губами ненаписанных молитв
беззвучно гасим свечи за “могли бы” –
анафема одна на четверых:
Отца, и Сына, и Святого Духа…
И крестиком невинного греха
впечатываем в памяти друг друга
прозрачными слезами по щекам.
Нахальный ветер комкает страницы,
пускает в небо стайку чёрных птиц –
обугленные светом вереницы
нам дарят откровения зарниц.
Тревога разливается озоном,
хохочут как гиены тормоза –
расхристанным (в одной рубашке) стоном
мы держимся глазами за глаза.
Невыпорото на живо наследство –
нашивку невозможно оторвать,
погасли звёзды в окнах бывшей детской
и спряталось бессилье под кровать,
оставив удивление испуга
уснувшим и не дышащим совсем.
В вагоне искалеченная вьюга
в земную манну мелет кости тел.
Рычит зверьё от пуза и без гроба
на бычьих шеях ладит пузыри
с младенцами из выжженной утробы –
растерзанных под небом для земли.
Толкать тебя плечом – пока есть силы,
бесчувственный и замкнутый состав
сбивая с рельс – могли бы мы, могли бы…
Ни мамою, ни папою не став.
Впадая в оглушительно и тихо,
солоной струйкой крови (горяча),
в сопрелый чернозём – казённым житом,
ласкаться под прицелом палача.
Вдыхать в одно большое и слепое
(от пота, пыли) скопище людей,
прикрыв тебя в последний раз от боли,
как подорожник – рану (мой удел).
Мы встретимся за пятою звездою
без сына и без духа не . людей
12/4/2012