В. Б.
Зимний, больной свет по реке
стелется.
В небе цветёт алый букет
скорой метелицы.
А течение шепотом медленных волн
открывает мне старые тайны:
Наша жизнь - это томный, безвременный сон
в одеянии строгого джайна.
Через белую дымку проходят мосты,
а ветвей оголённых косые кресты
Сиротливо ютятся в мареве
тёплых крыш цвета бледно-карего.
Вымыл господь душу мою
набело.
В ней до поры громко поют
вешние ангелы.
Я прошу их - пусть хватит вселенной тепла
пережить хмурый век одиночеств,
чтобы сила сближенья однажды смогла
одолеть безысходность пророчеств,
а грядущая ночь обещает: "Смогу
каждый след твой упрятать в тени на снегу".
Только ветер ворчит обиженно:
"Возвращался бы лучше в хижину."
В дАли речной дамбы ревут
ржавые.
Просьбы мои Бога найдут -
Он их обжалует,
"Всё не правда, - ответит, - и ты не один,
Я позволю тебе отогреться.
Это предков тоска из январских картин
затуманила чуткое сердце.
Это кровь, что в потомках твоих потечёт,
это старых времён неоплаченный счёт,
что остался в небесной грамоте
под апостилем долгой памяти".
Нынче пусты сельских церквей
паперти,
Льётся закат, словно глинтвейн,
по снежной скатерти.
Скоро ангел оставит лиловый конверт
и рождественский торт на пороге,
карамельно застынет ночной медный свет
фонарей на безлюдной дороге.
И тогда в скором темпе дрожащих свечей,
я растаю от жара сыновних речей,
стану их надежд
отражением,
детской памяти -
продолжением.