Америка глазами заблудшего туриста. Гл.7 (Повесть)

   Начало темнеть. Моросил холодный осенний дождик, когда мы выбрались из города на 95-ю дорогу и направились на юг. Погода неистово плакала по поводу нашего отъезда, а мы бежали из очень осеннего штата Нью-Джерси, задраив окна автомобиля.
На участке между Балтимором и Вашингтоном погода капризно испортилась; моросящий дождик перешёл в ливень с ветром. Мы усомнились, в южном ли направлении мы движемся. Но дорожные указатели подтверждали, что мы на верном пути - навстречу солнцу. Никто не ведал, где мы сейчас, и где будем завтра. Ночь всех святых. Я подумал, что нам следовало бы выставить у заднего стекла тыкву со свечкой. Этот светящийся оскал - символ Хеллоуина скрасил бы тёмную, дождливую, пустынную дорогу. Но дорожный патруль наверняка не понял бы моей праздничной шутки и оштрафовал бы Сашу.
Где-то на объезде Вашингтона решили заправиться бензином. Кое-какая еда у нас имелась. Я даже не высовывался из кабины, хотя заправочная была под навесом.
Через пару часов миновали Ричмонд. Далее мы въехали в глубокую осеннюю ночь и абсолютно незнакомую местность. Дорожные указатели упоминали какие-то мелкие населенные пункты, о которых мы никогда не слышали. Движение на автостраде по-ночному стихло, указатели регулярно подтверждали, что мы на 95-й дороге южного направления. От нас требовалось лишь продолжать движение и развлекать друг друга разговорами, радиомузыкой и бананами. Кроме заправочных станций и прочих точек дорожного сервиса, ничего иного на этом участке не наблюдалось.
Дождь остался где-то в штате Вирджиния. Скоро мы заметили: небо безоблачное, луна и звёзды на месте.
Где-то на подъезде к Северной Каролине, в часа два ночи, мы облюбовали заправочную станцию с освещённой стоянкой и решили сделать остановку для отдыха. Мы с удовольствием выползли из кабины. После 6-7 часов езды было приятно пройтись пешком. Погода явно изменилась к лучшему: воздух был влажный и тёплый, небо звёздное. Воспользовались услугами заправочной станции, умылись, прикупили кофе и вернулись к машине.
Кроме нас на ночной стоянке были ещё парень с девушкой. Они заменили заднее колесо и уехали. Мы остались одни, вокруг по-ночному пусто и тихо. Радио в этих местах не очень-то радовало. Лишь на каком-то участке пути удалось выловить станцию, передававшую интересную программу, посвящённую Frank Zappa. После смерти его частенько вспоминали и компакты со старыми записями появились в продаже везде.
По карте я определил, что мы уже хорошо заехали в южном направлении. Одолели почти четыре северные широты.
Допив кофе, вернулись на 95-ю дорогу. Мы не заметили когда и где переехали из Вирджинии в Северную Каролину. Лишь определили, что проехали уже добрую половину штата. Указатели информировали о каких-то городках, названия которых ничего нам не говорили. Скоро отметили переезд в Южную Каролину. Уже несколько часов, как мы выехали из зоны осенних дождей. И оказались на территории, обозначенная на карте как Middle Atlantic States, то бишь, середина Атлантического побережья.
Теперь же, мы находились в зоне The Southeast (Юговосток).
Звёзды становились всё ярче, растительность вдоль дороги, насколько я мог разглядеть ночью, не была тронута осенью. Я приоткрыл боковое стекло и обнаружил вполне комфортную температуру воздуха. С надеждой на дальнейшее потепление, мы продолжали двигаться в том же направлении, по той же 95-й дороге. Трасса была совершенно свободна, мы ехали легко и монотонно.
К рассвету, мы уже находились где-то в центре Южной Каролины. В глаза бросалось отсутствие каких-либо признаков осени, которые мы могли наблюдать последние два месяца в Нью-Джерси.
Деревья вдоль дороги стояли по-летнему зелёные. Сама растительность заметно изменилась. Скоро стало совсем светло, и сквозь придорожные деревья пробивалось восходящее солнце. Это было вовсе не ноябрьское солнце. Такой огненный шар можно наблюдать только летним утром. Солнце росло и поднималось у нас на глазах. По мере его движения, становилось всё светлей и уютней. Тем не менее, начало дня бодряще не подействовало на нас. Скорее наоборот, мы почувствовали сонливость и усталость. Дорога в это время была совсем пуста. В перерывах между нашими вялыми диалогами Саша начал клевать носом. Иногда это заметно отражалось на нашем движении. В очередной приступ сонливости он хорошо заехал на соседнюю полосу, а на моё замечание, встрепенулся и вырулил с излишней резкостью на прежнюю полосу. Окончательно нас разбудила сирена мигающего позади патрульного автомобиля. Она могло относиться только к нам. Саша послушно снизил скорость, и, вырулив на край дороги, остановил машину. Сирена смолкла, в затылок же нам продолжали мигать. Не успел Саша достать необходимые бумаги, как у бокового окна вырос полицейский, наряженный в непривычную для нас форму с широкополой шляпой на голове. Он приветливо поздоровался с нами. Саша, не дожидаясь вопросов, подал ему своё водительское удостоверение и страховой лист. Полицейский принял документы, но сначала наклонился и внимательно взглянул на нас через опущенное боковое стекло. А мы, ожидая вопроса или замечания, осторожно взглянули на него.
Затем, просмотрев на водительское удостоверение, он не вернулся, как обычно, в свой автомобиль для проверки документов, а спросил:
- Из Нью-Йорка едите?
- Из Нью-Джерси, - коротко поправили мы.
- Как долго в пути?
- Часов 12-14, - неуверенно ответили мы.
- Вам следует сделать перерыв и отдохнуть, - посоветовал он и вернул документы.
Мы выразили согласие и намерение так, и сделать при первой возможности. Уходя, полицейский дружески рекомендовал нам быть осторожными и не заснуть во время движения.
Проехав небольшой участок, приметили указатель к заправочной станции, расположенной в метрах 200 от трассы, съехали с дороги и подрулили на пустую стоянку у маленькой, захолустной заправочной. Это была какая-то семейная около дорожная автолавка со скромным набором дорожных услуг, в которых чаще всего нуждаются в пути: бензин, туалет, горячий кофе и закуски…
В домике-магазинчике нас встретила заспанная женщина, которая предоставила нам всё необходимое. Заправив машину, мы припарковались на краю стоянки. Без особого аппетита съели по хот-догу и выпили кофе. Состояние было вялое, а ехать ещё далеко. Мы уселись поудобней, и попытались поспать. Но сном это назвать было трудно. На какое-то время мы провалились в неспокойную дремоту и утратили чувство времени. Мы оба встрепенулись от шума подъехавшего к заправочной колонке грузовика. Солнце уже утратило свою огненную шарообразную форму, по-летнему ярко слепило уставшие глаза, накаляло воздух в салоне. Ощущение было таким, словно мы оба заснули во время езды и пробудились от яркого света и шума приближающегося к нам навстречу грузовика. Провалиться в сон больше не удавалось. Солнце становилось всё более активным. Отдохнувшими мы себя не чувствовали. От такого отдыха совсем скисли. Усилием воли мы выползли из кабины, пошевелили руками и ногами, подышали. Ещё раз посетили туалет и умылись. Зеркало отражало бледное, небритое лицо с уставшими, покрасневшими глазами. Прикупив ещё по одной порции горячего кофе, выпили его на свежем воздухе. Я медленно приходил в себя после этой отупляющей дремоты и осознавал, что утро, которое мы сейчас наблюдаем, по всем внешним признакам не соответствует ноябрьской погоде.
Насколько я мог определить по карте, мы находились где-то на 33-й северной широте. Для сравнения, Н-Йорк и Н-Джерси расположены вокруг 40-ой широты.
Тем временем, движение на трассе начало оживать. Мы тоже вычухались и вернулись на дорогу. Проехали небольшой отрезок пути, указатели оповестили нас о приближающемся штате Georgia. Первым пунктом в Джорджии на пути намечался город Savannah. По мере приближения к этому пункту, из многочисленных рекламно-информационных указателей мы узнали о туристическом центре, через который проходит 95-я дорога.
В город мы не сворачивали, а в придорожном центре остановились. Автостоянка была хорошо оборудована: места для отдыха, сеть мелких магазинчиков, торгующих всякой необходимой и сувенирной мелочью. Мы припарковались и посетили центральный корпус, в котором размещалось нечто подобное краеведческому музею. Бегло осмотрев представленные автотуристам экспонаты, иллюстрирующие историю гражданской войны между Севером и Югом, мы задержали своё внимание на большой и подробной карте местности.
Следующим штатом на нашем пути ожидалась, наконец, Флорида. От Саванны до штата Флориды оставалось около 200 км. Но до островов предстояло преодолеть вдоль всего полуострова Флорида, ещё 600-700 километров.
Езда через штат Джорджия подтверждала факт нашего перемещения на Юг. Не оставалось никаких сомнений в том, что мы сбежали от наступающей зимы. Солнце светило щедро, растительность по-летнему зеленая, появились пальмы. Штат Джорджию переехали вдоль побережья за два-три часа и появились указатели, извещающие о штате Флорида и о первом городе Jacksonwille.
Почему-то многие считают этот город административной столицей штата Флорида. Столица штата - маленький городишко Tallahassee, расположенный в 250 км. западнее от Jacksonwille.
Город Джексонвил проезжали около полудня. Обычного объездного пути не было. Дорога проходила через какую-то часть города, и мы могли бегло взглянуть на него. После Джексонвила, 95-я дорога шла строго вдоль атлантического побережья. Налево и направо от неё указатели направляли к разным мелким городкам, расположенным на побережье и в глубине полуострова. По их названиям мы ориентировались, но с 95-й дороги никуда не сворачивали.
Проехали мимо St.Augustine, Daytоna Beach, Orlando и Disney World, Merritt Island, Melbourne.  Далее следовала уже вторая половина полуострова, южная. Растительность вдоль дороги обретала всё более джунглеобразные формы. Это были непроходимые густые заросли. Часто встречались щиты с коммерческой рекламой о продаже земельных участков. Вероятно, речь шла о продаже неосвоенных джунглей. Рекламные щиты вдоль дороги всё чаще зазывали на пляжи, предлагались различные развлечения: подводное плавание, рыбалка на яхте, морские прогулки, аренда катеров и прочих морских игрушек. Подобные призывы мелькали всё чаще и гуще, по мере продвижения на юг полуострова. Городки, расположенные вдоль атлантического побережья Флориды шли один за другим: Vero Beach, Palm Beach, West Palm Beach, Fort Lauderdale,
Hollywood. В глубь полуострова указатель направлял к Miccosukee Indian Reservation.
   Ближе к Майами автомобильный поток сгущался. Указатели и дорожные развязки требовали внимания. Нас угораздило приехать к Майами в послерабочее время, когда все куда-то едут после окончания рабочего дня. Проехали мимо North Miami Beach и строго 95-й дорогой направились в Майами. Дорожные развязки вокруг города плелись как паутина, такого дорожного замеса мы нигде раньше не встречали. Благо, мы были вдвоем, и я мог выслеживать указатели и заблаговременно подсказывать Саше, когда необходимо перестраиваться в нужный ряд. Все полосы были плотно забиты транспортом, но водители с пониманием уступали друг другу, когда кто-то просился втиснуться, в нужную полосу движения.
Вскоре появился дорожный указатель, направляющий на Highway US-1. Вечерело. Все включили габаритные огни. Транспортная река огней текла в сумерках замысловатыми, двухъярусными кругами и растекалась отдельными руслами в разные направления. 95-я дорога оканчивалась и потерялась где-то в центре Майами. Это был конечный пункт автодорожной артерии. А дорога US-1 шла через Майами далее на юг.
В городе улицы были забиты транспортом, но нашу задачу это не осложняло. Мы строго держались своей дороги, которая проходила сквозь Майами на Юг. Задерживали многочисленные светофоры, у которых собирались автомобильные очереди. Проползая от перекрёстка к перекрёстку через вечерний город, мы медленно проезжали квартал за кварталом. Через несколько светофоров транспорта стало поменьше, и мы ускорили продвижение. Наконец, мы выбрались из города. К этому времени совсем стемнело, воздух был теплый и влажный.
По карте, от Майами до острова Islamorada оставалось проехать всего 64 мили. Езды оставалось чуть более часа. Миновав Homesteаd, мы заметили, что дорога пошла по узкому участку суши: то слева, то справа появлялись водные пространства. По одну сторону дороги - Атлантический океан, а по другую - Мексиканский залив. Дорога через мосты соединяла острова. Мы находились на 25-й северной широте. Теплый влажный воздух был с привкусом океана. Среди зарослей вдоль дороги выделялись пальмы, вся остальная растительность сплелась в сплошной густой кустарник. Длинная гряда островков, от материка до крайнего острова Key West, нанизанная на дорогу Highway US-1, именовалась как Florida Keys.
Слово Key чаще употребляется в значении ключ. А второе значение этого слова - отмель, риф.
Дорога US-1 от Майами до крайнего острова - Kи Вест составляет более 100 миль. Для ориентира на этом пространстве, кроме названий островов, используется ещё и отметка миль.
Первый большой остров на нашем пути был - Key Largo, это 95-я миля от Key West.
Остров Ки Ларго на первый взгляд показался большим и плотно заселённым, с торговыми центрами и оживлённым транспортным движением. Этот пункт мы пересекли за несколько минут и какое-то время ехали обычной дорогой, на которой встречались лишь заправочные станции, дорожные указатели и освещенные рекламные щиты. Затем снова возник населённый пункт Tavernier, где бросился в глаза щедро освещённый торговый центр. Дорожные указатели показывали, что остров Islamorada будет через несколько миль.
Было совсем темно, имевшийся адрес мне ничего не говорил. Переехав большой мост, мы достигли территории острова Islomarada. Саша ожидал от меня дальнейших указаний. Я предложил сделать остановку у какого-нибудь подходящего места, откуда можно позвонить. Остановились у заправочной станции. Вышел и отыскал телефон-автомат, но у меня не оказалось монеты в 25 центов. Зашёл в магазинчик и обратился к дежурившему там человеку выдать мне порцию чистого, колумбийского… кофе. Получив допинг, вернулся к телефону с монеткой и набрал имевшийся у меня номер, но уже без кода местности. На звонок отозвался мой земляк. Всё шло по намеченному плану. Нас ожидали. Я объяснил, откуда звоню. Это оказалось в пяти милях до нужного места. В качестве ориентира мне указали неоновую рекламу прачечной, которую мы увидим по левую сторону дороги. Эта сторона условно обозначалась как Ocean Side, то бишь сторона, омываемая Атлантическим океаном. Перед этой прачечной нам следовало свернуть налево, то есть к океану, где нас обещали встретить.
Мы издали заметили ярко светящуюся неоновую рекламу Laundry и поворот налево. На этом повороте, в освещённом месте поджидал Наш Человек на Острове.
Параллельно основной дороге US-1, немного ниже к океану, среди зарослей была ещё одна старая дорога. От этой дороги к океану тянулась улочка со странным названием Dogwood. По-моему, есть цветок с таким названием.
Вдоль улицы росли высокие пальмы с гроздьями увесистых орехов, которые, созревая, непредсказуемо падали на землю. Это вполне сравнимо с кирпичом на голову.
Земляк провёл нас к обычному белому домику, с травкой и пальмами вокруг. Нас пригласили зайти в дом и предупредили, чтобы мы не пугались. Прихожая часть домика служила кухней. Посреди этой проходной комнатки стоял стол, а вокруг остальная кухонная мебель: электроплита, мойка, холодильник. Далее, из этой комнаты проход вёл на основную жилую площадь. Это была комната площадью метров 20 квадратных. Большая часть этой площади заставлена спальными местами, которые размещались у стен. Четыре спальных места предполагали проживание в этом доме четырех жильцов. Посреди комнаты оставалось лишь небольшое пространство.
Из этой же комнаты был выход в санузел, где размещались умывальник, душевая и туалет.
Всё здесь кричало о вынужденной тесноте и неустроенности. График дежурств по уборке помещения, вывешенный на видном месте, свидетельствовал о полу казарменном режиме и проблематичных отношениях.
В момент прибытия, кроме моего земляка, дома посиживал лишь один член жил коммуны. Он уже был извещён о скором приезде гостей и встретил нас с любопытством, граничащим с гостеприимством. Мы познакомились. Это был Гена, лет 45, попавший на остров из белорусского городка Бобруйска. У Геннадия был заготовлен свежезаваренный чай, и он пригласил нас к столу. Мы не отказались. Гена перехватил инициативу, и, подпаивая нас чаем, стал интенсивно расспрашивать о северных штатах. Обсуждение с Олегом общих дел, пришлось отложить до более удобного момента. Из дружеского чаепития я узнал, что в этом домике в настоящее время проживают четыре постоянных и один временный жилец. Короче говоря, домик перенаселён. Но здесь, в условиях теплой ночи, это обстоятельство нас не пугало. Вопрос жилья рассматривался, как вполне решаемый, при наличии денег.
Мы с Сашей, один за другим, посетили душевую кабину, после чего почувствовали себя совсем хорошо.
Из комментариев Геннадия я понял, что все члены их жилкоммуны работают в одном пансионате, это место называлось Holiday Isle Resort. Но все они работали в различных отделах и с разное время, поэтому дома собирались редко, и такое случалось только поздно ночью.
Относительно нашего ночлега Олег нарисовал мне такую ситуацию: я могу разделить с ним его достаточно широкий двухместный матрац. И если за период полугодичного скитания по Америке в моём перетружденном сознании не произошло никаких переориентаций, то мы сможем вполне качественно выспаться. Что же касается размещения Саши, то здесь вышла маленькая накладка.
