Нью-Джерси – штат-сад.
Работа с поляками и пролетарский досуг.
Атлантик Сити и Тадж Махал.
Новая Англия.
29 августа, 1993, воскресенье
Мы должны были собраться, освободить квартиру и съехать. Поезд, которым мы решили ехать в город Trenton, отправлялся с Penn Station около пяти часов вечера.
Ограничить своё походное имущество одной спортивной сумкой было непросто. Для этого пришлось расстаться с массой вещей. Эти сборы учили тому, что, не имея постоянного места жительства, следует быть очень осмотрительным в приобретении вещей.
Мебель мы, конечно, не выбросили из квартиры, как просил нас хозяин. Искренне верилось, что она представляет какую-то ценность и может ещё послужить кому-то. Поэтому, прежде чем выходить из дома с сумками, мы проверили, не сидит ли на крыльце у подъезда Эрик. Ключи от квартиры оставили на столе, а двери захлопнули. Саша, на всякий пожарный случай, оставил себе экземпляр, который когда-то изготовил дополнительно.
На King’s HWY мы сели на поезд метро маршрута N и поехали в направлении Манхэттена.
Как обычно, в воскресенье вагоны полупустые. Пассажиры разных цветов и оттенков. Эксперименты национального героя Михаила Джексона по отбеливанию, послужили здесь для многих примером для подражания. Особенно это движение получило распространение среди молодых чёрных девушек. Цвет лица они корректируют с помощью косметических средств. Например, румяна на щечках. А вот с причёсками экспериментируют более смело. Девушки прилагают немалые усилия, чтобы сделать свои волосы светлее и ровнее. Эффекта блондинки достичь не удаётся, но какой-то светло-ржавый цвет их волосы всё же обретают. Если осветления волос они достигают с помощью красителей, то каким способом они выравнивают свои кудри, мне непонятно. Избавившись от естественных кудрей, их принудительно прилизанные волосы становятся похожими на медную проволоку. И цвет, и форма утрачивают всякие естественные признаки. Такая, вероятно, дорогая причёска выглядит как дешёвый парик из искусственного материала. Но им это нравится.
Также, пользуясь услугами сабвэя, можно наблюдать богатую коллекцию ювелирных изделий.
В этом движении, бесспорно лидируют представители латинской Америки, хотя, в их происхождении трудно разобраться. Цыгане, которые ошиваются по базарам и вокзалам Европы, наверное, лопнули бы от зависти, увидев такое обилие золотых побрякушек. Отдельные пассажиры уподобляются ходячей рождественской ёлке. Мне кажется, что золотые украшения они вешают на себя, руководствуясь не тем, что им к лицу, а исходя из того, что они имеют на данный момент. Следует отметить, что мужская половина украшается значительно активней.
Рекламно-информационные плакаты в вагонах, по-прежнему, рекомендуют звонить в любое время по таким-то телефонам, если вас подвергли расовым обидам, а по такому телефону, если вы, вдруг, оказались беременны и не знаете, что это такое и что с этим делать. По другим телефонам приглашают звонить, если вам надоело жить, и вы собрались уйти в “отставку”. Во всех случаях жизни обещают дать ценный совет.
Множество плакатов рекомендуют бросить такую вредную привычку, как курение. И запрещают курить в общественных местах. Обращаются и к тем, кто лысеет. Им обещают дёшево и сердито восстановить растительность на голове. Если они обратятся к таким-то специалистам. Напоминают и о том, что надо быть взаимно вежливыми. Делается это в стихотворной форме.
*“Sir, You are rough and I’m rough,
But who will write whose epitaph?..”
Подпись: Бродский.
*Сэр, вы грубы, и я тоже грубый,
И кто кому будет писать эпитафию?
Но все виды агитаций, призывающих к борьбе с курением, наркотиками, лишним весом, расовой дискриминацией и облысением - второстепенны в сравнении с предостережением о свирепствующем СПИДе (AIDS).
К примеру, приводится диалог ученика с учителем…
Юноша: - Я хочу попробовать закурить.
Учитель: - Не стоит, лучше и не начинать.
- Тогда, может быть мне попробовать алкоголь?
- Поаккуратнее с этим, в твоем возрасте лучше бы воздержаться.
- А как насчёт лёгких наркотиков?
- Тем более, не советую.
- Тогда, я хочу попробовать секс.
- Пожалуйста, на здоровье! Вот тебе презерватив.
Складывалось так, что, возможно, я последний раз пользовался услугами нью-йоркского сабвэя. Каким бы их метро ни было местами отвратительным, всё же и любопытного там немало. И в Нью-Йорке ещё осталось много интересного, что я так и не посетил, не обследовал.
Вышли на 34-й улице, прошли по ней до 7-й авеню и свернули вниз к Penn Station. (Станция Пенсильвания — широко известная как Станция Пенн (Penn Station) — крупнейшая междугородняя железнодорожная станция и крупнейший железнодорожный узел в Нью-Йорке. Этот вокзал Нью-Йорка расположен под Площадью Пенсильвании (Pennsylvania Plaza), городским комплексом между Седьмой и Пятой Авеню и между 31-ой и 33-ей Улицами в Центре Манхеттена. Владельцем является Амтрак. В день обслуживает около 600 000, или около тысячи человек каждые 90 секунд. Именно поэтому станция является самым загруженным транспортным узлом в США и даже самой загруженной железнодорожной станцией во всей Северной Америке.)
Солнышко садилось, вечером уже ощущалась осенняя свежесть. На улицах и авеню в этом районе и в это время масса праздно разгуливающих туристов. Уезжать не очень-то хотелось.
Придя на станцию, мы огляделись, изучили расписание, и нашли нужный нам поезд Нью-Джерси Транзит. Отправление обещали через 40 минут. Купили два билета в один конец до города Трэнтон. Стоил такой билет около 10 долларов. Решение принято. А пока присели среди себе подобных, ожидающих. Я вспомнил, что здесь рядом на 34-й улице есть отделение CitiBank, а мне, вероятно, уже сегодня понадобятся 150 долларов, чтобы уплатить за жилье. Саша остался на вокзале с сумками, а я вышел.
У входа в прихожую банка, где были размещены автоматы АТМ, сидел чёрный гражданин с протянутым бумажным стаканчиком. Двери банка, из толстого стекла открывались с помощью пластиковой карточки. Все отделения CitiBank, где я их встречал, размещали свои автоматы таким образом. В нерабочее время туда можно пройти, используя карточку.
Вступив в контакт с банковской машинкой, я сдоил со своего счёта 150 долларов и получил на память бумаженцию с данными о моём текущем балансе, с учётом последней выемки. Я бы назвал это истекающим балансом.
Выходя на улицу, снова встретился с чёрным братом, теперь он взирал на меня с надеждой и нетерпением. Мимо такого взгляда я не смог пройти. Их чёрное, упрямое нежелание работать, становилось мне понятно. Свою солидарность с ним я проявил тем, что оправдал его надежды и опустил в бумажный стакан 25 центов. За это он сказал, что я Good Man. И вдогонку пожелал мне удачи. В последнем, я действительно нуждался.
Саша был на месте, но желал, чтобы я подменил его. Я советовал ему отыскать наш перрон, чтобы потом не бегать в поисках.
Наш поезд отправлялся по расписанию. Какое-то время мы ехали через тоннель, а, проехав под Гудзон рекой, вынырнули на поверхности уже в другом штате – Нью-Джерси. Поезд частенько останавливался, кто-то сходил, а кто-то подсаживался. Пару раз проходили по вагонам контролёры, проверили билеты. В течение часа мы переехали штат Нью-Джерси поперёк, и сошли почти на границе со штатом Pennsylvania, сокращено Penn. Нашим конечным пунктом был столичный город Трэнтон, - столица штата Нью-Джерси. Вокзал был в центре города. Когда мы вышли, уже темнело, улицы обильно освещены, вокруг вокзала многолюдно. Там же, у вокзала мы взяли такси. На вопрос куда: назвали адрес Pennsylvania Ave.837.
Водителем такси был стандартный чёрный дядя. Минут через пять он уже выехал на Penn Ave. и спросил у нас, где находится нужный нам дом? Я мог назвать ему лишь номер. Заметив компанию молодых людей, сидящих на крыльце дома, он приостановил машину и спросил о направлении к нужному номеру. Те уверенно указали. Мы были на правильном пути, нам не пришлось разворачиваться. Район, в который мы приехали, очень отличался от центрального, у вокзала. Это был спальный район города, где улицы состояли исключительно из жилых двухэтажных домиков. Слегка освещённая улица, с припаркованными у домов частными автомобилями, редкие прохожие. После Бруклина и Нью-Йорка, наблюдать такое в воскресение вечером было странно. Скоро водитель приостановился перед двухэтажным стандартным домом. Он вышел из машины, открыл для нас багажник и мы забрали свои сумки.
- Три пятьдесят, сэр, - просто буркнул водила.
В ответ, я молча дал ему пять.
- Спасибо, сэр, - тем же тоном поблагодарил меня он, и нырнул за руль, как будто ничего и не должен.
Центральный вход в дом, со стороны улицы, был закрыт. Мы вошли в калитку и по дорожке под окнами прошли в дворик. Из приоткрытого освещённого окна услышали разговор на польском языке, узнали голос Жени. В дом вошли через дверь, выходящую на задний дворик. Пройдя через кухню, мы попали в просторную гостиную комнату, где за столом сидели несколько человек, среди них и Женя. О нас уже знали и, как заметил Женя, мы прибыли своевременно. Он представил нас хозяевам дома. Это были бесцветная женщина, неопределенного возраста, в очках с толстыми линзами, единственная в этой компании не говорившая по-польски. И её муж - поляк, едва подбирающий нужное английское слово, чтобы выразить что-то своей жене. С первого взгляда было видно… Они любили друг друга.
С моим участием, польский муж порадовал американскую жену хорошей новостью о двух парнях, готовых арендовать пустующую комнату. Женщина моментально преобразилась и вспыхнула искренней улыбкой. Её муженёк суетливо зазывал нас посмотреть комнату. Мы поднялись с ним на второй этаж. Маленькая комнатка оказалась метров 13 квадратных, с одним окном, выходящим во двор и простой самой необходимой мебелью. Надо отметить, что мебель, которую мы оставили в своей бруклинской квартире - шикарна, в сравнении с тем, что мы увидели здесь. Туалет и душевая были рядом, на нашем этаже.
Хозяин, или муж хозяйки дома, очень волновался. Так уж хотелось ему сдать комнатушку.
Посовещавшись, мы решили остановиться здесь на месяц, а там будем посмотреть.
- Сколько, пан? - перешли мы к волнующему его вопросу.
- По 150 долярив с кожного, плюс за электричество и телефон вы платите по счётам.
- Добро, пан. Ты, наверно, хочешь получить деньги прямо сейчас?
- Так, так! И ещё хлопаки, я бы хотел також получить и за последний месяц, - неуверенно пропшекал пан.
- Так это и будет наш первый и последний месяц проживания здесь, - огорчил я пана. И вообще, Женя нам о таком условии не говорил, если пану не пасуе, то мы…
- Добже добже, хлопаки, давайте по 150 и мешкайте тут.
Мне показалось, что полученные от нас 300 долларов спасли ему жизнь. А когда я сказал ему о возможном скором приезде ещё одного жильца, я испугался, что пан начнёт целовать меня. Получив ожидаемое, хозяева быстро исчезли.
К нам поднялся Женя, поинтересоваться: договорились ли мы? Он показал нам, где и что в этом доме. Сам он занимал такую же комнату напротив. Его соседом по комнате был молодой паренек Серёжа, который работал у него подсобником.
Этого юношу родители привезли в Бруклин из Киева. Он ещё учился в школе, но на каникулах решил подработать и связался с Женей. Каникулы, кстати уже заканчивались и, как я полагал, молодой подсобник скоро должен был вернуться домой в Бруклин.
Заговорив о достопримечательностях города Трэнтона, Женя пригласил нас на экскурсию в супермаркет. Мы с Сашей охотно согласились, Серёжка присоединился к нам. Мы шли тихими, безлюдными улицами и сравнивали это с Бруклином, в котором каждый из нас пожил. Оказалось, что Серёжа со своими родителями живёт в том же районе, где снимали квартиру мы с Сашей. Я расспрашивал его о том, как поживают школьники, подобные ему, и как ему нравится жизнь в Бруклине после Киева.
Он рассказал о молодёжной тусовке у станции метро линии N, на King’s HWY. Действительно, я замечал, что по вечерам там собираются подростки-охламоны.
- И чего вы там поджидаете? - спросил я.
- А ничего, просто это место встречи, а остальное зависит от наличия денег, - пояснил Серёжа.
По пути к супермаркету, мы отметили кое-какое движение на заправочной станции и у ресторанчика быстрой пищи KFC, то бишь, Kentuky Fried Chiken. Сеть таких кормушек также распространена по всем штатам и мало чем отличается от McDonald’s.
Супермаркет находился в 10-15 минутах ходьбы от нашего дома. Это было единственное предприятие в большом торговом центре, которое работало до 23 часов. Кроме различных торговых точек, по соседству находился и банк New Jersey United.
Серёжа рассказал нам, как ему нравится этот супер гастроном. Особенно он отметил ассортимент и доступность шоколадных изделий. Женя тоже подтвердил, что таких гастрономов не то что в Бруклине, но даже в Украине нет.
Двери из толстого стекла автоматически раздвинулись перед нашей компанией и пропустили нас. При входе стояли ряды пластиковых корзинок и металлических колясок-корзин. Наши гиды - Женя и Сережа - рекомендовали нам взять по коляске, даже если мы не собираемся делать больших закупок. Обход начали с сельскохозяйственной продукции. Здесь цены на фрукты, овощи, виноград, орехи были немного повыше, чем в бруклинских лавках, но обстановка стоила того. Просторно, чисто, тихо, никакой толкотни. Каждый что-то взвесил себе. Пошли далее.
Серёжа подвёл нас к объекту своей любви и привязанности. Пластиковые ячейки были наполнены различными шоколадными конфетами. Там же были пластиковые ковшики для загрузки и рулоны упаковочных пакетов. Каждый по-хозяйски зачерпнул и отгрузил себе в пакет выбранное. Серёжа рекомендовал мне орех в шоколаде. Я последовал его совету и не разочаровался. Они с Женей рекомендовали нам не стесняться и взять для пробы всяких конфет понемногу, чтобы за время нашей экскурсии по гастроному, это можно было скушать. Разместив пакеты с конфетами в доступных отсеках коляски, мы покатили далее. Проходя среди рядов с кукурузными хлопьями и прочими коробками, ребята рекомендовали нам забросить в коляски что-нибудь для более хозяйского вида, на время нашей прогулки. Кроме бутафорских покупок, мы стали прикупать кое-что и для себя. Скоро мы выглядели как уважаемые потребители, на которых и рассчитан этот торговый бизнес. Вторая половина этого огромного магазина была промтоварная. Одежда, хозяйственные товары, инструмент… В общем, нам было что посмотреть и скушать.
Перед тем, как выходить к кассам, мы вернулись в продовольственный сектор и оставили там бутафорские догрузки.
На кассах в это время уже готовились к сдаче выручки. Покупателей было мало. Мы предъявили к подсчету свои закупки, рассчитались и вышли из магазина. Это место в Трэнтоне нам понравилось.
Относительно нашего участия в ремонте крыш - решили, что завтра утром мы присоединиться к Жене и ему подобным, и с ними доберемся до объекта. Для начала, нам необходимо было получить от нашего польского бригадира зарплату за прошлую неделю. А затем, при желании, мы сможем подрядиться на какую-нибудь работу.
Рано утром мы сидели с Женей на кухне готовые к выезду, и пили кофе. К нашему дому подъехал микроавтобус и просигналил. За рулем сидел поляк с красной от злоупотреблений физиономией. Женя поприветствовал его и коротко пояснил, кто мы такие. В ответ, водитель лишь выразил надежду, что будет получать от нас что-то на бензин, в случае нашей устойчивой кооперации.
Я тихо заметил, что наш водитель переживает тяжелое похмелье. Но Женя объяснил: это его обычное состояние. Едва мы выехали из города, как наш рулевой откупорил банку пива и стал на ходу, украдкой, жадно высасывать содержимое. Женя успокоил, нас, что это никак не повлияет на его водительскую бдительность. А сам водила, прикончив банку пива, повеселел и заявил, что теперь он в полном порядке.
К объекту мы подъехали, когда польские работники уже возились там с подготовительными работами. Переговорив с некоторыми, мы убедились, что чёрновую работу, то есть, срыв и подборку старой крыши, нам готовы предоставить в неограниченном объёме, с почасовой или сдельной оплатой.
Но сначала, мы отправились на соседний объект, где и отыскали своих прежних коллег.
Двое поляков, с которыми мы неделю ездили из Бруклина, сидели уже на крыше, а наш босс, припухший после выходного дня, только подъехал и доставал из машины инструмент. Поприветствовав друг друга, мы перешли к делу. Нам пришлось первыми заговорить о его обещании, рассчитаться с нами сегодня. Пан босс согласно достал дипломат и извлёк из него какие-то бумаги. Наблюдая за его похмельными телодвижениями, я был готов к неожиданностям. Он раскрыл свою учетную тетрадь, согласовал с нами количество отработанных часов, помножил их на калькуляторе на 6 долларов и вычислил суммы по 360 с чем-то долларов каждому. Но вместо ожидаемых наличных, наш благодетель достал чековую книжку и трясущейся рукой стал заполнять чеки. Мы с Сашей озадачено взглянули друг на друга, но не стали отвлекать его от этого занятия, и даже помогли ему написать наши имена. Покончив с чеками, он с видом большого босса, выдал их нам. Это были чеки для предъявления в какой-то неизвестный мне Midlantik Bank штата NJ. Не успели мы спросить его, где здесь ближайшее отделение этого банка, как он вежливо попросил нас:
- Хлопаки, потерпите до четверга, не обращайтесь в банк, пока мы не сдадим этот участок, и мне не переведут деньги на счёт.
На наше немое удивление и сомнение, он поспешил продолжить.
- Не беспокойтесь, я вас не обману, вы знаете, где меня можно найти.
Мы не стали комментировать, лишь обещали подождать до четверга. После такой зарплаты, вопрос о нашем дальнейшем сотрудничестве даже и в мыслях не возник. Мы молча расстались. Шагая к соседнему объекту, мы соображали, чего нам следует ожидать от таких чеков? Остановились на том, что это, какая ни есть, а все же, форма признания его обязательства выплатить нам указанные суммы. Утешились.
На другом объекте работа шла вяло. Понедельник для многих был тяжёлым днём. Мы отыскали нашего, уже знакомого нам, водителя, и он указал нам, кто здесь ведает работами. Новый польский босс, узнав, что мы готовы выполнять подготовительные операции, проявил к нам деловой интерес и охотно разъяснил, как и сколько он готов платить за метр квадратный. Мы сообразили, сколько это займет у нас времени, и получилось что-то около 6-7 долларов за час работы.
Выразили своё согласие поработать сегодня и нас гостеприимно провели на крышу. Под домом уже были накрыты газоны и задраены окна первого этажа. Все было готово к срыву и сбросу.
Босс пропшекал уныло копавшимся работникам о том, что черновую работу выполнят эти двое хлопаков. Те взбодрились и охотно приняли такую кооперацию. Было очевидно, что эта неквалифицированная работа не представляла для них интереса, отсюда и их уступчивость. Необходимый инструмент нам предоставили. Погода стояла чудесная. Начался сентябрь.
Предоставленный нам участок крыши мы дружно расчистили до обеда, и это заняло у нас меньше времени, чем мы рассчитывали. Но к этой же операции относится и подборка всего сброшенного хлама, что также занимает время. Однако, работники, с которыми мы сотрудничали, избавили нас от этого. Они приступили к замене фанерных листов, а это влечет сброс фанерных отходов, поэтому нас просили оставить всё как есть и не путаться под домом.
Мы отметили выполненную нами работу у представителя нашего работодателя и решили, что на сегодня достаточно. На предложение управляющего начать новый участок, обещали ему сделать это завтра.
Наш водитель и его коллеги, тоже закончили такую же работу и собирались обедать. Вопрос к уставшему водителю о том, когда он собирается отъезжать в Треэнтон, оказался актуальным. Он обратился к своим сотрудникам, заявив им, что, якобы, обещал отвезти нас после обеда в Трэнтон. Те недовольно забухтели, посовещались и решили: если он сейчас смотается в супермаркет и подвезёт им холодного пива, тогда они согласны на его досрочное отбытие с объекта.
Ожидали минут 15. Он приехал с упаковкой баночного пива, и его коллеги пообещали ему закончить работу без него.
По дороге домой, водитель жаловался, как ему тяжко сегодня работалось, и как он благодарен нашему своевременному появлению. В Трэнтоне он остановился на соседней улице, у пивного бара. Там мы и расстались с ним до завтра. Мы ушли к себе, а он в бар, поиграть на бильярде. Так он сказал.
Дома, кроме одной женщины, возившейся на кухне, больше никого не было. Мы помылись и пообедали. Я воспользовался телефоном и дозвонился в Бруклин Славке. Коротко описал ему, что мы здесь имеем. Тот проявил интерес и выразил надежду, что скоро присоединится к нам.
Затем, я связался с Онодой, хотел известить его о своём переезде. Но тот, услышав меня, поспешил выплеснуть последнюю новость. Оказывается, Влада мы не дождались в Батэри парке, потому что тот, по пути к нам, угодил на своем велосипеде под машину! И теперь отдыхает в госпитале. К счастью, обошлось без переломов, но ушибы требуют лечения. Скоро должен выйти на своих двоих.
Ни на один вопрос Оноды: что я делаю в Нью-Джерси и когда вернусь в Нью-Йорк, - я не мог ответить. Обещал поддерживать с ним братскую связь, посредством молитв. Онода пообещал неустанно молиться за мою заблудшую туристическую душу. Я не возражал.
Погода стояла чудная, и мы вышли прогуляться и посмотреть, куда мы заехали. Для начала, мы отправились в уже известный нам торговый центр. Днём там было многолюдно. Мы посетили универсальный магазин с кричащей вывеской “Всё по 99 центов”. Там я порылся в куче виниловых пластинок. Среди унизительно уценённых пластинок, я нарыл Ric Ocasek, 1986 года выпуска, «This Side Of Paradise». Фактически – это музыка команды из Бостона The Cars, периода их творческого пика. Проигрывателя у меня не было, но я таки припрятал достойный внимания экземпляр, бережно уложив альбом в самый низ, среди прочего музыкального хлама. Прикупили кое-какие хозяйственные мелочи и ушли.
В другом специализированном магазине можно было приобрести много всего для парикмахерского дела. Особенно впечатлял выбор электрических машинок для стрижки. Конечно же, большинство различных приспособлений были предназначены для работы с очень густой и мелко-кучерявой волосяной африканской растительностью.
Саша всерьёз заговорил о своём давнишнем желании обзавестись автомобилем. Машина нам здесь не помешала бы, и мы решили заняться этим вопросом. Здесь же, рядом с торговым центром, мы зашли на стоянку-распродажу подержанных автомобилей. Бегло осмотрели, но ничего интересного для себя не нашли. Разгуливая по городу, мы отметили, что за всё время пребывания здесь, мы не встретили ни единого товарища в чёрном лапсердаке и шляпе, с трудом верилось, что в городе нет ни единой синагоги. Зато, мы набрели на католический польский костел с памятником у входа ксензу Попелушко.
В этот день мы посетили несколько автостоянок, торгующих автохламом. Везде нас гостеприимно встречали и ласково провожали. Торг был уместен. Но мы решили не торопиться. Купили местные газеты с объявлениями и вернулись домой к телефону. Из всех, заинтересовавших нас объявлений о продаже автомобилей, мы смогли дозвониться лишь по одному номеру. По всем остальным, нам ответили автоответчики и предложили оставить сообщение.
Речь шла о судьбе Ford Escort восьмилетнего возраста. Договорились о встрече-смотринах.
Вечером в дом стали съезжаться наши соседи: кроме Жени и Сережи, остальные - все поляки. По соседству с нами такую же комнату занимала польская пара. Казимир и его подруга, которые, якобы, подыскивали себе другое место, собирались переехать.
Оригинальностью в проведении своего досуга, наши соседи не отличались. Во главе всех развлечений было пиво. А при более близком знакомстве со многими польскими коллегами, у меня сложилось впечатление, что работают они здесь для того, чтобы пить и кушать. Упоминались и прочие развлечения, такие как культпоход в один из пивных баров или выезд в центр города для съёма уличных девиц. Но эти мероприятия, обычно, проводились в конце недели и в связи с получением зарплаты.
В последующие дни мы, как и все жильцы нашего дома, рано просыпались и выезжали на работу. Времяпровождение на крышах особой радости нам не доставляло, однако ощутимо посвежевшая погода и относительная самостоятельность в производственном процессе значительно облегчили нашу трудовую жизнь. Солнце становилось все менее активно, световой день заметно короче. Новый работодатель обеспечил нас инструментом и стал поручать нам кроме черновых, подготовительных работ, и другие - более ответственные и оплачиваемые операции. Но кроме мелких положительных перемен, назревала и новая проблема.
Дождавшись указанного дня, мы посетили ближайшее отделение Midlantik Bank и предъявили чеки, выданные нам предыдущим польским работодателем. Наше изначально отрицательное отношение к такой форме оплаты труда, к сожалению, подтвердилось. Служащая банка, приняв предъявленные к оплате чеки, обратилась к компьютеру и через минуту вернула их нам, пояснив, что на этом счету недостаточный баланс. Нашими первыми действиями были телефонные звонки к хозяину этих паршивых чеков. Но связаться с ним по телефону оказалось непросто. Объект, на котором мы сейчас работали, находился далековато от его места жительства, и без транспорта мы не могли посетить его. Однажды вечером, он всё же ответил на наш звонок и пропел нам слезную песню о целом ряде неблагоприятных производственных и погодных обстоятельств, по причине которых задерживаются деньги. Взывал он к нашему терпению и пониманию так эмоционально и жалобно, что мы согласились подождать ещё какое-то время. Между тем, слушая его жалобы и просьбы, нетрудно было понять, что пшекает он в нетрезвом состоянии. Наше желание обсудить с ним этот наболевший вопрос не по телефону, а также подстрекательские шутки наших соседей, которые уже знали о нашей проблеме с польскими чеками, подтолкнули к покупке автомобиля.
Телефон, которым все пользовались, находился в гостиной комнате, и скоро все знали, как за 60-ти часовую рабочую неделю польский босс рассчитался с нами пустыми чеками! В нашем доме это называли компенсацией Советов за аннексированные польские территории. Я высоко ценил их юмор, но такие шутки нас не веселили, скорее наоборот - озлобляли!
Хозяином автомобиля оказался приятный парень. Он рассказал нам о всех особенностях и недостатках своего Фордика, прокатил нас на нём и назвал цену 600 долларов. После непродолжительных торгов, стороны легко сошлись на цене в 500 местных денег. Хозяин тут же снял с автомобиля регистрационные номера, и подписал бумагу, предназначенную для отчуждения данного автомобиля. Продажную цену не указывал, оставил это на наше усмотрение. Получив деньги, он вручил нам документ и пожелал удачной эксплуатации. Насколько я мог судить, все остались довольны.
Теперь, имея возможность относительно свободно планировать своё рабочее время, у нас появилась ещё и возможность самостоятельно перемещаться в пространстве. В первый же вечер, Саша, как владелец личного автотранспорта, подвергся многочисленным просьбам трудящихся, проживающих в нашем доме. Народ просил организовать коллективный выезд в злачные места и привезти в наш дом арендованных девушек. Саша, ссылаясь на отсутствие регистрационных номеров и неуверенное вождение, с трудом уклонялся от этой затеи. Многие так и не поняли: для чего же он тогда купил автомобиль?
Новый работодатель оплатил нам нашу работу, также чеками. Но они были приняты банком, и мы без проволочек получили по ним наличные.
Из-за погодных перемен рабочее время заметно сократилось. У нас появилось свободное время и круг новых знакомых. В наш дом повадились гости, в основном ребята, работающие на одной крыше. Один из них - Стас, присутствие которого в нашем доме обеспечивало стабильную тему для дискуссий. Он был убежденным сторонником регулярного секса и считал, что после работы, поимев душ и ужин, следует организовать и женщин. Своей внешностью и прочими качествами он напоминал мне героя из старого американского фильма «Midnight Cowboy». Ежевечерние коллективные ужины с пивом и откровенные разговоры о ценах на половые услуги в Бруклине, Нью-Йорке и Треэнтоне, ускорили переезд наших старших польских соседей Казимира и его пани. Однажды, вернувшись с работы, мы обнаружили их комнату пустой.
Обо всех переменах в нашем культурном быте я, как и обещал, докладывал председателю Толстовского фонда - Славке. Из скупых новостей о его бруклинском житие, я понял, что он уже давненько не работает и поджидает ответа на отправленный ещё с моим участием, запрос на предоставление ему нового звания Permanent Resident, постоянного жильца, подтверждаемого документом Green Card. Узнав о вакантной комнате в нашем доме и неограниченных возможностях трудиться на крышах, Славка объявил о своем скором прибытии в Трэнтон.
Также был намерен переехать в наш дом и Стас. Он работал с нами у одного работодателя и часто, приезжая с работы на том же транспорте, оставался ужинать и ночевать в гостиной комнате на диване. Ему также понравился супермаркет, походы в который, действительно, приняли культурно-массовый характер. Стас, как и другие участники этого движения, положительно относился к доступному шоколаду. Но кроме кондитерских удовольствий, он рекомендовал нам обратить внимание ещё на один отдел.
Фармацевтический отдел содержал немалое количество разнообразных препаратов, витаминов и пищевых добавок. И если верить Стасу, то он хорошо ориентировался в этом широком ассортименте. Особенно он рекомендовал всем профилактические, укрепляющие иммунитет, витамины.
Если свидания с уличной барышней, которые он также всем прописал, обходилось минимум в десять долларов, то витамины, выставленные на полках в супермаркете и вовсе не покупались. Он показал товарищам по классу: что и как надо вскрывать и пересыпать в карман. Полупустые упаковки оставлялись на прежнем месте. А уже дома, он бережно выкладывал из карманов разноцветное ассорти таблеток и капсул и тщательно систематизировал их по назначению. В один пакетик - таблетки от головной боли и общего недомогания, а в другой - витамины, стимулирующие половые и прочие потенциалы.
Стас фактически уже жил в нашем доме, хотя и арендовал комнату где-то в центре города. Хозяева дома, прослышав от кого-то о новом госте, постоянно ночующем на диване, пришли с ревизией на тему - кто здесь и в каком качестве проживает?
Гость уже достаточно гармонично вжился в нашу жил коммуну и привязался к щедрому супермаркету. Он был готов поселиться в нашем доме на правах арендатора, но для этого ему надо было дождаться зарплаты. Хозяина такое объяснение и перспектива вполне удовлетворили.
До этого, Стас, как и все мы, какое-то время барахтался где-то в Нью-Йорке. Прилетел из Литвы, рассчитывая на родственное гостеприимство тётушки, проживающей в Квинсе. Но долго у неё не задержался, предпочел обычный туристический способ выживания.
