, что сухопутные змеи в воде не кусают, а морских у нас нет, я попыталась также быстро, как плыла до этого, вернуться назад, к мостику. Но эти неуклюжие ласты, очень мешали, не давая плыть, и тянули вниз и без того отяжёлевшие ноги. Я старательно била по воде руками, хлопала ластами и, казалось, оставалась на месте, - так медленно приближался спасительный мостик.
Когда я окончательно выбилась из сил и плыла уже с почти остановившимся дыханием, кто-то из взрослых мужчин прыгнул в воду, помог мне доплыть, снять ласты и подняться на площадку по железной лесенке, зелёной и скользкой от налипших водорослей.
Силы покинули меня окончательно, но улыбнувшись на старания детей, на их суетливое и такое искреннее желание мне помочь, я разрешила себя осмотреть, объясняя одновременно, что ничего страшного произойти просто не могло. Не найдя на моем теле укусов и убедившись, что всё в порядке, девчонки дошли со мной до нашей комнаты. Я отпустила их опять поплескаться в воде, а сама прилегла. Меня бил сильный озноб, и гудела внезапно заболевшая голова. Согревшись и наконец-то восстановив дыхание, я мучительно долго пыталась уснуть, ворочаясь и задыхаясь теперь уже от удушающей жары.
Ближе к полудню, спасаясь от обжигающих солнечных лучей, вся наша компания собралась на прохладной веранде за обеденным столом. Удачный улов наших мужчин, очищенный от чешуи и выпотрошенный, лежал здесь же в большой чашке без должного внимания, пока мы уже без лишних эмоций и в спокойной обстановке слушали рассказ девчонок об утреннем происшествии.
Не трудно было догадаться, что все присутствовавшие в то утро на площадке вначале с интересом наблюдали за суетой детворы вокруг меня, а потом буквально остолбенели от ужаса, когда заметили на абсолютно гладкой поверхности пруда голову и извивающееся тело большой змеи. Она спокойно плыла по своим делам довольно далеко от берега, но наперерез мне, поэтому-то все, вскочив, начали кричать и махать руками, чтоб остановить мой стремительный заплыв. В общем шуме и крике разобрать что-либо не было никакой возможности, и если бы не ласты и моя добавочная скорость, то змея преспокойно раньше меня переплыла бы пруд к своим камышам, а так и ей, бедняжке, досталось: натерпелась страха, столкнувшись с "глиссером" в моём лице.