В доме имеется, на случай приёма почётных гостей, специальный пляжный матрац, который можно было бы на ночь разместить на кухонной площади. Но это гостевое место было уже занято одним временным, неожиданно подселённым парнишей. С работы он приходит поздно ночью, располагается в кухне на матраце и спит до утра. Сашу это обстоятельство не удручило, он заявил, что сможет переспать на разложенных сиденьях своего Фордика. Таким образом, организационные вопросы на ближайшую ночь были решены.
Скоро с работы вернулся ещё один жилец. Это был молодой, неряшливого вида парниша с московским говором. Не скрывая своих подозрений, познакомился с нами и тут же приступил к расспросам. Олег пригласил нас выйти прогуляться перед сном. Он ошибочно полагал, что Андрею, только что вернувшемуся с работы, захочется искупаться и залечь отдыхать. Но Андрей тоже вышел погулять с нами, и сопровождал нас, не пропуская ни единого слова в нашей беседе. Не прошло и часа с момента появления, а его присутствие уже стало утомительным. Я терпеливо ожидал, когда же он оставит нас и даст возможность поговорить о делах. Так мы, под присмотром, прогулялись в сторону океана, подышали и вернулись в хижину. О планах на будущее решили поговорить завтра.
Засыпая, я подумал, что завтра же надо заняться вопросом жилья. Несмотря на бессонные сутки, проведённые в дороге, я не провалился в глубокий сон. Мою осторожную шпионскую дремоту прерывали возвращения других жильцов. Один занял место по соседству с Геннадием и завидно скоро захрапел. Другой появился значительно позднее. По-тихому соорудил себе лежбище на кухне и замер.
Мои первые впечатления об этих островных местах были положительны. Хотелось, чтобы побыстрей наступило утро, и я бы смог разглядеть, куда заехал на этот раз.
Утренний подъём прошёл легко и рано. Кто-то из жильцов стал собираться на работу, и все поняли, что время сна окончено. Все стали по очереди посещать санузел и приветствовать друг друга мелкими бытовыми претензиями. Задерживаться здесь совсем не хотелось. Пока санузел был в повышенном спросе, я вышел во двор, где нашёл заспанного Сашу, лежащего в автомобиле.
Мы отметили с ним очевидный факт того, что мы вернулись в лето, и можно снова переодеться в шорты и футболки.
У Олега в этот день был выходной, и мы могли заняться организационными вопросами. Когда в коммуне стало посвободней, мы засели на кухне и за завтраком составили план действий.
В этот план входило посещение пансионата Holiday Isle, чтобы разведать, как там обстоит с рабочими местами, а также, побывать в конторах Real Estate и поинтересоваться об аренде жилья.
Во время завтрака, когда нам никто не мешал, Олег жаловался на особенности проживания в большой семье, где необходимо быть всегда бдительным. Он сетовал, что снова не досчитался двух сосисок, и уровень сока в бутылке значительно понизился. По его наблюдениям эти уменьшения в продовольственных запасах могли произойти только в течение ночи. Из его комментариев я понял, что они живут здесь по законам большой семьи. То бишь, утрата бдительности приводит к потере продуктов. Из его жалоб мы узнали, что применяемых мер по защите своих интересов оказывается недостаточно. Он и сосиски пересчитывает регулярно, и уровень сока в бутылке помечает, и чуть ли капканы в холодильнике не ставит, а его продукты продолжают исчезать.
Туалетную бумагу в сортире уже давно никто не оставляет, каждый ходит туда со своим рулоном, после чего тщательно прячет. О зубной пасте или одеколоне и говорить нечего - всё равно, что наличные на кухонном столе оставить.
По его наблюдениям, он был склонен подозревать молодого, пронырливого московского братана.
Но более всего его беспокоила неопределенная ситуация с коммунальным телефоном и почтовым ящиком.
Все эти беды исходили из его английского языка, ограниченного школьным уровнем. Тогда, как московский сосед, располагал навыками, достаточными для решения таких вопросов, как аренда почтового ящика или подключение телефона. Таким образом, общими вопросами от имени и в интересах всей глухонемой коммуны, ведал московский собрат Андрей. Решал он эти бытовые задачи достаточно ловко.
Почтовый ящик они арендовали с Олегом на равных паях в целях совместного пользования. Но оформил Андрей эту услугу на своё имя и этим объяснял свой приоритет на хранение ключа от ящика, а, следовательно, он контролировал всю приходящую корреспонденцию.
Счета от телефонной компании, которые он получал почтой, никогда не предъявлялись остальным пользователям телефона. Он лишь объявлял каждому, какую сумму они должны ему выдать за свои звонки для оплаты счетов. Робкие просьбы неполноценных представителей братских республик позволить им взглянуть на телефонные счета, чтобы сравнить со своими расчётами, пресекались московским лидером угрозой отлучить от телефона. А терять такое удобство никто не хотел.
Наконец, однажды Олег попросил одного говорящего приятеля позвонить в телефонную компанию и от его имени навести справки об их номере. Из этого маленького расследования Олег, к своему удивлению, выяснил, что их коммунальный телефон оформлен на его имя. А, следовательно, Олег является ответственным пользователем и отвечает за оплату по счетам. Узнав о таковом, Олегу стало понятно ревнивое отношение соседа к телефону. Стало ясно, что счета за предоставленные услуги, телефонная компания присылала не на имя, всеми признанного самозванца Андрея, а на имя Олега.
Уже зная, что именно он является ответственным клиентом телефонной компании Southern Bell, всё же не решался изменить сложившуюся ситуацию.
Все вопросы о подключении телефона и расторжении этих отношений решаются там по телефону. Для этого требуется связаться с компанией и  заявить, о своем желании стать их клиентом. Первое, о чём вас спросят, это адрес, по которому вы желаете иметь телефонную связь. Если к указанному месту подведены коммуникации, тогда вас спросят, кто именно желает пользоваться услугами. Для этого им надо продиктовать полное имя и социальный номер. Служащий компании проверит, нет ли на этом имени долгов за прошлые телефонные услуги, то бишь, насколько вы хороший человек, чтобы с вами иметь дела.
Если существование субъекта с таковым именем и номером собеса подтвердится, и к нему нет никаких претензий, то вам выражают согласие; сообщают номер вашего будущего телефона, и время когда он начнет функционировать, а также, куда и сколько вам следует уплатить. Как правило, это небольшая сумма в качестве предварительной оплаты ваших будущих звонков. А в дальнейшем, на указанный вами адрес, телефонная компания будет присылать подробные счета. В общем-то, ничего особенного во всей этой процедуре нет. Но американская особенность - заключать подобные договора по телефону, без непосредственной встречи, идентифицируя клиента лишь по названному им персональному номеру карточки социального обеспечения и его имени, дает возможность кому угодно, знающему эти данные, вступить от вашего имени в долгосрочные и достаточно материальные отношения с телефонной компанией. При этом в качестве ответственного за оплату предоставленных телефонных услуг, будет выступать названный человек. Этот козёл отпущения может и не подозревать о том, что он оказался в “чёрных списках” телефонной компании как субъект, не оплативший предоставленные услуги. Данное обстоятельство в будущем может серьёзно осложнить жизнь в стране. Это, наверняка, исключит возможность получения телефонных услуг от всякой американской телефонной компании. Более того, компания может обратиться в суд с иском о взыскании с должника по счетам.
Всё это, конечно же, беспокоило Олега, но он пока не предпринимал никаких шагов.
А тем временем, проворный москвич Андрюша считался в коммуне полноправным хозяином телефона и диктовал всем пользователям свои условия. Все слушались его.
Из всего услышанного о жизни в большой, но не очень дружной многонациональной семье, я мог лишь посоветовать Олегу; как можно скорее упорядочить отношения с телефонной компанией, то бишь, взять под свой контроль оплату счетов и предупредить Андрея, чтобы ему не захотелось сделать ещё что-нибудь для ближнего.
Для этого достаточно было арендовать свой почтовый ящик и сообщить телефонной компании о новом почтовом адресе абонента. Куда они станут в дальнейшем присылать свои счета.
Покончив с завтраком и обсуждением планов, мы вышли из хижины. Перед этим я советовал Олегу пронумеровать фломастером все свои сосиски, оставленные в холодильнике, и записать себе их общее число. Как номер банковского счёта.
Теперь мы могли приступить к решению задач, возникающих на всяком новом месте. Как и везде, это вопросы: где жить и как зарабатывать на жизнь? Снова обратились к услугам неутомимого Фордика. Саша сел за руль, а Олег рядом, в качестве проводника.
Погода стояла летняя, что скрашивало возникшие перед нами задачи. Новые экзотические места с близостью Атлантического океана и Мексиканского залива утешали нас, на случай неудачи.
Первым местом посещения, назначили пансионат Холидэй Айл (Holiday Isle сокращенно HI), или как ласково называл это место Олег - Хулидэй Исле.
Олег, проработавший там почти месяц, инструктировал меня, что в одном из отделов нужны работники. Но он затруднялся сказать что-либо об условиях работы там. Он сообщал лишь, что работники этого отдела развозят с помощью тачек продовольствие и напитки по ресторанам и барам на территории пансионата. Он рекомендовал мне обратиться в отдел кадров, где я смогу всё выяснить. Кроме этого, поведал мне о том, что администрация пансионата состоит в договорных отношениях с польской пани Анной. Та представляет свой мелкий бизнес Cleaning Cervice, обеспечивающий различные, неквалифицированные услуги по мытью и чистке. В чём всегда и везде есть потребность.
Суть их деловых отношений заключается в том, что все нелегальные польские и советские работники, занятые в HI, формально состоят в трудовых отношениях с работодателем Анной. А уже по договору с ней, работники направляются в HI для оказания тех или иных услуг. Фактически, работники находятся в подчинении администрации пансионата, выполняют определённые функциональные обязанности и соблюдают установленные в пансионате правила. Администрация, согласно договору с пани Анной, направляет ей оплату за оказанные услуги в виде чеков, за отработанное каждым её работником время. В процессе работы ведется строгий учёт времени, согласно которого и начисляется зарплата. Анна же, получив чеки от пансионата, предъявляет их в банк, обналичивает, и затем раздает их своим кадрам в качестве зарплаты, из расчета пять долларов за отработанный час. Эта приятная для работников процедура происходит еженедельно.
По каким тарифам платит пансионат за работу её кадров, Олег мог лишь догадываться.
Администрацию пансионата устраивали многие моменты такого сотрудничества. Формально, они не состояли в трудовых отношениях с самими работниками, не отвечали за их нелегальное положение и, вероятно, не платили за них страховые отчисления и надбавки за работу в сверхурочное время. Всех это устраивало. Пансионат обеспечен, хотя и глухонемыми, но безропотными неквалифицированными кадрами, с каждым из которых можно расстаться в любое время, без каких-либо трудовых споров и осложнений. Для этого достаточно позвонить Анне и сообщить, что они более не нуждаются в каком-либо из её работников.
Не злоупотребляя терпением таких работников, ими можно ловко затыкать все дыры, которые всегда есть или возникают в любом хозяйстве.
Работники так же находят в сложившемся деловом союзе свой пролетарский интерес. При своём нелегальном статусе, они получают хотя и простую, но постоянную работу по 50-60 часов в неделю. И еженедельную, своевременную зарплату, что в их бесправном положении далеко не всегда и везде происходит гладко. Пусть им выдавали на руки лишь по пять долларов за час работы. Но эта нетяжёлая работа позволяла наматывать до 65 часов в неделю, и за все отработанные часы они исправно получали наличными.
Из рассказов ветеранов трудового союза, Анна однажды задержала выплату зарплаты. И кто-то из работников поведал об этом своему непосредственному боссу в пансионате. Анне сразу сделали замечание о необходимости надлежаще исполнять свои обязательства. Недовольные работники никому не нужны. Больше задержек зарплаты она не допускала. Каждый вторник она объезжала своих работников и раздавала им должное.
И, наконец, сама Анна, организовав широкую сеть заказчиков, обеспечивала их своими работниками, за работу которых, вероятно, платили не менее 6,5 долларов в час, что позволяло ей оставлять себе по 1,5 доллара с оплаты каждого рабочего часа. А работников таких у нее было немало, и каждый работал не менее чем по 50 часов неделю.
Мы поднимались с Олегом по деревянной лестнице на второй этаж легкой постройки, типичной для южных мест. Я уже был проинструктирован Олегом и даже знал, что отдел кадров возглавляет молодая барышня, с которой можно говорить открыто и не скрывать своего истекающего туристического статуса.
Саша составил нам компанию, так как вопрос трудоустройства его также интересовал. На закрытых стеклянных дверях офиса мы нашли вывешенную для посетителей табличку с надписью “скоро вернусь” и циферблат, на котором переводом стрелок указывалось время возвращения. Судя по этим деревянным часикам, она должна была вернуться через пять минут.
Мы стояли на втором этаже и слушали советы Олега. С этого места нам был виден центральный въезд на территорию пансионата. Мой земляк указал на 12 свежепосаженных пальм вдоль трассы US-1 у въезда в пансионат. Он подробно рассказал нам, как они, применяя специальную технику, бурили ямки, удобряли их земелькой, а затем, цепляя автокраном живые столбы пальм, аккуратно вставляли и закапывали их. После чего, на период врастания, каждая пальма была тщательно зафиксирована подпорками. С его слов, эти пальмы были закуплены и доставлены из хозяйства, культивирующего саженцы. И стоило всё это немалых денег. Как я понял, он принял участие в деле далеко не повседневном, и тем самым, оставил видную память о своём активном пребывании в достаточно известном месте на островах Флориды. Пальмы действительно смотрелись эффектно, хотя их зелёные головы ещё полностью не разрослись. Наверняка в будущем, под каждой из пальм, установят фонарики, и с наступлением темноты, будут включать подсветку. И тогда, эти столбообразные саженцы будут заметным украшением и дополнительным завлекающим атрибутом пансионата “Хулидэй Исле”.
С этого же места можно увидеть часть причалов, у которых швартовались прогулочные яхты.
Судя по объявлениям, на эти яхты приглашали гостей, желающих выйти в океан на рыбалку, прогулку, или для подводных плаваний с аквалангами в коралловых местах.
Всё это звучало любопытно, но нас в данный момент интересовал отдел кадров.
Про себя я подумал, что за три с половиной месяца проживания в Бруклине, я провёл массу времени в Мнхэттэне, но так и не поднялся на Empier State Building или World Trade Center. Не побывал на островке Liberty Island и не сфотографировался у Statue of Liberty… (Статуя Свободы (англ. Statue of Liberty, полное название — Свобода, озаряющая мир, англ. Liberty Enlightening the World) — одна из самых знаменитых скульптур в США и в мире, часто называемая «символом Нью-Йорка и США», «символом свободы и демократии», «Леди Свобода». Это подарок французских граждан к столетию американской революции. Статуя Свободы находится на острове Свободы (англ. Liberty Island), примерно в 3 км на юго-запад от южной оконечности Манхэттена, в Нью-Джерси.)
   Олег указал мне на приближающуюся девушку, которая исполняла функции начальника отдела кадров. По лестнице поднималась стройная барышня лет 30, в очках и с неряшливой прической выгоревших, соломенных волос. Таковое очень распространено среди американских женщин.
Заметив ожидающих её визитеров, и среди них уже знакомого Олега, она включила улыбку. Но после первых приветствий и обмена простыми шутками, я понял, что в этом случае улыбка была от души. Заведующая кадрами мне понравилась. Разговоры о поступлении на работу мы легко сочетали с шутками о советско-польском трудовом десанте на острова Флориды. Она пояснила, что здесь сплошь и каждый откуда-то десантировал на зимний период. Сама она тоже приехала сюда из Калифорнии, задержалась здесь, и пока работает в этом качестве.
Других посетителей не было, что позволило нам немножко потрепаться о наших впечатлениях.
Затем перешли к делу. На мой вопрос о вакантных рабочих местах в Холидэй Айл, она уверенно ответила, что на сегодняшний день таковые заявки есть лишь от одного отдела Purchasing Department, то бишь, отдела закупки или снабжения. А в том отделе, где работает Олег и другие представители Восточной Европы, всё укомплектовано. Хотя, ближе к рождеству возможен приток гостей, и тогда вероятна потребность в дополнительных работниках.
Я поинтересовался о работе в отделе снабжения. Она смогла лишь коротко пояснить, что работа связана с доставкой, а уж детали и прочие условия можно узнать у людей, непосредственно управляющих этим отделом, они же решают: подходит ли им тот или иной работник.
Олег и Саша решили выйти и подождать меня, пока мы закончим переговоры. Договорились пройти в тот отдел, где мне ответят на все мои вопросы. Я согласился. Снова закрывая дверь, она повесила табличку и перевела стрелки на циферблате. Олег спросил меня, что мне удалось выяснить? Я ответил, что меня ведут на смотрины в отдел закупки, обещал всё рассказать.
Контора располагалась на первом этаже одного из гостиничных комплексов, с выходом на берег. Так как это место было совсем близко к пляжу, мимо конторы по тротуару разгуливали полураздетые люди. Всё это создавало совершенно нерабочую обстановку. Глядя на пляжное движение, мне едва верилось, что сегодня 2 ноября. Но факт очевиден, а через две недели истекала и моя туристическая виза.
Войдя в контору, я понял, что это какой-то продовольственный склад. Вдоль узкого прохода, под стенами, почти до потолка, всё пространство было плотно заставлено упаковками с содовой водой и соками. Окон не было, светили неоновые лампы. Пройдя несколько шагов в глубь по узкому проходу, и заглянув в открытую дверь налево, мы нашли тесную конторку с двумя столами. На каждом столе - по замызганному компьютеру. В этом подобии кабинета мы застали двух человек, которые в шутливой форме поприветствовали заведующую кадрами. Она ответила им тем же. После чего их внимание было обращено на меня.
- Работников заказывали? - спросила начальник отдела кадров.
Один из них, был крупный, с брюшком, лохматый брюнет с бородкой. Он почему-то показался мне похожим на хохла из южно-украинской провинции. Хитровато улыбался, а на удачные шутки реагировал добродушным хохотом. Одет был в красную форменную трикотажную футболку и неряшливые шорты до колен, которые в сочетании с огромными, косо стоптанными ботинками на полных кривоватых ногах, придавали ему комично рабочий вид.