По его рассказам, он был не настолько близким родственником этой тёте, чтобы жить в её доме сколько ему угодно. У тётушки и без него было о ком заботиться. О любимой собачке…
В тётушкином доме он прожил совсем недолго. Ему пришлось съехать оттуда, потому что обожаемая тётей собачка невзлюбила гостя и с первого же дня его появления в доме, впала в беспокойное состояние. Всё время, когда Стас находился дома, стервозная собачонка гавкала в адрес незваного гостя. Временами её нападки перерастали в бешенство. Все попытки успокоить глупое животное, и надежды на то, что она скоро привыкнет к чужому присутствию, оказались пустыми. Собачье неприятие дальнего родственника из бывшего СССР, становилось для всех невыносимым. Собака сама не спала и другим не давала. Она даже есть перестала. Продолжать этот литовско-собачий дурдом, означало верное и всеобщее умопомрачение. Посовещавшись под лай любимой собачки, решили, что племянник уже достаточно погостил у тёти и ему пора возвращаться домой, в демократическую Литву.
Но возвращаться из Америки на постсоветскую родину так скоро и просто, было не принято и экономически нецелесообразно. Поэтому от тёти и собачки Стас переехал в Трэнтон. Теперь же он вполне комфортно, среди себе подобных, имел свое диванное место в гостиной. А со следующей недели надеялся арендовать отдельную комнату.
В один из дождливых, нерабочих дней мы с Сашей отыскали неподалеку от Трэнтона местное ГАИ (Department of Motor Vihicle), с целью получения регистрационных номеров. Это казённое заведение было мало чем похоже на то, которое мы посещали в Бруклине. Здесь было тихо и чинно. Небольшая группка людей собралась для сдачи экзаменов. Другие, подобно нам, по вопросам регистрации автотранспорта.
Я обратился к служащей, и она выдала нам анкеты. Заполнив их, мы дождались своей очереди и снова попали к этой же служащей. Она приняла от нас анкеты, водительское удостоверение и купчую бумагу, подписанную и выданную предыдущим владельцем. Сверила данные и внесла новые. Сообщила, сколько будет стоить вся процедура, и направила нас на техосмотр. Это можно было пройти здесь же рядом.
Осматриваемые автомобили медленно проезжают через длинный ангар, останавливаясь у каждого пункта осмотра. Каждый служащий проверял что-нибудь и делал отметку в карточке. Осветительные и сигнальные фары, тормоза, токсичность выхлопов. К счастью, никаких претензий к нашему, уже пожилому Фордику, не предъявили. Получив карточку техосмотра с отметками о результатах, мы вернулись в офис. Там заплатили указанную сумму и получили номерные знаки.
Служащая напомнила Саше, что ему следует сдать экзамен по правилам дорожного движения и поменять водительскую лицензию штата Нью-Йорк на Нью-Джерси, если он намерен жить и ездить в этом штате.
Здесь же, на стоянке мы подцепили новые номерные знаки со штатной символической надписью Garden State (Сад-Штат), и выехали на прогулку по окрестностям Трэнтона. Неподалеку от Трэнтона, вдоль оживленной трассы, было множество различных торговых центров. Все они отличались широтой размаха и товарным обилием.
В Нью-Йорке и Бруклине магазины тех же торговых компаний были стеснены городскими условиями и суетой посетителей. Здесь, тот же магазин WIZ, специализирующийся на торговле аудио-видео-теле и фотоаппаратурой, был современно оборудован, просторен и более привлекателен, чем его отделения в Нью-Йорке и Бруклине. Здесь регулярно проводились соблазнительные переоценки и распродажи. Чего я не замечал в Бруклине.
У входа в супермаркеты частенько дежурили представители торговых компаний и раздавали посетителям мелкие образчики своей продукции. Они предлагали маленькие упаковки с новым шампунем, зубной пастой или угощали кондитерскими новинками, завлекая нас в потребительские сети. Открывая для себя новые торговые места, Саша не ограничивался угощениями шоколадом. Немало внимания он уделял и промтоварам.
Ему нравились огромные, тихие и благоухающие магазины, в которых он опрыскивал себя выставленными для пробы образцами мужской и женской парфюмерии. Тщательно примеряя в кабинках всякую мелкую, но дорогую одежку, он порою, забывал снять её с себя.
Чем больше мы разъезжали по Garden State, тем более он нам нравился. Перемещаясь по разветвленным дорогам, мы часто путались в направлениях и теряли нужное направление. Стихийно попадали в незнакомые места, осматривали их, спрашивали о необходимом нам направлении и ехали далее.
В 20 минутах езды от Трэнтона мы обнаружили городок Princeton. Оказавшись на центральной улице, которая проходила через весь городок и делила его на две части, мы, пока искали место для парковки, смогли бегло оглядеть город и заинтересоваться им.
Мы медленно ехали по загруженной легковым транспортом и пешеходными переходами центральной улице и высматривали место для парковки. Всё было занято. Продолжая движение, мы отметили, что обстановка на проезжей и пешеходной части центральной улицы - нетипична для американских городов. Всё здесь было более человечно. Водители и пешеходы аккуратнее в своем движении и уступчивей. Архитектура, люди и общая атмосфера напоминали европейские города. Особенно заметно было количество молодёжи. Очевидно и внешнее отличие людей, от тех, которых мы привыкли видеть в Бруклине. Даже не выходя из автомобиля, было заметно, что это не обычный городок, а город-университет, в котором большая часть населения, так или иначе, связана с ним. Даже чёрный парниша на оживлённом тротуаре заявлял о себе не с протянутой рукой со стаканчиком, а гостеприимно распахнутым футляром из-под саксофона. Сам инструмент он повесил на шею и старался привлечь к себе внимание, выдувая из него немузыкальные звуки.
Так, не сворачивая, мы проехали центральную часть города, и нашли подходящее место для парковки на просторной стоянке возле какого-то банка. Въезде на стоянку обозначался, как место для парковки транспорта сотрудников и посетителей банка.
Автомобиль оставили, а сами вернулись в центр города. Первое впечатление о городке было как о месте, в котором приятно находиться. Мелкие аккуратные магазины и ресторанчики напоминали голландский Utrecht. На всём здесь был отпечаток здравого смысла и благополучия.
Этот ухоженный городок грустно напоминал мне о местечке на Юге Украины. Перерытые, неосвещенные улицы с открытыми канализационными люками-капканами и одурманенные наркотиками молодые люди…
Между тем, мы вернулись в центр города, отметили на центральной улице отделение уже известного нам Midlantik Bank, что неприятно напомнило о неразрешённой проблеме.
На другой стороне улицы, напротив банка, был центральный вход на территорию университета. (Принстонский университет (англ. Princeton University) — частный университет, один из старейших и известнейших университетов в США. Входит в Лигу плюща и является одним из самых престижных вузов страны. Находится в городе Принстон, штат Нью-Джерси.
Основан в 1746 году как Колледж Нью-Джерси (англ. College of New Jersey. Стал четвёртым колледжем британских североамериканских колоний. Первые занятия проходили в доме основателя университета священника Джонатана Дикинсона в городе Нью-Брансуик. Переехал в город Принстон в 1756 году.)
Оказавшись в этом городе, невозможно не заметить его готические здания. Вся университетская территория - подобна парку. Пешеходные и велосипедные дорожки, стриженные травяные газоны, могучие, старые деревья и мелькающие, почти домашние, белки. Учебные и жилые корпуса, католический или протестантский, или универсальный университетский собор. У подъездов в жилые корпуса множество велосипедов. Далее возникли современные постройки: столовая, прачечная и спортивные просторы. Теннисное хозяйство состояло из административного здания и десятка кортов. Большую и наиболее используемую их часть, составляли традиционные твердые корты, зелёного цвета. А также, несколько грунтовых.
На твердых кортах наблюдалось много играющих. Большинство студентов отличались явным теннисным опытом. Некоторые пары состязались, другие просто тренировались. Это было похоже на дисциплину, предусмотренную программой обучения. По соседству, на просторном травяном поле тренировались с яйцеобразным футбольным мячом. Далее группа девушек с тренером осваивали азы бейсбола. Кроме этого, чуть далее, теннисный клуб, располагавшийся особняком, там несколько ребят настойчиво отрабатывали подачу.
Всё мне здесь нравилось. Уходить не хотелось.
Вернулись в город. Посмотреть - интересно, покупать - дорого. Необычные объявления о различных мероприятиях в студенческих клубах: кто-то ищет соседа, с которым можно разделить арендуемое жильё, предпочтительны студенты университета…
Из Принстона уехали с ощущением, что нашли новое, интересное место времяпровождения. Возвращение в Трэнтон - подобно переезду в другую страну. Это и была другая Америка.
Трэнтон условно можно разделить на польско-американскую (трудящуюся часть города) и грязно-праздную - чёрную.
Нерабочие дни по погодным причинам, сблизили проживающих в нашем доме. Коллективные посиделки за карточными играми чередовались походами в пивбары, которых было достаточно по соседству. После усугубления алкоголем, наши соседи всё активнее возвращались к теме о поездке в центр с целью посещения злачных мест. Сашин автомобиль, теперь уже зарегистрированный, мог бы послужить средством для осуществления этих планов. Но Саша постоянно находил всякие причины для отказа. Стас сетовал на то, что при всех удобствах в нашем районе, единственным существенным недостатком была отдаленность от центра. Но расстояние не стало таким уж непреодолимым препятствием. Мы проделывали пешие вылазки и обследовали новые для нас районы Трэнтона.
Судя по маршрутам, предлагаемым Стасом, он знал о местонахождении всех магазинов уценённых товаров, пивбаров “Go-Go” и мест, где дежурят проститутки. Заведения, обозначенные, как “Go-Go Bar”, отличались от обычных пивных баров тем, что там вместо традиционного бильярдного стола, посетителей развлекали танцующие девушки, выряженные по-пляжному. Цены на пиво там ничем не отличались, но обстановка иная. Посетители, преимущественно, мужчины разного возраста, но одной социальной категории. Образно говоря, там собирались мужички, которых не встретишь на улицах Принстона. Это были ярко выраженные представители рабочего класса, многие из них направлялись в бар прямехонько с работы. После нескольких бокалов пива они проявляли и частично реализовывали свои нехитрые интересы. Все их внимание было сосредоточено на танцующей девице. Когда пассивного наблюдения за танцующим объектом становилось недостаточно, они начинали выражать свои симпатии и прочие нежные чувства подвыванием и аплодисментами. Танцующая барышня, зная пожелания трудящихся, отвечала на их вой более откровенными телодвижениями. Между ней и зрителями возникал эмоциональный контакт. Чем гостеприимнее она двигалась, тем дружнее и громче вопили посетители.
Мы заняли пустовавший столик. Нам принесли пиво, и мы стали участниками.
Сами барышни, сменявшие одна другую, особого интереса, на мой взгляд, не представляли. Зато посетители бара и их реакция стоили внимания.
Наиболее созревшие и нетерпеливые, срывались со своих мест и ломились к объекту вожделения. Добравшись до танцевального пятачка, доброхот протягивал к барышне руку с мелкой купюрой, а та одаривала его поощрительной улыбкой, оценивая гостя и его подношение. Приблизившись к своему поклоннику, она подставляла ему одно из мест, куда он мог вложить свой денежный взнос за предоставляемое удовольствие. В зависимости от результатов её оценки, она допускала ходока к лифчику или трусикам, куда тот, замирая от блаженства, запускал свою натруженную лапу и по сигналу хозяйки вынимал, оставив там частичку своей зарплаты. Когда с ходоками-добровольцами наступали перебои, барышня, пританцовывая, сама совершала обход в поисках настоящих мужчин. Из своих наблюдений, она уже знала: какой столик может быть более зрелым и урожайным - туда она и направлялась. Проявляя внимание и заботу о трудящихся, она шла навстречу их пожеланиям и давала всем нуждающимся погреть руки на своей груди, или в более теплом месте. Обойдя всех желающих, она удалялась в подсобное помещение, где проводила короткий перерыв для отдыха и переучёта. На её место выходила коллега и исполняла свою танцевальную программу.
Как я понял, у завсегдатаев были свои симпатии, они, верно, берегли заготовленную пятёрку для единственной и любимой. Дождавшись её выхода, поклонник, торжественно приближался к своей избраннице, запускал мозолистую руку и получал то, ради чего стоило работать весь день.
Я люблю тебя, Жизнь! И надеюсь, что это взаимно…
По мере потребления пива, в зале становилось шумнее. Количество желающих прикоснуться росло. Возможно, кто-то даже изменял своим любимым, и, отказав себе в лишней порции пива, вступал в кратковременную связь и с другими танцовщицами.
Учитывая настроения клиентов, девушки не засиживались в подсобке, менялись чаще. Уборка урожая требовала от них более активного участия. Скоро они вообще перестали уходить из зала, а оккупировали столик, куда и возвращались на отдых после выступления. Прямо там они доставали собранное, и по-хозяйски упаковывали в сумочки. Они тоже заказали себе выпить и закурили. Но строго по очереди выходили на сцену и подогревали пьяненьких мужчин. Спустя часок или более, мы были замечены, как гости, проявляющие интерес только к пиву. Неоднократные зазывающие остановки у нашего стола ни у кого не вызвали желания оторвать руку от бокала.
Скоро администрация бара решила, что эти парни засиделись. Разносчик пива стал назойливо часто навещать нас с вопросом “чего ещё желаете?” А ничего! - решили мы, и вышли на улицу.
После шумного и дымного кабака, прохладная дождливая ночь показалась тихой и свежей. Нам было в кайф шагать по безлюдным ночным улицам. Ребята обменивались впечатлениями, никто не задавался вопросом, куда мы идем? Скоро мы оказались в пустынном, нежилом квартале, у какой-то мрачной, основательно заброшенной фабрики. Здесь, все дружно остановились и облегчились от выпитого. Кто-то всё же поинтересовался, где мы и куда направляемся? Стас уверенно заявил, что он контролирует наше положение в пространстве и знает, в каком направлении надо двигаться. Выбравшись из квартала промышленных трущоб на живые улицы, мы встретили двух черных барышень сомнительного санитарного состояния, но соблазнительно дружелюбных. Кто-то спросил у них, как оценивается их дружба? Но они излишне серьёзно завели разговор о разнообразии и качестве предлагаемых услуг. Мы дружно решили, что девушки не настолько аппетитны, чтобы так серьёзно обсуждать их кандидатуры. Стас рекомендовал беречь наше здоровье и не отвлекаться на сомнительные предложения. Советовал не терять моральный облик и дойти до известного ему места, где ожидается широкий выбор достойных девушек.
На углу дежурили несколько человек, половина из них были черны как эта ночь. Стас прокомментировал их состав как неукомплектованный. В короткой беседе с девицами, мы выяснили, что если не вдаваться в профессиональные подробности, то стандартная радость, которая займет не более 15-20 минут, стоит не менее десяти долларов… если человек хороший. Но возможны и варианты.
На вопрос - где остальные красавицы? Нам объяснили, что кто-то занят, а кто-то ушёл из-за дождика. Пребывающие на дежурстве девушки, отличались поношенностью и не вызвали у нас нежных чувств. На этом мы и расстались.
Всю дорогу домой Стас оправдывался, что сегодня, как никогда - скудный выбор, и если мы подъедем сюда в хорошую погоду и не так поздно, то нам обязательно кто-нибудь понравится. В ответ мы критиковали его вкусы и литовские стандарты женской красоты.
Дома я узнал, что звонил Славик и просил перезвонить. Я связался с ним, и он сообщил о своем переезде. С его слов, отношения с хозяйкой дома окончательно испортились. Она раскусила его коварные планы: оформить пособия в Бруклине, и съехать от нее. Для этого ему и нужен был договор аренды жилой комнаты за 220 долларов, чтобы ежемесячно получать эту сумму от соцобеса. Теперь баба Мария называла Славку S.O.B. то есть Son Of а Bitch (сукин сын). Для нас же он оставался Председателем Толстовского фонда.
Я подтвердил, что в этом доме, по-прежнему, есть свободная комната, а также, можно найти работу и все остальное. Он обещал завтра же и приехать.
Между тем, вопрос о поддержании положительного баланса по-прежнему волновал нас, и когда погода позволяла, мы исправно выезжали на работу. Кроме этого, у нас оставались пустые чеки, которые нам всучили за наш тяжкий труд. В банке стабильно отвечали, что баланс на данном счету недостаточен, а на наши телефонные звонки к выдавшему эти чеки, подозрительно молчали.
Однажды вечером, не получив ответа на наш звонок, мы решили навестить нашего упрямо неплатежеспособного пана работодателя. Поплутав немного, мы всё же нашли нужный выезд с дороги и отыскали этот стандартный, сонный кондоминиум. На стоянке у дома его микроавтобуса не было. Предполагалось, что нет дома и хозяина, однако, в гостиной комнате горел свет.
Позвонили в дверь. В ответ - тишина. Один из нас продолжал звонить, другой наблюдал за окнами. В обозримых комнатах никакого движения не заметили. Жилые комнаты размещались несколько повыше, а цокольное пространство отводилось под хозяйственные нужды. Из гостиной комнаты, в которой горел свет, был выход на лоджию, где раздвижные стеклянные двери оставили приоткрытыми. Всё выглядело так, будто кто-то был дома, или вышел на минутку.
Присев в машине, мы решили подождать какое-то время и понаблюдать за домом. Время было непозднее, во дворе стояла полная тишина. Многие окна были освещены. Перед домом никакого движения не наблюдалось. Поглядывая на стеклянные, едва прикрытые двери в гостиную комнату, мы обратили внимание, что лоджия расположена не так уж высоко, и до неё можно добраться.
Понаблюдав за сонным двором, мы решили незаметно забраться на лоджию, а с неё - в гостиную. Каких-либо видимых препятствий для этой попытки не наблюдалось.
Мы тихо вышли из машины и по травке подошли под лоджию. Высота была метра два с половиной. Саша обхватил меня за ноги в коленях, поднапрягся - и выполнил функцию домкрата. Я потянулся руками; и этого оказалось достаточно, чтобы достать и ухватиться за край лоджии. Саша отпустил меня, и я повис на руках. Когда я стал подтягиваться, он подтолкнул меня вверх. С его поддержкой я без труда подтянулся по грудь и закинул на выступающий край лоджии правую ногу. Получилось не очень-то удобное положение. Теперь надо было правой рукой перехватить повыше, было за что. Я глянул вниз и отметил, что, в случае падения, приземлюсь на густую, стриженную траву, да и высота такова, что сильно не разгонишься.
Перехват удался. Снова подтянувшись, я стал на край лоджии коленом второй ноги и уже мог заглянуть в неё. Никого не заметив в комнате, я перемахнул через перила.
На случай претензий ко мне, я имел лишь один аргумент, объясняющий моё вторжение: заведомо пустой чек, выданный мне хозяином квартиры.
Почти не раздвигая приоткрытую стеклянную дверь, я проскользнул с лоджии в гостиную комнату. Большой, недешёвый телевизор, кожаный диван, включённый торшер. И никого в комнате.
Я бесшумно, по ковру, прошёл через комнату и по лестнице спустился в прихожую. Там не было ни компрессора, ни раскладной алюминиевой лестницы. Предполагалось, что хозяин со своей рабочей оснасткой где-то промышляет, хотя время было уже нерабочее. Я открыл замок и впустил Сашу. Посовещавшись, мы тихо поднялись наверх.
Из освещенной гостиной мы заглянули на кухню. По всем признакам было видно, что здесь кто-то живёт. Далее, из гостиной, по едва освещённому коридорчику мы прошли к двум другим комнатам. Дверь одной из комнат была приоткрыта, но там было темно. Мы тихо вошли в открытую комнату. В полутьме разглядели, что это спальная, а, прислушавшись - поняли, что здесь кто-то спит. В комнатку проникал кое-какой свет через приоткрытую дверь. Скоро глаза привыкли к темноте, и мы смогли рассмотреть спящую молодую женщину с девочкой. Понаблюдав за ними, мы убедились, что они действительно спят, и завидно сладко. Выйдя из спальни, мы приоткрыли дверь в другую, заглянули и туда. Но там никого не было. Вернулись в гостиную, и присели на диване. Жену хозяина решили не будить, с ней нам говорить не о чем. Осмотрели комнату. Телевизор и видеомагнитофон представляли какую-то ценность, но нам не нужны. К телефону подключена приставка-определитель звонящих номеров. Это объясняло, почему на наши звонки никто не отвечал.
Написали записку для отсутствующего хозяина. Просили его как можно быстрее решить вопрос с необеспеченными чеками. Ибо мы уже сердиты. Обещали вскоре навестить его, если он не ответит. Записку оставили у телефона. Уходя, захлопнули дверь на замок.
Во дворе, по-прежнему, было тихо. Выезжая со двора, мы заметили сиротливо выставленный телевизор. Приостановились. Выглядел он похуже оставленных в Бруклине, но в Трэнтоне у нас и такого не было. Мы забросили его в багажник.
На обратном пути гадали, где может быть наш пан должник? Вероятно, он застрял где-нибудь на объекте, возможно, там остаётся и ночевать. Он хвастал, что у него сейчас много заказов в Нью-Джерси и в соседних штатах.
А нам, пока, ничего не оставалось, как только ждать и посещать банк с его злополучными чеками.
В ближайшем отделении Midlantik Bank я уже разговаривал о нашей проблеме с управляющим.
Всё, что он мог разъяснить нам, это то, что рассчитываться заведомо необеспеченными чеками - это нехорошо и преследуется законом. Но виновные всегда находят какое-нибудь благовидное объяснение своим действиям. Поэтому он лишь сочувственно обещал позвонить и дать нам знать, как только на счету появится достаточная сумма.
Дома мы обнаружили поджидавшего нас Славку. Он уже познакомился с некоторыми польскими соседями, чему способствовали их общие интересы. Славка сидел с кем-то в гостиной, потягивал из банки пиво и беседовал на русско-польско-украинском суррогатном языке. Польским соседям пришёлся по душе новый парниша, разделяющий их симпатии к алкоголю и неприязнь к русскому империализму. Для некоторых панов, Славик оказался своим в доску. Готовность всегда выпить, поговорить на польско-украинском языке, а также, его свежеполученная Зелёная карта и некоторый американский опыт - всё это вызывало уважение польских соседей.
Я, например, к тому времени не мог похвастать ни одним из перечисленных качеств. Отсюда и отношения с польскими соседями - просто никакие.
В карты я с ними не играл, так как массовое курение всех участников отталкивало меня физически. Говорить на их языке, или на суржике, который им милее русского, я тоже не мог, да и не хотел. В пивных барах недельную зарплату за одну ночь не просаживал. Для них я был просто русский, живущий в соседней комнате. Итак, в нашей коммуне прибавилось…
С размещением Славки никаких проблем не возникло. Свободную комнату он разделил со Стасом и таким образом, они стали нашими соседями.
А вскоре после визита с проникновением в жилище, отозвался польский босс и пригласил нас на переговоры. Ждать мы его не заставили, прихватили пустые чеки и выехали на встречу.
Застали мы его в теплом, благодушном состоянии. Гостеприимно предложив нам присесть на кожаном диване, хозяин достал из холодильника пиво, а жена суетливо затеяла приготовление бутербродов. Я понял, что разговор будет длинный, но наличных денег мы не получим. Однако отношение к нам несколько изменилось. Особенно отмечалось нездоровое внимание его жены. Когда завели разговор о деньгах, я понял, что она уже в курсе дела, и вероятно, эта встреча по её инициативе. Она пыталась завести разговор о нашей записке, её интересовало: как наше сердитое послание попало в комнату. Мы предложили - не отвлекаться от основной темы.
В этот вечер нас щедро поили пивом (Саша воздерживался), кормили бутербродами и слёзными историями. Нам пришлось познакомиться с биографией нашего горе-босса.
Родом он оказался из Пшемышля. Там он развёлся и оставил, с его слов, своей бывшей жене и ребенку всё, что у него было: якобы, хороший дом. И теперь, уже работая здесь, он помогает своим польским родственникам, что стало крайне нелегко после рождения ребенка в новой семье.
Мы признали, что жизнь у него нелёгкая, но от своих кровно и потно заработанных денег не отказались. Более того, я заметил, что его затруднительное материальное положение не препятствует ему жить вполне комфортно. Иметь кожаный диван (предмет моей зависти), огромный телевизор и определитель телефонных номеров, чтобы упрямо не отвечать на наши звонки. Я посоветовал ему арендовать жильё поскромней, и тогда, возможно, ему будет, чем оплачивать зарплату своим работникам. А если нет желания снизить потребности, тогда ремонтируй крыши сам или… со своей женой. И не привлекай к своим подрядам случайных работников из Бруклина, которым можно и не заплатить.
В ответ на мои язвительные замечания, он стал рассказывать, как неожиданно для него самого, заказчик приостановил оплату выполненной работы, в которой мы участвовали, якобы, из-за мелких недоделок. Эти недостатки легко устранимы, но в настоящее время, он занят на другом отдалённом объекте, и как только… Так сразу…
Song and Dance, как говорят в Америке. Я понял, что его пше-жалобам не будет конца, и в очередной, им же назначенный день, он даже не позвонит нам, и на наш звонок не ответит. Мы язвительно ответили, что также можем пересказать ему свои истории о тяжёлом детстве и сложном положении в Америке, но приехали мы сюда не для этого.
Почувствовав накал в беседе, вмешалась жена. Она перепшекала с ним и принесла чековую книжку. Я заметил, что это другой счет, но также в Midlantik Bank и поинтересовался, какую пше-хреновину они задумали всучить нам сегодня? Жена ответила, что они готовы выдать нам деньги с их общего семейного счёта.
- А на этом счету есть достаточная сумма? – уточнил я
- Так, так, - закивала жена.
Я предупредил их, что если это окажется продолжением старого трюка, то я с коллекцией их пустых чеков пойду в полицию. Но они заверяли, что в этот раз они жертвенно допускают нас к неприкосновенным семейным резервам, и уж эти чеки будут приняты к оплате.
Совместными усилиями мы выписали два чека, на меня и на Сашу; при этом, округлили суммы до 400 долларов каждому. О старых чеках, как не представляющих никакой ценности, никто и не вспомнил. Домой возвращались поздно. Всякая работа на завтра отменялась - запланировали посещение банка.
На подъезде к Трэнтону, уже который день, вернее ночь, ремонтировали дорогу. Работы велись по ночам, когда меньше движение. Основную, ремонтируемую дорогу перекрывали - и под светом прожекторов - укатывали новый асфальт. Транспорт пропускали по временной, рядом проложенной дороге. К утру ремонтные работы сворачивали, и до позднего вечера можно было пользоваться новой дорогой. Свежеотремонтированный участок дороги, после каждой ночи становился заметно длинней. Те, кто не проезжал здесь ночью и не видел, как интенсивно идут ремонтные работы, днём могли приятно удивляться переменам. Дорожно-ремонтная техника оставалась на соседней запасной дороге, а основная, обновлённая дорога, словно восстанавливалась за ночь сама по себе. Только чуда здесь ночью никакого не было. За деньги налогоплательщиков, работники по ночам возились с дымящимся асфальтом.
Утром, вместо выезда на работу, мы взяли документы, новые чеки и направились в ближайшее отделение Midlantik Bank, где некоторые клерки уже знали нас. Саша первый предъявил свой чек. Служащая обратилась к компьютеру, сверила подпись и, к нашему удовлетворению, предложила Саше расписаться на обратной стороне чека. Сверив его с предъявленными документами, она отсчитала ему 400 долларов. Затем, эту процедуру прошёл и я. На этом счету нашлось ещё 400 долларов. С этим мы и ушли.
По времени, мы могли в этот день ещё и поработать. Погода стояла хорошая, но такого желания не возникло и мы проехали в Принстон.
Припарковались на стоянке университета, прихватили ракетки, и через травяное футбольное поле прошли к теннисным кортам. Здесь нам также повезло, почти все корты были свободны и никто, ни о чём нас не спрашивал. Какое-то время мы поиграли в нечто похожее на теннис.
Решённая проблема, погожая сентябрьская погода и отличные корты - всё это положительно радовало. В процессе нашей игры мы отметили, что вокруг под оградительной сеткой, немало брошенных теннисных мячей - вполне пригодных для игры. Вероятно, те, кто оставил их здесь, считали их окончательно изношенными, но мы так не думали. После игры собрали урожай теннисных мячей и вернулись к машине. Забросили в кабину свои теннисные пожитки, и пошли погулять в город.
Через территорию университета мы прошли в центр города. Прогуливаясь по улочкам, ещё раз убедились, что в этом городке всё ощутимо подороже. Зато в нескольких ресторанчиках и кондитерских магазинах обнаружили объявления “Help Wanted”, то бишь, нуждаемся в помощнике.
На мои экспериментальные обращения к управляющим таких заведений по вопросу трудоустройства, те автоматически любезно выдавали мне анкету со стандартными вопросами и просили для начала её заполнить. Анкеты я принимал от них, но заполнять и возвращать не спешил. На многие вопросы, содержащиеся в них, я попросту, затруднялся ответить. Теперь у меня был номер соцобеспечения, но если работодатель захотел бы взглянуть на саму карточку, то кроме номера и имени, он обнаружил бы в ней и ограничительную надпись о недействительности данного документа для трудоустройства. С этим надо было что-то делать.
Во всех анкетах наибольшее внимание уделялось послужному списку претендента: где, кем и как долго работал до этого? Кто предыдущий работодатель и как с ним связаться? Если не возражаете. В этой части, моя биография являла пробел. Заполнить который я мог лишь вымыслами.
Что же касается моего единственного американского документа - социальной карточки, то у меня зародилась мысль -подкорректировать её. Я заметил, что многие местные жители предъявляют не оригинал этой карточки, а копию. Вот на копии, я и задумал внести некоторые поправки.
На обратном пути в Трэнтон мы заблудились. Оказались среди лесов и садов. Дорога вполне приличная, но движения редкое: чаще белки дорогу перебегали, чем автомобили встречались. По обе стороны - лес и сады. Неожиданно на ухоженных травяных полянах возникали современные здания из тонированного стекла, словно из Манхэттена завезли и оставили. А далее снова яблоневые сады или кукурузное поле.
К одной такой кукурузной плантации мы подрулили и наломали себе на ужин. Домой вернулись во второй половине дня. Некоторые соседи уже после работы успели отметиться в пивном баре.
Они начали проявлять любопытство к нашим поездкам. Я отвечал, что мы ездим к польскому пану, просим у него свои деньги за работу. Уж очень всем нравилась наша история с чеками, особенно польским наблюдателям. Потешаясь над нашей русской простотой, кто-то из них, в качестве утешения, подсказал мне, что здесь неподалеку, в школе есть хорошие теннисные корты. Спасибо и на том.
Славке пришёлся по душе сонный польский город, с нескольким пивным барами в нашем районе и огромным, гостеприимным супермаркетом. Он нашёл общий язык со Стасом, который, с переездом в наш дом, тоже стал частенько не выходить на работу, и теперь они со Славкой рыскали где-то по городу. Отыскали несколько урожайных магазинов уценённых товаров и часто возвращались домой с трофеями, которые, довольные демонстрировали нам. Особо, они обращали наше внимание на символические цены.
В ответ им Саша тоже удивлял приобретениями из дорогих магазинов. Его вещи отличались новизной и шиком. Он также обращал внимание на цену вещи, а затем, подробно рассказывал, как она ему досталась.
Вскоре, комната Стаса и Славки превратилась в склад одежды и обуви. Однажды, Стас приволок многократно переоцененный катушечный магнитофон Akai, который где-то купил за семь долларов. В 80-х годах такой катушечный динозавр был мечтой многих моих приятелей, маниакально коллекционировавших музыку на магнитных лентах.
Кроме потребительских радостей, на польских улочках Трэнтона было много мелких туристических и прочих контор с разнообразными услугами. Там предлагалась морская доставка посылок, что было значительно эффективней, чем почта. Эта разновидность доставки была значительно быстрее, дешевле и посылки вручались получателю по месту жительства. Почтовые же отправки, с их таможенными процедурами вскрытия и досмотра, а также алчным вниманием почтовых работников, и вовсе не стоили тех расходов.
Погода приятно свежела. День заметно сокращался. По вечерам становилось прохладно. Работать стало значительно легче, но по-прежнему не хотелось. Свое участие в ремонте крыш мы продолжали скрепя сердце, поддерживая друг друга и подсчитывая своё. Каждый вынашивал свои планы и цели: у каждого были свои расчёты. Кто любит пиво, кто-то квас, а кто-то полюбляет просто джаз.
Такое благо, как радио FM, было бесплатно и доступно круглые сутки. Достаточно маленького радиоприемника с батарейками и наушниками. Особенно важно качество последних.. Эта мелочь может здорово скрасить досуг. Иногда ночью, упиваясь музыкальным радио-потоком, я долго не мог уснуть, а утром переживал тяжелый подъём. Дождь с утра, исключавший нашу раннюю кровельную деятельность, был оправданием и уважительной причиной для свободного и праздного дня. В такую погоду мы блуждали на машине по всему штату, рыскали по новым торговым центрам и садам.
В один из таких дней мы нашли небольшой яблоневый сад с обильным и абсолютно нетронутым урожаем. Больно было видеть усыпанные спелыми красными яблоками деревья, оставленные без внимания. Во всех супермаркетах такие же яблоки продавали по 60 центов за фунт.
Вот мы со своим заботливым вниманием и свернули к этому саду, проехали вдоль него по грунтовой дороге и не заметили никаких признаков чьего-либо присутствия. Несколько подальше, на поле, украшенном огромными оранжевыми тыквами, мы увидели группу людей. Остановили машину. Нас заметили. Это были пожилые мужчины-фермеры, которые всё своё внимание обратили на нас. Мы шагали к ним по полю, а они поджидали.
Поприветствовали их, и те, хотя и настороженно, но приветливо ответили нам. Я сказал, что мы ищем хозяина яблоневого сада и хотели бы узнать, не нужны ли ему люди для уборки урожая. Мужчины положительно отреагировали на нашу хозяйскую инициативу и дружно признали, что пропадает зря хороший урожай.
Как нам объяснили, хозяин сада - не местный и знают они его лишь внешне. Бывает здесь нечасто и с ними не знаком. Как с ним связаться - не знали. Один из них посоветовал оставить, на всякий случай, свой телефон. Другой - рекомендовал обратиться в ликероводочный магазин, что рядом, у главной дороги, якобы, хозяин сада сособственник этого магазина.
Затем, они всё же, поинтересовались: откуда мы? Я ответил. Они удивились. Посыпались вопросы. Они почему-то были уверены, что в России и Украине такого абсурда не бывает, когда по каким-то меркантильным соображениям не собирают выращенный урожай.
Пришлось объяснить, что там, откуда мы приехали, беспорядков в сельском хозяйстве столько, что об этом больно и стыдно рассказывать. Мало того, что свой урожай не убирают. Потом ещё импортируют чужую продукцию…
Мне поверили. А иначе, я бы не ушел от них. Оставили им свой телефон и уехали. Похоже, мы дали им, о чём поговорить в этот день. Мужички провожали нас, как явление редкое и любопытное.
У придорожного ликероводочного магазина была просторная стоянка для парковки. В магазине за прилавком дежурила молодая женщина; нам пришлось подождать, пока она отпускала покупателей. Наконец, она смогла уделить внимание и нам.
Я снова спросил, как нам найти хозяина сада. Она ответила вопросом на вопрос:
- А кто вы есть?
Я объяснил, какое у нас предложение к хозяину. Она удивилась услышанному, снисходительно улыбнулась и обещала передать хозяину о нашем намерении. Затем, подумав, просила подождать и, подгадав момент между покупателями, стала звонить кому-то. Насколько я мог расслышать, она поговорила лишь с автоответчиком, назвав нас “странные парни”. Затем, предложила нам оставить свой телефон, но выразила предположение, что наша затея вряд ли заинтересует хозяина.
Из всего увиденного и услышанного мы сделали вывод, что никому нет дела до яблок, и мы можем чувствовать себя вполне свободно в отношении этих даров природы. Уезжая, мы запланировали вскоре вернуться сюда с наступлением темноты. И с мешками.
Дома нас поджидали Слава и Женя, им не терпелось поделиться с нами важной новостью.
Оказывается, заезжал наш бывший сосед Казимир и хотел поговорить с нами. Он хотел спросить нас: не желаем ли мы поступить на работу в его строительную бригаду?
На наши расспросы о работе: мы смогли узнать от них лишь то, что Казимир гарантирует супер занятость - от темна до темна. И оплату по семь долларов за час, для начала.
Такое предложение нас интересовало и настораживало. Мы обещали связаться с Казимиром.
Славка также интересовался такой перспективой и просил нас уточнить в ходе переговоров о работе, возможно ли, работая в этой бригаде, брать при необходимости денёк отгула для поездок в Нью-Йорк? Его пока ещё волновали остатки беженских фондов, из которых он продолжал черпать. А для этого следовало регулярно наведываться в какой-то нью-йоркский ЖЭК или собес, чтобы подтверждать свою материальную необеспеченность и получать “паёк” (welfare).
Посетить Нью-Йорк нам и самим уже хотелось.
Нерабочий день для такой поездки мы организовали себе вскоре. Ехать решили Сашиной машиной. Славка присоединился к нам. Запланировали посетить Бруклин, пройтись по местам нашего проживания, подобрать запоздавшую почту и повидать некоторых приятелей.
В Бруклине мы сначала заехали на Гленвуд, к Славкиной бабушке-хозяйке. Я не стал заходить туда, пошел Славка. Мы с Сашей остались в машине.
Его не было минут 30, мы уж подумали, что он вернется с массой новостей. Когда же он появился, то из его рассказа мы узнали, что бабушка, прежде чем выдать ему накопившуюся корреспонденцию, пожелала поговорить о жизни. Упрекала его (S.O.B.) в том, что он бессовестно злоупотребил доверчивостью пожилой, одинокой женщины, решил свои шкурные проблемы и бросил её в интересном положении. Спрашивала она и обо мне. При этом, если верить Славке, называла меня “еврейчиком”. Сообщала, что звонил мой земляк и расспрашивал: не бываю ли я здесь, хотел связаться. Звонил он откуда-то из штата Illinois.
Славкин, окончательно разворованный неграми автомобиль, полиция отбуксировала в неизвестном направлении, устав предупреждать владельца транспорта штрафными талонами за недозволенную парковку.
Разобравшись с почтой, Славка выяснил, что среди всего полученного нет ничего ни интересного, ни приятного. Он сочно выругался в адрес бабушки и всех тех, от кого ожидал писем. Особенно он сетовал на то, что в ответ на его обувно- одёжные передачи на родину, он не получил и единого доброго слова.
Саша посмеивался над Председателем, у которого чёрные спёрли аккумулятор из машины, а полицейские утащили останки. Ко всему этому - Председателю ещё и никто не пишет.
В связи со всеми переменами в жизни Славки, я стал именовать его Полковником, которому никто не пишет. Саше понравилось новое звание, и он с издевательским почтением стал обращаться к Славке, как к полковнику.
Затем, заехали на 1877 West 9-ю улицу. Домового Эрика на крыльце не было, да и погода уже была не та, чтобы посиживать у подъезда. Мы зашли с Сашей в подъезд, почтовый ящик оказался забит конвертами и рекламным хламом. В основном, это были всякие извещения из банка и от телефонной компании. Ничего интересного.
Я просмотрел отчёт из CitiBank. Они подробно докладывали мне, когда и сколько я положил, когда, где и сколько снял со счета, и сколько у меня осталось на счету на день отчёта.
Удивила меня одна деталь. Они распечатали мне все случаи получения денег с применением карточки и указывали места, где это происходило, и время, с точностью до минут. Я подумал себе, что так можно пасти перемещение карточки и её владельца во времени и пространстве.
Разобравшись с почтой, мы решили заглянуть в нашу квартиру. Сначала позвонили; в ответ не услышали никаких признаков жизни. Саша достал сохранившийся у него ключ и открыл хорошо знакомый нам замок. Быстренько прошли в квартиру и закрыли за собой дверь.
Внутри всё изменилось. Квартира была абсолютно пустой и свежевыкрашенной. Ни единой из наших вещей, и никаких признаков нашего недавнего проживания здесь. Картина безжизненно грустная, задерживаться не хотелось.
Договорились, что Саша заедет в гости к Илье, а мы сходим к Юрию. Встретиться запланировали на углу West 9-й и S авеню, в определенное время.
Юру мы застали дома в полном здравии, безделии и хорошем настроении. Тот по-прежнему, продолжал суетиться с товарами компании AmWay. Но в этот раз он не предлагал мне ни стиральный порошок, ни шампунь для мытья автомобиля, которого у меня нет. А тем более, не зазывал меня на собрание коммивояжёров. Он был просто рад нашему неожиданному появлению и расспрашивал нас, как мы поживаем в Нью-Джерси.
К этому времени, я уже решил для себя, что на зиму, вероятно, перееду во Флориду, и поделился с Юрой своими прожектами. Юра же, основательно полюбил Бруклин и не собирался съезжать оттуда. Даже - в Закарпатье.
А мне, осенний, дождливый Бруклин показался серым и неуютным. Люди мрачноваты и благоразумно насторожены, когда обращаешься к ним на улице с каким-то пустяковым вопросом.
После обеда пробилось солнышко и стало веселей. Мы праздно сидели на условленном углу, дули пиво из банок и поджидали Сашу. Юра напомнил нам, что пивную банку следует держать прикрытой в бумажном пакетике. Это правило действовало и Нью-Джерси. То бишь, распивать алкогольные напитки на улице можно, но не должно быть видно, что это алкоголь. Странное правило уличного движения. Оно напоминало мне анекдоты о горбачевской идиотской антиалкогольной компании. Один из таковых анекдотов:
“В госучреждении наступило время обеденного перерыва. Секретарша объявила ожидающим в приёмной посетителям о перерыве и зашла в кабинет своего начальника.
- Чего желаете на обед? - спросила она благодетеля.
- Как обычно: раздевайся, - не отрываясь от бумаг, важно ответил босс.
- Хорошо, я только закрою дверь, - исполнительно отреагировала секретарша.
- А вот этого делать не следует! - строго наказал начальник. - Газеты, дорогая, читать надо… пусть люди видят, чем мы занимаемся, иначе подумают, что мы во время обеденного перерыва употребляем спиртное”.
Саша задерживался. Но и нам спешить было некуда. После пива мы перешли к бананам. Юра рассказывал нам о праздничных мероприятиях в украинском баре на 2-й авеню в Нью-Йорке. А Славка клял - на чём свет стоит - нынешних украинских державных диячив, борцов за незалэжнисть, вчерашних партийных функционеров и сегодняшних мародеров… Полковнику не терпелось вернуться в тихий Трэнтон, и там уже свободно усугубить и забыться.
Саша запаздывал. Полковник сердился-грозился, по приезду в Трэнтон, купить себе не только выпивку, но и автомобиль.
Наконец, появился Саша. За рулем его Фордика восседал Илья. Мы распрощались с Юрием и уехали. Машину вёл Илья; и двигатель у него частенько глох на перекрестках. Водители, следовавшие за нами, раздраженно сигналили. Но Илья не обращал на них внимания и забавлялся ручкой переключения передач и педалью сцепления. Чувствовал он себя за рулем на улицах Бруклина: как дома, сказывались профессиональные навыки таксиста. Он не переставал удивляться, зачем это Саша купил себе такое старьё, да ещё и с неавтоматической коробкой передач? Саша отвечал, что ему это “неудобство” нравится.
Проехав с нами несколько кварталов, Илья уступил место за рулем Саше, а сам вышел.
Возвращались через Verrazano Bridge (мост) и Staten Island. Саша пребывал в хорошем настроении; поездка в Бруклин пошла ему на пользу. Как я понял, Илья взбодрил его воспоминаниями о Кате, которую приводил ему на день рождения, и выдал Саше её телефон. Саша был доволен до идиотизма и не знал, как проявить переполнявшие его эмоции. Полковник хмуро сидел на заднем сидении, и, не реагируя на Сашины подколки, хлебал пиво из банок. Делал он это демонстративно и сердито.
- Полковник, если меня остановят и оштрафуют за то, что я допустил распитие во время движения, платить будешь ты! И продуктовыми карточками не отделаешься, придётся расстаться с наличными, - доставал его Саша.
- А мне и хочется, чтобы тебя полиция остановила, я бы посмотрел, какой ты тогда будешь разговорчивый, - ворчливо отвечал Славка.
Доехали мы благополучно. Саша в тот же вечер, дождавшись, когда все разошлись по комнатам, дозвонился до Кати и щебетал с ней минут сорок.
В этот вечер, Стас проведал откуда-то о музыкальном мероприятии в каком-то клубе или пивном баре, туда мы и отправились.
Нашли это место не сразу, по дороге покупали и пили пиво, Славка усугублял водкой. На каждой, встречающейся нам автомобильной торговой стоянке Стас со Славкой останавливались и рассматривали выставленные к продаже автомобили. По их разговорам я понял, что Полковник всерьёз задумал купить автомобиль. Ему осталось лишь начать работать и собрать деньги. Предметом его внимания были экземпляры 7-8 летнего возраста с ценами до 1.800 долларов.
Когда мы, наконец, нашли нужное место, было уже поздновато. У входа в ангаро образное здание толпилась разгорячённая молодёжь. Это был последний перерыв, и народ вышел на воздух, чтобы подышать и покурить. При входе обратно они предъявляли билеты, но так как дело шло к финишу, никто не обращал на них особого внимания, следили лишь за порядком. Мы тоже вошли.
Достаточно большое пространство было заполнено молодыми людьми. В одном конце размещалась сцена, на которой возились с инструментами музыканты. А в другом, расположился пивной бар, где бойко шла торговля разливным пивом. Кондиционеры или отсутствовали вообще, или не включались, чтобы больше хотелось пива. Дышать было нечем. Липкая удушливая атмосфера живо напомнила мне летние подземные станции нью-йоркского сабвэя и украинские междугородние автобусы. Потные, возбуждённые зрители, одурманенные пивом, а возможно, и другими душевными средствами, словно не замечали удушья. Они шныряли с пивными бокалами и блестящими от пота лицами, возбуждённо обмениваясь впечатлениями. Эмоциональный накал был очень ощутимым.
Когда же музыканты продолжили свой концерт, моё любопытство было удовлетворено в течение считанных минут. Мне захотелось выбежать из этого кошмарного музыкального ангара на свежий воздух и тишину. Но плотное течение народа вовнутрь не позволяло вырваться. Вдыхая тяжёлый воздух, и едва выдерживая обрушившийся звуковой шквал, я невольно понаблюдал за исполнителями и вытерпел лишь один музыкальный номер. На большее меня не хватило. Коротко это можно оценить американским словом Sucks. Подобный звуковой хлам можно услышать в любом сельском клубе.
Как только появилась возможность, я вынырнул из музыкальной шкатулки на воздух и решил подождать своих товарищей на улице. Там у входа, я рассмотрел рекламную афишу. Она извещала о местной команде из Нью-Джерси, с каким-то претенциозным, абсолютно непереводимым названием. Из приоткрытых дверей вырывались оглушительные, совершенно немузыкальные звуки. Подслушивая их с улицы, я окончательно оценил их музыку, как безнадёжное дерьмо. Я был удивлен, заметив на стоянке среди автомобилей, множество таких, которые прибыли из соседних штатов: NY, Penn. Похоже, что эту команду где-то уже знали, и кто-то хотел их увидеть и послушать живьём.
Минут десять спустя, грохот прекратился, и молодёжь повалила на улицу как из большой бани. Концерт окончен…
Когда мы нашли друг друга, то дружно удивились тому, что такое отвратное, в музыкальном смысле, представление могло собрать столько зрителей. Я поспешил вставить в свои истерзанные уши наушники и включить карманное радио. Всякая музыкальная станция казалась мне совершенством, после того, что я слышал в этом пивном, потном ангаре. Я подозревал, что основной коммерческой целью организаторов концерта была распродажа пива. Думаю, что свою цель они достигли. Короче, сходили мы в концерт.
Свежая, осенняя ночь с кратковременно моросящим санитарным дождиком, чистый воздух и обилие музыки в эфире. Всё это действовало на меня благотворно. Я люблю тебя, Жизнь!..
Вопрос о завтрашнем рабочем дне уже не терзал, мы решали всё самостоятельно и творчески - в зависимости от погоды, настроения и прочих обстоятельств. Баланс, хотя и медленно, но неуклонно рос. Моросящий дождик в лицо и джазовые сливки в голову и душу. В перерывах между музыкой прослушивалась дружеская беседа товарищей. Они толковали о ценах на автомобили и услуги уличных проституток. Особое внимание уделялось спортивным моделям и чёрным девицам.
Конец сентября. Ночь в захолустной столице чудного штата Нью Джерси. Не слышно кричащих сирен скорой помощи, пожарных и полиции, без которых не представляется Нью-Йорк и Бруклин. Пустынные улицы… Вспомнился неубранный урожай яблок. Нам, как обычно, никто не позвонил. А если и звонил, то ответил кто-нибудь из польских соседей и разговор пше-не состоялся.
В подобных ситуациях, когда к ним кто-то обращается на местном американском языке, польская братва отвечает универсальной фразой “I don’t know” (Я не знаю). Возможно, некоторые из них не знали значения и этой фразы.
Вскоре, состоялась наша деловая встреча с нашим бывшим соседом Казимиром, пришедшим к нам с предложением поработать в его строительной бригаде.
Это был колоритный тип неопределённого возраста. Внешняя потасканность старила его, но энергия пёрла из него как из юноши.
Наполеоновский рост, угловатые черты лица, беззубый рот и солдафонская манера излагать свои мысли-команды, подсказывали мне, что правильнее будет величать его не Казиком, как он представился, а Кайзером.
Бригадир Кайзер сразу перешёл к делу:
- Хлопаки, працю маете?
- Да, мы работаем. Когда хотим.
- А сколько долярив на годыну вам платят?
- Шесть.
- А я буду платить вам семь! Это для начала, далее посмотрим и возможно добавим. Работы много…
- А что за работа?
- Работа на строительстве, будете помогать. Высоты не боитесь?
Такая неопределенность, да ещё и на высоте, вызвала у нас ряд вопросов к бригадиру. Но Кайзер предложил завтра же выехать с ним и поработать день, в процессе, всё вопросы и прояснятся.
Вступление в строительный батальон Кайзера ощутимо изменило бы наш гибкий график. Но, зная осеннюю изменчивость погоды, мы надеялись, что дождь будет вносить коррективы и предоставит нам свободное время.
На следующее утро, как и договаривались, бригадир заехал за нами на грузовом микроавтобусе и мы трое, ещё полусонные, плюхнулись в грузовой отсек, среди рабочей робы, одеял и оснастки.
Рулевой обоза - Кайзер подбирал сонных членов бригады по окрестностям Трэнтона. Все они, кроме нас троих - поляки. Ехали долго. Почти все привычно спали. Когда начало рассветать, я стал высматривать дорожные указатели. Оказалось, что мы уже выехали из штата Нью-Джерси и находились где-то на территории штата Нью-Йорк. Езда заняла около часа. Наконец, мы въехали в старый город Paterson. Это уже было рядом с рекой Гудзон, на другой стороне которой остров Манхэттен, то бишь, город Нью-Йорк.
По улицам города заехали куда-то в центр и припарковались среди жилых кварталов. По тому, как все закопошились и начали вяло выползать из микроавтобуса, понял, что мы прибыли на объект. Было ещё раннее время и по-осеннему серо. Я не заметил поблизости ничего похожего на стройку. Остановились мы в квартале кирпичных жилых многоэтажек. Жильцы только просыпались. По немногочисленным прохожим и прочим внешним признакам, я определил, что в этом квартале живут исключительно чёрные граждане. Наши польские коллеги неторопливо вытаскивали из автобуса рулоны пластиковой оградительной сетки и металлические штыри. Мы помогали, а они показывали, что требуется делать. Этой сеткой мы оградили сектор тротуара под домом. Я понял, что здесь будут вестись какие-то работы. Взглянув вверх, увидел под самой крышей 16-ти этажного дома, висящую на балках передвижную стройплощадку. Мысль о том, что мне предстоит забраться туда, да ещё и выполнять там какую-то работу, вызвала у меня чувство глубочайшего дискомфорта. Можно и прямо сказать - чувство страха.
Моим товарищам предполагаемое новое рабочее место тоже не понравилось. Обменялись впечатлениями, суть которых сводилась к тому, что мы снова угодили в капкан.
Мы уже прошли “огонь” на горячих крышах, а теперь коварный, беззубый Кайзер охмурил и завёз нас в незнакомый, чёрный городок, чтобы затащить нас на висящий на тросах помост. Огонь, Вода и Медные трубы! А вернее - кровь, пот и слёзы.
Когда ограждение было установлено, автобус заперли и все направились к подъезду дома. Я втайне надеялся, что для нас найдется какая-то подсобная работа в этом доме. Пусть на крыше, но только не в этой, зыбко висящей на стене дома, качалке. Расспрашивать своих новых сотрудников мне не хотелось. Все они были сонные и хмурые, как это осеннее утро. Бодрствовал только бригадир Кайзер. Он раздавал своим вялым подчиненным команды-указания, сочно удобряя свою шепелявую речь польскими ругательствами.
В подъезде дома, кто-то из бригады привычно нажал кнопку вызова лифта, и мы стали ждать. Было очевидным, что работники пользуются этим лифтом уже не первый раз, и что здесь живут только чёрные собратья. Настенные художества, мусор и устойчивый специфический запах свидетельствовали об их массовом проживании здесь.
Лифт прибыл, раскрылся и из него вышли четверо помятых от недавнего сна представителя. Они были разных полов и возрастов, но одного цвета. Пожилой мужчина приветственно кивнул, и что-то буркнул всей бригаде. По реакции выходящих из лифта жильцов дома, я понял, что строительная бригада здесь, уже не новость для них.
Мы, человек семь, заполнили кабину лифта. Кто-то курил, от кого-то разило алкогольным перегаром, но стойкий запах дешёвой парфюмерии и африканского наследия всё же пробивался. Стены в кабине лифта были густо исписаны разноцветными фломастерами .
Вышли на последнем - 16-ом этаже, и поднялись к выходу на крышу. Металлическая решетчатая дверь была заперта на замок. Кто-то из коллег открыл замок, и все прошли к лестничному маршу, ведущему на крышу. Выйдя на крышу дома, мы обнаружили там стройплощадку. Было очевидно, что работы здесь не на одну неделю. Нас провели в подсобное помещение, где хранился инструмент и прочая оснастка. Там все переоделись и вооружились инструментом. Кроме прочего, все прихватили с собой специальные пояса, которые применяют при работах на высоте, как страховочное средство. Мы лишь переоделись в рабочую одёжку. Из этой каптёрки вынесли электрический кабель и множество инструментов. Крыша по всему периметру была ограждена каменным бортиком высотой с метр. Мы подошли к краю и заглянули вниз. Внутри всё неприятно сжалось: холодящее ощущение высоты быстро вывело нас из сонливого состояния. Ветерок здесь обдувал не так как на земле. Сквозь лёгкий туман просматривались контуры острова Манхэттена. Мы в ошарашенном состоянии стояли у оградительного барьера и созерцали, как восходит солнце. Пробиваясь сквозь облачность, оно освещало каменно-стеклянные дебри Нью-Йорка. Состояние было совершенно нерабочее. Я бы так и стоял, отрешенно наблюдая за продвижением солнца, и разглядывая этот город-монстр с новой стороны. Из состояния оцепенения нас вывел неспокойный Кайзер. Он звал, чтобы выдать каждому всё необходимое для работы. Доброе утро, Грусть…
Это были абсолютно новенькие комплекты мастерков различных размеров и форм, просто мечта каменщика. А также, пояса безопасности. Кайзер пояснил, что весь этот инструмент мы должны будем вернуть ему в полном наборе. Советовал нам пометить, чтобы можно было всегда отличить своё. Судя по инструменту, работать, предстояло с цементным раствором. Всё это не вызывало у нас оптимизма. Мы тихонько посовещались с Сашей. Он тоже был не в восторге от предстоящего. Но заниматься подробным анализом дерьма, в которое мы угодили, нам не дали. Пригласили к соучастию в процессе.
С помощью электрической ручной мешалки заготавливались коктейли, в состав которых входили; цемент, песок, какой-то строительный клей и вода. Все эти увесистые компоненты кто-то из нашей бригады грузил на передвижную стройплощадку и поднимал нам на крышу. Оттуда всё выставляли на оградительный барьер на краю крыши. А мы должны были принимать доставленные стройматериалы и стаскивать в указанное место, поближе к мешалке. Пока мы таскали это, я прочёл на запечатанных вёдрах инструкцию применения клея, где говорилось, что его не следует смешивать с цементом. Именно этим наши польские коллеги и занимались в настоящий момент. По их польской технологии масса смешивалась пополам с цементом. Полные вёдра заготовленной клейко-цементной смеси мы таскали обратно на край крыши, где их забирали на передвижные качалки.
Это приспособление они именовали английским словом scaffold, которое в переводе имеет следующие значения: леса, подмост, эшафот, плаха, виселица, поддерживать, подпирать, нести нагрузку.
Таких летательных аппаратов оказалось два. Я осмотрел крепления металлических балок, на которых фактически висели передвижные эшафоты. Всё выглядело вполне надежно. Но мысль о том, что мне предстоит перемахнуть через оградительный барьер и спрыгнуть с крыши в зыбко покачивающийся челнок, неприятно волновала меня. Пара тросов сматывались и разматывались с помощью двигателя и, таким образом, поднимали и опускали челнок. Вниз тянулись ещё и капроновые канаты, и электрический кабель с пультом управления двигателя.
Кайзер притащил ещё несколько комплектов новых капроновых канатов и привязал концы. Я понял назначение этих канатов, и понаблюдал, как он их привязывал. Сделано это было достаточно крепко, чтобы выдержать повисшего на нём человека. Все эти приготовления к спуску наводили ужас. Уже едва интересовало, какую работу мне предстоит выполнять. Волновало, как я смогу вообще что-то делать, находясь на этом челноке между крышей и асфальтированным тротуаром.
На хрена мне такие семь долларов в час, с полными штанами страха, между небом и землёй!? - думал я себе. Тем более что, час уходит только на дорогу в один конец. Итого - два часа в дороге, которые нам никто не оплатит. В результате - в среднем, со всеми переездами на работу и с работы, а так же с естественными страхами, получатся всё те же шесть долларов на час.
Приготовления были окончены, и Кайзер дал команду. Работники стали опоясываться ремнями, Нам посоветовали делать также.
Я пялил на себя новый хомут, утешаясь мыслью о кратковременности неудобств. А тем временем, Кайзер распределял нас по рабочим местам. Я и Саша были определены на два разных соседних челнока, а Славке дали какую-то работу на крыше. Мои новые коллеги привычно, не пристёгиваясь к канату, перемахнули через оградительный борт и спрыгнули на деревянный настил подвесной стройплощадки. Оттуда выглядывали теперь лишь их головы. Мне предстояло проделать то же самое. Прежде чем преодолеть барьер и расстаться с крышей, я пристегнул карабин своего ремня к канату. Этот карабин свободно перемещался по канату, если его отжать, а в обычном состоянии он цепко фиксировался на канате, не допуская моего падения. Эта техническая подстраховка не избавляла меня от парализующего страха, с которым я спрыгивал с крыши в челнок.
Подвесная конструкция метра четыре длиной и полтора шириной с металлическими перилами вокруг, не казалась мне такой уж надёжной. При перемещении работников, находящихся на борту, челнок покачивался. Пешеходы и автомобили внизу выглядели далёкими и мелкими. Мне очень хотелось быть среди пешеходов, даже чёрных, и в незнакомом мне городе, но на земле. На эшафоте я оказался с двумя поляками: один постарше меня, другой - молодой. По их советам и замечаниям я понял, что им известны мои ощущения. На нашей подвесной площадке немало пространства занимали вёдра с заготовленным месивом, а также пачки пенопласта размером в метр квадратный и толщиной сантиметров пять. Оглядевшись, я нашёл для себя пространство и вцепился в перила. Верхняя часть стены дома была уже оклеена такими пенопластовыми листами, и я понял, что нам предстоит делать.
Перед тем, как начать спуск, мне показали: как удобнее отжимать карабин, чтобы позволить ему сползать вниз по канату. Кроме этого, требовалось моё участие и в процессе спуска.
Мы распределились по всей длине челнока: двое по краям и один посредине, чтобы отталкивать его от стены. При спуске челнока, он не должен был тереться о стену уже оклеенную пенопластом, ибо так мы могли сорвать всё и испортить ранее выполненную работу.
Все эти ухищрения казались мне опасной высотной акробатикой. Рассказал бы мне Кайзер обо всем этом раньше, я бы и за 17 долларов в час не согласился на такое. Теперь же, надо было как-то преодолевать страх и делать то, что требуют и советуют. А советовали - не смотреть вниз. Я и сам заметил, что мне лучше пялиться в стену.
Заняв устойчивую позицию, вцепившись одной рукой в перила, а другой, отжав карабин, я упёрся правой ногой в стену дома. При совместном и одновременном отталкивающем усилии нам удавалось отчалить от стены на несколько сантиметров. В эти моменты старший коллега нажимал нужную кнопку и двигатели, загудев, разматывали тросы, на которых висел челнок. Таким образом, аккуратно отталкивая от стены груженый челнок, мы короткими шагами спускались вниз. По мере опускания и удаления от крыши, длина тросов, на которых висел челнок, увеличивалась, и отталкиваться становилось всё легче. Подбираясь к середине, к этажу 7- 8-му, длина тросов была достаточной, чтобы мы могли лёгкими толчками рук удерживать челнок от стены.
Наконец, мы сползли до того уровня, где пенопласт закончился, и далее вниз шла обычная стена из красного кирпича. Рулевой подрегулировал удобную для работы высоту и отложил пульт управления в сторонку.
- Теперь, - обратился ко мне старший, - твоя задача заключается в том, чтобы быстро и качественно наносить раствор на листы пенопласта и подавать их нам. Он показал, как это делается.
- Темп определяй по нашей работе, чтобы мы могли без задержек клеить листы и не отвлекаться. Уразумел?
- Да, - по-военному коротко ответил я.
- Как тебя звать?
- Сергей.
- Добже, Сергей, вниз не смотри, скоро к высоте привыкнешь. А теперь, смаруй!
Я уткнулся в доверенное мне, нехитрое, грязноватое дело. Равномерно покрывал листы раствором и подавал их коллегам. Чувство времени и пространства у меня напрочь атрофировалось. Когда они оба одновременно придавливали очередные листы к стене, челнок легко отчаливал, а затем с устрашающим толчком приударялся о стену. Я весь был занят работой и преодолением чувства страха. Сам не заметил, как закончился запас пенопласта.