Второй был не так заметен, выглядел помоложе, аккуратно подстриженный, в такой же футболке, грязноватых шортах и с кепкой, козырьком на затылок.
Представление начала барышня.
- Вот, познакомьтесь, возможно, ваш будущий сотрудник. Да не простой, а из России.
- Действительно?! - вытаращился на меня пузатый, и протянул свою лапу.
- John, - представился он.
- Сергей, из Украины, - поправил я.
- Как? Повтори ещё раз свое имя, - попросил пузатый.
Я повторил медленно и разборчиво.
- Сергей Бубка! - возник второй, оторвавшись от компьютера.
- Сергей Прокофьев, - продолжил игру пузатый.
- Верно, есть такие, - подтвердил я.
- Ты свободна, солнышко. Спасибо за кадра, - распорядился Джон в адрес моей провожатой.
Та пожелала мне весело провести время в обществе этих джентльменов и покинула хранилище.
- Итак, - потирая руки, начал пузатый, - ты русский?
- Да, русский с Украины.
- Как давно в США?
- Пять с половиной месяцев.
- Всего?! - удивились оба. - И ты хотел бы работать у нас?
- Да. Но сначала я хотел бы узнать, что это за работа. Мне сказали, что это нечто особое.
- О, да! Работа у нас непростая,- хохотнул пузатый. - Это Keн, - указал он на второго, в кепке. И мы снова пожали друг другу руки.
- Он будет твоим боссом, - посмеиваясь, комментировал Джон.
- Джон тоже будет твоим боссом, - кивнул тот на пузатого.
- Если у меня два босса, то один из них должен быть Big Boss, - заметил я.
- Это Джон, он и есть Big Boss Man, - показал Кен на живот хохочущего Джона.
- Хорошо. Джон - Большой Босс, Кен - просто босс, - повторил я усвоенное.
- Well, Well, Well, - подвёл итог довольный босс Джон, - мы должны рассказать тебе о нашей работе.
Он вынул из ячейки пачку каких-то бумаг и вручил мне одну из них.
- Пожалуйста, прочти и ответь, что ты из этого понял.
Я взглянул на этот казённый бланк, небрежно заполненный шариковой ручкой. Это было похоже на какой-то продуктовый заказ:
1.Сыр 2 пачки, 1 фунт.
2.1 мешок лука красного.
3.2 коробки курин. крылышек.
4.6 упаковок Bud Lgt.
- Достаточно. Хорошо. Давай-ка следующую, - остановил меня Джон.
1. 4 Finlandia 1LTR.
2. 6 Аbsolute 1LTR.
3. 4 Absolute Citron 1LTR.
- Достаточно. Ты знаешь, что всё это такое? - спросил он меня.
- Да, продукты и водка в бутылках по 1 литру.
- Good! - оценили боссы.
- Далее, и это самое важное в нашей работе, знать, где находится всякий продукт. У нас несколько складов, подсобных помещений, холодильники, морозильник. Твоя работа будет заключаться в том, чтобы отыскать указанный в ордере продукт и своевременно доставить его заказчику. Заказчик указан в ордере, - показал он мне.
- Понятно, - коротко ответил я, задумавшись над услышанным.
Он провёл меня лабиринтами этого склада, бегло показывая, в каком секторе, что лежит. Большую часть пространства занимали коробки с алкоголем. Здесь же был и холодильник, в котором в беспорядке навалены упаковки с сухими винами.
Далее, он пригласил меня пройтись и посмотреть на другие хранилища.
Место, где размещались большие холодильник и морозильник, было огорожено высокой деревянной оградой с воротами, закрывающимися на замок. Ворота оказались открыты. На квадратном пяточке перед холодильником стояла пара тачек с надувными колесами, в кучу свалена пустая тара и прочий упаковочный хлам. Босс открыл дверь холодильника и зафиксировал её в открытом положении. Проход прикрывался свисающими широкими полосками из толстого, полиэтилена. Мы вошли в прохладные сумерки холодильника, все полки которого были под потолок забиты упаковками баночного пива различных сортов, и продуктами. В этом же холодильнике хранили и сигареты. Бегло оглядев содержимое холодильника, мы выскочили обратно на солнышко.
Я уже не ставил перед собой цель запомнить, где и что лежит, а лишь пытался представить себе сам процесс моего участия в этом хозяйстве.
После холодильника он повел меня к морозильной камере, расположенной сразу за холодильником. Там мы встретили двоих работников. Один из них стоял снаружи и подавал с тачки коробки с каким-то продовольствием второму, который выныривал из морозильника, подхватывал коробку и исчезал. На нём была куртка “Аляска” с капюшоном на голове.
Босс не стал мешать им, лишь пояснил мне, что здесь они хранят все мясные и прочие продукты, нуждающиеся в низкотемпературных условиях хранения.
По пути обратно в контору, Джон пояснил мне, что в обязанности работников входит также разгрузка доставляемых поставщиками продуктов и их своевременное размещение на строго установленные места хранения. Особенно оперативно это следует делать со скоропортящимися продуктами, и теми, которые желательно держать в охлажденном состоянии. Почти все потребители, которым предстоит доставлять всё это, находятся на территории пансионата.
Вернувшись в контору, оба босса хотели услышать о моих впечатлениях и намерениях. Я неопределенно ответил, что мне сложно сказать что-либо обо всём этом. Тогда босс поставил вопрос конкретнее:
- Ты ещё хочешь работать здесь?
- Я хотел бы попробовать. Вы посмотрите на меня, а я ознакомлюсь с работой, и через несколько дней нам будет ясно - подходим ли мы друг другу. O.K?
- Правильное решение! - согласились со мной оба босса. И перешли к делу.
- Тогда завтра, если можешь, выходи на работу с семи утра. А сейчас зайди снова в отдел кадров и дай знать о нашей договоренности.
На этом мы и расстались до завтра.
Когда мы уже заканчивали переговоры, к нам заглянул Олег. Оба босса знали его, и они обменялись приветствиями, как сотрудники-приятели. Олегу не терпелось знать, о чём мы так долго говорили? Я обещал всё рассказать после посещения отдела кадров, где, вероятно, будут решены все формальности. Олег уверял, что если начальники отдела дали добро, то остальное уже чистая формальность. В офисе отдела кадров, кроме уже знакомой мне девушки, за другим столом сидела ещё одна женщина. Там меня встретили вопросом:
- Что скажешь об этом?
- Думаю, надо попробовать, - ответил я.
- Тогда давай решим, как тебя принимать. Как самостоятельного работника или от Анны?
- А в чём разница? - спросил я.
- Разница в оплате! - ответили мне. - Если ты поступаешь на работу к нам, то мы платим по 6,5 долларов за час работы в пределах 40 часовой рабочей недели. А сверх 40 часов оплачиваем по 9,75 долларов за час. Но из этой зарплаты вычитаются налоги и страхование. Если же ты будешь работать на Анну, то она будет платить тебе просто по 5 долларов за каждый отработанный час, никаких сверурочных доплат, но и никаких налогов, страховок.
- Так как у меня нет достаточных документов, я думаю пока начать работу, как от Анны, а в процессе будет видно, - предложил я.
- O.K. тогда мне необходимо всего лишь твоё полное имя. И время, когда ты приступаешь к работе?
- Решили начать завтра с семи утра.
- Тогда зайди сюда через полчасика, я приготовлю тебе твою карточку.
Я покинул отдел кадров, размышляя над условиями. Она так говорила, как будто они готовы принять меня на работу и без документов. Хотя, вряд ли, если Олег и другие подобные туристы, работают на Анну.
Рассказал обо всём ребятам. Мы посчитали приблизительно, какова разница в оплате труда, если работать без посредника. Пришли к выводу, что если работать более 40 часов в неделю, тогда работать на Анну не очень-то выгодно, а если в пределах 40 часов, то после вычета налогов, выходит - те же 5 долларов за час.
Учитывая моё начальное, испытательное положение, решили, пусть пока будет так.
Коснувшись вопроса документов и скоро истекающей визы, Олег советовал посетить местную островную администрацию, где выдают удостоверения личности, или, как это здесь называют ID (Identification Card) и водительские удостоверения (Driver’s License). Со слов Олега, здесь эта процедура проста. Мы решили не откладывать этот вопрос и поехали той же дорогой, обратно в сторону домика на Dogwood.
У административного центра была небольшая стоянка, где мы и припарковались. Фасад офиса - полностью стеклянный, посетителей было всего несколько человек. Войдя в пространство для посетителей, сразу встречаешься со стойкой, предлагающей номерок. Отрываешь бумажный корешок с номерком и присаживаешься в ожидании. За стойкой принимали две молодые женщины в полицейских униформах. В основном, решались вопросы, связанные с водительскими удостоверениями. Закончив с очередным посетителем, служащая объявляла следующий номер и принимала нового. Скоро назвали и мой номер. Мы подошли к ней все трое. Обстановка располагала к собеседованию. Я достал свою паспортину, и коротко объяснил, что мне крайне неудобно везде носить с собой мой единственный документ - паспорт, потеря которого доставит мне массу хлопот. Поэтому, я хотел бы получить какое-нибудь удостоверение личности.
Служащая, молча доброжелательно согласилась со всем сказанным и попросила мой паспорт. Вместе с паспортом я вручил ей и карточку собеса. Она повертела, просмотрела мой паспорт и переспросила, русский ли я? Я ответил, что перед нею целых три живых русских. Она, улыбаясь, стала проверять по компьютеру мои документы. Затем, выдала мне анкету, в которой я указал своё новое место жительства на острове Islamorada. Местом жительства мы решили указать нашу ночлежку в домике 202 на ул. Dogwood.
Возник вопрос о моём росте и цвете глаз. Я назвал свой рост в сантиметрах, она задумалась, заглянула в какую-то таблицу и перевела это в футы. Покончив с моими данными, меня пригласили присесть на место перед фотокамерой и взглянуть в объектив. Я послушно вытаращился, она ослепила меня вспышкой, я прищурился. На этом процедура закончилась. С меня взяли три доллара и просили подождать минут десять. Мы вышли наружу. Олег закурил. Мы с Сашей выразили своё удивление этой домашней обстановкой, в которой этак дружелюбно и просто удовлетворили нашу просьбу. Олег докурил, я вернулся в контору. Моё удостоверение было готово. Я получил, расписался, поблагодарил, и мы распрощались.
Это была маленькая, цветная, запаянная в пластик, карточка с фотоизображением моей кислой, от яркой вспышки, физиономией. Мелким шрифтом было набрано моё полное имя, адрес 202 Dogwood Ap.5, Islamorada, Fl. Дата моего рождения, рост, дата выдачи и дата истечения, длиннющий номер карточки. Сверху, более крупным шрифтом набрано “FLORIDA, The Sunshine State”. Через всю карточку выведены контуры полуострова Флорида.
Сделано нужное дело. Теперь надо было заняться вопросом жилья. Перспектива снова ночевать в перенаселённой хижине угнетала. Для начала, решили посетить контору Real Estate, с целью прозондировать общую ситуацию. Ближайшая такая контора была недалеко от нашего пансионата. Надо проехать пару миль в направлении Майами.
Контора оказалась открытой. Мы припарковались у входа и вошли внутрь. Там крепко пахло кофе и ласкал кондиционированный воздух. Нас никто не встречал, и вообще никого не было на виду. С минутку мы потоптались в ожидании, затем присели в удобные плетённые кресла у стеклянного столика, заваленного журналами. Только мы расположились, как из глубины конторы вышла молодая женщина, и, включив рабочую улыбку, поинтересовалась чем может нам помочь. Я озадачил её нашим намерением арендовать жилье для троих человек, где-нибудь неподалеку от Holiday Isle.
Похоже, мы оторвали её от кофе, и особого делового энтузиазма мой вопрос у неё не вызвал.
Вы договаривались с нашим агентом о встрече? - спросила она.
- Нет, мы ни с кем не договаривались.
- Дело в том, что этим районом у нас ведает другой человек, который и сможет ответить на ваши вопросы. Если хотите, я попробую связаться с ней и выяснить, как скоро она будет здесь.
- Пожалуйста, если не трудно, - согласился я.
Стала набирать номер. В первом случае поговорила с автоответчиком. Затем позвонила на мобильный телефон, и ей ответили. Она доложила кому-то с женским именем о клиентах по вопросу аренды, выслушала ответ и положила трубку.
- О.К. ребята, нужный вам человек сейчас занят. После того, как она покажет клиентам объект, вернется сюда. Если хотите, можете подождать здесь, или оставьте свой телефон, и с вами свяжутся.
- Если это недолго, то мы подождем.
- Хотите кофе? - спросила она, покидая нас.
- Да, - хором ответили мы.
Пока мы рассматривали иллюстрированную макулатуру, с фотографиями объектов недвижимости на островах Флориды нам поднесли кофе. Через несколько минут, в контору вошёл какой-то высокий тип, по всему видно, работающий здесь. Он деловито поприветствовал нас и уверенно прошёл туда, откуда исходил запах кофе. Вернувшись со своей персональной чашкой кофе, он обратился к нам:
- Может быть, я смогу помочь вам?
- Может быть, - отозвался я. - Мы хотели бы арендовать что-нибудь для троих человек, в пределах 600 долларов ежемесячно, неподалеку от HI, на период полугода, возможно и более.
- Для троих? - уточнил он.
- Да, для двоих-троих.
- О.К. - он озадаченно заглянул в свою картотеку на столе. - А если это будет не совсем рядом с HI, но хорошее место и всего за 500?
- Где это и что это? - спросил я.
- Это надо проехать в противоположном направлении от HI с милю, вот вам адрес, там вы найдете двухэтажный дом. Первый этаж закрыт, а второй этаж хозяин сдает. Там просторная гостиная и две спальни, туалет, душевая. Посмотрите сами. Сейчас там живут люди, объясните им, откуда вы, и вам все покажут. По договору они должны на днях освободить помещение.
Звучало любопытно. Я взял адрес и передал суть предложения своим коллегам. Они заинтересовались.
- Тогда мы едем смотреть это место. Скоро вернёмся, - ответил я, и мы покинули контору.
Нашли мы этот адрес без труда. Поворот с трассы US - 1 к нужной улице вёл к Bay Side, то бишь, к побережью Мексиканского залива. Отыскиваемая улица тянулась вдоль канала и была отдалена от дороги US - 1. Мы попали в тихое место с ухоженными домиками. Здесь хотелось жить. Наконец, мы отыскали и нужный номер дома. На парковочном пространстве перед домом стоял автомобиль. Мы припарковались рядом. На наш шум никто не отреагировал. По закрытым дверям и задраенным окнам, можно было понять, что первый этаж закрыт и там никто не живёт.
Один за другим, мы поднялись по ступенькам на второй этаж и оказались на деревянной просторной веранде. Легкая входная дверь в комнату была незапертая. Эта деревянная веранда была обнесена мелкой противомоскитной пластиковой сеткой. На этой площади расставлены легкие плетёные кресла и столик. В углу стояла электроплита. Отсюда был виден канал, по которому можно было выйти в Мексиканский залив, судя по яхтам, стоящим на приколе.
На наш приход так никто и не отозвался. Я постучал в дверь, ведущую в комнату. Сначала, кто-то бегло выглянул в окно сквозь жалюзи, а затем к нам вышел пожилой мужчина. Я коротко объяснил ему, по какому вопросу мы сюда явились. Дядя выслушал меня и выразил нам своё сожаление. Оказывается, его планы изменились, и он намерен продлить свой договор аренды этого места. Якобы, он уже звонил в агентство и предупреждал, что внесёт очередную рентную плату.
Таким образом, отпала необходимость осматривать комнаты. На этом и расстались.
На обратном пути мы сравнивали увиденный дом с домом на Dogwood, который тоже находился в хорошем месте, с внутренним двориком и океаном поблизости, но уж больно густо это местечко было перенаселено, и это превращало дом в нечто среднее между коммунальной квартирой и дурдомом.
Снова заехали в контору Real Estate. Агент, которого мы ожидали, уже вернулась и была готова уделить нам внимание. Из всего, что она могла предложить нам, подходил лишь один объект. Этот дом находился неподалеку от улицы Dogwood, но ближе к HI. Да и то, на данный момент это место было пока занято. Но так как, клиент не исполняет свои договорные обязательства, в течение этого месяца он должен освободить помещение. Звучало неопределенно.
Она предлагала нам взять адрес и посмотреть дом, возможно, нас заинтересует.
Снова той же единственной дорогой мы поехали обратно в направлении Key West. Переехали разводной мост, проехали мимо HI и переехали через следующий мост. За этим мостом, мы свернули с основной дороги US-1, и продолжили движение по второстепенной дороге, у которой, как нам объяснили, мы сможем отыскать нужный дом.
Место оказалось рядом с почтовым отделением. Расположение было удобное, на работу можно было бы пешком ходить, почта и торговый центр тоже под рукой. Но сам дом и особенно, дворик вокруг него, все говорило о неблагополучии и запущении. Жилая часть дома располагалась на втором этаже, куда вела лестница, а нижняя часть дома приспособлена для парковки автомобиля и хранения всякого хозяйственного инвентаря. Оглядевшись вокруг, нетрудно было догадаться, что большую часть мусора здесь выбрасывают в окно. Стало понятно, почему с этим нанимателем не желают иметь дело.
Перила лестницы, по которой мы поднимались, были так замызганы, что к ним противно было прикасаться. Из приоткрытых окон доносился шум. Чем ближе к двери, тем меньше мне хотелось разговаривать с кем-либо в этом доме. У меня уже возник вопрос, а будет ли этот дом подвергнут санитарно-косметической обработке перед сдачей его новым нанимателям?