По нашему сигналу, Кайзер с новым подручным - Славкой спустили нам с крыши дополнительную порцию пенопласта, и мы продолжили лепку. Чем ниже мы опускались, тем вольнее раскачивался наш летательный аппарат. Я с надеждой поглядывал на иссякающий раствор. Спускать с крыши ведра с раствором они вряд ли рискнут. Когда раствор, наконец, закончился, я объявил об этом.
Коллеги с удовлетворением отметили повышенный темп работы в новом составе.
На соседней галере, где имели Сашу, раствор тоже закончился. Члены экипажей двух соседних челноков перепшекали между собой и стали спускаться. Спуск на этом уровне не представлял никаких сложностей. От кирпичной стены можно было смело отталкиваться, не опасаясь повредить что-либо. Достаточно лёгких толчков, чтобы галера отчаливала от стены и не тёрлась об неё при спуске.
На тротуаре под домом мы оказались одновременно со своими соседями. Наша встреча с Сашей на земле была немногословной. Всё было и так ясно.
Не успели мы вычухаться от первого полёта, как откуда-то появился вездесущий Кайзер. По его окрикам, я понял, что он тоже доволен темпами нашей работы. Дом был более чем на половину оклеен белым пенопластом. На фоне его, темные глазницы окон уродливо подчеркивали незавершённость задуманного. Тем временем, Кайзер прикидывал своим опытным глазом, сколько понадобится материала и времени, чтобы полностью обклеить незавершённую стену дома. По его команде, уже кто-то нёс из ближайшей бакалейной лавки картонный разнос, заполненный стаканчиками с горячим кофе. Из передвижных контейнеров подтаскивали необходимые стройматериалы.
После короткого кофейного перерыва мы загрузили галеры всем необходимым и стали подниматься по стене к белой границе. В том же духе “Смаруй, Сергий, смаруй…”, мы выработали все имеющиеся на борту запасы материалов и поднялись на крышу.
По мере продвижения наверх тросы натягивались все более жестче, и удерживать галеру от пенопластовой стены становилось всё тяжелей. Последние метры мы подбирались к крыше мелкими шажками. Наконец, добрались до уровня, достаточного, чтобы перелезть через оградительный барьер и спрыгнуть на крышу. Сначала мы перекинули пустые вёдра, а затем и сами, становясь на одну из перекладин оградительных перил, забирались на кирпичный барьер и спрыгивали на крышу. Проделывая это, я старался не смотреть вниз.
На крыше Славка очень хотел услышать наши впечатления. А Кайзер объявил обеденный перерыв. Все разбрелись.
Мы жевали заготовленные бутерброды с синтетическими сосисками и созерцали виды с крыши. К этому времени солнышко поднялось, и видимость была отличной. Остров Манхэттен отчетливо виднелся с этой точки и весело поблескивал стеклом. Улицы Патерсона ожили. На соседней улице находилась пожарная служба. Пожарники возились вокруг блестящих, выставленных в стартовое положение, специальных машин.
На другой стороне, во дворе, среди однотипных домов, под звуки рэпаной музыки шла оживленная возня. Из нашего и соседнего дома выползали чёрные жильцы. Кто-то торопливо уходил по своим делам, а молодежь сползалась на звуки каннибальской музыки и кучковалась вокруг этого очага. Двое-трое чёрных жуков присели на этом прикормленном месте и обслуживали клиентов. Даже с высоты шестнадцати этажного дома можно было разглядеть, что там идет привычная торговля зельем.
Некоторые, после короткого контакта с торговцами, уходили. Вероятно, получив желаемое.
Другие, видимо, не имея нужной суммы, с какой-то надеждой отирались у торговой точки. Со стороны можно было подумать, что они торчат там из-за музыки. Но, похоже, здесь всем было известно, вокруг чего вся эта возня. Торговля шла вполне открыто, во всяком случае, процесс получения денег и выдачи сдачи проходил без особых ухищрений. А товар, видимо, хранился где-то поблизости, там и выдавался покупателям, с соблюдением незамысловатой конспирации.
Те, кто не мог позволить себе просто купить порцию и отвалить на свой праздник, отирались там, предлагая услуги или поджидая покупателя-приятеля. Они терпеливо ждали своего счастливого случая. Движение под музыку рэп продолжалась весь день.
Время от времени туда подъезжали ребята повзрослей, они всем своим видом отличавшиеся от дворовых. И машины у них были недешевые. Долго не задерживались. Лишь о чём-то переговорив, что-то забрав и что-то оставив, они уезжали.
А мы, после обеденного перерыва, замесили новые порции своего цементного зелья, погрузили всё это на управляемый цеппелин и спустились на свой уровень. И там занимались тем же, чем и до обеда. Смаруй, Сергий, смаруй…
Согласно расчётам и волевому желанию бригадира Кайзера, две наши, по соседству соревнующиеся галеры, гребли против ветра, изо всех сил стараясь закончить сегодня торцовую стену дома. Кайзер был возбужден. Во время очередной дозаправки материалами на земле, он запрыгнул в нашу галеру и совершил подъём вместе с нами, чтобы лепить пенопласт и одновременно командовать нами.
Делал он это ловко и шумно. Я едва поспевал обслуживать троих клейщиков. Кайзер поторапливал и подбадривал меня, показывал свой способ, как лучше и быстрее мазать это дело на пенопласт. При этом он отечески называл меня, почему-то, Игорем.
Когда солнце уже садилось, и мы выскребали остатки раствора, стена была залеплена почти до карниза. Соседняя галера отставала от нас, и это служило поводом для кайзеровских нападок. Он отечески покрикивал в адрес отстающих, называя их курвами и халтурщиками. Но это никого не обижало. На крышу поднимались довольными. Они - тем, что сделали сегодня больше обычного, а я, тем, что окончился рабочий день и всё обошлось относительно безболезненно. Славка был занят на крыше; он нарезал на специальном станочке с накаляющейся проволокой какие-то заготовки из пенопласта. Мне уже нетрудно было догадаться, что эти детали пойдут на оклейку вокруг окон. И я уже знал, что нам предстоит делать завтра. Все снова собрались на крыше и стали собирать, сматывать и сносить в каптёрку оснастку. Наконец, отмыли от раствора инструмент и руки, все ушли переодеваться.
В это время остров Манхэттен в свете заходящего солнца виделся иначе. Итак, от восхода до заката, мы провели день под руководством железного Кайзера.
Переодевшись, все вышли из чердачного подсобного помещения. Всё что можно было, заперли на замки. На 16-ом этаже пришлось какое-то время подождать лифта. Настроение у всех членов бригады было заметно лучше, чем утром. Похоже, окончанию рабочего дня рад был не только я. Пока ожидали лифт, огляделись.
С площадки перед лифтом можно пройти в два противоположные направления, где вдоль по коридору размещались квартиры. В это время в доме было пошумней, чем утром. Шныряли дети, из приоткрытых дверей покрикивали мамаши, рядом звучала музыка. Везде, где только можно было что-то нарисовать или написать, красовались настенные рисунки и надписи. Утром здесь было чище. Прибавилось прилипших отжёванных резинок, окурков и плевков. Наружные кабели, проходящие по коридору, были грубовато упрятаны под металлический уголок, предохраняя коммуникации от корыстных и хулиганских посягательств жильцов и визитёров.
Я спросил у Кайзера, кто выступает заказчиком работ. И узнал, что дома муниципальные, и местные власти заказали и оплачивают все работы по отделке. Делается это в целях утепления. Самих же жильцов, как мне показалось, эти хлопоты не очень-то заботили. Как пояснил мне всезнающий Кайзер, плата за проживание в этих домах чисто символическая, к тому же, многие жильцы - хронические клиенты социального обеспечения (подобно нашему Полковнику) и пользуются квартирами фактически бесплатно. Эксплуатируют они это муниципальное жильё не очень-то бережно. Всё вокруг нещадно засерается, а когда становится холодно, регулярно учиняются пожары. Так что, пожарная служба по соседству - это не случайность, а горькая необходимость.
При спуске, на каком-то этаже к нам в лифт втиснулось ещё пару человек. Я стоял в углу, лицом к стене и не видел, кто зашёл в лифт, но почуял новый запах крепкого алкоголя.
На улице уже темнело. Мы собрали оградительные причиндалы и грузили всё в автобус.
За весь день я не видел в городе ни единого белого человека. Это был специфический городок Патерсон, штат Нью-Йорк.
Наконец, всё было готово к отъезду домой. Проехав пару кварталов, Кайзер снова припарковался. Удивились остановке только мы, остальные коллеги живо зашевелились и половина из них выпрыгнули из автобуса. По тем поручениям, которые им давали оставшиеся в автобусе, я понял, что здесь делаются закупки. Спустя минут пять, они вернулись с пакетами. Как только расселись, наши попутчики стали разбираться с покупками. В основном это было пиво, водка, сигареты и кое-какие продукты. Процесс употребления начался незамедлительно.
При выезде из города мы попали в автомобильный затор, и какое-то время ползли, пока не выбрались на трассу. Весь путь домой занял около часа. Но коллеги не томились в пути, они привычно усугубляли заготовленные напитки и обильно окуривали нас с Сашей. И вообще, они чувствовали себя вполне комфортно; я бы сказал, они были счастливы. О себе я этого сказать не мог. Езда в тесном грузовом микроавтобусе с курящими попутчиками была для меня продолжением работы. Только за этот утомительный час нам никто не платил. По нашим расчётам, в этот день мы отработали часов 11, не считая времени на дорогу. Такой режим можно было вытерпеть лишь недолго.
Домой приехали поздним вечером. Времени и сил на какие-либо развлечения или дела уже не оставалось. Полное опустошение и заработанные - 70-80 денег. Пассажиры попросили Кайзера высадить их возле пивного бара. Это было рядом с нашим домом, и мы тоже выпрыгнули из прокуренного автобуса. Я удивился тому, что мои попутчики после такого длинного, рабочего дня, вместо того чтобы поспешить домой, направились в пивную. Хорош отдых и применение тяжело заработанных денег!
Добравшись до своей комнаты, я с великим облегчением сбросил с себя одежду и обувь. Саша оказался расторопней и первым оккупировал душевую. Пока он мылся, я плюхнулся на своё спальное место, напялил наушники и законтачил с радио. Попавшая мне на глаза теннисная ракетка, показалась мне вещью чужой и вызывающе изящной. Еще несколько таких рабочих, дней от темна до темна - и мне ракетка больше не понадобится. И никакая музыка меня не проймёт, и мыться каждый день не захочется, ибо через ночь снова на работу.
После душа стало веселей. Благо, наш супермаркет работал до 11 вечера. Это было великим удовольствием, после 12-ти часовой возни с цементом, расслабиться и шагать пустынными тихими улочками, смакуя мысль об ужине и сне. Я люблю тебя, Жизнь, я с работы шагаю устало…
Нам было, что обсудить. Сам Кайзер даже не спросил нас, согласны ли мы продолжать работу в его бригаде? Он был так доволен, что не допускал и мысли, что такое может кому-то не понравиться. А сами мы думали по этому поводу следующее: работёнка, которую он нам подсунул, конечно же, не мёд. Одна только высота чего стоит! Но мы решили поработать до конца недели и посмотреть, что мы за это получим. Если оплата этих тягот и лишений скрасит ситуацию, то можно будет потерпеть какое-то время. К тому же, все дни такими длинными не будут. Световой день идет на убыль, ожидаются и дождливые дни. Таким образом, режим станет более щадящим и до ноября можно выдюжить.
В супермаркете мы познакомились и разговорились с работающим здесь старым поляком. Его нехитрая задача заключалась в поддержании чистоты на территории продовольственной половины.
В разговоре с нами, он заверил нас, что наши шоколадные шалости никого здесь не беспокоят. Важно, что мы регулярно покупаем продукты. Он поведал нам об огромном фургоне, плотно подогнанном к служебному ходу с тыльной стороны супермаркета, в который сбрасываются продукты, срок годности которых истёк. Многие из этих продуктов ещё вполне пригодны к потреблению, но это бизнес. Риск того, что кто-то из потребителей предъявит иск, вынуждает изымать таковые и сбрасывать в контейнер. А поставщики, регулярно доставляющие продукты, забирают наполнившийся контейнер с невостребованными продуктами и увозят прочь. Наши шоколадные щипки в таком массовом товарообмене - едва ли ощутимы. Нас озадачила проблема невостребованных продуктов, мы представили себе, сколько таких контейнеров увозят от супермаркетов по всей стране!
А старый поляк пожаловался нам, что его работодатели, при таковой расточительности, так зажимисто платят ему за его не умственный, но общественно полезный труд. Мы ответили, что наша работа, на наш взгляд, также убийственно дёшево оценивается, поэтому мы и подслащиваем своё пролетарское бытие орехом в шоколаде, заодно спасая его от порчи и выброса.
Ночь пролетела, как десять минут. Сигналы о подъёме долетели до моего сонного сознания неким болезненным недоразумением. Мне привиделось явление Кайзера, поджидающего нас перед домом. Нетерпеливо сигналя гудком своего уставшего грузового автобуса, он ворчал что-то о нашей медлительности и неискоренимой лени. Его мрачное лицо зловеще подсвечивалось тлеющим окурком, хронически торчащем в беззубом рту.
От такого кошмара я начал приходить в себя. Саша уже одевался; делал он это в темноте, как лунатик. Полковника я встретил, когда тот шёл в санузел. Он был уже одет, но помятый, неумытый и не совсем проснувшийся. Назвать такое утро “добрым” не поворачивался язык. Не успели мы спуститься на первый этаж, как услышали уже реальный сигнал подъехавшего к дому автобуса. Каждый посмотрел на свои часы. Ещё не было и половины седьмого. Сонно бормоча проклятия в адрес маньяка Кайзера и такой жизни вообще, мы достали из холодильника заготовленные с вечера свёртки с бутербродами и выползли на улицу. За рулем сидел мрачный, как это осеннее утро, Кайзер. Во рту дымил окурок, угловатая физиономия тускло освещалась зелёным светом от приборной доски.
- Чешь, хлопаки! - по-военному рявкнул он. - Просыпайтесь, курвы! - приятельски подбадривал нас. Мы как зомби расползлись по углам грузового отсека, примостились среди одеял и рабочей робы, и провалились в дремоту. Рулевой обоза Кайзер, совершая маршрутные остановки, подбирал таких же сонно мрачных членов своей бригады. Становилось всё тесней. Кто-то курил, от кого-то разило алкогольными парами совсем недавно выпитого.
Всё это напоминало мне Советскую Армию с казармой, двухъярусными койками, храпом и смрадом.
Расстояние до Патерсона было преодолено в бессознательном состоянии. Мы начали приходить в себя, когда почувствовали, что въехали в город. Припарковались на прежнем месте, под домом. Все, кроме бодрого и шумного бригадира, выползали как сонные мухи. На улице проделали те же подготовительные, оградительные, процедуры, а затем лифтом поднялись на 16-й этаж. Подъём в каптёрку и переодевание происходило в атмосфере всеобщего тягостного похмелья. Такое единодушное отношение к предстоящему труду хоть как-то, морально облегчало нашу участь. Также радовало и то, что сегодня не понадобился инструмент, и не стали замешивать цементные коктейли. Зато каждому Кайзер выдал специальные тёрки: дощечка с ручкой, рабочая сторона которой была покрыта крупнозернистой наждачной тканью. Такой инструмент тоже ничего приятного не обещал.
В том же составе мы погрузились в галеру, и, не спускаясь, приступили к своему не умственному труду. В этот раз, мы должны были затереть неровности, возникшие на стыках пенопластовых листов. Это действо вызывало мерзкие шершаво-скрипучие звуки и снегообразную пенопластовую пыль, которая попадала в глаза и нос. Занимались мы этим недолго. Вскоре с крыши прохрипела команда Кайзера и мы, приостановив процесс зачистки, вернулись в исходное положение - у крыши.
К этому времени, тыловая бригада в лице Полковника приготовила для нас пенопластовые детали для оклейки вокруг окон и некоторое количество раствора. Подав всё заготовленное нам на галеру, Кайзер выразил надежду, что до обеда мы обеспечены всем необходимым для беспосадочных полётов. Рабочий день у этого маньяка был расписан от темна до темна: только знай - пахай, как немой!
В этот раз, вместо метровых листов пенопласта, мы клеили узкие, тонкие планки вокруг окон. Мазни было меньше, но приходилось подгонять размеры с помощью ножа. Позднее, когда жильцы дома начали просыпаться и реагировать на нашу возню вокруг их окон, у меня появилась возможность вступать в контакты с некоторыми из них. Все они были чёрные, и все задали мне один вопрос: не страшно ли нам на такой высоте работать? Я честно всем им ответил, что мне страшно и грустно. Они сочувствовали, некоторые даже признались мне, что не полезли бы на моё место ни за какие деньги. Некоторые интересовались, что мы намерены делать далее с их домом, - неужто так, и оставим его бело-пенопластовым?
Я удивлялся убогости и запущенности в их комнатах, которые разглядел через окна. Наш транзитный быт, который мы организовали себе в бруклинской квартире, стащив туда мебель и бытовую технику с улиц, был просто роскошным в сравнении с тем, что я увидел. Всё, что я мог наблюдать через не зашторенные окна, лишний раз говорило о том, что мы различны не только цветом и запахом.
В одном окне я повстречался с молодой парой. Чёрный парень упражнялся-выпендривался перед своей подружкой, выдавливая из саксофона неуклюжие звуки. Наше неожиданное появление у окна удивило их и отвлекло парня от его занятия. Я спросил, какая музыка ему нравится? На что тот, не задумываясь, ответил, что лучше рэпа нет на свете! Тогда я порасспросил его о музыке известных американских чёрных музыкантов, которые хотя и далеки от любимого ему рэпа, но всё же достойны внимания. О своих старших собратьях; John Coltrane, Miles Davis и современного Joshua Redman он никогда не слышал, и его реакция была такой, словно я их выдумал на крыше и теперь со своими шутками разъезжаю от окна к окну.
Мои польские коллеги тоже проявили любопытство к нашим беседам и спросили меня, о чём это я с ними? Я коротко ответил им, что предлагаю парню оставить свою трубу и перебраться на нашу галеру, смаровать со мной в пару. Но тот отказался.
- Ещё бы! Их теперь на такую работу и палкой не загонишь,- прокомментировал старший галеры. Он скорее будет наркотиками торговать на улице и зарабатывать на этом за день то, что мы не всякую неделю имеем…
Так день и прошёл в подвешенном состоянии: примерка, подгонка, мазня, приклейка, осмотр комнат странных жильцов, короткие, пустые диалоги. Наконец, получасовой обеденный перерыв на крыше и снова в галеру.
До первого этажа так и не дошли, решили закончить завтра. Кайзер недовольно ворчал. Покидали объект в сумерках. Традиционно остановились у бакалейного магазина и заправились пивом.
Домой прибыли в полной темноте. Время под душем, за ужином и на прогулке в супермаркет пролетело быстро. До утреннего явления Кайзера оставались считанные часы, и мы вынуждено пораньше отходили на покой, зная, как тяжко будет завтра заставить себя проснуться и лезть в этот ненавистный, прокуренный автобус. Засыпал под радио музыку. В паузах о погоде на завтра упоминались кратковременные дожди. Они называли это shower (то есть - душ).
Я поделился с Сашей своими надеждами на неполный рабочий день, но в ответ от него услышал лишь ровное сопение. Отложив радио в сторонку. Я последовал его благоразумному примеру.
Утро началось как обычно. Но уже по пути на работу, из замечаний Кайзера я понял, что прогноз погоды на сегодня волнует не только меня. Бригадир планировал рабочий день с учётом предполагаемых осадков. Я заметил, что невозможность налепить побольше пенопласта чрезвычайно беспокоило Кайзера. Все работы, связанные с применением клея вызывали у нашего бригадира нездоровый интерес. Мне кажется, что если бы он мог организовать работу в две смены, круглосуточно, то он бы не слез с этого дома, пока не обклеил бы его полностью. К этой работе он относился подобно азартному игроку, у которого пошла масть и он спешил получить от улыбнувшейся фортуны как можно больше.
Инструкция к клею предписывала применение его в чистом виде, без всяких домесов. Надо полагать, и смета работ учитывала соответствующее количество клея. Но Кайзер, как опытный строитель-шабашник, знал, что клей также неплох, если его замешивать с цементным раствором. К тому же, делалось это в пропорции почти две трети цементного раствора и одна треть клея.
До меня начало доходить, почему он возит в своем автобусе вёдра с клеем. С работы домой он везет несколько запечатанных полных вёдер, а на следующее утро, эти же ведра, уже подчистую опустошённые, едут с нами обратно на стройку, для отчета. Предполагалось, что сэкономленный клей продавался кому-то в Трэнтоне. Вероятно, заказчиком был какой-нибудь польский строитель-предприниматель. Эти дополнительные интересы, естественно, стимулировали нашего бригадира, этим-то и объяснялся его производственный лихорадочный энтузиазм.
Не сегодня-завтра зачастят осенние дожди, и работа с клеем будет вынужденно приостановлена. А манипулировать материалом он может лишь при условии выполнения какого-то объёма работ и расхода строительного материла. Так что понять Кайзера нетрудно. Ему сейчас не до сна, когда в его распоряжении масса невыработанного клея, который можно подменять более дешёвым цементом, а остатки продавать налево.
Вход на крышу всегда был заперт. Ключи от замка у Кайзера. Если он посылал кого-нибудь из работников вниз, то, вручая ключ, строго инструктировал, чтобы решетчатая дверь, перекрывающая вход на крышу, всегда была закрытой. Посторонним вход на стройплощадку был категорически воспрещён, как в секретную лабораторию! Недопустимость посторонних требовалась обеспечением безопасности. Естественно, мы не могли допустить, чтобы в то время, когда мы возимся на своих галерах, где-то между 13-м и 14-м этажами, на крышу залезли предприимчивые местные жители, и начали скручивать всё, что можно продать, в том числе и механизмы, обеспечивающие безотказное функционирование нашего висящего управляемого дережабля. Так что, все работы велись в условиях полной секретности и недоступности для посторонних глаз.
А дожди, препятствующие налаженному делу, были для Кайзера, как соль на рану!
Пока доехали до Патерсона, погода начала подавать очевидные надежды на неполный рабочий день. Кайзер поглядывал на небо и проклинал всех и всё, словно именно мы виноваты в плохой погоде. Вероятно, он сожалел о том, что не подрядил нас в свою бригаду раньше, что позволило бы ему преуспеть в этом деле.
В добавок к погоде, в этот день не работал лифт. В течение нескольких минут мы топтались перед входом в лифт, тупо жали на безжизненную кнопку вызова и слушали непрерывную ругань бригадира. Наконец, кто-то из жильцов сообщил, что лифт сегодня не работает. Наш трудовой десант, пыхтя и поругивая такую сякую жизнь, зашагал вверх по лестнице. Пешеходное восхождение на крышу было не только производственной необходимостью, но и познавательной экскурсией.
Весь 16-ти этажный лестничный лабиринт являл собой богатую и живую иллюстрацию соцкультбыта местных жителей. Разумеется, всё стенное пространство было плотно украшено рисунками и надписями, откровенно отражающими чувства, настроения и желания авторов. Особенно удручало антисанитарное состояние лестницы. Кроме обычного бытового мусора, лестница была обильно усеяна использованными шприцами и презервативами разных калибров. Последние, кстати, были различных цветов. Это почему-то напомнило мне о наступающих ноябрьских праздниках на моей родине-уродине. Цвета презервативов были, преимущественно, тёмные, под цвет потребителя. Как дождливые ноябрьские праздники.
Кайзер, возглавляя бригадное восхождение, непрерывно ругался. Обзывал курвами пердоленными всех, кто проживет здесь, особенно тех, кто испортил лифт. Он не сомневался, что сделали это умышленно, и непременно - негры! Он клял грязь и вонь на бесконечной лестнице, неисправный лифт, погоду и нашу пассивность…
К работе мы были готовы позднее обычного. Все как будто притомились после пешего подъёма, и теперь не спешили приступать к работе. Но бригадир не позволял расслабляться. Раздал всем наждачные тёрки, распределил работников по галерам и дал команду драить пенопласт, пока позволяет погода!
Остров Манхэттен в это пасмурное утро не блестел стеклом, а лишь мутно просматривался. Отдельные его макушки сливались с низкими, серыми облаками. Опоясываясь ремнем безопасности, я подумал себе, как здорово было бы сейчас гулять по улицам Нью-Йорка. Ни жарко, ни холодно… Временами - моросящий дождь. Теннисные корты в центральном парке увлажнены, нет пыли и знойного солнца. Из центрального парка, где я мысленно находился, меня грубо вернули на крышу тем фактом, что Кайзер залез в нашу галеру с воинственным намерением поработать с нами. Это не обещало ничего хорошего.
Мы четверо распределились по всей длине галеры, каждый со своим веслом. Бригадир определил всем равный сектор обработки. Шкрябонина в тесной компании с этим маньяком - вдвойне утомительное занятие. Он набросился на пенопластовую стену, как на своего заклятого врага. Драил пенопласт с каким-то остервенением. Похоже, он вкладывал в это занятие весь свой бригадирский гнев на испортившуюся погоду, не позволяющую ему сегодня работать с клеем.
Кайзер быстрее всех обрабатывал свой участок стены и начинал ворчать на нас, подгонять и помогать то одному, то другому, работающему рядом с ним.
- Игорь, курва! Шо ты гладишь его как бабу! Драить надо, драить, - ворчал он на меня и показывал, как это следует делать. Пенопластовая крошка разлеталась во все стороны, попадала в глаза и нос, вызывала аллергическое действие. Глаза слезились, нос сопливился. Тем временем, тучи созревали, но дождя всё не было. “Heavy cloud but no rain…” Увы!
Едва мы заканчивали каждый свой сектор стены, как бригадир давал команду приспускать галеру. А как только мы приостанавливались на новом уровне, он без передыху набрасывался на стену. Поспеть за ним было невозможно. Это не человек, а какая-то машина-бригадир. Пыхтит своей сигаретой, зажатой между редкими зубами, весь в белой крошке, шаркает тёркой и недовольно ворчит…
Совершив несколько шагов-спусков, мы заметно опередили соседнюю галеру. Это отвлекло внимание и гнев Кайзера, и он стал орать и погонять отстающих соседей.
Чем ниже мы опускались, тем свободнее раскачивалась на тросах галера. При одновременном налегании на стену четверых гребцов, мы плавно отчаливали от неё чуть ли не на метр. В этот момент мы не могли работать. Мы приостанавливали на секунду своё дело и смягчали руками причаливание к стене. К нашему облегчению и недовольству Кайзера, это обстоятельство поумерило ритм зачистки. Из-за болтанки, пришлось сбавить темп гребли.
Уже наступило время обеда, но бригадир словно забыл обо всём, кроме работы. Мы не осмеливались гневить его лишний раз своими замечаниями. Он и так постоянно ворчал, что мы работаем, как сонные мухи. Однако с соседней, безнадежно отставшей, галеры стали доноситься робкие стоны недовольства, напоминавшие о законном перерыве на обед. В ответ на их скулёж, Кайзер посмотрел на небо и рявкнул им, что они сегодня ещё недостаточно поработали и не заслужили обеденного перерыва. Те удивленно пожали плечами и с кислыми лицами неохотно уткнулись в стену. Саша подавал мне знаки сочувствия. От такого темпа стало жарковато. К потному лицу прилипала крошка, через расстегнутую рубашку пенопласт попадал за пазуху, я чувствовал, что уже весь облеплен этой крошкой.
Расчёты Кайзера подтвердились. Ему удалось задержать нас в работе почти до двух часов дня, без единого перерыва. Наконец, обещанный прогнозом дождик добрался до нас. Сначала, он вяло и редко закапал, но скоро перешёл в достаточно интенсивный ритм, чтобы помешать нашей работе.
Соседняя галера, не дожидаясь команды Кайзера, потащилась наверх. Бригадир сочно выругался в адрес дезертиров, обозвал всех нас работниками хреновыми, и неохотно дал добро на перерыв.
Собравшись на крыше, мы стали гадать, как нам быть дальше. Пообедать, пока дождь, или совсем пошабашить на этом, и - домой? Предположение о том, что этот дождь затяжной, и сидеть здесь в ожидании хорошей погоды - пустая трата времени, пришлась всем по душе. Кроме бригадира. Сначала мы спрятались от дождя в каптёрку, а там, как само собой разумеющееся, сняли с себя подмокшую одёжку и переоделись. Хотя окончательного решения принято не было, все переоделись и были готовы к отъезду домой. Бригадир понял, что сегодня ему уже не удастся организовать работу, да и дождь не утихал. Он поворчал себе под нос и присоединился к общему движению. Хотя и обозвал всех нас гнилыми хлюпиками и дезертирами.
Выезжая из Патерсона, его попросили остановиться у бакалейного магазина. Из ворчливых замечаний Кайзера в адрес некоторых членов бригады, я понял, что те уже пропили всё, что надеялись получить в конце недели. Из магазина наши коллеги вернулись основательно затоваренные пивом и водкой. Домой ехали в состоянии повышенного настроения. Работнички шумно распивали закупленное, а мы с Сашей строили планы на сегодняшний день. Накопилась масса мелких повседневных дел, которые можно было решить только в рабочее время.
Кайзер замкнулся и мрачно гнал автобус. Вёдра с клеем сегодня он не вез. Нет расхода на работе - нет и излишков - простора для частного предпринимательства.
Выбравшись из города на свободное дорожное пространство, он погруженный в свои командирские думы, увлёкся и гнал со скоростью, ощутимой даже в темноватом грузовом отсеке. Мы, как пассажиры, внимания на скорость не обращали, но это заметил полицейский из дорожного патрулирования. Мы все услышали истеричное завывание сирены. Вопросительно взглянули в сторону рулевого. Только он имел возможность обозревать боковой и задний вид. По его реакции стало ясно, что сирена подвывает в наш адрес. Физиономия Кайзера выражала смятение и испуг. Он послушно стал снижать скорость и перестраиваться в крайний правый ряд. В ответ на его послушание смолкла сирена. Наши коллеги поспешили спрятать все пивные банки и бутылки. Дорожные правила всех штатов запрещали распитие алкогольных напитков во время движения автотранспорта, даже пассажирам. Следить за этим и не допускать такового обязан водитель. Все почему-то решили, что нас остановили в этой связи, и теперь гадали, как полицейский мог разглядеть, что они, сидя в полуосвещённом грузовом отсеке распивали пиво-водку?
Спустя минутку после остановки, к нашему рулевому подошёл полицейский. Он был полукровкой (семейство баклажанов), и свой горячий темперамент он продемонстрировал сходу. Как только приблизился к нашему бригадиру, без всяких формальностей сорвался на крик. Похоже, ему стоило немалых усилий добраться до мчащегося с повышенной скоростью микроавтобуса. И теперь он не мог удержаться от удовольствия выплеснуть накопившийся гнев на зарвавшегося нарушителя.
По его форме я понял, что он догонял нас на мотоцикле. Патрулирование дороги в такую погоду на мотоцикле, надо полагать, не повышает настроение.
Из его гневного вступления я понял, что водитель Кайзер - многократно “fucking” и грубо игнорирует знаки об ограничении скорости. Также, я разобрал, что все участки, где скорость движения была ограничена пятьюдесятью милями в час, мы пронеслись со скоростью не менее 70 миль.
Как только тот сделал паузу в своем бранном замечании, водитель воспользовался этим и вставил заготовленную в свое оправдание фразу; “I polish people… I don’t know…”
Услышав такое объяснение, полицейский сначала опешил, затем сочно выругался и потребовал водительское удостоверение. Бригадир торопливо и молча выдал ему таковое. Полицейский бегло взглянул на фотографию, сравнил её с оригиналом и снова грязно выругался. После чего ушёл к своему мотоциклу. Притихшие пассажиры осмелели и стали выяснять, кто что понял. Все успокоились: проблема не в том, что они распивали в транспорте. Спустя несколько минут полицейский вернулся с водительским удостоверением и квитанцией о штрафе. Он несколько поостыл и хотел убедиться, что polish people хоть что-то понял из его замечаний. Возвращая Кайзеру удостоверение с квитанцией, он глянул в направлении грузового отсека и спросил, не говорит ли кто-нибудь здесь по-английски? Я получил сразу несколько пинков и толчков с разных сторон, что означало “ответь ему поскорей что-нибудь!” Я послушно пробрался к водительской кабине. Полицейский с интонацией брезгливости и усталости просил объяснить этому “fucking polish people”, чтобы тот помнил, в какой стране он находится, и что местные правила следует соблюдать.
- Если этот идиот намерен и далее разъезжать по штату Нью-Джерси, то он должен сменить своё водительское удостоверение, выданное ему в штате Massachusetts, на местное. А лучше, - вообще убраться из штата Нью-Джерси. Но прежде, пусть заплатит штраф 60 долларов.
Слушая его урок, я послушно кивал головой и искренне желал, чтобы он побыстрей отпустил нас. Ибо, если он захочет ещё и взглянуть на других polish people, которые были с явными признаками опьянения, то бедному Кайзеру тогда достанется на орехи. К всеобщему облегчению, убедившись, что все его ценные указания приняты и будут доведены до polish ideots, полицейский позволил нам ехать далее. Кайзер поспешил это сделать.
Я передал ему замечание полицейского о его водительском удостоверении другого штата. По реакции бригадира стало ясно, что для него это вовсе не новость, и он уже имел подобные замечания.
В ответ, он лишь пробурчал, что надо быть более бдительным… курррва!
Пассажиры, после миновавшей опасности, допивали ещё шумнее и веселее. Они отпускали шутки в адрес рулевого обоза. Типа: Кайзеру никак нельзя уезжать со стройки до наступления темноты! Предлагали ему принять пару капель на грудь и расслабиться. В ответ на их издевательства, он лишь пыхтел сигареткой и поругивал всех и всё, себе под нос. Небо просветлело, и дождь приостановился. Кайзер был темнее тучи. Спустя какое-то время, на все шутки в свой адрес он ответил полу-приказом, полу-просьбой, - оставить ему немного водки. Я представил себе, как по приезду в Трэнтон, бригадир поставит точку в этом неудачном для него дне, мрачно хлобыстнув стакан водки.
Встреча с сердитым полицейским неопределенного цвета, вынужденным зарабатывать на жизнь, патрулируя дороги на мотоцикле под дождем, напомнила нам о том, что у Саши тоже водительское удостоверение соседнего штата Нью-Йорк. Но это не столь важно, как отсутствие страховки на случай причинения ущерба кому-либо. Езда без таковой возможна лишь до первой остановки и проверки. Мы уже заходили с ним в одну страховую контору по этому поводу. Но там, услышав о стоимости недавно и впервые приобретенного Фордика, и изучив Сашино водительское удостоверение, выданное в Бруклине всего пару месяцев назад, не проявили особого желания вступать с нами в страховые отношения. Я удивился их нежеланию, и тогда они предложили нам страховку, но на таких условиях, что нам и самим расхотелось. Теперь, это была одна из текущих задач, на которую у нас не было времени, из-за вступления в бригаду Кайзера.
Проезжая уже по пригороду Трэнтона и высаживая подвыпивших работников, мы, благодаря раннему возвращению до темна, заметили неподалеку от нашего квартала автомобильную свалку (junk yard).
Въездные ворота на свалку были широко распахнуты. На территории стояли авто-экземпляры ещё подающие надежды на восстановление, а также горы прочего авто-хлама. Кроме этого, на обочине проезжей дороги, не на территории свалки, но рядом, были припаркованы несколько автомобилей запущенного вида и без каких-либо признаков принадлежности. Ни регистрационных номеров, ни надписей о продаже… Они показались нам бесхозными и, мы решили посетить это место в ближайший вечер.
После душа, мы поторопились в банк. Как ни странно, но в самом Трэнтоне и на территории штата Нью-Джерси мы не встретили ни единого отделения CitiBank. Вопрос о хранении поднакопившихся трудовых сбережений давно назрел. Мы присмотрели удобный для нас New Jersey United Bank, отделение, которого было рядом с супермаркетом, который часто посещали. Туда мы и направились со своими наличными сбережениями.
Атмосфера в банке была провинциально уютна и гостеприимна, в отличие от любого отделения банка в Бруклине и Нью-Йорке. Я обратился к служащей и спросил, с кем мы можем решить вопрос об открытии счёта. Она указала нам на женщину итальянской внешности, занятую с клиентом. Прождав не более пяти минут, мы были приглашены к её столу. Вопрос, с которым мы обратились, не представлял никаких сложностей. Она привычно разъяснила нам условия открытия и пользования обычным сберегательным счётом. Просила нас предъявить какие-нибудь документы, удостоверяющие личность. В этот раз, оказалось достаточным предъявить карточку соцобеспечения. Она внесла в компьютер данные, спросила о нашем адресе, попросила оставить свои автографы на каких-то бланках - и через пару минут выдала нам копии, в которых указывались номера счетов, дата их открытия и сумма вкладов. На этом процедура была окончена.
Я поинтересовался о возможности пользования АТМ машинкой и она направила нас к другой служащей, вручив нам по пластиковой карточке этого банка. Её коллега приняла копии бланков с нашими банковскими данными, пошаманила над компьютером, показала, куда и как вставить карточку, и где набрать задуманный четырёхзначный номер PIN (Personal Identification Number).
Запрограммировав карточки, она разъяснила, что мы можем пользовать всеми банковским автоматами, подключенными к системам, указанным на карточке. А также, рекомендовала правильно набирать свои PIN. Мы обещали. Одно дело было сделано.
Затем мы отыскали неподалеку контору страхования автомобилей. Трое служащих явно скучали, попивая кофе. Наше появление обнадежило их, и они проявили готовность выслушать нас.
Прежде, следует пояснить, что пошли мы в страховую контору не для того, чтобы застраховать полюбившийся нам Фордик и обезопасить себя страховкой на случай его угона или повреждения какими-нибудь злоумышленниками или неосторожными водителями. Такие виды страхования необязательны и это делается по желанию владельца автотранспорта. Мы вынуждены были, согласно, их законов, застраховаться на случай причинения нами вреда кому-то. Этот вид страхования источников повышенной опасности обязателен, вероятно, во всех нормальных странах. Это решает проблемы, возникающие в следствии дорожно-транспортных происшествий. При наличие такового страхования, в случае причинения кому-либо материального ущерба, возмещение такового не зависит от возможностей виновного. Все счета предъявляются в страховую компанию, которая получала от субъекта страховые взносы. Компания должна иметь резервный фонд для таких случаев и обязана возместить ущерб, причиненный по вине её клиента. Это правило исключает привычные для нас ситуации, когда владелец автотранспорта, виновный в причинении материального ущерба, отвечает потерпевшей стороне, что у него нет средств, и он не может ничего поделать. В лучшем случае, этот ущерб погашается годами.
Поэтому везде, (кроме СНГ), эти проблемы решаются с участием страховых компаний. А наличие такой разновидности страховки у водителя также необходимо, как и водительская лицензия. Эксплуатация автотранспорта без страховки рассматривается как наказуемое нарушение.
В конторе я коротко заявил о целях нашего визита, и женщина пригласила нас к рабочему столу. Первое, о чём она спросила, это водительская лицензия и бумага, выданная при регистрации автомобиля, подтверждающая право собственности. При всей её доброжелательности и желании оказать нам услугу, всё же было заметно, как озадачили её факты крайне незначительного водительского стажа клиента, отсутствие какой-либо страховой истории в прошлом и смехотворная стоимость 8-ми летнего Фордика. Она посовещалась со своим коллегой-мужчиной. Тот спросил Сашу о его водительском опыте до получения водительской лицензии в Бруклине, и как далеко и много ему приходится ездить теперь.
Я рассказал от имени приветливо улыбающегося Саши, что до приезда в страну, он в Росси имел достаточный водительский опыт. А здесь ему нужна машина лишь для того, чтобы ездить на работу да с работы, неподалеку от Трэнтона.
Слушая мою историю, опытный дядя уважительно кивал головой, а затем дал добро своей коллеге. Оставалось узнать на каких условиях они готовы вступить с нами в страховые отношения.
Женщина снова вернулась к компьютеру и скоро выдала приемлемый для них вариант. Саше предлагалось, для начала, страховку на три месяца, общая стоимость которой 300 долларов. При этом они хотели сразу получить оплату за первые два месяца, то есть 200 долларов.
Мы посовещались. Женщина с любопытством и полным непониманием наблюдала за нашими переговорами и ожидала решения. Я предложил ей оплату лишь за один месяц, по окончанию которого, мы либо продлим отношения очередным взносом, либо закончим их. В ответ, она выдвинула нам свой вариант. Сейчас мы делаем взнос за один месяц, но это будет стоить нам 150 долларов. А по окончанию первого месяца - за последующие два, мы сможем продолжать отношения, уплатив по 75 долларов за месяц.
Мы снова посовещались и решили, что лучшего нам никто здесь не предложит, а начинать с чего-то необходимо. Мы дали своё согласие на этот вариант. Саша заявил, что ему надо снять со счёта наличные. Женщина подсказала, где здесь ближайший банковский автомат. Он ушёл за деньгами, а я остался в конторе. Служащая принялась оформлять Сашину страховку, а мне предложила кофе.
Когда он вернулся, всё уже было готово. От него получили деньги и выдали ему страховой лист, пояснив ещё раз на какие случаи распространяется такой вид страхования. Это был обязательный вид страхования на случай причинения вреда кому-то в процессе эксплуатации указанного автомобиля.
Покончив с неотложными делами, мы вспомнили о неубранном урожае яблок и решили проехать к саду. Предварительно заехали домой, и прихватили вместительные рюкзаки. Пока выехали из города, начало темнеть. Дорога к нашему саду была в направлении к Филадельфии, что в соседнем штате Пенсильвания. На этом пути часто встречались заправочные станции, и бензин продавали здесь дешевле, чем в городе. Если в городе за 1 галлон (3,8 литра) обычного бензина просили 1,25 доллара, то на трассе галлон такого же бензина ценили 1,06 - 1,10 доллара. (Сентябрь 1993 года)
На одной такой заправочной мы дозаправились.
Всё чаще и гуще вдоль дороги возникали автостоянки, торгующие новыми и подержанными автомобилями. Яркими и крикливыми рекламами они призывали внимание проезжающих. Их неоновые вывески кричали о круглосуточной работе без выходных, о готовности продать в кредит и оформить все формальности. Освещенные площади, заставленные рядами бесчисленных авто, не могли не привлечь внимание. Количество надраенных до неестественного блеска автомобилей, выставленных к продаже, поражало. Трудно было представить, как всё это можно реализовать.
Проехали мимо стоянки, торгующей американской авто продукцией. Через какую-то милю-две возникала подобная, но уже предлагающая японские автомобили. Весь этот автомобильный рай лишь привлекал наше внимание, но мы уже были при автомобиле, хотя и неказистом, но всего за 500 долларов… и радио FM в салоне звучало вполне прилично.
Когда подъехали к объекту, было уже достаточно темно. Мы свернули с дороги к ликероводочному магазину, также зазывающему проезжающих в объятия зелёного змия. Припарковались на освещенной полупустой стоянке возле магазина. Взяли торбы и направились не в магазин, как ожидал бы всякий наблюдавший за нами, а в сторону сада. Выйдя за территорию стоянки, мы исчезли в темноте. До сада надо было пройти метров 25 по песку. Глаза быстро привыкали к темноте, и уже подойдя к крайним деревьям сада, мы отметили, что за эти дни никто не собрал урожай яблок. И снова нам пришлось выполнять функции заботливых санитаров-хозяйственников. Наполнить объемистые рюкзаки не представляло труда. Мы присели под первой же яблоней и стали быстро загружаться. Яблоки были, на удивление, качественные, они в изобилии лежали под деревьями и ветви низко свисали под их тяжестью. Нам было достаточно подчистить вокруг одной яблони, не сорвав ни единого яблока с дерева, - и наши рюкзаки быстро отяжелели.
Возвращаясь к машине, мы могли обозревать освещенную стоянку, оставаясь невидимыми. Нам не хотелось привлекать чьё-либо внимание своим странным появлением из темноты с полными рюкзаками. Убедившись, что на стоянке никого нет, мы быстро вынырнули из тьмы к своему верному Фордику, предусмотрительно припаркованному на самом краю. Открыли дверцу багажника и уложили туда урожай. Машинка качнулась на рессорах. На обратном пути мы довольствовались не только радио звуками, а и сладкими яблоками.
Дома, когда мы проносили тяжёлые трофеи через кухню и гостиную, все присутствующие там, проводили нас любопытными взглядами.
На следующее утро, до рассвета, Кайзер, как штык, сигналил у нашего дома. На работе - обычная тоска и тягомотина. Однако сокращение светового дня и всё, более частые осадки облегчали наше участие. Однажды, проезжая с работы мимо автомобильной свалки, мы отметили, что на обочине припаркованы несколько хорошо подержанных автомобилей без номерных знаков. Высадившись возле нашего дома, мы не стали мыться и переодеваться, а втихую пошли пешком обратно, чтобы выяснить ситуацию с этими бесхозными автомобилями. Кто-то же должен заботиться о бесхозных яблоках, автомобилях и прочих благах.
Это место не очень далеко от нашего дома, но в темное время суток там было безлюдно и глуховато. Все четыре бесхозных автомобиля стояли на прежнем месте. Въездные ворота на территорию авто-свалки были прикрыты. Но в недвижимом автобусе, оборудованном под офис, горел свет, там были какие-то люди. Нетрудно было представить, какие кадры могут торчать в такое время на свалке в офисе-автобусе. Интересующие нас автомобили, хотя и были припаркованы вне территории свалки, но стояли рядом, и, похоже, имели к этому месту какое-то отношение.
Я полагаю, хозяева авто-свалки брали какую-то мзду за то, чтобы сбросить на их территории какой-либо хлам. Поэтому, владельцы обременительного для них транспорта, не желая тратиться, просто подгоняли вечерком свою колымагу к этому месту. Где-то не доезжая, предварительно снимали номерные знаки и оставляли “авто счастье”, полагая, что здесь этому найдут практическое применение.
Наиболее привлекательным нам показался, стоящий первым, Ford Escort, родной брат нашему Фордику - только вишневого цвета, четырёхдверный и с автоматической коробкой передач. Дверцы оказались незапертыми и мы уселись на передние сиденья, чтобы не привлекать внимания проезжающих мимо. Разглядев солон, оценили: автомобиль не хуже нашего, и единодушно решили усыновить сиротинушку. Но в этой связи возникло сразу несколько вопросов: отсутствие каких-либо документов и даже ключа зажигания. Обшарив салон, мы нашли листок с какими-то телефонными номерами. Решили, что для начала, нам надо отъехать. Саша стал орудовать отвёрткой, желая добраться до электропроводки. Но скоро поняли, что в таких полутёмных условиях с помощью отвёртки автомобиль не оживить. Просто укатить его, толкая, также не представлялось возможным, так как руль был блокирован, и в этом положении мы могли перемещать свою находку лишь строго в прямом направлении. Не придумав ничего лучшего, Саша стал с силой крутить руль, пытаясь сорвать блокирующее препятствие и добиться хотя бы возможности рулить. Его отчаянные рывки рулевого колеса то в одну, то в другую сторону, лишь раскачивали автомобиль. Но руль освободить не удавалось. Варварскими усилиями он отвоевал несколько сантиметров, в пределах которых рулевое колесо стало поворачиваться. Я вышел из кабины и взглянул на передние колеса. Действительно, Саша добился того, что мог теперь рулить хотя и в очень ограниченных пределах. Я уж подумал, что сейчас мы откажемся от этой затеи, но Саша решил иначе, заявив, что автомобиль уже достаточно управляемый, чтобы докатить его к дому. Я смутно представлял себе, что можно с ним сделать, если даже прикатим домой. Саша упёрся у рулевого колеса, управляя автомобилем, через открытое окошко, я же подналег сзади. Место и время для этого дела были вполне подходящими. Но окажись здесь случайно полиция, у нас, наверняка, спросили бы, что и куда мы катим? Я понятия не имел, что можно ответить в такой ситуации, но объяснения пришлось бы давать мне. Усматривая в наших действиях примитивную кражу, хотя и мало кому нужной вещи, я готовился к пересечению единственного на нашем пути, но хорошо освещенного, перекрёстка.
Автомобиль этот мелкий и не тяжёлый. Катили мы его без особых усилий, но хотелось преодолеть это расстояние как можно скорее. Приблизившись к перекрёстку, мы оказались в освещённой зоне. Движение в это время было редким, и мы могли, не создавая помех, переползти через перекрёсток. Нам пришлось приостановиться и пропустить проходящий транспорт. В это время по нашему ряду подкатил легковой автомобиль и приостановился за нами. Я жестом просигналил, что не следует нас ждать - можно объезжать. В ответ на мое предложение, из окошка выглянула улыбающаяся физиономия водителя. Парень предлагал свою помощь. Я спросил, как он может нам помочь? Тогда он попросил освободить задницу нашего недвижимого Форда и стал аккуратно пристраиваться передним бампером к нашему заднему. Мягко уперевшись, он скомандовал, чтобы мы садились и рулили. Саша, не меняя позиции, махнул ему рукой, сигналя о готовности управлять и так. Случайный попутчик тронулся, и с пешеходной скоростью мы переехали через перекрёсток. Продвинувшись с его помощью ещё несколько метров, мы снова оказались в благоприятном для нас тёмном месте. Доехав до очередного поворота, просигналили водителю локомотива, что этого - достаточно. Поблагодарили его, и тот довольный уехал, приветственно посигналив нам на прощанье. Далее, уже своими силами, едва вписавшись в поворот, вырулили на дорожку, ведущую к нашему дому со стороны двора.
Вечером, Саша с фонариком ковырялся в автомобиле часа два.
Перед сном он самодовольно перечислял, какие детали он позаимствовал с Форда-донора.
На следующий день. Благодаря кратковременным дождям, мы закончили работу пораньше. У Саши было время продолжить своё слесарное дело. Вскоре я мог заметить некоторые перемены - улучшения в Сашином Форде. Перемещённый бесхозный Форд, сиротливо стоял на задворках между нашим и соседним домом. А спустя несколько дней, вероятно, по сигналу кого-нибудь из соседей, приехала специальная полицейская машина и отбуксировала его на свалку.
По окончанию рабочей недели, в субботу вечером, наш дом посещал бригадир Кайзер, и, как дед Мороз радовал всех членов бригады раздачей зарплаты. Сравнивая его расчёты со своими, убедились, что время на дорогу к объекту и обратно не оплачивалось. Но так как, первая рабочая неделя затянулась почти на 60 часов - набежала сумма в 400 долларов. Полученная зарплата в сочетании с предстоящим выходным днём заметно повысило настроение, и мы решили поработать какое-то время под командованием Кайзера.
До поздней ночи в доме продолжались хождения и телефонные звонки. В такие дни Саша подвергался особенно настойчивым нападкам-предложениям выехать на автомобиле в центр города и привезти девиц.
В эту субботу у Саши снова нашлась уважительная причина. Он заявил всем, что намерен выехать на выходные в Бруклин. И это было правдой. В течение нескольких вечеров, он висел на телефоне и таял от разговоров с Катей. Похоже, подарок к его дню рождения, в лице Екатерины, запал ему в душу и теперь, дождавшись выходного дня, не терпелось поехать к ней на свидание. В этот вечер, пока все вокруг разминались пивом и совещались, куда лучше пойти сегодня, Саша молчком искупался, переоделся, облил себя всеми имеющимися парфюмерными средствами и, благоухая, вышмыгнул из дома в свой модернизированный Фордик.
Желающие эмоционально разгрузиться в конце рабочей недели заметно активизировались. Среди них появился и какой-то, уже немолодой, нетрезвый поляк. Он не проживал в нашем доме, но располагал транспортом. Сегодня этот пан уже не собирался садиться за руль. Зато Стас заявил о своей абсолютной трезвости и готовности управлять транспортом в нужном направлении. Более того, он предложил организовать этакую кооперацию людей, объединённых единым естественным желанием. Суть его проекта заключалась в том, что если все хотящие здесь, а их человек 6-7, хором сбросятся по 5 долларов, то получится сумма, на которую должна соблазниться любая приличная барышня с панели, а может даже и две.
Перспективы возможных скидок привлекли внимание сомневающихся. Женя, который последнее время часто рассказывал нам о своей жене, преданно ожидающей его в далёкой Виннице, вдруг изъявил желание тоже поехать на экскурсию.
Из дома вывалила не совсем трезвая компания человек из семи. Предоставленный микроавтобус был очень рабочий. В нём было лишь два пассажирских места, их сразу же заняли. Остальные участники субботника разместились в грузовом отсеке, рассевшись на запасных колёсах и каких-то ящиках. Хозяин транспорта коротко разъяснил Стасу особенности коробки передач и тот, следуя указаниям, повёз нас в центр города. Было уже темно. Временами моросил дождик. Но на улицах, особенно в центральной части города, всё же людно и освещёно. Стас уверенно и быстро отыскал хорошо известное ему место и подъехал прямо к ожидающим на тротуаре девушкам. Я заметил, как они оценивающе взглянули на появившийся объект и оживились. Ситуация оценивалась профессионально, и лишь взглянув на транспорт, я полагаю, барышни уже имели какое-то представление о том, чего можно ожидать. Я был уверен: никто из них не догадывался о том, какое предложение привезли им в этом зашарпанном микроавтобусе.
Одна из них подошла к переднему окошку, у которого сидел подвыпивший поляк. На вопрос барышни: чего желаете? Поляк ответил набором общеизвестных фраз и жестов. Девица поняла, что переговоры следует вести на особом языке, и, не дождавшись от него вразумительного ответа, отошла от автобуса. Стас поспешил выйти и направился к женской бригаде. Все сидящие в грузовом отсеке тоже десантировали через заднюю дверь и, к удивлению девиц, вывалили на тротуар.
- Кто-нибудь желает сегодня поработать? - обратился Стас к удивлённым женщинам.
В ответ, девушки заметили, что вопрос - глуповат и проявили готовность обсудить эту тему. Стас заговорил о ценах на услуги. Девчата ответили, что обычная радость оценивается всего в десять долларов. Тогда Стас объявил, что все эти ребята, он кивнул в сторону стоящих рядом, хотели бы воспользоваться их услугами.
- Так какие проблемы? Ваши деньги - наш сервис, - ответили барышни.
- Но мы хотели бы сделать вам особое предложение… Долларов за 30 обслужить 5-6 ребят.
Реакция другой стороны на такое предложение была отрицательной. Некоторые девушки возмущенно фыркнули и демонстративно удалились, дав понять, что дальнейший торг неуместен.
Но некоторые, всё же пожелали выяснить, что за бред несёт этот иностранный клиент?!
Сложившаяся ситуация очень напоминала мне трудовую панель в Бруклине. Я поспешил принять участие в беседе с оставшимися барышнями.
- Девушки, мы предлагаем вам заработать в течение одного часа долларов 30.
Я выдержал паузу. Девушки, не скрывая любопытства, просили пояснить условия.
- Условия просты. Мы своим транспортом доставляем вас домой, и там, в течение часа, вы предоставляете обычные услуги пятёрым-шестерым джентльменам, после чего вас доставляют обратно на это же место. Через какой-то час вы снова будете здесь с честно заработанными тридцатью долларами.
- Ты сказал 5-6 джентльменов?! - переспросили девушки.
- Да, пять-шесть, а если хотите, возможно, ещё кто-то присоединится…
- О Боже! Да вы ненормальные, ребята! - ответили некоторые из них и тоже отошли в сторонку.
(Такое мне уже приходилось слышать на родине.)
- Мы порядочные джентльмены, и не хотим никого обманывать, - оправдывался я.
Между тем, у некоторых девушек моё предложение вызвало дополнительные вопросы. Одна белая, вполне подходящая для нашего мероприятия девица, деловито поинтересовалась:
- Это и есть все те джентльмены?
- Да, это они. Если недостаточно…
- Более чем достаточно! Скажи-ка, приятель, вы гарантируете, что через час доставите меня обратно сюда?
- Конечно. Слово джентльмена!
- Итак, не менее 30 долларов, не более пяти клиентов и через час…
- Точно! Это мы тебе гарантируем, - обещал я.
- Тогда, поехали, - решительно согласилась она.
Присутствующие джентльмены поняли, что соглашение достигнуто и поспешили обратно в автобус. При размещении возникла заминка. Старый поляк и приглашенная барышня направились к передней дверце, чтобы занять место возле водителя. Это место оказалось уже кем-то занято. Девушку пригласили присесть рядом, но старый поляк сам проявил внимание. Он подцепил её под руку и пьяно-галантно повёл её к задней двери. Пропустив в захламленный грузовой отсек, пан, на правах собственника транспортного средства, потребовал предоставить для пани и пана одну запаску. Место им вежливо уступили. Стас, убедившись, что все на местах, тронулся.
Старый пан похотливо обнял общую подружку, а спустя несколько минут, к всеобщему удивлению, заявил, что он будет первый. В тёмном грузовом отсеке и в кабине забухтели возмущенные голоса. В ответ, старый пан, не выпуская из своих грязных объятий гостью, вполне серьёзно аргументировал свои притязания тем, что он предоставил для этого мероприятия свой личный транспорт, а также, отметил факт расхода топлива, и просил не забывать о том, что он здесь самый старший. Выслушав его нелепые доводы, другие джентльмены, перебивая друг друга, стали предлагать пути разрешения спорного вопроса. Некоторые просто пригрозили поляку физической расправой за самоуправство. Барышня, недоумевая, о чём шум, заметно насторожилась и обратилась ко мне,
- Далеко ли нам ехать?
Я назвал ей адрес. Она согласно кивнула головой, но тут же снова спросила,
- Эти ребята турки?
- Почти, - ответил я, не вдаваясь в исторические подробности.
Она приняла мой ответ кивком головы и снова спросила:
- Какие-нибудь проблемы?
- Нет, просто ты всем им очень понравилась, и они хотят тебя. То бишь, *“we share the same biology regardless of ideology” - объяснил я ей ситуацию. *У нас единая биология, невзирая на идеологию.
Барышня с некоторым облегчением приняла мой ответ.
Старый пан заметил, что пока он спорил со своими соперниками, барышня отвлеклась и разговорилась с другим. Он не очень уверенно пропшекал что-то о нежелании подчиняться коллективному решению и снова обратил все своё нетрезвое внимание на рядом сидящую девицу. Та не препятствовала его похотливым обшариваниям всех доступных частей её тела. Зато попутчики продолжали ревниво возмущаться хамским поведением поляка. Полковник, как самый молодой джентльмен, заметил, что пан не только самый старший, но и самый грязный, и уже только поэтому должен быть последним в очереди. Чтобы как-то отвлечь гостью от конфликта, возникшего вокруг неё, я пошутил, что этот парень хочет её уже здесь, по пути к месту обряда. Она приняла мою шутку всерьёз. Взглянула на польского джентльмена, оценила ситуацию и выразила сомнение в том, что это удобно начинать прямо здесь в автобусе. Я поспешил успокоить её, пояснив свой призыв к действию, как неудачную шутку.
Со спорами и взаимными оскорблениями, перерастающими в национальную неприязнь, мы подъехали к дому. Выйдя из автобуса, девушку провели в дом. Гостья, оказавшись в районе вполне благополучном, повеселела и охотно последовала за нами. Однако спор об очередности не угасал, а напротив, обретал всё более конфликтные формы. Некоторые участники движения стали заявлять о своём категорическом и принципиальном нежелании любить девушку после старого, вонючего поляка. Назревал международный конфликт. Стас напомнил своим сподвижникам о том, что мы обещали человеку заработок не менее 30 долларов в течение часа, и этот час идёт. Наконец, находясь уже на втором этаже, у комнаты Стаса и Славки, после взаимных оскорблений, участники решили разыграть очередность в лотерею. Стас заготовил бумажки с номерами шестерых участников, честно перемешал их в коробке и призвал всех к разбору. Барышня удивленно наблюдала за происходящим и пыталась понять, что всё это значит. Она снова обратиться ко мне за разъяснением.
- У ребят проблемы с деньгами?
- Нет, просто каждый хочет быть первым, - ответил я ей.
Мой ответ пришёлся ей по душе, но она напомнила о времени. Это обстоятельство беспокоило и нас. Каждый огласил свой номер. Старый поляк, благодаря Матку Бозку, ко всеобщему недовольству, предъявил первый номер. Полковник оказался последним. Женя, разочарованный результатами розыгрыша, заявил, что он передумал по причине своего убежденного нежелания… изменять жене. Всех это развеселило. Нетерпеливый поляк и обеспокоенный крайней неорганизованностью Стас, поспешили определить место проведения обряда. Он гостеприимно предложил свою, общую со Славкой, комнату. Но так как его спальное место было менее подходящим, то Стас по-хозяйски указал на широкий матрац Полковника. И без того удручённый своим последним номером, тот отчаянно махнул рукой и дал своё согласие. Не успел он спрятать свои простыни, как польский пан и американская проститутка захлопнули дверь его комнаты у него перед носом. Перед тем, как уйти на процедуры, девушка напомнила об обещанных ей деньгах. Вдогонку, счастливому поляку грубо напомнили не забывать о времени и о том, что он здесь не один.
Но девушка и сама хорошо помнила, что время - деньги, и очень скоро, удовлетворенный и сияющий поляк вышел из комнаты. Стас потребовал с него взнос и отправился на свидание уже с собранными деньгами. Он так же быстро разгрузился, и, вернувшись со свидания, заметил, что барышня излишне деловая, и к процессу относится без всякого романтизма и творчества. Но, в общем, учитывая цену, Стас остался доволён. После всех и дольше всех, как в своей комнате и на своем спальном месте, там задержался Полковник. Присутствующие участники субботника стали искать объяснение этому факту. Все начали жаловаться, как деловито барышня регулировала продолжительность их сеансов, и как щедро она услужила Полковнику. Наконец, он выполз. Полу раздетый, с одёжкой в руках, разморенный, как после бани. На него посыпались вопросы.
- Что ты с ней делал так долго?
- То же самое, что и вы, - по-военному коротко отвечал Полковник.
- Ты её живой оставил?
- Более чем живой! Она спрашивает, не желает ли ещё кто?
Наблюдавший за всем происходящим, верный своей жене Женя, вдруг пожелал угодить барышне.
У всех челюсти отвисли от таких перемен. Последние полчаса, Женя присутствовал здесь, как живой укор нашей безнравственности. И вдруг - а можно и я?