На наш стук в двери никто не реагировал. Мы слышали, что там слишком шумно, чтобы услышать наш стук. Я толкнул двери, они были не заперты. Мы вошли в просторную гостиную. В нос ударил крепкий запах специфического курева. Дурманящим запахом здесь были пропитаны стены. На грязных матрацах сидели и лежали волосатые охламоны неопределенного пола и возраста. Самое ценное в этой комнате были музыкальный центр и немалое количество компакт дисков, разбросанных повсюду. Комната была не только вонючая, но и грязная. Компания гармонично вписывалась в этот скотник. Те, кто не спал, пыхтели папиросками под истеричную музыку Nirvana.
Реакция на наше появление была вялой. Мне пришлось подать голос и спросить кто здесь главный?
На мой вопрос, от матраца неохотно оторвался грязный тип с лысеющей головой и небритой физиономией. Упоминание о его роли нанимателя явно раздражало его.
- Что вы хотите? - пробурчал он, приблизившись к нам.
- Мы по поводу аренды этого дома, хотели бы посмотреть.
- Понятно. Ну, так смотрите, - развел он руками, - я-то вам зачем?
Мы огляделись вокруг, и не сходя с места, сообразили, где кухонное пространство, а где санузел. Этого достаточно. Мы поспешили выйти на свежий воздух. В общем, место нам подходило. Но как скоро эти типы съедут оттуда, и кто будет этот дом чистить после них - этого мы не знали.
Вопрос о месте жительства на сегодняшний день оставался открытым.
Уж, коль мы оказались рядом с почтой, Олег пригласил нас посетить это место, так как услугами таковой, вероятно, придется пользоваться. Пройдя через стеклянные входные двери, мы попали в пустую комнату, стены которой были приспособлены под многочисленные пронумерованные почтовые ячейки. Как объяснил нам Олег, такой почтовый ящик можно арендовать, и доступ к нему свободен 24 часа в сутки, так как входная дверь не запирается.
Следующая дверь вела в почтовое отделение и закрывалась по окончанию рабочего дня. Мы вошли туда. Посетителей было мало. Решили узнать об условиях аренды почтового ящика. Олег уверял, что это простая и недорогая процедура.
Но мой вопрос, служащая ответила предложением заполнить анкету. Надо было указать своё имя, можно и других пользователей ящиком, сроки аренды и свои координаты: телефон, домашний адрес или рабочий, на случай необходимости связаться с вами.
Мы решили снять почтовый ящик на шесть месяцев. Заполнив анкету и уплатив какую-то сумму, нам вручили ключи от ящика номер 185. Саше я предложил смело указывать этот адрес при переписке, а всё приходящее на его имя я обещал выдавать ему.
Выйдя из почтового отделения, мы решили сделать перерыв. Перешли дорогу US-1 и посетили супермаркет. В этом гастрономе оказался отдел горячих закусок. Там мы прикупили порции жареных цыплят, каких-то сладостей и молока. Со всем этим вернулись в дом на Dogwood.
В комнате мы нашли лежащего на своем спальном месте пожилого поляка. Его звали Станислав.
А спустя несколько минут, появился и Геннадий Бобруйский. Оба они готовились к выходу на работу. Гена вернулся из прачечной, где стирал своё постельное белье. Он жаловался мне на цены в прачечной, которая по соседству с их домом. При этом он почему-то, называл ее “Хэлпвантед”.
По его хозяйским наблюдениям, пользоваться этой прачечной было дюже накладно, ибо требовалось 2 доллара, только для запуска машинки, а ещё свой стиральный порошок…
Одежку и прочую мелочь Гена стирал сам дома, замачивая это в ведёрке, и оставлял киснуть на несколько дней. А вот постельное бельё ему приходилось стирать в прачечной.
Мы сидели на кухне, обедали, и я краем уха слушал бытовые жалобы Геннадия.
Когда мы вышли после обеда во двор, я заметил, что над этой прачечной, кроме вывески “Laundry” там нет никакого названия. Я спросил Олега, почему Гена называет это место бытового обслуживания “Хелпвантед”? В ответ, Олег указал мне на плакат, приклеенный к стеклянной двери, на котором крупными красными буквами объявляли “Help Wanted”, то бишь, ищем работника-помощника.
Скоро Гена и Станислав вывели на улицу свои велосипеды, бодренько поприветствовали нас и отъехали на службу. Мы вернулись в дом и сделали несколько звонков по объявлениям в местной газетёнке. В большинстве случаях автоответчики просили оставить сообщение для последующей связи. По одному номеру нам ответила женщина. Условия, на которых она сдавала часть своего дома, оказались вполне приемлемы. Но когда я ответил ей, что нас трое ребят, она заметила, что это уж слишком много и круто для её дома. Напрашиваться и объяснять что-то о своей ориентации я не стал. Ребятам передал, что нас принимают за извращенцев.
Вечером уже было ясно, что с поисками подходящего жилья на этом острове нам ещё предстоит попотеть, и неизвестно - как долго. А сегодня, ничего другого не оставалось, как ночевать по адресу, указанному в моей идентификационной карточке, то есть, по месту прописки.
На следующее утро подъём был ранним для меня и для Олега. Остальные члены ночлежки работали во вторую смену и продолжали дрыхнуть. Нам пришлось побеспокоить временного жильца-бедолагу, спящего на кухонной территории. Он смиренно свернул своё спальное место и, молча, вышел во двор, пока мы пили свой кофе. Все эти обстоятельства ужасно стесняли меня, и я уже начал жалеть, что так необдуманно скоро подписался на работу. Сначала следовало бы найти жильё. Перспектива возвращаться сюда после работы, удручала меня.
Саша, оставшийся сегодня один и без дела, обещал заняться просмотром всех доступных ему объявлений о сдаче жилья в аренду, чтобы вечером мы могли обзвонить или посетить имеющиеся варианты.
Олег утешал меня тем, что вечером, когда мы закончим работу, остальные жильцы будут на работе, и нам никто не помешает воспользоваться скромными удобствами ночлежки. Договорились, что Саша подвезёт нас в пансионат, а к пяти вечера подъедет и забёрет нас.
На территории пансионата в это раннее время было пусто и безлюдно, но всюду видны следы ночных массовых гуляний. Олег удалился в места расположения их отдела, Maintanance Dpt., то бишь, отдел общего содержания. Там он получит указания на сегодняшний день.
А я отправился к штабу нашего отдела.
Для семи утра в начале ноября, это было вполне теплое и светлое утро. По соседству с нашей конторой, в домике-клетке проживала пара огромных цветастых попугаев. Они уже проснулись и приветствовали меня истошными криками. Входная дверь в контору была закрыта, и мне ничего не оставалось, как ожидать. Я присел на скамейке у деревянной беседки, где в активное время торгуют пивом на разлив, и наблюдал, как из Атлантического океана поднимается и растёт огненный шар солнца. По мере его увеличения, становилось светлей и уютней. Вокруг всё просыпалось и оживало. По пляжу бродили двое странных типов и тщательно искали что-то в песке.
Скоро ко мне присоединился мой коллега по отделу. Я его уже видел здесь вчера, когда босс показывал мне хозяйство. Он дружелюбно представился как Dave. Мы познакомились, и он сразу поинтересовался, откуда я. Вопрос уже совсем неинтересный, и я сообщил ему по секрету, что я русский шпион, который намерен поработать зиму на этом тёплом острове. Дэйв поклялся хранить услышанное в тайне и тоже признался, что всего неделю назад, как десантировал сюда, спасаясь от холодной зимы и безденежья в Детройте. Он заметил, что здесь почти каждый прибыл откуда-то с главной целью скоротать зиму, и многие задерживаются на годы. Потому что здесь они находят хотя бы стабильно теплые зимы, а там, откуда они прибыли, у них и этого не было.
- Не удивительно, - заметил я, указывая на солнечный шар, -  в Нью-Йорке и Нью-Джерси сейчас такого не уведешь, там моросит холодный дождь и задувает ветер.
- В Мичигане, вероятно, уже дождь со снегом, - добавил Дэйв, -  а мы в шортах!
Затем он поинтересовался как давно я в этой стране и где уже побывал?
Его удивил тот факт, что я свои первые три месяца пробыл в Бруклине, и он собирался поговорить об этом подробнее, но появился запоздавший босс. В одной руке он держал пенопластовый стакан с горячим кофе, а в другой связку с ключами. Он стал открывать замки на входных дверях, и мы присоединились к нему.
Распахнув обе половины дверей, он выключил сигнализацию и включил освещение. Узкий проход в склад-контору был заставлен тачками. Дэйв стал выкатывать их наружу и парковать у входа. Я принял участие. Когда пространство было освобождено от тачек, мы тоже зашли в конторку.
Босс взял из ячейки ордера, просмотрел их и выбрал один. Этот ордер он вручил мне и пояснил, что указанный на этом ордере заказчик - ресторан “Horizon” находится на шестом этаже соседнего гостиничного корпуса и работать он начинает с шести утра. Некоторые гости отбывают рано утром на прогулочных яхтах на рыбалку и прогулку, и вообще, мало ли всяких извращенцев. И всех их надо обслуживать. Поэтому, тот, кто работает в первую смену, должен в первую очередь, выполнить заказ ресторана. Иначе они скоро начнут звонить нам.
Босс вручил мне ордер, подсказал, что почти все из этого списка находится в холодильнике, морозильнике и хранилище. С возникающими вопросами рекомендовал обращаться к нему.
- И ещё, тебе понадобятся ключи от всех хранилищ, - вспомнил и озадачился он. Просил подождать. Тем временем, Дэйв возился с кофеваркой и в воздухе уже появился запах чистого, колумбийского, неразбавленного. На этот запах в контору пришёл какой-то парень, чёрный как конторский телефон, но по всему видно - свой здесь человек.
Увидев чёрного коллегу, босс Джон принял решение:
- Познакомьтесь, это Сильвестр, а это Сергей - он русский.
- Действительно!? - удивился и расцвел добродушным оскалом чёрный Сильвестр.
- Ты и по-английски говоришь?
- Пытаюсь.
- Достаточно активно пытается, - хохотнул босс. - Особенно хорошо у него шутки получаются. Поработайте пару дней вместе, покажи ему, что где лежит… ну ты сам знаешь... Уверен, вам будет интересно, - хохтнул Джон
Сильвестр охотно согласился и принял от босса заказ ресторана. Но он не торопился доставлять в ресторан их заказы. Дэйв, в ожидании кофе, наблюдал за нашими разговорами, похрустывая картофельными чипсами и посмеиваясь. Он объявил им, что я фактически прибыл сюда из Нью-Йорка и всех очень заинтересовали мои впечатления об этом городе. Я поправил, что в действительности прибыл сюда из Нью-Джерси, но и в Нью-Йорке побывал.
По их вопросам нетрудно было догадаться, что они знают об этом городе-монстре лишь понаслышке и по фильмам. Если кто-то из них и бывал там, то лишь на экскурсии или проездом. Во всяком случае, они не скрывали своего любопытства к русскому, который свои первые месяцы пребывания в чужой стране, провёл в Бруклине, - в самом развращённом и опасном месте. Так они представляли себе это.
Скоро начал назойливо часто звонить телефон. Джон предложил прервать конференцию и приступить к работе, выразив надежду, что я ещё отвечу на их вопросы. Чёрный Сильвестр увёл меня и тачку, чтобы заняться исполнением ордера. Он неторопливо, продолжая расспрашивать меня о Сибири, стал выдёргивать с полок всякие упаковки с продуктами. Ему следовало призвать моё внимание к процессу, но он не усложнял работу разъяснениями; наоборот, старался скрасить эту суету слушанием моих баек о бывшем СССР. Наблюдая за ним, я понял, что в первую очередь он выбрал все продукты, указанные в ордере, хранившиеся в этом помещении, чтобы уже не возвращаться сюда. Об этом он делал отметки в ордере. Затем, мы с частично загруженной тачкой перешли в отсек с холодильником и морозильником. Делал он всё, не спеша, но и на поиски нужного продукта лишнего времени и движений не тратил. Видно было, что он хорошо ориентируется среди этой массы наименований. Работа не мешала ему говорить о жизни.
Скоро я узнал, что он уже 14 лет живёт в Америке, прибыл сюда из Гаити с помощью папы, который давно здесь живёт. Кроме Флориды, в других штатах не бывал, а остановился в Хомстэде, считай пригород Майами. На работу в Айламораду добирался автомобилем добираться минут 30-40.
Закончив с этим ордером, мы с хорошо загруженной тачкой направились в ресторан. Он находился на 6-ом этаже, поэтому всё доставлялось лифтом. Судя по группе отдыхающих, поджидавших лифт, я понял, что лестничными маршами редко кто пользуется для подъёма. Основным средством сообщения между этажами был лифт. Когда лифт вернулся, мы не стали переться в него со своей гружёной тачкой, пропустили гостей. Нам спешить некуда.
Через несколько минут лифт вернулся, мы вкатили в него тачку и сами вошли. Мой напарник не пропускал никого. Всех работников пансионата обязательно останавливал, чтобы узнать как дела, и сообщить им о новом напарнике из Советского Союза, прилетевшего в США, чтобы шпионить, но затем передумавшем и поступившем на работу в Холидэй Айл, в отдел снабжения…
Реакция на эту новость была разной, как и сам национальный состав сотрудников. Американцы посмеивались и бегло задавали мне вопросы, поддерживая забавную легенду. Чёрные земляки гаитяне и кубинцы, которых здесь работало больше, чем коренных американцев, похоже, воспринимали всё вполне серьёзно. Слушая бредовые шутки своего земляка, они посматривали на меня с явным любопытством. Я охотно поддерживал игру в шпиона, и всем кубинцам, которым меня представляли, передавал пламенный революционный привет: Viva Cuba, Viva revolution, Viva Fidel! Однако, упоминание о папе Кастро у большинства кубинцев вызывало раздражение. Что же касается самой Кубы, и революции… то в этой части они были солидарны со мной и в ответ пожимали мою шпионскую руку Москвы.
Английский язык большинства кубинских и гаитянских коллег не позволял обсудить со мной современные проблемы построения коммунизма на Острове Свободы. А мой испанский был ещё более ограничен словами «амиго» и «текила». Поэтому встречи-знакомства проходили быстро, но это заметно повышало революционное настроение кубинских коллег. Мой гаитянский наставник вошёл во вкус, понял, что в паре со мной ему будет нескучно.
Поднявшись на шестой этаж, из кабины лифта попадаешь в объятия встречающего гостей метрдотеля. В это утро дежурила пожилая женщина Денис. Поскольку мы к гостям не относились, то нас она приветствовала как сотрудников. Сильвестр представил меня и здесь. Затем мы укатили тачку через служебный ход на кухню, где было уже жарко. Работники кухни были очень заняты, обстановка не располагала к собеседованию, поэтому меня просто представили, как нового работника, который скоро будет доставлять продукты. Вместе с работниками кухни мы разложили доставленное в холодильнике и морозильнике и поспешили прочь. Возвращаясь в контору, я заметил Олега с метлой. Он лениво очищал парковочную территорию от всякого мусора. Мы приблизились, мой наставник знал его и с удовольствием наблюдал за нашим диалогом. Он лишь переспрашивал: по-русски ли мы говорим и шпион ли мой приятель, как и я? Я объяснил любопытному гаитянскому брату, что Олег- русский вариант Джэймса Бонда и рука, в которой он сейчас держит метлу - и есть та Рука Москвы на острове Флориды.
Когда мы вернулись в контору, ордеров там заметно прибавилось. Свои заказы начали присылать и другие точки общепита. Сильвестр вложил копию исполненного ордера с росписью получателя в другую ячейку, и взял пачку вновь поступивших ордеров. Пересмотрев их все, он выбрал пару, и мы покинули контору.
Задача была ясна. Снова поиски по списку и доставка заказчику. В общем-то, дело нехитрое, но если не знаешь, где что лежит, то это занятие может оказаться большой головной болью. Мой наставник не давал мне никаких советов, я лишь наблюдал и старался хоть что-то запомнить. Нагрузив ещё одну тачку, мы покатили её в бар, расположенный на берегу. Бар только открылся, но за столиками уже посиживали несколько ранних клиентов с пивом.
Упаковки с баночным пивом, водой и алкоголем мы выгружали на стойку бара. При этом принимающая сторона тщательно сверяла всё по списку. Продукты вручили работникам кухни. О доставке получатель расписался в ордере. Одну копию для учета оставил себе, а другую мы доставляли обратно в контору.
Закончив с этим заказом, мой наставник решил пообщаться с работниками кухни, своими гаитянскими земляками. Разговаривали они на каком-то тарабарском языке. Для своего товарища они состряпали завтрак, и я понял, что это надолго. Сидеть с ними на кухне и пить кофе стало скучно, и я вышел. Денёк начинался чудный. Солнце щедро светило и грело. На берег начали сползаться заспанные людишки. Ожили бары и магазинчики. Я прошёл вдоль причалов для яхт, где всё было оборудовано для комфортной остановки. Здесь можно было дозаправиться всем необходимым и выйти в океан. По другую сторону пирса располагался торговый ряд, состоящий из ларьков и павильонов, торгующих всякой пляжной и сувенирной мелочью. Их торговые услуги были ориентированы на заезжего, праздного туриста. Цены из расчёта: а куда вам деваться на этом острове.
В течение рабочего дня, перемещаясь по территории пансионата, я освоил лишь, где какая торговая точка находится, и меня самого представили тем, кому в скором будущем я начну доставлять их заказы.
Несколько раз мы встречались с Олегом, который перемещался от одного объекта к другому, наводя там чистоту и порядок. Работал он в окружении польских товарищей, при беглом знакомстве с которыми, я обнаружил всё те же качества: панская заносчивость и примитивная хитрость.
Работа у них была попроще: уборка территории, стрижка и полив газонов и кустов… ну, и прочие работы по поддержанию порядка. Они хорошо ориентировались во времени и в пространстве и знали, когда и где можно без перенапряжения намотать десять рабочих часов за день, чтобы работодатель остался доволен.