- Можно, - ответил Стас, - давай пятёрку и поторопись, осталось мало времени.
- Так ведь уже дали 30, ей же этого достаточно, - невинно заметил Женя.
- Хохол, он и в Америке хохол, - язвительно заметил кто-то.
Женя, помявшись, обещал уплатить пятёрку на месте и нырнул в разгрузочную комнату. Кто-то предложил позвонить в Винницу его жене и позвать Женю к телефону. Полковник, сопя, напялил на себя одёжку и спросил, нельзя ли ему, как бывшему диссиденту и борцу за права человека, вернуть его пять долларов, которые он заменит продовольственными карточками?
- Надо было об этом договариваться с ней, у тебя было самое продолжительное свидание, - ответил ему Стас.
- Продолжительное? Женю теперь за уши оттуда не вытянешь, и деньги едва ли он даст,- мрачно прогнозировал Полковник.
Но именины сердца проходили под чутким руководством практичной особы. И регламентированное время платного счастья истекало. Женя вышел из комнаты с миной бывалого и неудовлетворённого клиента. Но его замечания о низком качестве обслуживания не помешали Стасу напомнить Жене об оплате услуги. Пять долларов Женя внёс в общее дело, но заметил, что эта радость не стоит и этих денег.
- Ясное дело, жена лучше, потому что бесплатно! - проворчал Полковник.
Девица тоже вышла из комнаты и дала понять, что хотела бы вернуться на своё рабочее место.
Покидая наш дом, она выразила удовлетворение сотрудничеством с хорошими людьми и просила дать ей номер нашего телефона, на всякий дождливый случай.
Уже была ночь, переходящая в утро, когда неожиданно для нас появился Саша. Нетрудно было понять, что его надежды не оправдались, и поездка в Бруклин оказалась пустой тратой времени и энергии. Он лишь выветрил вылитый на себя одеколон и утратил иллюзии о доступности Кати. К сожаленью, день рожденья - только раз в году. Вероятно, так ответила ему Катя, когда Саша прилетел к ней со своей горячей просьбой. Он выглядел устало и грустно. На военные шутки подвыпившего Полковника реагировал раздражённо. Ему нечего было ответить на аргументы Полковника о том, что эту радость можно было и здесь поиметь всего за пять долларов. И для этого не надо было наряжаться как пижон и лететь на крыльях любви в Бруклин…
По комнатам разбрелись под утро. Мысль о том, что сегодня утром не явится Кайзер, и не будет гудеть под домом, очень согревала душу.
Проснулся я от яркого солнечного света. Саша, утомлённый безрадостной поездкой в Бруклин, всё ещё спал. Я заметил привезенную им свежую газету “Новое русское слово” (фактически - еврейское слово, но почему-то на русском языке). Продолжая лежать уже с газетой, я узнал, что на днях, в возрасте 52 лет, от рака предстательной железы помер Frank Zappa.
Подумалось о том, что пора заканчивать самоистязание в бригаде Кайзера. И вообще, пора бы сменить обстановку. Стало как-то неспокойно на душе от мысли, что приходится месяцами вариться в чужой среде, и по 60 часов насиловать себя нелюбимой работой.
Я разбудил Сашу, ссылаясь на хорошую солнечную погоду и единственный выходной день в неделю. Тот не сопротивлялся и охотно согласился со всеми моими планами на сегодняшний день.
Когда я вышел из комнаты, то встретил Стаса, навьюченного пакетами с барахлом, и не выспавшегося Полковника. Они уже вернулись с трофеями. Из их рассказа я понял, что они совершили обход ближайших улиц и приняли активное участие в еженедельных дворовых распродажах.
По выходным дням, если позволяет погода, многие хозяева устраивают во дворе у дома выставки-распродажи ненужного имущества. Всё это распродается по символическим ценам. Yard Sale называется.
Спустившись на первый этаж, я никого не нашёл в гостиной и решил позвонить кому-нибудь.
Удачно застал маму дома. От неё, я узнал о недавнем отлёте в Америку одного товарища, который, так и не дождавшись каких-либо сведений о месте моего нахождения, просил посодействовать установлению связи со мной. Я продиктовал свой номер телефона и поручил передать его родственникам. Этого было достаточно. Я был уверен, что сейчас он где-нибудь в Бруклине, и не сегодня-завтра позвонит домой и узнает о моём телефоне. День начинался неплохо.
После завтрака, я предложил Саше взять теннисные ракетки и проехать Принстон. Так мы и сделали.
Прибыв в Принстон, мы заметили повышенную суету на улицах. Я объяснял это воскресным днём и хорошей погодой. Машину припарковали на стоянке для сотрудников университета. Там же у машины переоделись в шорты, и через травяное футбольное поле направились к теннисным кортам. Я снова удивился, обнаружив, что на кортах, в такую подходящую для игры погоду, не оказалось ни единого человека. Мы всё же поиграли какое-то время. На кортах, кроме нас, так никто и не появился.
Крепло подозрение, что в городе что-то происходит, о чём не ведаем только мы. Ещё не успев вспотеть, я предложил Саше закончить гонять мячи, и сходить прогуляться по городу. Он удивился, напомнив мне, что сегодня все магазины закрыты. Я не мог объяснить ему о своих намерениях, просто настоял вернуться в город. Возвращаясь к машине, я поделился с ним своими наблюдениями. В такую погоду - и не одного человека ни на кортах, ни на футбольном поле, ни на бейсбольном. Зато какое оживление на улицах.
Переодевшись обратно в штаны, мы оставили ракетки в машине и направились в город.
В центре, на травяной лужайке перед каким-то старым административным зданием, собирали и настраивали музыкальную аппаратуру. А вокруг, на травке уже сидели люди разного возраста и резвились дети. Вне всяких сомнений, в городе отмечали какой-то праздник. Не успел я обратиться к кому-нибудь за разъяснением происходящего, как на край лужайки подкатили передвижной холодильник для уличной торговли мороженым, и, спустя несколько минут, образовалась, длинная очередь из взрослых и детей. Таковое можно было объяснить только бесплатной раздачей. Мы с Сашей тоже стали в очередь.
Две девушки в униформах ловко наполняли вафельные стаканчики мороженым разных сортов. Праздные потребители лишь указывали желаемые сорта, а, получив свои порции, благодарили девушек и отходили в сторонку. Деньги не участвовали. Пока мы дождались своего мороженого, ожила музыка. Музыканты, уже немолодые ребята, с энтузиазмом наяривали ударные номера 70-х годов из репертуара Creedence Clearwater Revivаl (CCR - так их здесь сокращённо называют).
Раздача мороженого и бодрые ритмы музыки привлекали на лужайку всё больше людей. Вскоре травяное пространство было плотно оккупировано. Сначала дети, а затем и взрослые стали выплясывать перед музыкантами. Основная же масса посиживала на травке. В нескольких шагах от нас разместились две барышни. Интерес к мороженому у Саши отошёл на второй план. Машинально доедая свою порцию, он стрелял глазами в их сторону, не зная, как привлечь внимание девушек. Мороженое им не предложишь, у них оно уже было, сказать что-то - язык не проворачивался… Обычно, Саша в подобных ситуациях включал свою тщательно отработанную улыбку, которая в сочетании с парфюмерными благоуханиями, давала понять американским девушкам, что он хороший парень и неровно к ним дышит. В данной ситуации, девушки были на расстоянии нескольких шагов, и запах Сашиного одеколона, вряд ли улавливали. Вокруг было много весёлых и улыбчивых людей и девушкам было сложно отметить его заискивающий, добродушный оскал. Саша спросил: не хочу ли я подъехать к ним с каким-нибудь разговором? Девушки действительно были симпатичными, вероятно, студентки старших курсов, молоденькими их не назовешь. Мне пришлось успокаивать Сашу, объяснив, что здесь слишком шумно для разговоров и вообще - это пустая затея. Подобными проявлениями внимания даже бруклинскую русскоязычную Катю трудно заинтересовать. А уж этих - и тем более.
Неподалеку от нас на лужайке расположилась ещё одна передвижка, предлагающая арахис и другие сорта орешков. Я просил Сашу подождать меня и скоро вернулся с двумя пакетами орехов. Но из всех этих бесплатных радостей Сашу более всего волновали сидящие неподалеку девушки, не замечающие его, молодого и улыбчивого. Вдруг, внимание всех, и даже Саши, привлекло торжественное шествие оркестра по центральной улице. Музыканты были выряжены в нарядную, полувоенную форму. За оркестром следовала веселая группа молодёжи. Проследив за ходом удаляющегося шествия, я заподозрил, что эта солнечная лужайка с танцами, мороженым и орешками, - не единственное место в городе, где празднуют. Оставив это место, мы последовали за оркестром. Праздничное шествие, к которому присоединились и мы, свернуло с центральной улицы и привело к помпезному зданию с ухоженным парком во дворе. Там всех прибывших встречали приветственными криками и приглашали к празднованию годовщины в их студенческом клубе. Годовщины чего, я так и не понял.
Оглядевшись, я предположил, что этот дом с колоннами и гостеприимно распахнутыми дверьми, является штабом какого-то студенческого клуба или общества. Здесь мы оказались в окружении студентов. Ребята и девушки почти все были в подпитии, и всё располагало к отдыху и гулянию. Вокруг дома бродили студенты с бокалами и пластиковыми стаканами. Мы хорошо вписались в молодёжную суету и решили поближе познакомиться с этим местом. Я быстро вычислил место, где гуляющие заправлялись пивом. Войдя в дом через центральный вход, мы нашли спуск в подвальное помещение. Туда и оттуда бродили ребята с пивными бокалами. Мы тоже спустились вниз по ступенькам и оказались в полуосвещенном подвальном, достаточно просторном пивном баре. Концентрированный пивной запах ударил в голову; глаза адаптировались в полутьме. За стойкой двое дежурных ребят, не спрашивая ни платы, ни фамилии, ни удостоверения члена профсоюза, наливали всем желающим пиво. Людей здесь было много… шуму тоже. У телевизора собралась группа болельщиков, бурно наблюдавших за футбольным матчем. Сидя за деревянными столами и стоя группками, ребята и девушки, попивая пиво, гудели о своём. Многие курили. Мы заправились пивом, и вышли на воздух. Со стаканами в руках, как с клубными значками, мы чувствовали себя уверенней. Решили осмотреть дом. Поднялись на второй этаж. Там оказалось много комнат, двери были открыты. Здесь заседали студенты, которые предпочитали проводить время в узком кругу и без лишнего шума. Второй этаж, тихий и прохладный, со старой мебелью и картинами на стенах понравился и нам. Осмотрев дом, мы снова спустились в пивной бар и повторно наполнили стаканы. Из бара вышли через другой выход, ведущий на внутренний дворик. Там на травке паслось множество нетрезвых молодых людей. У общего очага, где на угольках коптились гамбургеры и сосиски, гости загружали бумажные тарелки различными салатами, гамбургерами и хот догами. Многие посиживали и лежали на травке вокруг. В центре лужайки располагалась готовая к эксплуатации музыкальная аппаратура, инструменты пока оставлены без дела. Я понял, что мы угодили в паузу. Снова, пользуясь праздничным гостеприимством, мы отметились у пункта общепита и с наполненными тарелками присели на траве. Вскоре у инструментов появились музыканты. Они тоже были празднично нетрезвы. Не успели они взяться за инструменты, как сразу несколько девушек обратились со своими музыкальными пожеланиями. Звук был хороший, но просили исполнять избитые щлягеры, которые можно было слушать по радио, много раз на день. Хот-доги с кетчупом съедены. Кушать больше не хотелось. Музыканты, привлекая к исполнению нетрезвых певцов из гостей, шумно и нестройно пели. Мы решили прогуляться…
В перерывах между музыкальными номерами можно было расслышать, что где-то ещё играет живая музыка. Перед тем, как уйти, мы ещё раз спустились в подвал и наполнили стаканы пивом.
Далеко идти не пришлось. В соседнем квартале, во дворике особняка мы нашли нечто подобное концерту. Большинство собравшихся людей пришли сюда на музыку. Не обратить внимание на исполняемые здесь музыкальные номера, было трудно. Ритмы гипнотизировали! Играли своё, и от души. Пространство на лужайке перед музыкантами было заполнено молодёжью. Пару человек с камерой снимали происходящее. На улице у двора собралось немало наблюдателей, подобных нам. Музыканты - явно не лабухи, специализирующиеся на свадьбах и прочих торжествах, с упоением выплескивали номер за номером. Я так и не узнал кто эти ребята и откуда они. Могу лишь сказать, что в сравнении с тем массовым потоком музыкального хлама (даже с известными именами), которого полно на выпускаемых компактах и в эфире, эти ребята воспринимались как нечто свежее, бодрящее и глубоко волнующее. Среди всех очагов городского празднования, которые мы посетили в этот день, последняя музыкальная команда была, пожалуй, самым энергичным и настоящим источником праздничного настроения. Попав под их звуковое артистичное воздействие, я испытал именины сердца. И уж подумывал расположиться где-нибудь поудобней, и понаблюдать концерт. Но Саша не поддержал меня, ему наскучило музыкальное зрелище, и он тянул меня в другие, более пивные места.
В дороге, он частенько просил сменить найденную мною радиостанцию. Умолял не терзать его нервы музыкальным сумбуром, а найти что-нибудь ласкающее слух, иначе он не гарантировал безопасность движения. Я с уважением относился к таким аргументам и исполнял водительские пожелания. Поэтому в пути нас обычно ласкала какая-нибудь майская музыка, и Саша был счастлив.
В этом пешеходном случае, я неохотно пошёл навстречу его просьбе, но мы оставили это место. Гуляя по городу, посетили ещё несколько подобных студенческих центров. В этот погожий праздничный день Принстон понравился мне ещё больше. Горькая необходимость возвращаться в польский Трэнтон, чтобы продолжать работу под командованием Кайзера, подталкивала к бегству, в поиски нового места под солнцем.
Так как мы были уже сыты, то все другие места празднования не представляли особого интереса. Везде было весело и хлебно. Почти везде играла музыкальная команда, но такой живой музыки, какую я обнаружил в последнем месте, больше никто не играл.
Мы обратили внимание на модерновый особняк, отмеченный государственными символами Израиля. Здесь также наблюдалось студенческое движение, но всё происходило по шпионски тихо. Для начала, мы вошли в здание. На первом этаже в прихожей было множество настенных информационных стендов, бегло осмотрев которые, я узнал о расписании различных секций и кружков. Всё здесь было направлено на изучение языка, религии и культуры Израиля. Располагая немалым опытом общения с живыми представителями этой культуры, я мог бы выступить на заседании такого кружка с докладом о специфике работы нелегальных работников в условиях еврейского коммерческого предприятия или летнего лагеря отдыха.
Осматривая здание, мы поднялись на второй этаж. Везде наблюдались признаки приготовлений к празднику, на нас никто не обращал внимания. Мы вышли на балкон, который выходил на внутренний дворик с обязательным травяным пространством. Там и происходил тихий еврейский утренник, который существенно отличался от всех других студенческих собраний.
Первое, что мы отметили, это отсутствие музыки. Второе - всеобщая, принципиальная трезвость и как следствие, - тишина. Третье - время проведения праздничного собрания. Уже вечерело, а здесь только собрались, и, похоже, что ненадолго. Не могу сказать, что всё увиденное здесь не понравилось мне. Скорее наоборот. Было даже любопытно наблюдать их нарядность и чопорность, в то время как по всему городу пьяно гудели и танцевали их коллеги по университету. Единственно, что здесь было общего с другими пирушками - традиционная точка общепита с доступными всем гамбургерами и хот-догами. Пива не было. Обслуживали утренник трое чёрных, как телефоны, ребят, наряженных в торжественные лакейские костюмы.
Спустились и вышли к месту собрания. Мы выделялись своей повседневной одежкой. Праздник складывался так вяло и нескладно, словно они пришли сюда по принуждению, чтобы отметиться и поскорее разойтись. Угощение тоже никого не интересовало. Молодые люди разделились на группки и, попивая водичку, о чём-то беседовали. Наше появление было замечено одним неприкаянным пареньком, который дружелюбно встретил нас рукопожатием и представился. Мне показалось, он был рад нашему появлению и готов говорить с нами о чём угодно, чтобы хоть как-то заполнить своё пустое отбывание на собрании. Но при всем его дружелюбии, наша беседа ограничилась несколькими взаимными вопросами-ответами. Когда ему стало известно, что мы не университетские студенты и даже не евреи, его дружелюбие поостыло и разговор начал пробуксовывать. Саша откровенно заскучал, и мы расстались. Посовещавшись, решили, что пора возвращаться в Трэнтон.
В Трэнтоне, а тем более в нашем доме, никаких праздников не наблюдалось. Это был обычный осенний вечер. Войдя в дом, мы встретили в гостиной какого-то незнакомого мужчину. Я спросил его, кого он здесь ищет, и тот, мешая польские и английские слова, ответил, что намерен проживать в этом доме. Якобы, он уже арендовал себе место в одной из комнат. Мне было всё равно. Я знал, что в следующем месяце меня здесь не будет. Мы познакомились. Новый сосед назвался Хеником.
- Хенк? - переспросил я его.
- Нет, Хеник, - поправил он меня. И я без дурного умысла спросил:
- Как пиво “Хеникен”?
Рядом оказались Женя и Полковник, они посмеялись над моим безобидным пивным сравнением и тоже познакомились с паном Хеником.
Далее, наше внимание отвлекли счета от телефонной компании. Нас с Сашей просили определить каждому свои звонки и приготовить сумму, приходящуюся на них. Нас неприятно удивило, как много телефонного времени мы уделили своему бывшему горе-боссу, пока добились от него новых чеков. Эти телефонные счета за переговоры с ним напомнили мне, что у нас остались те злополучные неоплаченные чеки по 360 долларов. Я заглянул в свой бумажник и убедился - мой чек так и лежит там, как памятка о необходимости быть бдительным. Пока я раздумывал, что можно предпринять с этим чеком, Женя и Саша обнаружили счета за продолжительные переговоры с бруклинским номером. Посовещавшись, определили - школьник Серёжа разговаривал с мамой. Он уже недели две, как съехал от нас в Бруклин, оставив нам на память о совместной жизни телефонные счета. Полковник вынес приговор: эти звонки должен оплатить Женя, так как именно он привёл этого юношу, чтобы использовать его как своего подсобного работника… и жить с ним в одной комнате. Приговор Полковника был единодушно одобрен всеми присутствующими и разговор пошёл о том, насколько Женя был близок с Серёжкой, и где он с ним познакомился. Женю быстро достали, и он просил прекратить эту тему, обещал всё уплатить по счетам. Он тут же набрал этот бруклинский номер и, не сомневаясь в уместности русского языка, грубовато высказал кому-то о дурных наклонностях юноши, воспитанного в еврейской семье. Пока Полковник и Саша издевались над Женей и его неудачным романом, кто-то вычислил ещё несколько никем непризнанных, звонков в другие штаты, оплату которых пришлось распределить на всех проживающих в доме.
Благодаря погодным условиям, наша занятость в строительной бригаде шла на убыль. Вокруг появлялось все больше признаков приближения осеннего праздника “День Святых” - Halloween. В нашем шоколадном супермаркете организовали отдел по продаже различных масок страшилок, изображающих всякого рода монстров, маньяков и зомби. Рассматривая эту коллекцию-распродажу, мы всякий раз натягивали приглянувшуюся нам маску на голову Полковника, и просили его погулять в ужасном наряде по супермаркету.
Неподалеку мы открыли для себя ещё одну продовольственную точку, в которой цех по переработке и упаковке сочетался с торговлей. Там можно было купить многие продукты значительно дешевле, чем в супермаркете. Теперь, располагая более свободными вечерами, мы могли посещать два продовольственных магазина. На пути между двумя гастрономами красовался огромный рекламный щит, призывающий всех желающих посетить донорский пункт и сдать свою кровушку на условиях очень выгодных. Саша с Полковником заинтересовались этим предложением и запомнили указанный адрес, который оказался неподалеку.
Саша, уже имевший некоторый донорский опыт, рассказывал, что дома в Ростове-на-Дону, когда ему очень надо было освободиться от работы, он прибегал к сдаче крови. За это - в награду получал от советской власти - традиционный бутерброд с колбасой и пару дней оплачиваемого отпуска. И главное, уверял Саша, чувствовал он себя, после таких процедур, вполне сносно… Он был уверен, что здесь его кровушка будет стоить значительно дороже. Я предполагал, что всё может оказаться не так просто, как он надеялся; сдал два стакана и получил наличными в сумме, равной двум дневным зарплатам. Тем не менее, мы решили выяснить все эти вопросы.
В один из неполных рабочих дней, мы посетили донорский центр. Как только присели в приемной, к нам вышла пожилая женщина в белом халате и выразила готовность ответить на все вопросы. Наше любопытство она удовлетворила в течение нескольких минут. Она пояснила, что если мы решимся сдать кровь, то для начала, сделают анализ взятой пробы. И если результаты окажутся удовлетворительные, то они заключат договор с донором.
Суть их отношений с донорами состояла в том, что за пожертвованную порцию кровушки, донор не получает никаких денег. Ему выдается удостоверение. И этот факт заносится в банк данных. Это дает донору право на предоставление бесплатной донорской крови ему и его родственникам, в случаях, когда он будет нуждаться. Вот и всё.
Такой “американский бутерброд с колбасой”, конечно же, ни Сашу, ни Полковника не устраивали.
Я ответил женщине-вампиру, что мы должны всё тщательно обдумать. С этим и ушли.
По дороге домой, мы пили пиво и обсуждали их унизительные условия, предполагая, что далеко не все сдавшие кровь, обращаются в будущем за их обещанной помощью. И в их кровавом банке остается положительный резерв для предоставления кровушки на обычных коммерческих условиях.
Эти разговоры напомнили мне об иной разновидности донорства. Я вспомнил одного коллегу по работе в еврейской коврово-очистной бригаде. Однажды работая с ним в паре, я узнал о его осторожных надеждах на возможные дополнительные лёгкие заработки. Как он поведал: кто-то из приятелей, по дружбе, сводил его в одну частную контору в Нью-Йорке, где принимали у трудоспособного народа сперму. В детали он не вдавался, но, в общем, условия были вполне приемлемы.
С его слов, товарищ, рекомендовавший этот приёмный пункт, на работу не жаловался и регулярно сдавался туда. А этот ожидал результатов анализов, после чего, и сам надеялся делать свои теплые взносы в закрома донорской конторы.
Продолжения истории я так и не узнал, так как бросил ту работу, и больше не повидал потенциального донора. Товарищи сделали мне строгий выговор за то, что я так безынициативно отнесся к столь ценной информации и не выяснил всё как следует.
Продолжая тему об альтернативных источниках материального благополучия, мы заговорили об ещё одной разновидности самоотдачи, где сулили хорошие и быстрые доходы. Последнее время, Женя с польскими соседями обсуждали возможность участия в рыболовном промысле. Речь шла о работе на рыболовных судах. Зная, как переношу качку, я не интересовался этим видом донорства. Но Полковник и Саша кое-какими подробностями уже располагали. Выяснилось, что этот вид промысла особенно распространен в так называемой New England, на побережье штатов Коннектикут, Род Айленд, Массачусетс, Нью Гэмпшир. Вакантные рабочие места появляются в осенний период. Я, как человек, болезненно переносящий морскую качку, сразу подумал, что потребность в работниках в это время объясняется суровыми сезонными условиями работы в океане.
Представил себе Атлантический океан в отдельные октябрьские, ноябрьские дни. И я - работающий на рыболовном судне неделями, а то и месяцами, в осенне-зимнем океане… Я в Чёрном море между Очаковым и Одессой, в летнее время, при лёгком шторме выворачивался на изнанку, будучи пассажиром «Каметы»…
Наш Полковник уже проживал какое-то время в портовом городе Провиденс, штата Род Айленд и что-то слышал о таком промысле. Он, как свежеиспеченный постоянный житель США, со всеми вытекающими из этого статуса социальными благами, не желал подвергать своё драгоценное здоровье и жизнь - риску. Но активно интересовался донорскими инвестициями в пробирку.
Я не отговаривал Сашу от рыбалки, предлагал ему посетить рыбные места и узнать всё, как мы сделали сегодня в донорском пункте. Мне не приходилось бывать в Новой Англии, и я был не против, принять участие в разведывательной экспедиции. Ребята называли конкретные места на побережье, где, якобы, можно заполучить рабочее место на судне. Звучало любопытно. Поездку наметили на ближайший нерабочий день.
Установившийся в последние дни расклад времени, вполне устраивал меня. После месяца интенсивной трудовой деятельности по 50-60 рабочих часов в неделю, благодаря регулярным дождикам и ранним сумеркам, наша занятость сократилась, и мы со спокойной душой, разнообразно убивали свободное от работы время. Не очень далеко от нашего дома я нашёл High School где были приличные теннисные корты, и я мог коротать время с мячами и своими думами. Много разъезжали по штату Нью-Джерси без определённых целей.
Однажды, в дождливый день, проезжая по центральной улице Принстона, мимо отделения Midlantic Bank, я вспомнил о старом невостребованном чеке от нашего польского босса. Уже прошло около месяца, как мы получили своё по чекам, и с тех пор больше не вспоминали об этом.
Я ничего не объяснял Саше, попросил его приостановиться. Саша, не подозревая о моих замыслах, остался в машине, так как моросил дождь. Я и сам едва допускал, что эксперимент даст положительный результат. Тем не менее, я ничем не рисковал и допускал какое-то моральное право на такую попытку.
В банке я выбрал окошко, где принимал молодой парень, похожий на студента. Приготовил свою паспортину, карточку соцобеспечения и затасканный чек, на обратной стороне которого уже стояла моя подпись и дата первого безрезультатного предъявления. Подошла моя очередь, и мы обменялись с пареньком приветствиями. Я подал свои документы с чеком. Тот пошаманил над компьютером, рассмотрел повнимательней чек и, возвращая его мне без документов, попросил поставить на обратной стороне чека сегодняшнюю дату и ещё раз свою подпись. Я удивился. Сделал всё, как он просил и вернул чек. Через минуту, банковский парниша вернул мне документы с 360 долларами.
Саша наблюдал из машины, как я топчусь на другой стороне улицы, отмахиваясь от водяной пыли и поджидая паузу в автомобильном движении. Он уже догадался, зачем я мог посещать этот банк, и когда, наконец, я перебежал через дорогу и нырнул в кабину, он сразу же спросил:
- Ну, и как попытка?
Я лишь, молча, вынул из кармана паспортину, начинённую наличными, и переложил их в бумажник на то место, где долго лежал польский чек.
- Выдали!? По старому чеку? - удивился Саша,- а осталось ли ещё что-то на этом счету?
- Саша, откуда мне знать, ты же знаешь, они не отвечают на подобные вопросы. Я предъявил им чек, и мне выдали по нему.
Саша стал судорожно искать свой чек, но не мог припомнить, куда он его подевал. Остаток дня мы проездили по штату, посещая всякие торговые центры и прочие места. Саша был крайне озадачен вопросом: где может быть его чек? Однако эта проблема не мешала ему производить тщательные обходы огромных магазинов. Иногда я дожидался его на стоянке, у автомобиля, пока он не появлялся, благоухающий мужскими одеколонами и женскими духами. Из одного торгового центра он вернулся с приличной теннисной ракеткой Wilson и был очень доволен покупкой. Я рассмотрел ракетку и был удивлен её льготной ценой. На ней была наклеена бирка с ценой всего 37 долларов.
- Есть ли там ещё такие? - спросил я.
- Есть, только по цене 130, - довольно ответил мне Саша.
- А эта что, дефективная или распродажа какая-то?
- Нет, это я уценку произвёл. На ней была плохо приклеена ценовая бирка, я её снял и наклеил другую, с детской ракетки.
- Всё ясно. Поздравляю с удачной покупкой.
На следующий день Саша всё же отыскал свой чек и самостоятельно посетил одно из отделений Midlantic Bank. Из его невеселого повествования, я понял, что ему не удалось получить деньги по чеку. И я не смог выяснить, что ему ответили в банке. Могло не оказаться достаточной суммы на счету, а возможно, чек, по просьбе выдавшего, не приняли к оплате, и аннулировали. Короче говоря, Саша не успел на польский поезд. А вечером того же дня, Женя доложил нам, что звонил польский ex-boss. Тот был возбуждён, и уж очень хотел поговорить с кем-нибудь из нас. Нас дома не было, поэтому Женя, имея некоторое представление о наших отношениях, и, зная по телефонным счетам, как много раз мы впустую говорили с этим типом на больную тему - сам дал ему исчерпывающий ответ. Женя ответил, что мы уже устали звонить, и вообще, что тот козёл, если платит за работу заведомо необеспеченными чеками.
Говорит, что в ответ, поляк нёс какой-то возмущенный бред… наверное, был пьяный.
На этом наши отношения с бывшим работодателем закончились. Стороны, наконец, удовлетворенные прошлым сотрудничеством, с облегчением забыли друг о друге. Я объявил Жене благодарность за правильное понимание ситуации и принципиальную классовую позицию, проявленную им в переговорах с мелким эксплуататором трудящихся туристов. Эту маленькую победу в перманентной классовой борьбе мы решили отметить походом в супермаркет и приёмом пива. Полковник выразил желание быть третьим. Саша удалился в комнату на отдых.
Домой мы возвращались поздним вечером. Не спеша, брели по пустынным улицам, дули из банок холодное пиво и трепались о всякой ерунде. Женя много рассказывал нам о баснословных заработках на осенне-зимних рыбных промыслах в Новой Англии. Приводил примеры неизвестных нам поляков, которые, якобы, после двух, трёх месячных хождений по океану за рыбой и крабами, возвращались на берега сказочно богатыми панами. Мы с Полковником относились к этой идее скептически. Полковник, хотя и наряжался последнее время в тельняшку, к морским приключениям интереса не проявлял. Зато неоднократно возвращался к вопросу о том, как отыскать тех ребят, которые подрабатывают спермо донорами в Нью-Йорке. Мечтательно размышлял вслух о гармоничном сочетании статуса безработного, получающего пособия, с регулярными донорскими гонорарами.
Я рекомендовал Жене обратиться с рыбной идеей к Саше, так как тот проходил срочную службу в составе Северного Балтийского Флота. А Северный Флот, как известно, - не подведёт.
Полковник же, советовал Жене пригласить в качестве напарника и подсобника школьника Серёжку, который скрасит Жене суровое морское бытие во время длительных походов за рыбой.
Кстати, об этой проблеме. После того субботника с участием завезённой на часок проститутки, в наш дом уже несколько раз наведывались девицы из местного уличного профсоюза и находили себе подработку в отдельных комнатах нашего дома.
Наш телефон и адрес, выданный той первой отважной девушке-пионерке, послужил дальнейшему расширению и углублению отношений между жильцами нашего многонационального дома и профсоюзом уличных проституток города Трэнтон. Погода с каждым днём менялась к худшему, и дежурить на улице девушкам становилось неуютно и малорентабельно, так же, как и нам работать на крышах. Поэтому они и названивали на наш общий телефон. Приезжали они обычно по двое-трое. Иногда, оказав кому-нибудь услугу в отдельной комнате, они задерживались на общей территории в гостиной, пытаясь найти с кем-нибудь из жильцов общий язык и договориться о новом свидании.