Во второй половине дня в нашей бригаде появились новые работники, которые по графику работали до позднего вечера. При знакомстве с ними, нетрудно было заметить, что это совершенно разные люди. Джордж - самый старший из всех работников нашего отдела. Во всяком случае, он так выглядел. Это был серьёзный товарищ, с брюшком, коротко стриженый, с армейской выправкой. Он всем своим видом демонстрировал брезгливое отношение к волосатому, по пляжному одетому парню, которого звали Росс. Джордж был сторонником порядка и армейской дисциплины. Росс, словно не желал расставаться с детством и, по возможности, так и оставался беззаботным хиппи, живущим сегодняшним днём. Автомобили, на которых они приезжали на работу, также отражали их суть. Джордж пользовался чёрным, помпезным Кадиллаком, состояние которого говорило о ревностной любви и заботе хозяина. Росс гонял на двухместной, мелкой спортивной машине белого цвета, если её помыть.
Джордж, при знакомстве со мной, держал себя чинно, как старший коллега и гражданин достойной страны. К обстоятельству моего происхождения он отнёсся сдержанно, от расспросов воздержался. Хотя любопытство было очевидным. Росс заехал ко мне сразу и по-простому. Он хотел знать мое мнение об американских женщинах, какая музыка мне нравится, и как мне показался Нью-Йорк? Росс охотно рассказал мне о себе. Ему было лет 35, сюда он приехал из штата Ohio, и ему нравилось бичевать здесь (от слова beach -пляж). Своё отношение к этой работе, как к дерьму, которое он вынужден временно разгребать, он не скрывал. Джордж отечески рекомендовал мне держаться подальше от этого охламона, считал его умственно отсталым и потенциальным источником всякого рода неприятностей. Росс не обижался на Джорджа, так как смотрел на него как на человека глубоко несчастного и даже сочувствовал ему.
Первый рабочий день на новом месте я валял дурака. Ходил в паре с гаитянским наставником, помогал ему, но ни за что не отвечал. Мне приходилось отвечать на всякие вопросы разным людям, с которыми меня знакомили. Но всё шло к тому, что завтра мне поручат самостоятельную работу, а я всё ещё не определился с жильём. Сочетание полноценного 10-часового рабочего дня с ночёвкой в коммуне, на одном матраце с товарищем, начинало притомлять.
В конце рабочего дня Босс Джон рассказал мне о своей службе во флоте и кратковременном заходе их военного корабля в Одессу. У нас был шанс встретиться там ещё в 1984 году. В этой связи, я обратился к нему, как давнишнему приятелю, с волнующим меня вопросом.
Я коротко объяснил ему, что не успел определиться с жильём и теперь оказался в неудобном двусмысленном положении на одном матраце с земляком из отдела общего содержания. Джон чутко улавливал юмор, и, слушая моё изложение текущих событий, реагировал смехом и гримасами. Мне необходимы, или пару дней на обустройство, или какая-нибудь полезная информация о сдаваемом в аренду жилье. Он выслушал меня, и просил подождать минутку. Набрал номер и заговорил с кем-то по телефону о свободных комнатах в каком-то корпусе. Я подумал, что мне собираются предложить комнату в их гостиничном хозяйстве. Но оказалось иначе.
Закончив разговор, Джон заметил: мне снова повезло и я должен оперативно посетить уже знакомую барышню из отдела кадров. Через пару минут я был уже у неё. Она взяла ключи, и мы вместе направились к скромной постройке на окраине пансионата. Простое, одноэтажное, выкрашенное в белый цвет, аккуратное здание-казарма с шестью одинаковыми, пронумерованными дверьми.
Как я и предполагал - комнаты на всякий служебный случай, то бишь, для сотрудников. Начальник отдела кадров открыла дверь номер 4, и мы вошли в комнату метров 12 квадратных с одним окном и кондиционером. Провожатая включила свет, а затем открыла жалюзи на окне и запустила кондиционер. Слева у стены стояла деревянная двухъярусная кровать, которая позволяла решить вопрос о размещении и Саши. С правой стороны - холодильник, стол и пара стульев. Открытая дверь вела в санузел: стандартный умывальник, туалет и душевая кабинка. Всё было чисто и функционально. Именно в этом мы и нуждались на первое время. Я выразил свое удовлетворение и поинтересовался условиями пользования.
Мне ответили, что, как правило, для своих сотрудников - 150 долларов в месяц для одного, и 250 - для двоих. Оплачивать эту услугу можно в процессе получения зарплаты. Я выразил согласие. Мне вручили ключи, и пожелала удачи. Комплекты постельного белья имелись, можно было въезжать сегодня же. Я уверенно заявил, что в течение месяца освобожу эту комнату, и вопрос о том, буду ли я жить один или с кем-то, даже и не возник. Вернулся в контору и доложил Джону, что проблема, благодаря его своевременному и мудрому участию, успешно разрешена. Он снова заметил, что мне, определенно, везёт в их стране. Затем взглянул на часы, просмотрел оставшиеся ордера и решил: на сегодня достаточно. Спросил, отметил ли я утром начало рабочего времени и подсказал о необходимости такой же процедуры по его окончанию.
Учёт рабочего времени вёлся электронным счётчиком. Каждому работнику выдавалась индивидуальная магнитная карточка, которой тот должен отметиться перед началом работы и по окончанию.
Отметив окончание работы, я пытался отыскать Олега. Ни его самого, ни польских коллег, на территории не нашёл. Решил заглянуть в их бригадный закуток, где они обычно переодеваются. Там и нашёл хорошо сидящих Олега и его польский сотрудников. Поинтересовался, закончил ли он работу. В ответ, мне пояснили, что закончили давно, но уходить они не торопятся в целях продолжения оплачиваемого рабочего времени. Я заметил, что для этого не обязательно здесь сидеть, можно подъехать сюда вечерком и отметить окончание рабочего дня. Такая идея пришлась им по душе, но, как мне показалось, ничего нового я не предложил. Вероятно, таковое уже практиковалось.
По окончанию рабочего дня надо было зайти в будку, где находилась машина времени и ячейки с подписанными магнитными карточками. Следовало взять свою карточку и провести её должным образом через машинку, звуковой сигнал которой означал выполнение операции. Все эти действия можно имитировать, но не останавливать текущее рабочее время. Вернувшись сюда спустя часа три - остановить счётчик своего рабочего времени. Но эта операция требует уже некоторой аккуратности и ловкости, так как ваше появление в этой будке в позднее время может вызвать вопросы любопытных. При этом следовало помнить, что длительность рабочей недели в общей сложности должна быть в пределах реального. Ибо, если ваша шестидневная рабочая неделя окажется продолжительностью в 100, якобы, честных рабочих часов, то в такую чушь никто не поверит. Это неизбежно повлечёт подозрения и вопросы.
Реально работая по 8 - 10 часов шесть дней в неделю, можно довести общее время до 60-65 часов, что будет вполне правдоподобным. Из разговоров на эту тему, я понял, что польские работники успешно пользуются электронным учётом рабочего времени, и их рабочие недели не бывают менее 60 часов.
Оставшись с Олегом, я рассказал ему о своём новом временном жилье. Вскоре подъехал и Саша. Вид у него был не очень-то счастливый. Видимо, его начинала беспокоить незанятость и неопределённость на этом тёплом острове. Утешил его новостью о комнате на двоих и о новых сотрудниках, среди которых я смогу расспросить о работе и для него. Комната Саше понравилась и он воспрял духом. Учитывая произошедшие перемены, Олег предложил заехать на Dogwood, поужинать и забрать вещи. Вечер следовало посвятить поискам стационарного жилища.
Через пару часов мы перевезли в комнату свои сумки и телевизор Олега. Телевизионный кабель, обнаруженный в комнате, оказался живым и обеспечивал просмотр немалого количества телепрограмм. В этот вечер мы обзвонили по нескольким объявлениям: все предлагаемые варианты жилья находились далековато; возникал вопрос о транспорте.
Согласовывая со мной график работы, мне предложили выбрать для отдыха любой день, кроме субботы и воскресенья. Я выбрал вторник, как и у Олега. На первую неделю мне запланировали пять рабочих дней: вторник и среда - выходные. Меня это вполне устраивало.
Утром к семи часам, я подходил к нашей конторе. Босс Джон открывал склад. Рабочий день начинался с заваривания кофе и выполнения ордера для ресторана Horizon. Мой гаитянский коллега начинал день с того, что делал снимки восходящего солнца, которое стабильно появлялось по утрам напротив нашей конторы. Делал он это многократно, в надежде поймать желаемый кадр. Фотокамера у него была не любительская. Прикончив фотоплёнку, он относил её на проявку в фото сервис здесь же в пансионате. К середине дня пробные снимки были готовы, и во второй половине, когда появлялось свободное время, он внимательно рассматривал и оценивал своё фото творчество. В процессе нашего сотрудничества он показывал свои снимки, спрашивал моё мнение и делился планами на будущее. Оказывается, ему тоже не хотелось задерживаться на этой работе. За три года службы в этом отделе, он уже хорошо освоил ассортимент, и работа давалась ему без особых усилий. По вечерам он посещал курсы, где обучался фото мастерству, с надеждой, что вскоре сможет зарабатывать на жизнь, как свободный художник. Свои снимки он показывал всем. Его интересовало мнение разных людей. Следовало отметить, что некоторые его фотоснимки были вполне удачны и ничем не хуже открыток с видами Флориды, продававшихся на каждом шагу.
В один из рабочих дней, босс выбрал время, когда все были, не очень заняты, и пригласил меня на одну формальность, как он выразился. Мы воспользовались служебным грузовым микроавтобусом, и выехали из пансионата в направление Ки Веста. По дороге он спросил: имею ли я при себе какие-нибудь документы. Документы при мне были.
Спустя пять минут он свернул с дороги и припарковался у офиса, где я получал удостоверение личности. Но направился он в соседний офис, обозначенный как медпункт. Там нас встретил человек в белом халате. По тому, как они приветствовали друг друга, я понял: босс бывал здесь уже не раз.
Уже там, Джон разъяснил мне, что одним из условий сотрудничества с ними, является обязательное тестирование работника на предмет употребления наркотиков. Процедура добровольная, но в случае отказа работника, это может послужить причиной для расторжения трудовых отношений. Я поинтересовался, каким образом они намерены тестировать меня? Айболит достал запечатанный индивидуальный пакет, указал на пластиковый пузырек, и, улыбаясь, объяснил, от меня лишь требуется уединиться с этой канистрой и вернуть её наполненной.
- Только не водой из под крана! - хохотнул босс.
- Понятно, - ответил я.
- Он что, никогда раньше не делал этого? - удивился доктор.
Я не успел ответить, ибо босс объявил, что я нахожусь в стране всего несколько месяцев. Доктор с пониманием закивал головой, будто перед ним был тяжело больной пациент. Я выразил готовность исполнить процедуру, расстегнув молнию на своих шортах. Доктор замахал руками, указывая мне на дверь туалета. Джон хохотал от души, как у себя в конторе!
- Good joke, Sergei! I like it… - поощрил он мою шутку, сконфузившую доктора.
- Это вы так шутите со мной? - посмеиваясь, спросил доктор и распечатал пакет.
Из пакета он достал содержимое, и стал заполнять прилагаемую к пузырьку анкету. Анкета и пузырёк были отмечены одним номером. К номеру на пузырьке дописали моё полное имя. Затем, вручили мне ёмкость и указали на дверь кабинки. Пузырёк был также запечатан, что исключало предварительное вмешательство в моё личное дело. Я вскрыл его, наполнил и закрутил крышку. Сделав дело, я вернулся и вручил доктору свой теплый привет.
- О.К. Теперь у нас есть твоё послание в бутылке, и мы сможем узнать о тебе больше,- прокомментировал Айболит.
- Теплое послание… из глубины души, - добавил я.
- Просмотрим, - бормотал доктор, запечатывая это обратно в пакет. - Вот и всё. Результаты мы вам сообщим.
На этом и расстались.
Саша теперь проживал со мной в одной комнате, на территории пансионата. Я уступил ему нижнее спальное место. Мы прикупили компактную электроплитку, что позволяло организовывать питание на месте. Холодильник и кондиционер функционировали исправно, что было жизненно необходимо. В семь утра, я уходил на работу, Саша же ещё сладко спал. В течение дня, забегая в нашу ночлежку, я заставал его уныло смотрящим мультфильмы. Настроение у него скисало.
Я советовал ему воспользоваться своей временной незанятостью и наслаждаться солнцем и океаном. В ответ, он просил меня прозвонить по некоторым газетным объявлениям, предлагавшим работу. Я обещал сделать всё, что в моих силах. К обеду территория пансионата оживала. На пляжи выползали отдыхающие. Открывались все бары и магазины. Пункт проката выдавал водные мотоциклы, на которых отдыхающие бороздили морские просторы. Повсюду разгуливал полураздетый народ, выражая удовольствие всем своим видом. Понять этих людей было нетрудно. Судя по номерам автомобилей на стоянке, в большинстве  - гости с Севера: Канада, штаты Иллинойс, Мичиган, Новая Англия, Н-Йорк, Н-Джерси. В тех краях в это время о загаре и купаниях в океане можно только мечтать. Понемногу я начал выполнять поручения по отдельным ордерам, стараясь запомнить где, что хранится. Когда не мог отыскать нужный продукт или мне было что-то непонятно в самом ордере, я обычно обращался с вопросами к боссу Джону. Тот дружелюбно отзывался на мои вопросы и охотно давал разъяснения и советы. Другие работники также иногда подсказывали мне, но они не всегда находились в конторе.
Хотя мы и были одеты в шорты и футболки, наша производственная суета не позволяла наслаждаться в полной мере климатическими радостями. Порой бывало и жарковато. Кроме доставки продуктов заказчикам, мы также должны были принимать продукты, доставленные нам. Обычно, это были грузовые рефрижераторы различных компаний, регулярно подвозившие свою продукцию. Долго ожидать они не могли, поэтому мы должны были оперативно оприходовать доставленное, а затем разместить это на должное место в хранилищах. Если доставленный продукт должен храниться в холодильнике или морозильнике - это тем более обязывало нас к быстрому исполнению. Наиболее часто нас посещали поставщики от Coca Cola, Pepsi и пивные компании.
Пивные поставки от нас требовали некоторых дополнительных действий. При получении свежего баночного пива, мы должны были вытащить остатки этого сорта из холодильных хранилищ и на освободившееся место уложить свежеполученное, а сверху разместить старое пиво. Чтобы доставить его потребителю в ближайшее время, до истечения срока годности. С поставщиками, как я понял, была договоренность о возможном обмене нереализованного пива на свежее, но этого старались не допускать. Все эти торгово-потребительские заморочки усложняли работу, и нам приходилось возиться в тесном холодильнике, перетасовывая упаковки с баночным пивом с места на место.
Наши хлопоты не интересовали работников баров и ресторанов. Когда оживала торговля, и у них под рукой не оказывалось нужного продукта, они начинали звонить в контору и делать срочные заказы. В сущности, все, и наш отдел тоже, были заинтересованы продать, как можно быстрей и больше. Поэтому, в таких случаях коммерческое нетерпение проявляли все. От нас требовали своевременной доставки заказанного.
Иногда, мы разрывались между процессом складирования и неотложными доставками. Я уже знал, когда следует доставить заказанное в отдельные бары, чтобы избежать недовольства, и старался делать это вовремя. А получатель всегда с благодарностью отмечал факт своевременной доставки, и у меня начали складываться производственно-приятельские отношения с некоторыми потребителями. Когда же возникали просветы в занятости, мы могли отдохнуть, но, не демонстрируя это. В такие перерывы мы отсиживались в складских закоулках, или убивали время где-нибудь на территории. Постороннему наблюдателю не должно быть видно, что работник бездельничает. Имея реальные полчасика, мы не могли позволить себе в рабочее время купаться в бассейне или загорать на пляже. Таким образом, находясь, весь день среди отдыхающих, мы не имели с ними ничего общего. Те тратили деньги и получали различные услуги, мы же, предоставляли эти услуги и зарабатывали деньги.
Предполагалось, мою зарплату мне выдаст пани Анна, которую я ещё и не видел, но о моём поступлении пансионат, в качестве её работника, ей уже было известно. Так мне объяснили в отделе кадров.
После работы я устраивал заплыв, смывая с себя пот и стрессы рабочей суеты. Если же заканчивал работу поздно вечером, когда солнце уже садилось, тогда я заныривал в один из бассейнов с подсветкой и подогревом воды.
Саша, будучи свободным, целые сутки, не знал, куда себя девать. Он познакомился с парнем, который временно и неудобно ночевал на кухне в доме на Dogwood, где формально был прописан и я, согласно моему удостоверению личности.
Этого парня звали Володя, он из Ленинграда. Работу на кухне ресторана Ribs, ему предоставила всё та же Анна. Нам приходилось доставлять туда продукты и алкоголь по 2-3 раза на день. Вход на кухню и к холодильникам этого ресторана был по соседству с нашим служебным жилищем.
Как-то заглянув в свою комнату во время работы, я встретил там Володю с Сашей. Он уже знал об условиях, на которых мне предоставили эту комнату, и его живо интересовало, действительно ли я намерен в ближайшем будущем арендовать другое жильё и съехать отсюда?
Из его рассказов о работе, которую он выполнял на кухне ресторана, и условиях, в которых он живёт, я мог себе представить его ужасное положение. Олег говорил, что его соседи по дому, особенно, староста - московский Андрей, уже давали понять Володе, что он лишний в их, и без того перенаселённом, “Хилтоне”. Путаться с пляжным матрацем под ногами у таких земляков, как Андрюша - дело малоприятное.
При обсуждении его ситуации, наша комната уже рассматривалась, как одно из возможных мест, куда он мог бы переехать. Но я не мог сказать, когда смогу съехать из этой комнаты, так как у меня пока не было времени на поиски другого жилья. Он же просил нас разрешить ему ночевать в нашей комнатушке на полу. Его аргументы о соседстве рабочего места с нашей комнатой и ночное рабочее время, что позволяло ему спокойно отсыпаться днём, когда я на работе, а также, крайне невыносимые условия проживания в доме на Dogwood, склонили нас к согласию на его подселение в служебную комнатку.