Вернувшись домой, мы были встречены Сашей, который возбужденно рапортовал мне о том, что полчаса назад звонил мой земляк, который оказался большим любителем поговорить по телефону. Из беседы с ним Саша узнал, что мы из одного города, а теперь тот находится где-то во Флориде, на каком-то острове. И что более всего заинтриговало Сашу, так это тёплая, солнечная погода в тех экзотических местах. Где-то на тёплом острове ожидали моего звонка по номеру, который вручил мне Саша. Вся эта история и код телефонного номера (305), заинтересовали меня. Я тут же набрал этот номер. На другом конце мне ответил русскоязычный парень. Я спросил Олега, и того позвали к телефону.
Как я и предполагал, он недавно позвонил домой, где ему и выдали мой телефон в Трэнтоне.
Его запоздалое появление объяснялось тем, что несколько дней назад, он, с каким-то московским товарищем, съехал из Бруклина во Флориду. И местом своего нового временного обитания выбрали один из многочисленных островов, который называется Islamorada.
Его рассказ о благоприятных климатических условиях на том острове вызвал интерес, и я тут же выразил готовность побывать там в ближайшем будущем. Мы договорились о сроках моего вероятного появления на острове и о поддержании дальнейшей телефонной связи.
Чемоданное настроение, а также погода, способствовали тому, чтобы как можно меньше времени проводить на работах, но поспеть в других местах и доделать кое-какие дела.
В местной газете на первой странице поместили большую цветную фотографию лидера местного националистического движения, или как их ещё называли, неофашистского движения, и интервью с ним. Фотография была снята в штабе, судя по атрибутам попавшим в кадр. Насколько я понял прочитанное, этот парень в своих высказываниях, сетовал на неконтролируемое паразитическое и общественно опасное поведение чёрного большинства Америки. Предсказывал негативные социальные перемены в обозримом будущем, если не принять конкретных воспитательных мер.
Особого возмущения и осуждения этому движению в статье я не заметил. Лишь некоторые упреки в категоричности и нетерпимости. Одним словом, местным неофашистам дали возможность выразить своё мнение на страницах местной газеты.
У меня промелькнуло желание позвонить в их штаб командиру отряда и подсказать, что нет необходимости прибегать к каким-то крутым воспитательным мерам, а достаточно некоторых перемен в законодательстве, которые были бы вполне справедливы и действенны.
Следует лишь перекрыть существующую в стране, почти бесконтрольную, кормушку в виде пособий и уменьшить квоты на въезд определенных категорий мигрантов. Установить облегченные правила миграции в страну и легализации уже находящихся в стране европейцев. Таким образом, достаточно образованный и активный контингент из стран Восточной Европы и бывшего СССР внесёт ощутимые изменения в количественный и качественный баланс населения.
Американские посольства в странах Восточной Европы и бывшего СССР только за свои услуги, связанные с предоставлением и чаще - отказом въездных виз, собирают средства, на которые можно не только содержать сами посольства, а ещё и подкармливать своих паразитов в Америке.
А если всем желающим поработать в США, дать возможность делать это легально и взимать с них налоги, то количество таковых заметно осветлило бы население Америки и оздоровило общую ситуацию.
В штаб я так и не позвонил. Но задумал связаться с одним товарищем, живущим в штате Нью-Джерси, некогда путешествовавшим на туристическом пароходе по Днепру. Мы познакомились с ним во время их однодневной остановки в Новой Каховке. Тогда это были первые визитёры, посещавшие нашу страну, чтобы увидеть результаты Перестройки, Гласности и Ускорения.
Отчаливая на пароходе, он вручил мне свой адрес, и спустя какое-то время, мы обменялись с ним рождественскими поздравлениями. Больше я ничего о нём не слышал. Его телефона у меня не было, но я нашёл на карте местечко, указанное в почтовом адресе. Это место называлось Riverton, на берегу реки Delaware. Мы уже ездили в ту сторону за яблоками и я подумал, что можно было бы проехать подальше и посетить моего знакомого.
На центральной Брансуик авеню в Трэнтоне, неподалеку от нашего дома, функционировал атлетический зал. Сколько раз я проходил мимо, столько и думал зайти туда и узнать, что и как там, да всё некогда было. В один из вечеров мы всё же заглянули туда. Как и во всех других, подобных заведениях, там стоял устойчивый запах пота, металлическое лязганье и поскрипывание станков самоистязания. Несколько, сосредоточенных на своих мышцах ребят, пыхтели у этих станков.
При входе в зал, за стойкой дежурил атлетического сложения американский джентльмен, который без труда определил в нас новеньких. Он отвлекся от беседы с двумя парнями, и всё своё внимание уделил нам. На его вопрос, чем он может нам помочь, я ответил, что цель нашего визита пока лишь познавательная, но возможно, кто-нибудь из нас пожелает воспользоваться услугами этого клуба. Двое парней, не в спортивной форме, видимо, зашедшие сюда незадолго до нас, ожидали, пока их собеседник закончит, но с явным вниманием прислушивались к моей праздной болтовне. Я узнал о клубе всё, что хотел, и мы собрались уходить, но один из этих ребят осторожно поинтересовался: не поляки ли мы? Я ответил, что мы не поляки. И тогда они чуть ли не одновременно высказали своё предположение:
- Русские?
- Да, - ответил я. - А вы?
- И мы тоже, - заявили эти двое по-русски.
По внешнему виду и по их неуклюжему русскому языку было видно, что они не те русские, с которыми мы соседствовали в Бруклине. Лишь бы что-то спросить, я поинтересовался, откуда именно они? И они ответили, что живут в Нью-Йорке. Я уточнил, что меня интересует, откуда они приехали в Америку. Оказалось, их родители привезли ещё в детском возрасте из Ленинграда.
Саша сообщил им, что он служил там во флоте три года. Но эта новость не вызвала никаких эмоций. Допуская погрешности в падежах, нам объяснили, что их привезли сюда ещё в 70-х годах: один, так и не бывал в России с тех пор. Другой, за всё это время решился разок слетать в прошлом году. Он стал, перескакивая с русского на английский, делиться своими впечатлениями о Москве и Ленинграде. А другой, хоть и русский, слушал всё это с таким же видом, как и наблюдавший за нашей встречей, американский хозяин атлетического клуба.
Недавно побывавший в России стал рассказывать Саше о своих русских друзьях, которые осваивают английский. И о том, как на его взгляд, они тяжело преодолевали какой-то внутренний барьер, когда он предлагал им разговаривать с ним по-английски. Давал Саше советы, как одолеть языковую проблему. А я тем временем разговорился с другим, который хоть и мог говорить по-русски, но предпочитал английский. Он жаловался, что когда приятель приглашал его слетать в Ленинград вместе - был занят, а в одиночку не решился на такое путешествие. Рассказал, что живёт в Нью-Йорке и последнее время не имеет постоянной работы. Временно подживает в квартире своего приятеля... На этом мы и расстались.
Дома узнали, что один из польских соседей приобрел подержанный автомобиль. К нашему удивлению, это оказался ещё один Ford Escort, Я не знаю, последовал ли он Сашиному примеру, или это случайное совпадение, но теперь при нашем доме было два, почти одинаковых, Фордика.
В гостиной комнате по случаю приобретения автомобиля присутствовали двое поляков, моих непосредственных коллег по рабочей галере. Тот, который старший, давно просил меня, чтобы я прихватил на работу электрическую машинку для стрижки. Здесь, уже дома, уклониться от его просьбы мне не удалось. Я принёс имевшийся у меня инструмент, и мы удалились с клиентом в подвальное пространство. Там размещались некоторые бытовые удобства: две стиральные машины, которыми мы активно пользовались (стиральный порошок оставлять без присмотра не рекомендовалось) и бойлерная, обеспечивающая дом горячей водой.
Уединившись там, я стал остригать седые лохмы польского товарища по классу. Не успел я закончить это дело, как нас посетил второй сотоварищ по галере и сообщил о назревающей поездке в Atlantic City.
До этого я много слышал об этом Las Vegas в New Jersey. Из Бруклина регулярно возили желающих на экскурсию туда и обратно. Условия такой поездки предполагали, что по приезду, затраченные деньги на билет в оба конца, вам вернут… в виде жетонов, которые вы можете обменять на свои наличные, а можете применить их в какой-нибудь азартной игре. Так или иначе, а завезённые туда туристы подвергались искушению выиграть легкие денежки, но в большинстве случаях, вероятно, оставляли там свои, трудовые.
Услыхав о готовящемся выезде в Атлантик Сити, я заявил об участии в поездке. Остриженный мною поляк, сославшись на позднее время и желание отдохнуть, отказался от экскурсии.
Я поспешил закончить своё дело, и, оставив довольного и помолодевшего клиента отряхиваться, сам поднялся в гостиную. Там уже сформировалась группа в составе четырёх человек. Меня согласились взять третьим на заднее сиденье. Трое поляков, кроме одного – водителя - были уже в хорошем подпитии. Мы со Славкой, лишь поддерживая компанию, умеренно попивали пиво, которое прихватили с собой в дорогу. Выехали поздним вечером. Моросил дождик. Настроение у всех было повышенное. Не в Патерсон же на работу выехали.
В отличие от выездов на работу, здесь каждый норовил подсказать водителю самый короткий путь в нужном направлении. Как следствие, такой повышенной и нетрезвой активности пассажиров, мы какое-то время бестолково кружили по вечернему городу в поисках нужного выезда. Наконец, со спорами и сомнениями мы выбрали один из путей и скоро оказались вне города на пустой трассе. Проехав с милю, мы встретили указатель, из которого поняли, что выбранная нами дорога приведёт нас в Атлантик Сити. Все успокоились, каждый вернулся к своей пивной банке, а позднее пассажиры свесили головы и засопели.
На пути, кроме освещённых заправочных станций, других объектов, способных привлечь моё сонное внимание, не наблюдалось. Обычно поездки по новым местам меня положительно возбуждали; в этом же случае я начал сожалеть, что ввязался в скучную ночную экскурсию. С этим выводом я и провалился в хмельную дремоту. Езда была дождливой, темной и монотонной. Я проспал всю дорогу, сидя между двумя такими же пассажирами-овощами и не заметил, как мы въехали в Атлантик Сити. Проснулись мы от яркого света и новых звуков. Наш Фордик медленно полз в автомобильном ряду таких же ночных гостей по ярко освещённой платформе перед экзотическим зданием. Прибывающих, встречали служащие игорного заведения и гостеприимно приглашали выйти из машины, расслабиться и полностью отдаться своим азартным замыслам. О парковке и сохранности автомобиля они обещали позаботиться. Водителю вручали номерок, как в гардеробе, а машину уводили.
Я чувствовал себя, словно меня кто-то разбудил среди ночи, включив в спальне яркое освещение.
Оглядевшись вокруг, я начал медленно соображать, куда я попал и который теперь час. Время было около полуночи, но суета вокруг была достаточно активной, чтобы разбудить нас окончательно. Этому способствовал и свежий ветерок с привкусом океана. Чувствовалось, что мы где-то недалеко от берега, не доставало лишь шума прибоя, который заглушался непрерывным потоком прибывающих автомобилей и хлопаньем дверей. Наши польские попутчики здесь уже бывали, они и предложили, на всякий случай, встретиться здесь же у входа в четыре утра. После чего, мы направились в мечете- образному, ярко освещенному зданию. У входа никто здесь не разувался, как это принято у мусульман, зато многие туристы фотографировались. Игральное заведение называлось Taj Mahal. Среди гостей было много японцев, они с какой-то нездоровой активностью расстреливали всех и всё вокруг из своих фотоаппаратов. Мои польские попутчики быстро растворились в общем потоке людей. Я начал приходить в себя, понял, что меня завезли в место, достойное внимания туриста и здесь есть что посмотреть.
Пройдя в просторный зал, заставленный рядами разноцветно мигающих игральных автоматов, я сразу почувствовал особую атмосферу массового азарта, граничащего с истерией. У автоматов сидели и стояли потенциальные доноры, отрешенно колдующие над этими мигающими и мурлыкающими прожорливыми монстрами. Всё внимание этих людей было приковано к игрушкам, в которые они с надеждой опускали свои четвертаки и жетоны.
Бегло понаблюдав за этой тупой, механической игрой, в которой ничего от игрока не зависело, я прошёл далее. В следующей секции было более людно, и шум здесь стоял иной. Вместо механических шумов игральных автоматов, здесь царил гомон человеческих голосов. Шла служба, в которой люди молились Богу-доллару. За столами разыгрывались какие-то карточные партии. Вокруг рулеток толпились участники и болельщики. Делались ставки, запускалась рулетка… вздохи-охи… перемещение жетонов… кто-то удалялся, чтобы поменять денежки на жетоны, их места занимали другие, и рулетку снова запускали. Здесь тоже мало, что зависело от участника, но всё же это было поинтереснее, чем общаться, возможно, с пустым, игральным автоматом.
Я поменял десятку на долларовые жетоны и приступил к эксперименту. Ставил по одному - два жетона, пытаясь выработать свою систему; когда, куда и сколько поставить. Скорее это решалось интуитивно. Но у меня наметился устойчивый прирост и я стал плавно, чтобы не спугнуть Фортуну, увеличивать свои скупердяйские ставочки.
Не успел я взрастить и осознать свои интуитивные наблюдения за рулеткой и возвести это в устойчивую систему ставок, как за моей спиной появились молодой нетрезвый поляк и Полковник.
Подышав мне перегаром в затылок, после нескольких запусков рулетки, они отметили мои медленные, но верные успехи, и стали подталкивать своими скороспелыми советами. Само их появление в такой интимный момент, испортило мне настроение. Я почувствовал, как их неуместное вмешательство нарушило едва сложившийся эмоциональный контакт с рулеткой. Мне бы следовало сделать перерыв и переждать, пока они не оставят меня в покое, а я поддался их люмпенским, назойливым советам. Именно в этот период, когда они перегарно бухтели мне в оба уха свои пролетарские консультации, рулетка перестала слушаться меня, связь с ней была утрачена, и я быстро спустил большую часть своих жетонов. Мои временные товарищи по классу просто достали меня. Никакой личной жизни! Я физически, на своём затылке ощущал это вездесущее, грубое влияние непросвещённого пролетариата. Мало того, что я с ними по 40-50 часов в неделю цемент месю, в одном доме с ними живу, одних проституток с ними имею, так они и здесь меня лечат. С Фортуной наедине пошептаться не дают.
От их мудрого предложения наменять ещё порцию жетонов и продолжить игру по их системе, я отказался и советовал им реализовывать свои замыслы самостоятельно.
Но оказалось, что они и пришли ко мне по той простой причине, что уже всё до цента спустили в игровые автоматы. Когда я услышал, что поляк за эти пару часов пребывания здесь скормил автоматам свою полунедельную зарплату, мне стало жалко бедолагу.
Мы вышли наружу через другой выход и оказались на набережной. Темная осенняя ночь. Дождя не было. Шумел океан. Замороченную голову приятно обдувало влажным ветром с запахом океана. Мы, молча, направились к берегу. Берег оказался песчаным; вероятно, здесь был пляж. Волны были сильные. Пенящаяся вода накрывала часть берега и сползала обратно в плотную тьму океана, оставляя мокрую, гладкую песчаную полосу. Волна набегала на берег и уползала, мощно и чётко выдерживая свой ритм. Ветер с солёными брызгами обдувал нас в своём рваном ритме.
От азартной суеты сюда проникало лишь освещение. Ветер и шум прибоя хорошо прочищали нетрезвые, замороченые мозги. Мы побегали по мокрому песку: к океану и от него, едва поспевая опережать накатывающиеся из темноты волны. Скоро мы выдохлись от этой игры с океаном и окончательно отрезвели.
Поляк вдруг сделал мне предложение… одолжить ему сотню, если можно. Я послал его с этой просьбой к Папе Римскому и предложил отыскать двух других игроков, в целях отбытия домой.
Найти их было нетрудно, так как наш проигравшийся поляк знал, где они страдают. Эти двое, как я и предполагал, как с мельницами, сражались с игровыми автоматами. Достаточно было взглянуть на любого из них, чтобы определить: каковы их успехи. Всё было написано на их пролетарских лицах. Снова их поимел несправедливый капитализм!
Один из них уже давно созрел к возвращению домой, и продолжал тупо дергать ручку автомата лишь благодаря дружескому займу своего земляка. Делали они это с каким-то тупым остервенением. Игрой это назвать никак нельзя. Остановить этих зомби могли только мы, со своими свежепроветренными головушками.
Время было уже около трёх часов утра. Народу поубавилось. Продолжавшие играть были или нетрезвыми, или больными этим азартным делом. Напитки оперативно подносились длинноногими девицами, только подай знак. Ясное дело, если игроков ещё и вовремя подпаивать…
Домой возвращались дождливо, уныло, молчаливо. Приехали, когда было уже слишком светло, чтобы залечь спать, но я это сделал
Проснулся среди дня. Саша был дома и очень хотел поговорить о чём-то. Мои впечатления об Атлантик Сити его не интересовали. Хотя у меня зародилась мысль, что если бы я жил не в Трэнтоне, а в Атлантик Сити, то смог бы приноровиться к рулетке. Но Саша отвлёк меня от этого безумного замысла, докладами о готовящемся выезде наших соседей в Новую Англию с целью возможного трудоустройства. Я поинтересовался: что Саша сам об этом думает и каковы его планы. Из его объяснений я понял, что основной мотив его активности в этом направлении - всего лишь любопытство. Посовещавшись, я выразил своё согласие принять участие в разведке и удовлетворить любопытство.
Вспомнил фотографии, которые демонстрировали братья муни. Из фотоснимков и комментариев я понял, что в коммерческой деятельности церкви единения немалую долю занимает рыбный промысел. Припоминал, как они рассказывали об их рыболовной флотилии в каком-то Глостере, где-то неподалеку от Бостона. Но я не располагал более детальной информацией об их предприятиях в Новой Англии, и звонить Оноде, расспрашивать его об этом я тоже не хотел, потому что знал наверняка: у них работают братья бесплатно. Я не стал даже говорить Саше об этом.
Саша сообщал также об ожидаемых завтра дождях и своей флотской готовности к поездке. Иными словами, если я согласен составить ему компанию, то должен быть готов к раннему подъёму, чтобы к середине дня мы могли быть уже в рыбных местах.
Пока я наслаждался под душем, из своей полковницкой комнаты выполз помятый Славка. Саша поведал ему о вероятной передислокации и новых видах промысла, сулящих баснословные заработки. Но Полковник не проявил никакого интереса к затее, а в случае нашей поездки, лишь пожелал доехать с нами до Нью-Йорка, где ему пора было получить заслуженное пособие.
В этот день пришла почтовая открытка от Брюса из Riverton, в которой сообщалось, что меня и нашу встречу на Днепре хорошо помнят, и будут рады повидаться со мной, если подъеду в его края.
В этот же день, узнали от Стаса о польской конторе на соседней улице, которая, завтра отправляет морской контейнер с посылками. Решили воспользоваться их услугами и избавиться от накопившихся вещей. Коробки для посылок у нас уже давно были заготовлены. В них мы упаковали подарки, подписали адреса и понесли в контору. Там мы нашли молодую пани, пшекающую по телефону. На наше появление она отреагировала приветливо. Из её пояснений узнали, что тарифы на отправку посылок в Польшу и в республики СНГ ощутимо отличаются. Так, за доставку в Польшу они хотели всего 35 центов за фунт веса. А чтобы отправить посылку на Украину, надо было заплатить доллар за фунт. Но обещали всё доставить по адресу… прямо получателю… в течение шести недель. Взвесили наши коробки, уплатили по счетам. Пани упаковала их клейкой лентой и просила не беспокоиться. Мы так и поступили.
Посетили супермаркет, отметились в отделе масок-страшилок, где Саша традиционно подгадав момент, натянул на голову Полковника высокохудожественный резиновый чехол, изображающий разлагающуюся физиономию. Полковник, до того как стянуть с себя маску, возмущенно прогнусавил в адрес Саши нецензурные замечания о его дурацких детских выходках. Получилось искренне свирепо и непонятно для рядом оказавшихся домохозяек которые понаблюдали за этой сценой и оценили как “perfect”.
Дома мы коротали время в гостиной, попивая пиво. К нашей компании молчаливо присоединился недавно подселившийся сосед Хеник. По мере потребления пива он разговорился, и мы узнали о нём, что живёт он в США уже более десяти лет, и подобно Полковнику, имеет статус постоянного жителя. При более близком знакомстве с его американской биографией, мы поняли, что за все эти годы он не освоил языка, не приобрёл своего жилья и не скопил каких-либо существенных сбережений. Всё, что он имел на данный период, - огромная сумка с повседневными вещами, с которой он въехал в наш дом.
Это был живой, печальный пример того, как можно проработать годы и обрести лишь трудовые навыки и непреодолимую тягу к алкоголю. Нетрудно представить ситуацию, если завтра у него возникнут проблемы со здоровьем, и он не сможет выйти на работу. У него едва ли окажется достаточно денег, чтобы, не влезая в долги, спокойно зализать раны. Жалко, конечно, этого яркого представителя пролетариата, но не мне поучать его советами, как следует распределять свои трудовые доходы, чтобы быть здоровым и небедным. Саша с Полковником, усугубляя пивом, откровенно посмеивались над спивающимся бедолагой, обращаясь к нему, не иначе как пан Хеникен или пан Бадвайзер (Budweizer название пива). Хеник сначала поправлял их, но скоро смирился с шалостями собеседников и стал отзываться на пивную кличку. Хотя было заметно, что ему это не по душе.
Утром проснулись пораньше с намерением осуществить запланированную поездку. За окном было серо и дождливо. Прогноз подтверждался, и мы могли смело рассчитывать на сегодняшний нерабочий день. Саша, как всегда, более бодро преодолевал тяготы и лишения, связанные с вынужденными ранними подъёмами. Я чувствовал, что без его поддержки, сам бы я отказался от многих мероприятий, требующих насильственного воздержания от сна. Пока я умывался, Саша проник в опочивальню Полковника и учинил ему казарменный подъём, чем вызвал справедливое недовольство разбуженного соседа Стаса. Полковник вышел сонный и помятый, одетый в свои неизменные джинсы и тельняшку. По его хмурому виду можно было подумать, что его сейчас повезут на принудительные работы, а не в Нью-Йорк за пособием. Саша посмеивался над тем, что Полковник последнее время стал спать в одежде, объясняя это регулярными визитами проституток, что внесло разлад в их теплые отношения со Стасом.
В машине было сыро и зябко. Радио несколько скрашивало наш пасмурный старт. Между музыкой, в прогнозах погоды на ближайшие сутки обещали регулярные shower, душ. Саша продолжал развлекаться темой о пагубном влиянии проституток на семейные отношения, подразумевая в качестве супругов Стаса и Полковника, который теперь раздевается, и то частично, только когда принимает уличную девку. Полковник лишь молча курил, наполняя неуютный салон дымом. На мокрых дорогах в это раннее время было уже по-рабочему оживленно. Глядя на дождливый авто-марафон, я подумал, что эта гонка здесь не остановится, даже когда повалит снег. Картина обозримого будущего вырисовывалась в моём представлении довольно слякотной. Ни на кайзеровских стройках, ни на рыболовном судне я себя не представлял. Мысль о теплой Флориде всё более грела мою туристическую душу. Чем ближе мы подъезжали к Нью-Йорку, тем интенсивнее становилось дорожное движение. Большинство автомобилей были с номерами штата Нью-Джерси. Я подумал: как много людей каждое утро едут из Нью-Джерси в Нью-Йорк на работу, а вечером обратно домой. Мне вспомнилась девушка, Сашина землячка, которая однажды зашла в гости в нашу бруклинскую квартиру. Из разговора с ней я узнал, что она работает и живёт в американской семье где-то в Нью-Джерси. Она рассказывала нам, как её работодатели успешно зарабатывают на жизнь. Глава семьи - врач-психоаналитик, практиковал на дому, организовав рабочий кабинет в своём просторном доме. Жена выполняла функции секретаря. Если верить их русской домработнице, то один сеанс-свидание с психоаналитиком стоил посетителям 100 долларов. Жена-секретарь планировала и назначала свидания пациентам из расчёта один час на каждого визитера. Ходоков было достаточно.
Единственное, о чём не могла рассказать наблюдательная землячка, так это о методах лечения.
По её наблюдениям, в быту доктор был настолько непрактичен, и многие его решения, как главы семьи, были на её взгляд, настолько бестолковы, что ему бы самому полечить голову. Девушка, наблюдая за их семейным бизнесом, не переставала удивляться: чем и как этому доктору удаётся охмурять своих пациентов? С какими такими проблемами они едут к нему?
Мне ясно было одно, что доктору не надо каждое утро ездить на работу, тем более, в соседний штат. Его клиенты сами приезжали к нему на дом со своими проблемами и деньгами.
А вот нашему Славке пришлось ехать в это дождливое утро в Нью-Йорк, чтобы получить своё беженское пособие. По мере приближения к городу, он стал сетовать на то, что вредная старушенция, вероятно, скоро настучит в собес: он уже не проживает у неё и не платит ей по 250 долларов за жильё, которые ему исправно компенсирует служба социального обеспечения…
Саша обещал обязательно позвонить бабушке Марии и подсказать ей эту мысль.
Реальная перспектива потерять пособие и всё более ощутимое наступление осени вгоняли Полковника в отмороженное состояние. Всё чаще его можно было видеть сидящим или лежащим длительное время в одном положении, с мрачным лицом и отрешённым взглядом.
Хоть я и не психоаналитик, но его состояние мне было понятно. Такие приступы депрессии, я образно называл - “Полковнику снова никто не пишет”. А Саше больше понравился другой мой диагноз - “Полковник из репрессированного совка плавно превращается в депрессивного постоянного жителя США”. Саша заметил, что в последнее время Полковника положительно взбадривают лишь три обстоятельства: получение зарплаты и пособия, алкоголь и контакт с проституткой. В общем, не так уж и мало. Есть для чего жить! В резерве ещё оставались кокаин и другие бодрящие душу радости… Но всему своё время, ещё не вечер.
Сожительство со Стасом, как шутливо предполагал Саша, уже тяготило Полковника. Ко всему замеченному, следует добавить дождливую погоду, плату за жильё, законопослушное нежелание местных торгашей продавать алкоголь за продовольственные карточки, болезненные ранние подъёмы, ненавистную работу, языковую проблему, отдаленность родных и близких и отсутствие у них телефона, абсолютную неопределённость в обозримом будущем… - всё это вгоняло бывшего диссидента в глубочайшую осеннюю печаль.
Он напоминал мне молодого военнослужащего, доведённого уставными и неуставными тяготами и лишениями воинской службы до отчаянного состояния. Когда юноша задумывается о побеге или самоубийстве, или о том, как отомстить своим обидчикам.
Я ласково советовал ему, воспользоваться своим преимуществом купить билет на самолет и слетать к маме. Погостить дома, зализать раны, понаблюдать життя в мафиозно-бюрократической державе, сделать выводы - и весной, окрепшим, вернуться в американский марафон. Судя по реакции на мои советы, он был недалек от мысли посетить родину, но для выезда из страны ему необходимо было получить туристический паспорт постоянного жителя. И он намерен был сделать это в ближайшее время.
Саша советовал ему не пропивать своё пособие, если ему выдадут сегодня таковое. И тогда он свяжется с землячкой в Нью-Джерси и попросит её записать Полковника на приём к психоаналитику. Как полагал Саша, неспособность Полковника излагать тягостные мысли на чуждом английском языке, не окажется серьёзным препятствием для его лечения. Доктору достаточно будет взглянуть на Полковника.
К Нью-Йорку подъехали с дождём, в бесконечном потоке транспорта, стекающимся сюда каждое утро рабочего дня. Саша сосредоточился на дороге, ориентируясь на нужную нам трассу 95, проходящую вдоль всего восточного побережья. Полковник начал беспокоиться, поглядывать в окно, пытаясь сообразить, где мы находимся, и как ему добраться до нужного места. Интенсивное движение, дождь и очевидное окраинное расположение дороги, которой мы ехали, всё это усложняло положение Славки. Он никак не мог решить, где же ему лучше выйти. А Саша не обращал на него внимание, и гнал машину в общем потоке, и нужном ему направлении. Дождь не прекращался. Движение не позволяло сделать остановку. Мы всё далее продвигались на Север. Уже по всему было видно, что увозим Полковника из Нью-Йорка без пособия. Я предложил ему отложить посещение собеса на другой день и ехать с нами. Но мы заметили автобусную остановку и решили, что ему лучше всего сойти здесь. Пришлось проехать несколько далее этой остановки, пока удалось перестроиться в крайний ряд и приостановиться. Оставили Славку под осенним дождём на узком островке, разделяющим встречные потоки автомобильного движения. Я потерял его из виду, когда он начал перебираться на другую сторону дороги, маневрируя в водяной пыли между автомобилями.
По мере удаления от Нью-Йорка на трассе становилось посвободней. Саша уверенно держался указателей, направляющих на Север по 95-й дороге. Какое-то время обсуждали беженскую судьбу Полковника, на хилые плечи которого свалилось счастье постоянного легального жития в США. Похоже, от всего этого у него начала съезжать крыша. Он столько внимания уделяет убогим пособиям, словно это основная ценность в его американском бытие. Сам того, не замечая, он организует свою новую жизнь под это благо. Работает на каких-то нелегальных работах, со всеми вытекающими условиями, снимает и делит жильё с такими же работниками. Хотя, мог бы обучится какой-нибудь подходящей профессии, получить профессиональную лицензию и работать легально. Пусть бы удерживали налоги и не платили пособия, зато появились бы какие-то профессиональные и прочие социальные перспективы.
Но Саша всё свёл в сплошную хохму: что сегодня Полковник доберётся до собеса и на равных с чёрными братьями и сёстрами получит своё беженское пособие, а вечером устроит тихие именины сердца…
В автомобильном потоке стали появляться машины с номерами соседнего штата Connecticut, мы основательно пристроились на 95-й дороге и теперь могли спокойно обозревать новые места.
На карте дорога проходила по краю материка, вдоль Атлантического побережья. Но берега не было видно. Больше наблюдалась лесная местность. Дорожные указатели сообщали о городках с английскими названиями Greenwich, Westport, Bridgeport, Stratfort, New Haven. Такая же стояла и погода. Все эти пункты мы проехали, не съезжая с 95-й дороги. Отмечали преобладание лесов и отсутствие торговых центров, которые часто встречаются на территории штата Нью-Джерси. И даже сама дорога здесь поскромнее.
Возможно, при иных погодных и прочих условиях, мы бы посетили эти городки, и нашли там что-нибудь интересное для себя. Но в этой поездке такое желание у нас не проявилось. Мы лишь отмечали по дорожным указателям и карте, что проехали местечко Fairfield, которое упоминалось нашими польскими соседями, как одно из рыбных мест. От Stratfort указатель, направляющий к побережью, оповещал о расположении где-то там Igor Sikorsky Memorial Airport - наш земляк – создатель вертолёта, авиаконструктор и испытатель. (И́горь Ива́нович Сико́рский (англ. Igor Sikorsky, 25 мая 1889, Киев, Российская империя — 26 октября 1972, Истон, штат Коннектикут, США) — русский и американский авиаконструктор, учёный, изобретатель, философ. Создатель первых в мире: четырёхмоторного самолёта «Русский витязь» (1913 год), пассажирского самолета «Илья Муромец» (1914 год), трансатлантического гидроплана, серийного вертолёта одновинтовой схемы (США, 1942 год).
Нью-Йоркские радиостанции постепенно слиняли под воздействием дождя и расстояния. Радиостанций стало меньше, и всё они были незнакомы и скучны, как и эта местность. Для разнообразия сделали остановку у придорожного ресторана МакДональдс. В этом заведении мы ничего нового не обнаружили: стандартные туалеты и гамбургеры.
Местечко New Haven тоже можно было бы посетить, там располагалось нечто подобное Princeton, - ещё один известный Yale University. Но мы тупо ехали по 95-й дороге и наблюдали.
Переехали через Connecticut River, проехали мимо указателя, направляющего в New London, где тоже можно было бы посетить известную US Coast Guard Academy с музеем для посетителей.
Затем, миновали портовый городок Newport.
Во времена освоения Америки современники называли это место еврейским международным центром работорговли. Якобы три четверти работорговцев были евреями, проживавшими в Ньюпорте. Здесь они построили первые спиртовые заводики, чтобы с помощью огненной воды торговать и спаивать местных индейцев. Здесь же возникла одна из первых на территории Америки масонская ложа.
Далее пересекли речку Темзу и скоро въехали в следующий штат Rod Island.
Об этом штате и столичном городе Providence мы много слышали от Славика. Свой первый беженский, американский год он отбыл в этом городе, но ничего хорошего сказать нам не мог.
Дорога проходила через город, и мы имели возможность бегло взглянуть на него. Саша постоянно ругался на дороги, которые оказались здесь в паршивом состоянии. При этом он упоминал Полковника, который за год своего паразитического проживания в Провиденсе, вычерпал местную казну и довёл штат до плачевного состояния. Учитывая погоду и всё, что рассказывал нам Полковник о городе, мы единодушно не пожелали останавливаться здесь. Зато возник вопрос о городке New Bedfort, который также упоминался нашими соседями, как рыбный. Для заезда сюда надо было съезжать с 95-й дороги.
Вокруг Провиденса и по дороге к New Bedford наблюдались признаки всех видов морских промыслов: ремонт, обслуживание и предоставление в аренду судов, морские перевозки грузов, торговля морскими продуктами… Нам стало понятно, откуда у Полковника тельняшка.
Первое место, которое мы посетили в New Bedford, был какой-то ресторанчик с морским названием. Это было нечто подобное МакДональдс, только с рыбным уклоном и официантами. Ресторан оказался тихим и чистым местом. Интерьер украшали морские и рыболовные атрибуты. Мы заняли столик и просмотрели меню. Кроме чая и кофе, все остальные блюда были дарами океана. Названия нам мало, о чём говорили, поэтому мы ориентировались в своем выборе на цены, которые были вполне доступны. Работники ресторана отдыхали в ожидании посетителей. Решив, что мы уже ознакомились с меню, к нам подошла молодая женщина и приветливо поинтересовалась о наших пожеланиях. Делая заказ, я пошутил, что не имею ни малейшего представления о блюде, которое прошу её подать. Она удивилась и поинтересовалась, откуда мы заехали. Я ответил, что мы из Нью-Джерси.
Пока мы потребляли дары морей, Саша решил, что эта разговорчивая официантка - вполне подходящий субъект для допроса. Ситуация для короткого интервью возникла сама собой. Когда мы уже допивали кофе, она снова посетила нас с колбой горячего кофе и предложила добавку. Мы не отказались. Доливая нам кофе, она шутливо поинтересовалась, как мне понравились рыбные блюда. Я ответил, что это стоило того, чтобы приехать сюда из Нью-Джерси на обед. Пока она посмеивалась над моими шутками и английским, я перешёл к теме о возможном трудоустройстве в рыбном промысле. Она несколько удивилась такому желанию и объяснила нам, что в это время года большинство компаний, промышляющих рыбной ловлей, уже свернули промысел и большую часть времени возятся на берегу, занимаясь профилактическими работами. Почти все, кто работал на рыболовных судах, сейчас трудоустраиваются где возможно, некоторые даже временно переезжают в другие места.
Я понял, что в осенне-зимний период нормальные люди не рыбачат. Хотя, конечно же, есть исключения. Как она подсказала нам, более точно мы сможем узнать что-то у людей на причалах. То, что я услышал от этой женщины, было подтверждением моих сомнений о возможности рыбачить в океане зимой. Посовещавшись за кофе, мы решили не задерживаться в этом городке, а проехать в следующий штат Massachusetts, о котором чаще всего упоминали наши соседи. Мы оставили на столе денежку по счетам, которые нам поднесли с кофе, и вышли из ресторана.
Ветерок в этих местах дул не так, как в Трэнтоне. Это был ветер с устойчивым запахом океана. И тучи здесь были пониже, потяжелей, потемней. Мы нырнули в свой истекающий Фордик и поспешили вернуться на 95-ю дорогу.
Продвигаясь к Бостону, мы всё меньше обременяли себя мыслями о трудоустройстве в рыбном флоте. Фактически, наша поездка обретала чисто туристическое содержание. Время позволяло проехать далее на Север, от такой возможности мы не отказались. Перемещаясь по территории Новой Англии, мы отмечали меняющиеся радиостанции и виды. В сравнении со штатами Н-Йорк и Н-Джерси, всё выглядело здесь скромнее, умереннее, провинциальней и человечней. Это было заметно даже из автомобиля.
Ехали через Бостон. Всё, что я мог увидеть, говорило о 360-летнем возрасте этого города. Судя по банковским зданиям и названиям самих банков, которых я не встречал ранее, очевидно, Бостон - финансовый центр Новой Англии, а также, культурная и академическая столица. Бостон представлял собою другую Америку, отличительную от Нью-Йорка. Он скорее напоминал Принстон, только побольше, если я, верно, разглядел этот город, проезжая через него. При иных обстоятельствах стоило бы провести в этом городе пару дней. Мысленно я запланировал себе это место для посещения. А пока, мы катили по 95-й дороге в северном направлении. После Бостона, мы заехали в городок Salem, и решили, что это будет последний пункт в нашем маршруте.
Совершая объезд-осмотр береговой местности, мы приблизились к причалам, у которых стояли рыболовецкие суда. Я понял, что, несмотря на погоду, какой-то промысел всё же продолжается и не только рыбный. С одного судна сгружали на причал ящики с живыми крабами. Мне было достаточно беглого осмотра плав-хозяйства, чтобы окончательно убедиться в собственной профнепригодности. Тем не менее, всё это было ново и любопытно. Здесь во всём чувствовалось влияние океана. Его дары здесь были основным, и вероятно, единственным источником благополучия населения. И сами люди были другими. Не суетливы и более внимательны к случайным собеседникам. Их язык заметно отличался от того, который я привык слышать в Бруклине. Это был более английский язык. Многое здесь начинало мне нравиться.
Мы решили, всё же узнать как можно больше о рыболовстве и стали присматривать кого-нибудь подходящего для интервью. Скоро мы заметили двух субъектов, которые, переговорив с кем-то на судне, направлялись к своему автомобилю. Казалось, что эти двое не очень-то заняты и располагают временем. Я обратился к ним, и первое, что отметил, -это их нетрезвость и причастность к тяжёлому морскому труду. Я выразил наш интерес - к трудоустройству, и они спросили, что нас конкретно интересует: работа на берегу или в море?
Я не ошибся в субъектах, они оказались осведомлены в этих вопросах и разговорчивы. Один из них, который постарше, хотя и густо удобрял свою речь бранью, но всё же отвечал на все мои вопросы чётко и последовательно. Его речь была ясна и очень отличалась от американского носового произношения. Скоро он поинтересовался: откуда мы. Узнав же, заявил, что он сам из Ирландии, где проживает его семья. Второй, его товарищ, был более чем выпивший и являл собою социальное дно Америки. Он не совсем разборчиво, делал мне замечания, из которых я понял, что сейчас есть работа на каком-то комбинате по переработке рыбы, где сам он трудится. В качестве доказательства, он показал свои грязные, изрезанные руки. Коротко ознакомившись с условиями труда на комбинате, я тут же и позабыл об этом.
Тип, представлявший рыбный комбинат, выглядел отталкивающе неряшливо и убивал напрочь всякий интерес к тому, чем занимался. Кисти его рук были исполосованы шрамами. Некоторые порезы были совсем свежими и нуждались в элементарной обработке, к которой прибегнул бы всякий здравомыслящий человек. Этот, вероятно, пользовался какими-то своими методами заживления порезов. Один палец у него был перевязан грязным бинтом, другие порезы - вообще, без каких-либо следов обработки. Физиономия - хотя и без шрамов, но уже с несмываемым выражением пришибленности. Разговаривать с ним было трудно и малоинтересно. Всё, что меня интересовало, я старался расспросить у его старшего ирландского товарища.
Мы договорились о том, что он мог бы представить нас работодателю, промышляющему рыбной ловлей. Для этого следовало проехать на другие причалы, где находилось судно, и если повезёт, застать его там. Тогда можно будет узнать всё конкретно. Это было недалеко, и мы решили проехать туда на их автомобиле. Потрошитель рыбы настойчиво загундосил о необходимости справедливого вознаграждения за оказанные нам услуги. Я, на всякий случай, спросил у старшего: что его приятель имеет ввиду? Тот подтвердил, что нам следует выдать ему на пиво.
Из беседы, по пути к нужному месту, я узнал, что наш случайный ирландский приятель сам зарабатывает на жизнь работой на рыболовных судах. Я старался узнать как можно больше об условиях работы. Из его ответов можно было сделать вывод, что на всяком отдельном судне свои условия. И они зависят от того, как работник договорился с работодателем. При этом последний будет учитывать и опыт работника, и результаты улова. В конечном счёте, оплата труда - в прямой зависимости от размеров улова и участия в этом конкретного работника.
Прибыв к причалам, мы обнаружили, что на обоих суднах нет ни души. Встреча не состоялась. Зато нас поводили по рыболовецким траулерам. Мы не смогли заглянуть в каюты, так как отсеки были закрыты. Мне показалось, что конструкции суден едва предполагали пространство для людей. Металлические, провонявшиеся рыбой, плавающие фабрики по вылову и обработке рыбы… Находиться на таком траулере, даже пришвартованном и едва покачивающемся на волнах, было неуютно.
Я представил себя членом бригады. И меня по волнам и ветрам унесут далеко от берега в открытый океан, где будут забрасывать и вытягивать сети. И если пойдет улов, то все набрасываются на рыбу, обрабатывают её и пакуют в емкости…
Пока ловится рыба и есть куда её складировать, все работают, не взирая ни на время, ни на погоду. О такой ерунде, как морская болезнь, я вообще молчу. Главное - улов! Будет улов - будут деньги. Ветер, дождь, снег, качка… Смыло волной за борт какого-то недотепу, который сам напросился на работу… Вытащили - повезло. Канул в бездну вод… Что ж тут поделаешь? Не бросать же из-за этого работу, особенно, если рыба пошла. Ему уже ничем не поможешь.
Кто знает, где может быть заблудший турист, кочующий, с места на место. О его выходе в море - где, когда и с кем - никто не знает. Отношения с работодателем нигде не отражены. Вернулись не в полном составе - меньше расходы на оплату труда. Что ни случается - всё к лучшему.
Экскурсия на эти мрачные траулеры дала мне живое представление о рыбном промысле. Мне оказалось достаточным побывать на борту ржавого монстра. Остальные детали: огонь, вода и медные трубы, кровь, пот, слёзы и блевотина - восполнили моё воображение. Я не очень-то сожалел о том, что мы не встретили здесь нашего возможного работодателя, какого-нибудь морского волчину. Вопросов к проводнику у меня больше не было. Саша тоже сник и даже отказался от предложения подвезти нас обратно к автомобилю. Я дал изрезанному пролетарию рыбного труда два доллара на пиво, распрощался с ирландским подданным и мы, наконец, остались одни на причале. Вопрос о нашем возможном участии в этой отрасли, как мне казалось, решился на стадии предварительных консультаций. Обошлось без морской болезни.
Мы прогулялись по городу. Посетили какую-то столярную мастерскую, где встретили двоих, занятых своим делом работников. Один из них живо отреагировал на наше появление и поинтересовался целями нашего визита.
Я по-туристически объяснил, что мы здесь проездом, интересуемся работой, и вообще…
Последовал вопрос о том, какая работа нас интересует. Я коротко изложил суть нашего интереса к сезонной работе в рыбном промысле. Собеседник оказался человеком достаточно наблюдательным, чтобы верно определить, с кем он разговаривает. Первое, что он спросил: приходилось ли нам когда-нибудь работать на рыболовных судах? Убедившись, что имеет дело с туристами, он искренне и вполне серьёзно советовал быть крайне осмотрительными в своих поисках. Пояснил нам, что подобные поиски обычно заканчиваются тем, что люди попадают в цепкие объятия какого-нибудь предприимчивого, недобросовестного пройдохи, который смекнув, с кем имеет дело, заманчиво сулит большие и быстрые заработки. И вы оказываетесь у него на борту, далеко от берега и в абсолютной зависимости! Образно говоря, обещанные заработки, могут оказаться сыром в мышеловке. Я был склонен верить ему.
Затем, он заговорил о своей мастерской. Рассказал нам, что небольшая столярная мастерская досталась ему в наследство от отца. Специализируются они на отделке интерьеров судов и достаточно стабильно обеспечены заказами. Но, как он заметил, чтобы сохранить скромный бизнес рентабельным, приходится быть крайне аккуратным в организации производства и отношениях с постоянными заказчиками. Я поинтересовался, как много работников занято в его производстве? И он удивил нас, ответом: постоянно работает лишь один человек, за пять долларов в час.
Мы отметили столь низкую оплату труда. Но он напомнил нам о сезонной занятости местного населения и сложностях трудоустройства в зимний период. Его же работник - стабильно занят круглый год.
Заговорили о том, откуда мы приехали сюда и каковы наши впечатления. Наш случайный собеседник согласился с моими наблюдениями о том, что Новая Англия заметно отличается от штатов Н-Йорк и Н-Джерси, чем он явно гордился.
Вернувшись к своему автомобилю, мы уже окончательно решили возвращаться домой. С рыбной американской мечтой всё выяснили для себя. Последнюю остановку сделали у стандартного супермаркета, где прикупили продукты. Больше не останавливались. Всё той же 95-й дорогой, только теперь в южном направлении. Скоро начало темнеть, накрапывал дождик. Нам было о чём поговорить, поэтому обратный путь показался нам короче.
Проезжая уже на территории штата Нью-Йорк, мы попали в сильный ливень. К тому времени стемнело, дождь лил так плотно, что стеклоочистители не справлялись с водяным потоком. Видимость была крайне ограничена, и мы, перестроившись в правый ряд, снизили скорость. Чтобы хоть что-то разглядеть перед собой, уткнулись носами в лобовое стекло и с напряжением всматривались вперед. Другие водители не страдали ограниченной видимостью, и с обычной скоростью объезжали нас как тяжелобольных. Вдруг, я заметил автомобиль, движущийся по соседней полосе, который обгонять нас не стал, а сопровождал бок о бок. Едва мы заметили, что освещение рядом идущего автомобиля расширяет нам обзор, как на сопровождавшем автомобиле вспыхнули сигнальные огни дорожного патруля. Несомненно, сигнал относился к нам. Нас объехали, продолжая сигналить, а, убедившись в нашем послушании, патрульная машина остановилась в нескольких метрах перед нами. Мигалка продолжала работать, выхватывая из темноты дождь и участок дороги. Накинув на себя плащ с капюшоном, из патрульной машины выскочил полицейский, и поспешил к нам. Саша в недоумении опустил боковое стекло. Служивый торопливо спросил: всё ли с нами в порядке? Мы с удивлением ответили, что мы в полном порядке. Возникла пауза, он присмотрелся к нам.
- Тогда почему так медленно движетесь? - спросил он.
- Очень ограничена видимость, - ответил я и кивнул на уставшие стеклоочистители.
Тот взглянул на судорожно дергающиеся дворники на лобовом стекле и понимающе кивнул.
- А я не мог понять, что это с вами!? Едут медленно и как-то странно сидят, уткнувшись лицами в лобовое стекло. Будьте осторожны! Мы обещали быть. Полицейский быстро впрыгнул в свой автомобиль и растворился в общем движении.
Домой приехали поздно вечером. Уже по дороге домой, мы составили себе план на ближайшее будущее. Решили заканчивать работу на стройке. По настроению Кайзера было очевидным: он намерен оклеить ещё не один такой дом. И наступающая зима его не остановит. Продолжать же заниматься этим и в холод означало медленное самоубийство. За два месяца проживания в Трэнтоне всякий интерес к самому городу уже иссяк. Работа, которую мы здесь имели, обеспечила нам кое-какие сбережения, достаточные для переездов и поисков чего-то нового. Штат Флориду мы наметили, как следующий пункт в пространстве, где всегда тепло и где мы ещё не бывали.
Этой же ночью я позвонил своему земляку на остров и поинтересовался о погоде. Он утешил меня теплыми прогнозами и возможным трудоустройством в том же пансионате, где работал сам.
Поделившись с Сашей новостями с острова, я получил его окончательное согласие ехать вместе. Таким образом, решился и вопрос о способе передвижения. Постановили, что эта рабочая неделя будет последней. А 31 октября, в воскресенье, в День Всех Святых, съехать из Трэнтона.
На следующий день, во время работы мы сообщили Кайзеру о своих намерениях, покинуть бригаду по окончанию недели. Наше заявление его не удивило. Обещал вовремя рассчитаться с нами, чтобы мы вынужденно не занимали комнату, которую должны оплатить с первого числа, или освободить. Хозяин дома, у которого мы снимали комнату, не скрывал своего огорчения. Напомнил об оплате телефонных звонков по счетам, которые пришлют позднее. Мы обещали.
Полковник, зимовавший во Флориде ранее, уверял, что мы не пожалеем о решении переехать туда и обещал присоединиться, как только уладит свои беженские вопросы. Дом, над которым мы работали, был почти окончен. Из тёмно-кирпичного он превратился в светло-зелёный. После оклейки пенопластом, поверхность оштукатуривалась особым раствором, в состав которого входили цемент, клей и мелкая гранитная или стеклянная крошка зеленоватого цвета. Для прочности поверхностного слоя, в качестве арматуры подкладывали мелкую синтетическую сетку. Дом внешне преобразился, и теперь, когда пробивалось солнышко, сиял как новенький. Чёрные обитатели этого дома и тех, что по соседству, при встрече выражали восхищение результатами работы. Рано или поздно, они обязательно учинят пожар в доме.
Мы приобрели богатый опыт в строительном деле, хотя, мне не хотелось бы возвращаться к этому в будущем.
В один из дней последней рабочей недели я был вынуждено освобождён от работы. Накануне вечером, наш дом посетил Кайзер и поинтересовался вдруг, имеем ли мы разрешения на работу.
Славка - постоянный житель, и Саша, как официально обратившийся в миграционную службу с просьбой о предоставлении ему политического убежища, имели разрешения работать. Я же, убеждённый турист, доживающий последний месяц легального пребывания в стране, почётного права на труд не имел.
По данным разведки Кайзера, завтра его бригаду должны посетить чиновники от охраны труда и в этой связи, всем нелегальным работникам рекомендовалось отсидеться дома. Честно говоря, меня это не огорчило.
Вечером, вернувшись с работы, Саша с Полковником рассказали мне, как перед началом работы бригадир собрал всех на инструктаж, и какой-то польский босс натаскивал их, как следует отвечать на вопросы об условиях труда. Из инструктажа Саша, в последнюю неделю работы в бригаде узнал, что продолжительность рабочего дня на высотных работах - не более шести часов. После каждых двух часов работы - 15-минутный перерыв. И множество прочих заморочек, обеспечивающих безопасность труда на высоте. На вопрос об оплате труда им следовало отвечать, что за час работы им платят… 30 долларов.
Мы отметили себе, как ловко пристроились к заказу польские подрядчики и как рентабельно для себя они организовали работу. Проверка действительно состоялась. Предполагая, что за ними могут наблюдать со стороны, они устраивали 15-минутные перерывы с кофе, и все послушно пристегивались во время работы ремнями безопасности. В один из таких перерывов их посетили какие-то дяди. Так как Саша с Полковником коротали предоставленный перерыв в сторонке от основной бригады, то их не подвергли расспросам, а лишь осмотрели состояние ремней безопасности.
На следующий день мы работали уже в полном составе и в обычном режиме. Надо отметить, что Кайзер нам регулярно организовывал кофе. Один-два раза в день из соседней лавки он доставлял для всех горячий кофе, зная при этом, кому нужен чёрный без сахара, а кому с молоком и сахаром. Как правило, он делал это, когда у нас заканчивался раствор, и мы поднимались на крышу для заправки.
Что же касается оплаты труда, то наши польские, более опытные, коллеги получали по десять долларов за фактически отработанный час. Некоторым, квалифицированным мастерам Кайзер, по возможности, обеспечивал гарантированный минимум 100 долларов за рабочий день, если даже, по каким-то причинам, их не задействовали все десять часов.
Нам же, Кайзер исправно платил по окончанию каждой рабочей недели наши потные семь долларов за каждый отработанный нами час. Он же заботился и о том, чтобы его бригада, не взирая, на погодные условия, работала как можно больше и продуктивней. Поэтому, наши рабочие недели редко когда бывали короче 45 часов. В эти рабочие часы не включалось время, затраченное на дорогу туда и обратно. Это не считалось работой.
Сколько зарабатывал сам Кайзер, мы не знали. Но, судя по его маниакальному энтузиазму, стимулы у него были мощные.
В последний день, в субботу, закончили работу пораньше, и домой приехали почти среди дня.
Я предложил Саше съездить за яблоками и возможно далее. По дороге туда, рассказал ему о своём знакомом, с которым познакомился года четыре назад, во время его туристической прогулки по Днепру, от Киева до Одессы. Саша не возражал, и мы, пропустив поворот к саду, продолжили движение вдоль границы между штатами Нью-Джерси и Пенсильвания. Местечко называлось Riverton, неподалеку от Philadelphia. Скоро среди дорожных указателей появилось упоминание этого пункта. А когда мы его достигли, то нашли провинциальный, по-субботнему сонный и безлюдный городишко. Нам предстояло отыскать место Taylors Lane, Farm Riverton. Я обратился с этим вопросом к местному мужчине, и тот уверенно указал направление. Проехав ещё с милю по трассе от городка, мы нашли указатель, направляющий на грунтовую дорогу, ведущую к реке и к Farm Riverton. Грунтовая дорожка, петляющая среди зарослей, оказалось длинной и извилистой. Если бы не дополнительные, самодельные указатели, расставленные на поворотах, то мы бы усомнились в этом направлении. Но дорожка с указателями привела нас к жилым домам, больше похожим на дачные. Первый же домик был обозначен как Taylors Lane, вместо номера, указывалось имя проживающего. У некоторых домиков были выставлены корзинки с овощами и указаны цены. Как я понял, случается, что сюда заезжают покупатели сельхозпродуктов. Возле одного дома, в огороженном манеже женщина возилась с лошадкой. Приостановились. Женщина уже ожидала услышать какой-нибудь вопрос. Спросил её, где проживает Брюс, и она без раздумий указала нам на дом.
Почти на берегу реки стояли два дома. Я припомнил фотографию, которую когда-то прислал мне Брюс. Сомнений не было, это было то место. Но я не предполагал, что это может быть такое глухое место. По указателям на грунтовой дорожке я понял, что эта местность считается заповедником.
Я поднялся на крыльцо. Звонка не было, входная дверь не заперта. На мой стук никто, кроме собаки, не отозвался. Собака оказалась дружелюбной, но разузнать у нее что-либо о её хозяине я не смог. Тогда мы прошли к соседнему дому. Оттуда вышла пожилая женщина и, выслушав, кто нам нужен, сообщила, что соседи всей семьей, ещё утром, куда-то уехали. По её предположению, скоро должны вернуться. Я понял, что ей хотелось бы знать, кто мы такие.
- Летал ли ваш сосед Брюс в Советский Союз, года три назад? - спросил я её.
- Да! После этой поездки он много интересного рассказывал нам. Привёз много фотографий и сувениров, - охотно ответила мне женщина.
- Мы познакомились с Брюсом в Украине, а теперь я оказался в ваших краях и решил повидать его. Любопытство соседки было вполне удовлетворено. Мы пожелали погулять и осмотреться вокруг, в ожидании её соседа. На том и расстались.
В метрах 50 за домом протекала река. Перед домом грунтовая дорога и пространство для парковки. Традиционной подстриженной лужайки не было. Далее, по соседству, хаотично разбросаны ещё несколько домиков. На пространствах, отвоёванных у леса, выращивались овощи. У дороги выставлены корзины и ящики с различными сельхоз продуктами. Цены указаны, весы стоят рядом. Если кто пожелает, пожалуйста, самообслуживание.
Между огородов, тропинкой мы прошли в заросли. Дорожка была чётко протоптана среди леса. Мы бесцельно гуляли по лесу, отдыхали. Заметили не одну табличку, напоминающую о том, что это заповедник.
Вернулись к дому. Ничего не изменилось. У дома никакого транспорта, кроме нашего Форда. Прошли к реке. Вдоль берега росли старые деревья, грунт у воды присыпан гравием. Неподалеку от этого места виднелся мост, соединяющий два берега. А далее, на другой стороне реки различались контуры Филадельфии. Там же, на берегу под деревом мы нашли скамейку, с которой могли наблюдать за домом. Ожидали недолго.
К дому подъехал микроавтобус, и мы направились туда. Когда подошли, у дома уже никого не было, и я снова постучал в дверь. На мой стук из дома вышла женщина, которую, я узнал по фотографии виденной ранее. Мы поздоровались, и я спросил Брюса. Она просто позвала его. Тот вышел, и мы поприветствовали друг друга. Он спокойно заявил, что прекрасно помнит меня и рад моему шпионскому появлению в этих краях. Его жене много объяснять не понадобилось, она быстро поняла, кто я и откуда. Я представил им своего попутчика Сашу. Мы оказались в просторной комнате, служившей кухней. Расселись вокруг круглого стола. Меня стали расспрашивать: как я сюда попал, как давно в стране, и чем я здесь занимаюсь?
К тому времени я уже имел, что рассказать о своём пребывании здесь; к тому же, с такой категорией собеседников мне не часто приходилось общаться. Поэтому, беседа складывалась легко и приятно. Им было любопытно услышать впечатления человека, впервые попавшего в их страну, успевшего побывавшего в Бруклине, Нью-Йорке, объездившего штат Нью-Джерси, и посетившего три штата Новой Англии.
Брюс больше слушал и улыбался себе в бороду. Его жена засыпала нас вопросами. Как оказалось, она преподает социологию в университете Филадельфии.
Нас пригласили пообедать. Двое их сыновей подростков хотели, было убежать куда-то, но их уговорили остаться. Быстро и просто накрыли стол. Перед началом трапезы, сидящие за столом, взялись за руки и, закрыв глаза, о чём-то помолились. Не задавая вопросов, мы просто замкнули цепь рук вокруг стола. Молитва была короткой. После процедуры приступили к обеду и расспросам. Всех интересовало, как мы устраиваемся на работу, и какие виды работ нам приходится выполнять? Как решаем вопросы жилья, телефона, покупки и регистрации автомобиля, открытия счёта в банке…
По их оценке, для иностранцев, проживающих в чужой стране всего несколько месяцев, мы достаточно много знаем и умеем. Они не скрывали своего удивления тем, как нам удается решать многие вопросы. Как заметила жена Брюса, в стране немало взрослых граждан, неспособных самостоятельно решить многие повседневные задачи, с которыми вполне успешно справляются иностранцы.
Я рассказал о своих намерениях переехать во Флориду. Мои планы одобрили и просили не пропадать, сообщать, по возможности, о себе. Я обещал.
Вечерело. Вопросы иссякли. Все удовлетворены и готовы были расстаться. Пожелав, друг другу всего доброго, мы вернулись к своему Фордику. Брюс захотел взглянуть на наш автомобиль за 500 долларов.
По пути домой, мы сделали уже привычную остановку у сада. За все наши посещения яблочного рая, мы не смогли очистить и одного дерева, так богат был урожай.
Вечером нас посетил Кайзер. Многие в нашем доме поджидали его. Зарплаты за прошедшую неделю мы получили, но для полного расчёта оставались незначительные должки, которые он обещал нам выдать в течение завтрашнего дня.
К отъезду всё было готово. Банковский баланс ощутимо вырос за последние два месяца, и я мог позволить себе отпуск.
Саша произвёл технический осмотр “бобика”, который должен был довезти нас до 25-й северной широты. По грубым подсчетам, предстояло проехать на Юг более двух тысяч километров.
Вокруг наблюдался предпраздничный ажиотаж. У домов выставлялись различные чучела, вполне реально изображающие всякого рода монстров, зомби, маньяков, повешенных и утопленников. В ночь с 31-го на 1-е ноября предполагались массовые гуляния народа, выряженного в костюмы и маски страшилки. Особенно распространенным символом народного праздника была крупная тыква, вычищенная изнутри, с вырезами глазниц, носа и пасти, с подсветкой внутри. Такие головы выставлялись повсюду и с наступлением темноты смотрелись очень эффектно.
После расчёта с бригадиром, нас больше ничего не держало здесь, разве что праздник в эту ночь. Какую-то сумму мы оставили Полковнику на оплату наших телефонных звонков и обещали сообщить о себе, как только определимся на новом месте.
В течение дня в гостиной постоянно кто-нибудь торчал, и нам не хотелось демонстрировать перед всеми свой отъезд. Что неизбежно повлекло бы расспросы. Днём мы отсыпались в своей комнате, готовясь к ночной езде. А вечерком, в часов пять, сложилась благоприятная ситуация для эвакуации. Мы прихватили свои сумки и быстренько вышли на улицу к припаркованному у нашего дома Фордику. Погода стояла пасмурная, назревал дождь. Сумки в багажник, сами на передние сиденья и отъехали от дома, как мы это делали каждый день.
Завтра - первое ноября. Мы пробыли здесь ровно два месяца. Ничего, кроме ухудшающейся погоды и скорой зимы, нас здесь не ожидало. Деньги, которые удалось заработать и собрать за это время, хранились в банке. Небольшая часть бруклинских сбережений оставалась в отделении CitiBank, остальные - в New Jersey United Bank. Уже опробованный способ получения наличных со счёта с помощью карточки в любое время, там, где только есть банковский автомат, избавлял от необходимости тащить с собой наличные сбережения. В дорогу взяли ровно столько, сколько нам понадобится. По предварительным расчётам, на преодоление расстояния 2000 км потребуется литров 160 бензина, что будет стоить долларов 45-50. Преодоление этого расстояние займет не менее суток. Езда предстояла в одном направлении, по одной 95-й дороге до Miami, а затем, дорогой US - 1, проходящей от Майами через все острова до Key West.
(Interstate 95 (I-95) is the main highway on the East Coast of the United States, paralleling the Atlantic Ocean from Maine to Florida and serving some of the most populated urban areas in the country, including Boston, Providence, New Haven, New York City, Philadelphia, Baltimore, Washington, D.C., Richmond, Jacksonville and Miami. It is the longest north–south route of the Interstate Highway System, and supplanted older U.S. Highways, mainly U.S. Route 1. The oldest sections of I-95, including several toll roads, predate the Interstate System; the route has yet to be completed in the Pennsylvania-New Jersey area. Construction of the missing connection is scheduled to be completed by the 2010s (tentatively 2018).