Он работал в ресторане с четырёх вечера до полуночи, а если требовалось - то и до двух ночи. Я предвидел некоторые неудобства во время его ночных возвращений и моих утренних подъёмов, но отказать в убежище лишь по причине этих неудобств я не мог. Он даже готов был внести свою долю рентной платы. Для него это было бы существенным улучшением бытовых условий. Здесь он мог днём спокойно отдыхать, а ночью, после работы не тащиться целую милю пешком. Ресторан, в котором он работал, находился в 15 метрах от нашего жилища.
В процессе переговоров о совместном проживании мы познакомились поближе. История этого парня оказалась настолько печальной, что, послушав его, отказать ему в помощи было невозможно.
Володя, как и все мы, какое-то время барахтался в Бруклине, а с наступлением осенних дождей, поинтересовался о работе во Флориде. Прозвонил по объявлениям в газете, и ему предложили работу в ресторане на юге Флориды. Условия были таковы, что если он уплатит 200 долларов, то ему предоставят телефон работодателя, который будет извещён о новом работнике, встретит его и устроит на работу. Подробные условия обещанной работы не оговаривались. Речь шла о работе в ресторане с оплатой не менее пять долларов за час. Нетрудно было догадаться о мытье посуды. Гарантировались лишь благоприятные климатические условия. Володе не хотелось мыкаться зимой в неуютном Бруклине, и он согласился.
Заплатил за столь ценную услугу кровных 200 долларов, и ему вручили телефон пани Анны.
Связавшись с ней, он узнал, что она действительно, готова встретить его и предоставить работу, если он приедет в Майами. Работу - ресторанной посудомойкой, она гарантировала. Что же касается иных видов занятости, то таковое допускалось в перспективе, с учётом языковых навыков работника и наличия хоть каких-то документов. Володя не стал откладывать эту затею, собрал из загашников сбережения, заработанные на стройках Бруклина и, как большинство его земляков, не обременяя себя услугами банка, упрятав две тысячи в карман, поехал на автобусный терминал в Нью-Йорке.
Стесненный семейными и долговыми обязательствами, он планировал доработать до какой-то суммы сбережений и вернуться, как обещал, домой, в Ленинград.
Но если верить его рассказу, на автовокзале, один его неверный шаг не в ту сторону и не в тот момент, болезненно изменил его планы.
Прибыв на автобусный терминал, он купил билет на ближайший рейс до Майами. До отправления автобуса оставалось какое-то время, и Володя решил выйти на улицу покурить. Центральный выход вёл прямо на 8-ю авеню. В этом квартале 8-я авеню пересекается со злачной 42-й улицей. Обычно, у центрального входа на вокзал постоянно отираются всякие, преимущественно чёрные, прохвосты. Что бы избавить себя от их докучливых и сомнительных предложений и просьб, Володя отошёл в сторонку, куда-то за угол.
Я не стал допрашивать его, где он нашёл там такой угол? Но двое-трое чёрных ребят всё же смогли навязать ему свои услуги. Чёрные братья без шума прижали его к стенке и, угрожая ножами, за какую-то минуту, вытряхнули из него две тысячи, которые он собирал несколько месяцев.
Я живо представил себе его состояние. Припомнил, как я был беспомощно возмущён, когда двое чёрных отобрали у меня десять долларов, выданные мне на покупку костюма.
Приехал он в Майами никаким - опустошённым во всех смыслах. В такие периоды, обычно, и хромой случай перестает улыбаться. Люди сторонятся, словно все и всё наблюдают, как ты переживёшь трудный период.
Пани Анна быстро поставила диагноз прибывшему клиенту и определила его кухонным рабочим в ресторан Ribs при Холидэй Айл. Услуга была оказана. В ответ на его всхлипы о том, что ему негде жить, и нет денег на аренду жилья, мама Анна завезла его в известную на острове жил коммуну на ул.Dogwood, где уже проживали четверо её подопечных. На правах босса, она представила Вову как соотечественника и коллегу, и просила ребят временно потесниться, дать ему пожить с ними до наступления лучших времен. Но лучшие времена у Володи упрямо не наступали. В ресторане на него взвалили всю чёрновую работу. Впрочем, на что ещё он мог рассчитывать, поступая кухонным рабочим, без документов, без языка и с таким настроением. На него достаточно было взглянуть, чтобы понять, что он опустошен и сломлен. Не имея ничего лучшего, он продолжал тянуть работёнку во вторую смену, а ночью возвращался в переполненный дом и укладывался спать на полу в проходной кухонной комнатке. Он понимал, что долго так не протянет. Изменить же ничего не мог. Другую работу найти сам он не в состоянии, Анна тоже пока не предлагала.
Как заметил Олег, в этом ресторане работники не задерживались, при первой же возможности бросали кухню. За короткий период работы Олега в пансионате, на кухне этого ресторана поработало несколько ребят и все уходили, отплевываясь, как будто дерьма хлебнули.
Глядя, как бедолага Володя барахтается на дне общепита, мне вспомнилась встреча с одной студенткой в Принстоне. Она обращалась к прохожим на улице с просьбой пожертвовать в помощь какому-то африканскому движению, о котором я никогда не слышал. Живописала мне бедственное положение африканских братьев, выживающих в условиях антинародного режима. Послушав её уличную лекцию, я спросил, слышала ли она что-нибудь об Украине, этаком новоявленном государстве в центре Европе? Она неуверенно ответила, что слышала. Тогда я рекомендовал ей справиться по данным ООН, какое место по оценкам уровня жизни занимают её бедная африканская страна и европейская Украина? Кому хуже живётся? Я коротко рассказал ей, в каком режиме живут граждане Украины, и какие каннибалы-мародёры заправляют этой страной. Пожертвования для африканских братьев я советовал ей собирать не в белом Принстоне, а где-нибудь в Бруклине или Нью-Йорке, уж местные-то афроамериканцы должны помочь своим братьям.
Девушка поблагодарила меня за интересную лекцию об Украине и полезные советы. Я искренне просил её быть осторожной, если она решит заняться сбором пожертвований в Бруклине. Ибо чёрные братья могут неверно понять её благие намерения, и конфисковать собранные деньги для своих местных нужд. Да и её саму изнасиловать. Чем не пожертвование и самоотдача?
Она высказала предположение, что я расист. Я не возражал.
Ограбленному и уставшему Вове пожертвований никто не собирал, зато имели его все, кто мог пристроиться. Его же задача была - выжить. Но делал он это кисло-пассивно.
Разговаривать с ним - означало слушать бесконечные жалобы. Став нашим соседом, он делился с нами своими переживаниями и приглашал к участию в решении его проблем.
Очередной бедой, которую он по-товарищески предложил мне к обсуждению, была новость из дома. Оказывается, его жена не получила денежный перевод, который он уже более недели как отправил ей через Western Union. Воспринималась эта новость, как ещё один пример несовершенства этого мира.
Обсудив его случай, мы решили посетить с ним местный пункт Вестерн Юнион, откуда он отправлял деньги, и задать вопрос: почему жена Вовы не получила отправленные для неё деньги?
В конторе дежурила молодая особа, безобразно заплывшая жиром, с писклявым голосом и труднопонимаемым американским языком. Изложив ей, суть нашей озабоченности, я сообщил когда, кто, для кого и сколько отправил из этого пункта. Она пискляво ответила, что нет проблем, и налегла своей бесформенной грудью на компьютер. Через пару минут она ответила нам, что всё в полном порядке, таковой денежный перевод существует и ей непонятно, в чём собственно проблема? И что мешает получателю обратиться в любой пункт Вестэрн Юнион и получить деньги?
Передав Володе, результаты расследования, я услышал от него раздражённое заверение о том, что он верит своей жене, и если она говорит, что ей не доставили денежный перевод, то это правда.
Наконец, общими усилиями мы выяснили, что его жена ожидает, когда курьер Вестэрн Юнион доставит ей деньги на дом. Того же требовал и обиженный отправитель.
Толстушка пискляво разъяснила, что за деньгами следует обратиться в пункт Вестэрн Юнион самому получателю с документом и сделать это в течение месяца со дня отправки. Узнав о таком порядке, Володя возмущённо обещал никогда более не пользоваться их услугами. Я советовал ему, получив следующую зарплату, не отправлять деньги жене, а купить билет на самолёт до Ленинграда.
Процедура выдачи заработной платы происходила просто. По вторникам мама Анна курсировала на своём автомобиле с телефоном, от острова к острову и посещала своих работничков, кого дома, кого на работе. Мы поджидали её у домика на Dogwood. А в ожидании Анны, Гена из Бобруйска развлекал нас невероятными историями из своей белорусской и американской жизни.
В американскую посудомойку при ресторане Horizon он попал вследствие опустошительного развода со своей женой - стервой, как он ласково её называл. С его слов, она оказалась жадной и коварной сукой, и к затеянному ею расторжению брака, в отличие от него - доверчивого простака, была тщательно подготовлена. Когда всё закончилось, он остался холостым и голым. Голый Гена, разочарованный во всех и всём, но не утративший веру в себя, решил в корне изменить свою жизнь. Теперь он осваивал новую, холостую, американскую life. Одной из наивысших радостей в его новой жизни, был еженедельный ритуал получения зарплаты.
Он тщательно сверял начисленную ему сумму с учётными записями, и если возникали вопросы, скрупулёзно пытал маму Анну. Из полученной зарплаты оставлял себе долларов 15-20 на закупку чая и прочие карманные расходы. Остальные продовольственные радости он получал на рабочем месте, - на кухне ресторана. Почти всю зарплату, не медля, относил в First Union National Bank; отделение которого находилось по соседству с домом.
Испытывая серьёзные затруднения в общении со служащими банка, он освоил и успешно использовал банковские круглосуточные услуги. Если большинство клиентов использовали банковские автоматы АТМ для снятия денег со счёта, то Гена больше полюблял класть туда денежку. Он предусмотрительно запасся банковскими бланками и конвертами. И в домашней обстановке, с помощью шпаргалок и словаря указывал в бланке номер своего счёта, сумму депозита, своё имя и дату. Упаковывал заполненный бланк с наличными в специальный конверт и уносил в банк. К служащим банка он не обращался, а пользовался молчаливым автоматом. Автомат находился у входа в банк. В щель, предназначенную для приёма депозитов, Гена опускал своё недельное, трудовое накопление, а поздно вечером того же дня, он возвращался к заветному автомату, и с помощью карточки запрашивал информацию о текущем балансе на его неуклонно растущем счёте. Убедившись, что банковские клерки получили и верно оприходовали его пополнение, удовлетворенный возвращался в жилкоммуну. Мысль о недосягаемости сбережений для его алчной, теперь уже бывшей жены, положительно стимулировала Геннадия. На своём велосипеде он бодро курсировал по острову Айломарада между рестораном и хижиной. Если работодатель не возражал, то Гена выходил на работу и в день, отведенный ему для отдыха. За такие недели без выходных, он получал больше, и тем радостнее для него была очередная встреча с пани Анной и банковская процедура.
Редкое удовлетворение, которое Гена получал от своей работы посудомойщиком, удивляло всех. Особенно изумлялись и радовались его работодатели. Нечасто встречаются кадры в таком возрасте; с таким уважением и энтузиазмом относящиеся к посудомоечной работе. Они никогда не имели с ним хлопот. Гена был незаменим и безотказен на своём рабочем месте. Если дело требовало того, он был готов работать без выходных, по 15 часов в сутки.
Однажды, какие-то злодеи украли велосипед Геннадия. Случилось это на территории пансионата, когда Гена потел в посудомойке ресторана. Узнав о случившемся, сотрудники ресторана сбросились и купили ему новый велосипед. Можно сказать, Гена обрёл новую семью, и был счастлив.
А неделю назад с ним приключился случай, повлекший глубокие переживания.
Получив очередную зарплату, он проделал необходимые процедуры по оформлению банковского вклада, и как обычно, скормил банковскому автомату конверт с наличными. А, вернувшись, домой, просматривая свои учётные записи, которые он хранил в строгом хронологическом порядке, Гена обнаружил, что при заполнении последней квитанции допустил грубую, досадную ошибку.
Вложив в конверт фактически 300 долларов, он сопроводил этот вклад квитанцией, в которой ошибочно указал сумму депозита всего лишь на 200 долларов.
Даже его соседи, которым он клялся, что запутался в своих шпаргалках и ошибочно указал меньше, чем вложил, - и те не верили ему. Отвечали, что Гена тронулся умом и у него бухгалтерская паранойя.
Совершил он эту ошибку, когда банк был уже закрыт, поэтому Гена мог поделиться своим горем лишь с соседями-соотечественниками. Ему хотелось услышать от кого-нибудь утешительное предположение, что банковские служащие поступят честно и не злоупотребят его оплошностью.
В этот вечер Гена пришёл на работу чёрный от горя. Рабочий день показался ему вечностью.
Сотрудники, заметив перемены в его настроении, пытались выяснить: что так беспокоит Гену?
Они перебрали все варианты бед, от похищения велосипеда до венерического заболевания, но так и не установили причины его помрачнения.
Пережив длинную бессонную ночь, Гена измученный многочасовыми сомнениями, наконец, дождался, когда банк начал работать. Какова же была его радость и благодарность честности банковским чиновникам, когда он обнаружил, что все его кровные 300 долларов, в аккурат, оприходованы на счёт. Для человека, измученного коварством бывшей жены и ущербным глухонемым американским бытием, такое честное и уважительное отношение к нему, означало очень много.
Пока мы слушали белорусско-американские приключения Геннадия, раза два звонила мама-Анна, информировала нас о своём продвижении к нам.
Как мне объяснил Олег, этот бизнес представляют две Анны. Одна старшая, которая больше заправляет сидя дома; другая - её невестка, молодая полька, которую также звать Анна. Деньги развозит обычно молодая. Живут они вместе в городке Hollywood, что на восточном побережье полуострова Флорида, немного севернее Майами.
Её визит в наш дом был коротким и деловым. У неё уже были заготовлены подписанные конверты для каждого работника. Процедура выдачи была проста: получил, расписался в её учётной книге - и отваливай. Если есть какие-то вопросы - выкладывай.
Вопросов, как я заметил, ни у кого не возникло, что было признаком хорошо налаженного дела. Все расходились со своими конвертами удовлетворенные.
Я встретился с ней впервые. Коротко познакомились. Я заметил, что моё нежданное появление в качестве её работника, было приятной новостью для неё. Она пальцем не пошевелила для моего трудоустройства, а ей выдали чек за работу какого-то неизвестного работника из отдела закупки, где её люди раньше никогда не работали.
Ещё, подумал я про себя, эта пани самонадеянно возит с собой немало наличных денег, и многие знают об этом. Только в нашей компании она раздала шесть конвертов, содержащих по 250 – 350 долларов.
Получение зарплаты в сочетании с выходным днём пробудило в нас потребительские настроения.
Временно решенная жилищная проблема скоро сменилась новыми задачами. Мой земляк считал, что нам для решения многих текущих вопросов необходим транспорт. Приведённые им аргументы о возможности независимого перемещения в пространстве и аренды жилья, не обязательно рядом с местом работы,- не вызывали спора. Просто это не входило в мои планы, да и хотелось бы знать конкретные детали совместного прожекта.
Олег предлагал, для начала, купить машину на двоих, общими усилиями…, а там будет видно.
Мест, где торговали автомобилями, было достаточно. Первое такое World Class Auto Brokers, мимо которого мы проезжали много раз, на острове Ки Ларго, мы посетили без каких-либо конкретных планов.
Вдоль дороги US-1 размещалась просторная стоянка, заставленная подержанными автомобилями и вполне приличный офис с авторемонтными мастерскими. Мы попросили Сашу заехать туда. Как только мы вышли на территорию стоянки, сразу же откуда-то возник, не в меру приветливый торговец, который изъявил желание помочь нам в выборе. Я ответил, что мы пока заехали на экскурсию, и просил дать время осмотреть его коллекцию. Обещал обязательно обратиться к его помощи, как только она понадобится. Он выключил улыбку и удалился в контору.
Мой скромный опыт в этом деле ограничивался участием в покупке Сашиного Фордика. Но, осмотрев выставленные на продажу экземпляры и цены на них, я понял, что наш неказистый Фордик всего за 500 долларов, продолжавший исправно служить нам, - вполне удачное приобретение.
Здесь же машины, подобные Сашиному Форду оценивались не менее одной тысячи. Хотя и торг, я полагаю, был уместен.
Экземпляры, привлекавшие наше внимание, были обозначены ценами превышающие две тысячи.
Мы остановились у двух дверного, спортивного типа Oldsmobil-Ferenza, стального цвета, 8-ми летнего возраста, в сносном состоянии и ценой 1800 долларов. Посовещавшись, решили, что за полторы тысячи эту машину можно было бы приобрести. Захотелось осмотреть её на ощупь.
За нашими исканиями, вероятно, напряженно наблюдали и молились. Стоило оглядеться вокруг в поисках торговца, как он выскочил из конторы и услужливо направился к нам. Это был грузного сложения, смуглый тип, среднего возраста, похожий на американизированного, ожиревшего от гамбургеров, индейца. Приближаясь к нам, он оценивающе обшарил нас глазами и по-приятельски заметил, что мы сделали отличный выбор.
Я попросил его открыть кабину. У него уже были и ключи при себе от этой машины. Он открыл дверцу и вставил ключ в замок зажигания. Жестом пригласил нас к осмотру. Ну, и, конечно же, завёл песню о том, что реальная цена этой машины как минимум две тысячи.
Мы не слушали его. Саша с Олегом нырнули на передние сиденья и стали осматривать салон. Я вяло поддерживал разговор с торговцем. Услышав непонятные для него замечания моих товарищей, он поинтересовался: не немцы ли мы? Я признался: мы русские. Но его сейчас больше интересовало другое. Он любезно предлагал нам испытать машину. Олег завёл двигатель. Завелась она легко. Я спросил о возможности проехать, и тот охотно советовал сделать это. Олег воспользовался такой возможностью и сделал круг по территории стоянки.
По замечаниям товарищей я понял, что им эта машина нравится. Они сделали ещё круг и вернулись с выводом, что машина стоит этих денег, но надо поторговаться, на всякий случай.
Торговец с терпеливым непониманием наблюдал за нашим совещанием. Олег коротко изложил мне свой план приобретения автомобиля. Суть его сводилась к тому, что сейчас мы покупаем машину в основном за мои деньги, а затем, с зарплаты он выплатит мне половину стоимости - и в результате: эта машина будет нашей совместной собственностью. Я поинтересовался, как будет решаться судьба совместно нажитого в случае развода? Олег дал согласие выкупить машину.
Я напомнил о неизбежных дополнительных расходах на страхование. Пришлось обратиться к рядом стоящему торговцу.
Услышав о страховании автомобиля, он понял, что процесс пошёл, и обещал посодействовать нам в страховании за умеренную цену, если мы купим у него автомобиль.
- Сколько же стоит самая простая страховка на случай причинения ущерба кому-то? - спросил я его.
- Долларов 50 в месяц, - неуверенно ответил он.
Зная цены на такие услуги в Н-Йорке и Н-Джерси, я удивился и выразил сомнение.
- Мы можем прямо сейчас позвонить в страховую компанию и всё уточнить, - засуетился индеец.
Я передал его предложение коллегам, те заинтересовались. Наблюдая, как мой земляк всё более хочет уехать отсюда на машине, а торговец заработать свои комиссионные, я понял, что сегодня мне придётся обратиться к своим банковским закромам.
- Это окончательная цена? - спросил я торговца.
Тот понял, что лёд тронулся, стал в стойку и вежливым тоном пожаловался, что дешевле такая машина стоить не может. Начал приводить какие-то примеры. Мы посовещались между собой.
- Мы можем дать за эту машину 1400, - заявил я торговцу.
- Ну, нет! Ни в коем случае, - обиделся тот.
- Я имею в виду 1400 наличными, - пояснил я.
Индеец задумался.
- Мне надо посоветоваться с компаньоном, давайте пройдем в офис, - предложил он.
Контора оказалась вполне приличной, а его партнёр - молодым, самодовольным торгашом. Они коротко посовещались, и индеец пригласил нас в свой кабинет. Озадаченный нашим предложением, он уселся за стол и нам предложил присесть. Достал какие-то бумаги и, пересматривая их, стал что-то высчитывать на калькуляторе. Наблюдая за ним, я высказал Олегу предположение, что сейчас он предложит нам цену в полторы тысячи.
Пока тот высчитывал свою цену, они с Олегом закурили. Я, некурящий, сидел в компании двоих курящих и желающих совершить куплю-продажу. Наконец, он родил свой ответ:
- Учитывая налоги и прочие расходы, связанные с регистрацией и т.п. минимальная цена выходит 1487 долларов 50 центов. При этом регистрационные бумаги на эти номера мы сможем вам выдать лишь через 2-3 дня; это не от нас зависит.
Олега это устраивало, и он призывал меня согласиться. Я снова поинтересовался страховкой. Он просил подождать минутку и стал звонить куда-то по телефону. Закончив, сообщил нам, что если мы купим машину, то он организует страховку за 40 долларов в месяц. Мы выразили согласие. Индеец с облегчением вздохнул, как человек, избавившийся от болезни. Перешли к вопросу оформления покупки.
Посовещавшись, мы решили оформлять эту игрушку на Олега, и он выдал индейцу свою карточку водительского удостоверения. Тот без промедления накинулся заполнять бумаги, пока мы не передумали. Тем временем, мы произвели ревизию своей наличности и определили, что ещё долларов 600 у нас не хватает. Я спросил индейца: не подвезёт ли он нас к ближайшему банковскому автомату. Тот обещал.
Закончив заполнение договора купли-продажи, он пригласил Олега подписать документы и пожелал получить денежки. Олег оставил свои автографы, и передал мне свою наличность. Сложив всё, что мы имели при себе, я пояснил продавцу, что остальное надо снять со счёта. Тот принял имеющееся, пересчитал и предложил нам привезти остальное, а затем забрать машину и документы. Я попросил его выдать нам квитанцию о получении части оплаты. Он молча выполнил мою просьбу.
Мы вышли из кабинета и снова встретились с его молодым партнером. Тот, узнав о состоявшейся сделке, поздравил нас с выгодным приобретением и заявил, что если мы в ближайшее время решим продать эту машину, то он готов выкупить её за 1500 долларов. В ответ, я поздравил их с выгодной продажей. Компаньоны как-то натянуто засмеялись, и индеец заботливо проводил нас на стоянку. Там нас ожидал Саша. Мы удовлетворили его любопытство. Индеец подозвал своего помощника и просил отвезти нас к банку.
Через несколько минут мы припарковались на стоянке перед отделением Barnett Bank в Ки Ларго.
Я законтачил с автоматом с помощью карточки от CitiBank. Оказалось, что более 300 долларов автомат выдавать отказывается, хотя на счету ещё были деньги. Посовещались по этому вопросу, мы решили, что это лимит для одного раза, как ограничительная мера на случай завладения чужой карточкой.
Тогда я достал другую карточку от NJ United Bank и, запустив её в автомат, никак не мог вспомнить PIN код. Такого со мной ещё не случалось. Что-то с памятью моей сталось.
Ожидавшие меня товарищи, поинтересовались, что там у меня получается? Я признался им, что меня перемкнуло. Вероятно, мозги атрофировались от неквалифицированных работ.
Ребята, шутя, предположили, что я не хочу расставаться с деньгами и советовали расслабиться, подумать о чём-то приятном, а затем сделать попытку ещё разок. Мы вместе посмеялись над этим симптомом маразма. Наш американский провожатый советовал мне записывать подобные банковские номера в записной книжке под видом телефонов.
Поговорив минут, пять, я восстановил в памяти забытые четыре цифры и поспешил сделать попытку. На этот раз память не подвела, автомат вступил в контакт со мной, и я сдоил нужную сумму.
Нас и наши деньги гостеприимно встречали. Индеец вынес комплект номерных знаков, выражая этим готовность завершить сделку. Его коллега иронично поздравлял нас и жалел себя, что согласился отдать такую машину почти даром.
В кабинете индейца мы выдали ему оставшуюся сумму, и он вручил нам купчие бумаги. Вернувшись к машине, он привинтил номерные знаки и выдал нам комплект ключей.
- А как насчёт страховки?
- Хорошо, берите документы на автомобиль - и поехали, - охотно ответил он. Решили ехать на его джипе. Саша пожелал проехать с нами. По дороге индеец разговорился. От него я узнал, что если бы мы затеяли покупку подержанного автомобиля где-нибудь в Майами, то столкнулись бы со сплошным жульём, которое норовит всучить до блеска начищенный хлам по цене, приличной машины. Он уверял нас, что на островах во всех отношениях райская жизнь.
Кроме прочего, я узнал от него, что он вовсе не индеец, а кубинец, давно живущий во Флориде.
Ехали мы недолго. Агентство по страхованию находилось на острове Kи Ларго. Кубинский индеец припарковал свой джип на стоянке перед стандартным зданием с множеством рекламных вывесок, извещающих потенциальных клиентов о разнообразии услуг, которые здесь предлагаются.
Кроме адвоката, дантиста, ветеринара, психоаналитика и шарлатана-предсказателя, на втором этаже располагалась и страховая компания. Кубинец напомнил нам взять с собой документы. Саша решил подождать нас на стоянке, я обещал ему все рассказать. Это давно стало моей естественной обязанностью.
В конторе царила добродушная, домашняя обстановка. Весь небольшой коллектив состоял из нескольких женщин. Прохладный кондиционированный воздух благоухал парфюмом и кофе. Как только мы вошли, стало ясно: наш провожатый - здесь свой человек и ему все рады, особенно, когда он приводит клиентов.
Он провёл нас к столу, за которым заседала пышнотелая тётя неопределённого возраста. Она пригласила нас присесть поближе к столу. Кубинец, после обмена дружескими приветствиями, привычно и коротко изложил наши пожелания. Мадам ответила, что не видит никаких проблем.
Уходя, индеец напомнил нам, чтобы мы не забыли забрать свой Oldsmobil с его торговой стоянки, не то он продаст его ещё кому-нибудь, и за более высокую цену. Я ответил, что дороже это продать невозможно и просил не скручивать с нашей машины детали, обещал скоро вернуться. Присутствующие женщины посмеивались над нашими деловыми переговорами. Восседавшая напротив нас дама с пышной грудью на столе, перешла к нашему страховому делу с вопроса: откуда мы?
Я ответил, по секрету, что мы русские. Сзади, кто-то из её коллег заметил, что их страховой бизнес обретает международные масштабы. Я обещал им, что если мы сейчас договоримся, то об их конторе узнает весь бывший Советский Союз. Наша страховая мама от души радовалась таким редким клиентам. Она предложила кофе и заверила: мы обязательно договоримся. Призналась - русские впервые в их конторе.
Получив своё кофе, мы заявили, что для начала нас интересует всего лишь страховка на случай причинения ущерба другим лицам. Она коротко и деловито объяснила, что самый дешёвый и достаточный вид страхования, необходимый нам, будет стоить для нас сорок долларов в месяц. Сразу надо оплатить за два месяца, а впоследствии, если мы пожелаем пользоваться их услугами, можно оплачивать страховку ежемесячно, денежными переводами.
Я ответил, что нас всё устраивает.
Страховая мадам просила выдать ей водительское удостоверение и купчие бумаги, и занялась своим делом. В процессе, она задавала нам формальные вопросы: как интенсивно мы разъезжаем и каков у водителя стаж. Я ответил, что ездить, в основном, придется по одной дороге US-1, на работу и обратно. Она делала себе пометки.
В течение получаса всё было готово. Нам вручили страховой лист на имя Олега; мы уплатили взнос за два месяца. И распрощались.
Пересказав Саше условия страховки, мы сравнили цены на эти услуги в Н-Йорке и Н-Джерси и посетовали о том, что вынуждены, были страховаться в Н-Джерси.
Вернувшись на торговую автостоянку, мы нашли свой Олдсмобиль с номерами. Кубинец выдал ключи и пожелал приятной эксплуатации. Его коллега-пижон, на прощанье похохмил, что теперь мы почти американцы. Я просил его не забывать о его обещании - купить у нас этот автомобиль обратно за 2000 долларов. В ответ, он лишь рассмеялся.
В Айламораду мы возвращались на двух автомобилях. Вскоре мы обнаружили, что ручной тормоз нашей машины не функционирует…
На Dogwood 202 все жильцы коммуны вышли оценить нашу покупку. В общем, земляки признали наше приобретение удачным. Кроме этого, нам сообщили, что звонил некий Слава из Нью-Джерси и просил связаться с ним. Я тут же позвонил в Трэнтон.
Из разговора с ним, я узнал о паршивой погоде и полной боевой готовности Полковника переехать во Флориду. Я коротко доложил о нашей дислокации и положении с жильём и работой. Он обещал через сутки - двое появиться на острове.
На следующее утро, Олег довольный прикатил на работу на сереньком Олдсмобиле и припарковался на территории пансионата. В этот же день кто-то из нас обнаружил в местной газете объявление о том, что наш ресторан Horizon нуждается в помощнике официанта. Busboy - называется эта должность. Я посовещался об этом с Сашей. Он, истосковавшись по труду, выразил абсолютную готовность поступить на работу, если его возьмут.
Выполняя какой-то ордер для кухни ресторана, я расспросил об этом повара. Тот подтвердил, что действительно, в настоящее время ресторану нужен ещё один человек. Но этим вопросом занимаются двое его коллег: повар из другой смены и управляющий ресторана. Сегодня их уже не было.
Главный повар был шустрый пончик, которому я ежедневно что-то доставлял. Он всегда охотно и терпеливо разъяснял мне о разновидностях некоторых продуктов, которые заказывал только их ресторан. Иногда он спускался со мной на лифте, и мы посещали наш морозильник с целью отыскать необходимый полуфабрикат, название которого ничего мне не говорило. С этим товарищем мы хорошо ладили.
Второй кадр заправлял в зале ресторана и постоянно ошивался за стойкой бара. Он каждое утро принимал у меня вино, пиво и прочие деликатесы, которые я доставлял в бар.
Это был пожилой, мрачный тип с немецким акцентом и чапаевскими усами. Общаясь с ним при передаче доставленного, я чувствовал, что моё присутствие с тачкой, здесь нежелательно. Он всегда старался, как можно быстрей оприходовать доставленное. Строгим тоном делал замечания по поводу допущенных мною ошибок и давал понять, что я свободен и мне следует поскорей убраться из ресторана вместе с тачкой. Мысленно я называл его Швондером.
Поговорив ещё и с женщиной метрдотелем, я убедился в том, что в ресторане есть одно вакантное рабочее место. Также узнал, что в одной смене работают двое русских ребят, а в другой смене уже есть парень, тоже русский, ему то и нужен напарник.
Я изложил Саше ситуацию в ресторане и обещал посетить кухню, когда там будет нужный повар.
Шеф-повар был непосредственным начальником белорусского Гены посудомойщика. Когда я застал их на кухне, они принимали смену. Геннадий был уже наряжен в мерзкий прорезиненный фартук и деловито копался у своего посудомоечного рабочего места. Я заговорил с поваром о газетном объявлении и обещал привести претендента на рабочее место. На вопрос, владеет ли мой протеже языком, я ответил, что владеет достаточно для выполнения такой работы. Я надеялся на поддержку другого русского напарника и его знания языка. Договорились с ним, что соискатель на должность помощника официанта сегодня же подойдёт для знакомства.
Саше я доложил, что газетные данные подтвердились, руководство ресторана уже извещено о его кандидатуре, и шеф повар желает его видеть.
На своей работе я медленно, но верно осваивал бесчисленные наименования вин и продуктов.
Поскольку, желающих начинать работу с семи утра было немного, то за мной прочно закрепилась функция утренних доставок в ресторан Horizon.
Каждое утро, сонный, я выползал из своей комнатки, и направлялся в центральный гостиничный корпус, где дежурная девушка из регистратуры одаривала меня улыбкой и связкой ключей.
С этими ключами я возвращался к нашей полуподвальной складской конторе. Минуя клетку с попугаями, я невольно выслушивал их громкие, резкие птичьи приветствия.
Если небо было безоблачным, то над океаном, напротив нашей конторы, уже зависал пылающий шар солнца… единственное и самое приятное явление в такую рань.
Если к этому времени приходил ещё кто-нибудь из коллег, то я открывал контору. Если же никого не было, то направлялся в холодильное хозяйство и загружал тачку пятью коробками апельсин, которые доставлял в ресторан.
Через день, в это время подъезжал фургон, доставляющий нам молочные продукты. Водитель, пожилой дядя, уже привык к моему стабильному присутствию в раннее время, что избавляло его от поисков кого-нибудь из сотрудников. Мы вместе выгружали доставленное в холодильник; я расписывался в сопроводительных ордерах; и он, довольный слаженностью сотрудничества, вёз свою продукцию далее.
Когда я доставлял по утрам апельсины, в ресторане в это раннее время уже кто-то завтракал. (Извращенцы!) Немногочисленные посетители ресторана в такое время усаживались за столиками у окна, чтобы любоваться восходом солнца.
Апельсины предназначались для сока. Соковыжималка стояла у входа в зал, напротив места метрдотеля. Пока я складывал коробки с цитрусовыми у стены, мне заготавливали кофе. После обмена дежурными утренними шутками, мне напоминали, что с нетерпением ожидают и продукты для кухни, и алкоголь для бара. Я обещал доставить вовремя и удалялся со своей тачкой и кофе в кабину лифта.
Возвращаясь в контору с копиями ордеров о доставке нам молочных продуктов и выданных ресторану апельсинов, я обычно заставал там босса Джона. Он заряжал нашу общую кофеварку и приветствовал меня благодарностью за исполнение ранних функций.
Одним таким утром, из его наставлений я узнал, что сегодня, - последний день месяца, для нашего отдела будет особенно хлопотным. Из объяснений я понял, что требуется провести инвентаризацию, всего, находящегося у нас на хранении. А для этого надо всего лишь пересчитать все наименования и составить отчёт. От него же я узнал, что эта работа, обычно, затягивается до глубокой ночи.
Я удивился таковому, а он пообещал мне, в обозримом будущем, загруженность работой по 12-14 часов ежедневно. Якобы, с наступлением зимы, особенно, в период рождественских отпусков, на острова хлынет поток отдыхающих, и тогда пансионат будет гудеть круглые сутки. Чем больше у нас будет гостей, тем более работы. При этом он с любовью упомянул об ощутимых доплатах за сверхурочное рабочее время. Я заметил, что на меня, к сожалению, сверхурочная оплата не распространяется, поэтому перспектива работать по 12 часов не особенно радует. Джон вспомнил, на каких условиях я работаю, и обещал внести некоторые изменения, чтобы у меня тоже был стимул участвовать в многочасовом коммерческом марафоне.
В этот день мой гаитянский коллега рекомендовал экономить силы и кушать всё, что можно съесть в наших холодильниках и складах. Сам он делал это постоянно.
К концу дня, когда заказов стало поменьше, нас распределили по объектам и поставили задачу: пересчитать всё, что есть в наличии, и доставить данные в контору. Меня с Сильвестром командировали в холодильник. Начали мы переучет с баночного пива. Это был тот случай, когда я искренне благодарил боссов за установленный порядок хранения. Там, где этот порядок соблюдался, пересчитывать упаковки не представляло никакого труда. Там же, где наши коллеги оставили мешанину из разных сортов, приходилось заниматься сортировкой, а это отнимало время.
С сигаретами оказался полный бардак. Кроме наименования и сорта, сигареты ещё отличались по упаковкам: пачка мягкая и твердая; и также, размерами, то есть длиной сигарет… с фильтром и без фильтра… обычные, лёгкие, супер лёгкие, с ментолом…
Все эти различия отражались на цене, и от нас требовалось пересчитать все разновидности товара.
С целыми блоками сигарет это делать было несложно. Но там оказалась огромная коробка, наполовину заваленная различными сигаретными пачками.
Мне никогда не приходилось заглядывать туда, ибо заказы всегда были на цельные блоки.
Я понял, что из рассыпного сигаретного кладезя мои курящие коллеги регулярно подпитывались, пополняя ассорти пачками из «нечаянно» поврежденных блоков. Мы обнаружили заначки с двумя распечатанными бутылками апельсинового сока и наполовину съеденным тортом. Посовещавшись, мы приговорили этот торт с соком, так как учёту таковые уже не подлежали.
После холодильника нас направили в морозильник. Там пришлось возиться в зимних куртках. Мой гаитянский друг открыл для меня в этом отсеке немало вкусных вещей, о которых я и не подозревал. Особенно приятной неожиданностью оказались залежи мороженого. В процессе тщательного переучета мы установили, что срок хранения некоторых упаковок уже истёк, а это означало - списание и поедание.
Закончили всю эту складскую возню в часа два ночи. Мой чёрный коллега жил в пригороде Майами - Хомстеде. Он решил, что ехать ему туда, чтобы к семи часам вернуться обратно, уже не имело смысла. Спросил меня, не найдется ли в моей комнате пространство для ночлега. Я объясни, сколько там человек ночует, но он не испугался тесноты и пожелал ночевать в нашей комнате.
Я посоветовал ему прихватить пластиковый лежак с матрацем, который, можно было взять у бассейна. Когда мы притащились со всем этим в комнату, двое моих сожителей уже спали.
Мой чёрный друг не церемонился, устроился хотя и в тесноте, но как дома. Вероятно, он думал, что сегодня весь пансионат живет в бессонном режиме инвентаризации. Шум, который он там поднял со своим лежаком, возмутил моих земляков. Проснулись и их расистские настроения. Они недовольно спрашивали меня, зачем я привёл сюда среди ночи эту обезьяну? Когда я ответил, что он… тоже будет жить с нами, они и вовсе проснулись.
Гаитянский коллега принёс с собой не только матрац, но и специфический запах пота. Саша ворчливо поблагодарил Бога за кондиционер в этой комнатушке, и демонстративно запустил его на полную мощность. Я робко объяснил землякам, что не мог отказать ему в ночлеге на несколько часов. Впрочем, так же, как в своё время и им самим. Худо-тесно, все улеглись. Хуже всех было Володе, который оказался в тесном вынужденном соседстве на полу. Из недовольных ворчаний я понял, что теперь негры будут преследовать его всю оставшуюся жизнь.
Спать нам в таком составе пришлось недолго. Скоро я и мой ночной гость встали, умылись и поплелись в контору. Доставляя в ресторан утренние апельсины, я узнал, когда можно застать в ресторане русского работничка, которому подыскивают напарника.
Из ресторана я вернулся в нашу комнату-ночлежку, и, не дав своим сонным сожителям первыми напасть на меня с упрёками за ночной африканский кошмар, сообщил Саше, когда ему следует явиться в ресторан на собеседование. Но прежде, я рекомендовал ему познакомиться со своим будущим напарником, которого звали Валерием, и сообщил, когда того можно найти на работе. Саша моментально очнулся ото сна, забыл свои ночные обиды и всерьёз настроился на штурм вакантной должности.
День оказался богат на события.
Босс Джон вернулся к вопросу, о заключении со мной трудового договора без участия посредника - пани Анны. Он вручил мне анкету-заявление, которую я должен был заполнить и подписать.
О моем туристическом статусе и ограничительной надписи в карточке соцобеса, советовал не распространяться, так как администрация пансионата, принимая меня на работу, якобы, не ведает о моих ограничениях.
Заполнив анкету здесь же в конторе, я отдал её Джону, и он унёс её в отдел кадров. Вернувшись, объявил, что с сегодняшнего дня я работаю непосредственно на пансионат, с условиями оплаты, как и у других рабочих. По этим условиям мне обещалась оплата 40 часов в неделю по тарифу 6,5 долл. за час, а время сверх 40 часов - по 9,75. Но из этого удерживается подоходный местный и федеральный налог, а так же отчисления на страхование. Зарплата каждые две недели.
В этот день работу спланировали так, чтобы все, кто возился накануне ночью, могли закончить пораньше.
После обеда, когда основная работа была сделана, мне предложили пошабашить. В будке, где находилась машина времени, отмечая карточкой окончание рабочего дня, я машинально, просмотрел вывешенные на стене объявления. Обычно там сообщали о продаже подержанных автомобилей, лодок и прочей бытовой техники.
Обратил внимание на свежее объявление, о сдаче в аренду части дома в тихом месте и за умеренную плату. Обращаться следовало к некому Мr.Kevin, который работал в House keeping Dpt.
Мне приходилось доставлять туда всякие моющие средства. Насколько я знал, на весь отдел был один белый американский человек: женщина, возглавляющая его. Все остальные - гаитяне и кубинцы. Объявление же, написанное от руки, не было кубинского или гаитянского происхождения.
Отметив время, я вернулся в контору, занимаемую отделом гостиничного хозяйства. Там застал нескольких чёрных, толстых женщин, весело щебетавших на своем языке. Я заявил, что хочу видеть Кевина. Женщины дали мне понять, что Кевин где-то на территории пансионата. Во время короткого визита в контору я заметил, что на стеклянной колбе кофеварки висела бумажка с инструкцией, написанной крупными буквами, тем же почерком, что и объявление *“Do not cook the rice, please!” * Не варите рис, пожалуйста! Повстречав ещё одного кубинского представителя этого отдела, но говорящего по-английски, я снова спросил о Кевине. Товарищ, всегда готовый поговорить о режиме Фиделя Кастро, любезно вызвался проводить меня к Кевину. По пути, он поделился со мной последними новостями с Острова Свободы. Новости были хорошие. Режим недавно разрешил денежные переводы для родственников. И теперь кубинцы, проживающие в США (в основном, вокруг Майами), могли посылать своим родственникам на Кубу денежные переводы, которые там легально тратились. Раньше всё делалось контрабандными путями, с риском потерять деньги и свободу бедных родственников. Он довольно яростно поругивал Фиделя Кастро и всё происходящее на Кубе. При этом, в его интонации нетрудно было расслышать упрёк в мой адрес. Мол, это вы - русские навязали Кубе коммунистический режим и Фиделя Кастро на их голову усадили…
   - А как было на кубе до Кастро, ты знаешь? – поинтересовался я.
   - Я родился уже в коммунистической Кубе, - ответил он.
   - Насколько я знаю, до прихода к власти Фиделя Кастро, у вас там тоже вовсе не рай был, - заметил я.
Американизированный кубинец ничего на это не ответил, но ожидал от меня продолжения.
   - Ваш проамериканский Батиста сделал из Кубы дешёвый бордель! Ничего – кроме публичных домов и игральных заведений. Кубе не везёт; при Батисте там заправлял криминальный американский капитал, и кубинцев за людей не считали. При Кастро же – казарменный коммунизм, где сама идея, возможно, важней человека. Но Кастро, хотя бы обеспечил в стране приличное, бесплатное образование и здравоохранение, доступное для всех граждан…
   - Ты бывал на Кубе? – прервал меня кубинец.
   - Нет. Не приходилось, - признался я.
   - Тогда не рассказывай мне о радостях коммунистической Кубы, - эмоционально перешёл он в наступление.
   - Возможно, доступное образование и здравоохранение не представляют для тебя особой ценности… Ты ещё мало в Америке пожил.
Но у нас в Украине, люди  благодарны за помощь Кубы в лечении и оздоровлении украинских детей, пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС. Представь себе, Куба, при всех своих экономических трудностях, без излишних межгосударственных формальностей, единоличным решением Кастро, с 1990 года принимает детей из Украины. Украино-кубинская программа «Дети Чернобыля» - лечение детей от тяжёлых смертельных болезней и последующее оздоровление в лечебно-оздоровительных центрах Кубы.
А в это время, украинские правители, подобно вашему Батисте, озабоченные собственным обогащением, заняты воровством и мародёрством. Вскоре Украина превратится в Кубу времён Батиста; обнищавший народ, проституция, игральные заведения, беспризорные дети… И проамериканское холуйство - как внешне политический курс страны…
   - Ты точно – агент Москвы, - тупо оборвал меня кубинец.
Я не стал просвещать его относительно современной дико капиталистической Москвы. Просто покинул его.
      Мистером Кевином оказался крупный мужчина с бородкой, возрастом годиков под 50. Конечно же, я видел его и раньше. Обычно он ходил с деревянным ящичком для инструмента, вероятно, занимался ремонтом и устранением всяких мелких неполадок в гостиничном хозяйстве.
Я выразил свой интерес к его предложению, и он коротко описал местонахождение и планировку дома. В разговоре с ним я узнал, что когда-то он арендовал этот дом для проживания вместе со своей подругой, а теперь, когда она оставила его, хотел бы разделить пространство и рентную плату с кем-нибудь. Договорились о том, что это место надо посмотреть.
Он производил положительное впечатление, мне показалось, что с ним можно сожительствовать.
Расставшись с Кевином, я пошёл разыскивать Олега. Во второй половине дня их бригада, обычно, работала в режиме “куда пошлют”. Если с утра каждый копался на своем участке, который требовалось привести в порядок до массового пробуждения и появления гостей, то вторая половина рабочего дня у них была занята разными трудно предсказуемыми работами. Например, очисткой пляжа от морской травы, выброшенной прибоем. Они собирали дары моря граблями, грузили на баркас с мотором и транспортировали груз, метров за 100 от берега, а там сбрасывали в море.
Удаляясь от берега, они расслаблялись, купались, искушая акул, и тщательно рассчитывали свои ходки, чтобы собравшейся на пляже травы хватило до конца рабочего дня, так как морская работа им очень нравилась.
В этот раз я нашёл Олега в отдаленном месте в кустах. Он, и его польский коллега были заняты стрижкой кустарника. Но, по-моему, они откровенно убивали время.
Я рассказал ему о сдаваемом жилье, и мы вернулись с ним к Кевину. Кевин знал Олега, как работника пансионата и не возражал против такого состава. Но напомнил, что в доме лишь две спальни, и одну из них занимает он.
Мы ответили, что нас это не смущает, и договорились о смотринах дома.
В назначенное время мы встретились, Кевин выехал на своем потасканном грузовичке pick up, а мы, следом за ним, на своём сереньком Олдсмобиле. По дороге US-1 мы направились в сторону Майами, проехав 2 - 3 мили от Холидэй Айл, повернули в сторону Мексиканского залива по улице Orange Line. Уютная, зелёная улочка с домами и пальмами вдоль дороги.
Проехав метров 300, где-то посреди улицы, между дорогой US-1 и берегом залива, Кевин свернул к одноэтажному дому. У дома было достаточно пространства для парковки двух и более автомобилей. Кевин отворил стеклянную входную дверь и пригласил нас в дом. Мы прошли в просторную гостиную, из мебели там было; два дивана, два кресла и журнальный столик. Эта комната нам сразу понравилась. Кухонный отсек отделялся от гостиной невысокой стойкой: там размещались огромный холодильник, электроплита, мойка и стол. Оттуда был выход на просторную веранду. Веранда представляла собой летнюю комнату под общей крышей, но вместо одной стены была натянута мелкая металлическая сетка. Много цветов, столик со стульями, а в углу - стиральная машина и кладовая. Из веранды дверь вела на задний дворик, усыпанный галькой. В дворике стояли пластиковые пляжные стулья и лежак. Чуть далее, приспособления для сушки белья и какая-то подсобная будка для хозяйственного инвентаря. Дальше – территория, заросшая дикорастущими кустарниками, плавно переходящими в джунгли. Возвращаясь в гостиную, Кевин обозначил всё это пространство местом общего пользования. Затем, по коридору, в другом направлении, он провёл нас в спальню, которую готов был уступить нам. Комнатка метров до 15 квадратных, с одним окном, и абсолютно пустая.
По коридору, напротив спальни, была дверь, за которой размещался санузел: туалет, умывальник и душевая кабинка. Далее по коридору размещались кладовка и ещё одна спальня, которую занимал Кевин. Её мы не стали осматривать.
Вернулись в гостиную, расселись и перешли к обсуждению конкретных условий совместного проживания. На вопрос: сколько? Кевин, недолго думая, ответил, что для нас двоих, но не более, - 450 долларов в месяц. В эту сумму включаются коммунальные услуги, в том числе и электричество. Нас это устраивало. Получив наше согласие, Кевин обещал подвезти из пансионата спальные матрацы и подготовить комнату. Договорились, что мы въедем в этот дом с завтрашнего дня. Теперь нам надо было уладить отношения на прежних местах проживания.
Саша, получивший положительный ответ в ресторане, предвкушал начало своей трудовой деятельности и был, наконец, доволен тем, как разворачиваются события. Мой скорый отъезд из служебной комнаты его не огорчал. Телевизор Олега, который тот собирался забрать, теперь Саше не нужен, ибо с выходом на работу у него не будет времени пялиться на мультфильмы с непонятным языком. Володя тоже обрадовался, что сможет, наконец, занять полноценное спальное место и не ютиться на полу. Я обещал им не спешить с заявлением об освобождении комнаты, а они - мне выдавать необходимую сумму для оплаты. Как я понял, Саша не собирался долго задерживаться здесь, и намерен был тоже арендовать жильё самостоятельно.
Переночевав на своей двухъярусной кровати в последний раз, я, как обычно, в семь утра вышел на работу. Выполнил срочные утренние доставки в ресторан и отыскал Олега, чтобы переговорить о предстоящем переезде.
Я знал его утреннее его рабочее расписание и отправился на поиски. Первым утренним объектом был Tiki Bar. Достаточно просторное место, где каждый вечер и до утра устраивались скачки под живую музыку. А утром там было что делать. Порядок в баре по утрам наводил Олег. Он не сетовал на количество разбросанных пивных банок, окурков и прочего мусора. Вместе с хламом, гости оставляли на вверенной ему территории немало мелочи, которой Олегу хватало на приличный обед в соседнем баре. Иногда встречались и более ценные ювелирные побрякушки.
Подобрав первый четвертак, он запускал его в музыкальный автомат, содержащий в своей коллекции большой выбор компактов, и под музыку орудовал метлой, зорко контролируя доверенную территорию.
В это утро наш разговор начался с того, что Олег поделился со мной своими подозрениями о том, что кто-то повадился на его территорию. Последнее время он стал замечать, что содержимое утренних урожаев оскудело. Сегодня же, подозрения подтвердились. Его посетил озабоченный гость, который этой ночью пил и гулял в этом баре, а утром обнаружил потерю своих дорогих часов. Он не поленился и пришёл сюда пораньше, с надеждой отыскать их. Встретив там Олега, он поделился с ним своим горем и просил вернуть часы, если таковые найдутся. Олег, как смог, объяснил визитеру, что, по всем признакам, очевидно, кто-то до него уже побывал здесь и почистил территорию. Таковое было видно по содержанию мелочи. Четвертачки можно было найти только в труднодоступных уголках, на открытом пространстве, вдоль стойки бара, где всегда было урожайно, теперь же не было ни единой монетки крупнее пяти центов. Огорчённый гость ушёл ни с чем, оставив Олегу, на всякий случай, номер своей комнаты.
По наблюдениям Олега, набеги на его территорию совершали работники из службы Security, которые обеспечивали надзор за общественным порядком в пансионате.
Подобные грустные симптомы постороннего корыстного вторжения наблюдались и на других объектах. После очистки Tiki Bar, он переходил на пляж. Пляжные просторы были строго поделены на секторы и каждый работник отвечал за очистку конкретного.
Песчаный объект также представлял для них известный интерес. Но в последнее время, результаты их уборок наталкивали их на мысль о чьём-то постороннем вмешательстве. Я поделился с ним своими случайными наблюдениями того, как по утрам, когда я открываю склад, по пляжу бродят озабоченные типы. Иногда даже с металлоискателем. Всё это огорчало моего земляка и его польских коллег. Фактически, кто-то нарушал, хотя и не писанные, но существенные условия их труда.
В отделе общего содержания, где работал Олег и ещё двое молодых поляков, появился новый работничек. В их бригаду тот попал также с подачи мамы Анны. Это был польский пан лет 45 с выразительным брюшком и мушкетёрской бородкой. Судя по его автомобилю и прочим внешним признакам, пан Тони имел уже уважительный стаж пребывания в Америке. Этот факт особенно красноречиво он подтверждал своей американизированной речью. Его адаптированный язык представлял собой колоритную смесь польского, русского и американского. От русского языка он усвоил и успешно применял лишь ругательства. Видимо, сказывалось сотрудничество с русско-украинским пролетариатом на американских стройках. Его американский словарный запас вобрал в себя весь доступный ему сленг, которым он удобрил свой интернациональный язык, и, похоже, гордился этим приобретением.
Я слушал, как он разговаривает с Олегом, и у меня возникало сомнение, что тот ещё может говорить на своём родном польском языке. В скитаниях по Америке он обрёл не только новый язык, а и новое мышление. Оказавшись в трудовом партнёрстве с Олегом, на правах старшего брата по классу, авторитетно распределял трудовое бремя, и при этом, он откровенно щадил себя и грузил младшего русско-украинского брата.
В ответ на такое сотрудничество, Олег выразил ему своё
мнение, дав понять, что он не намерен поддерживать исторически сложившиеся традиции польско-украинских отношений. Взаимные претензии они выражали, в основном, с помощью затёртой фразы Fuck You! и выразительных жестов. Бесспорным, и, по мнению Тони, самым веским аргументом, на который он постоянно ссылался в спорных ситуациях, это его заявление: Sorry man, то есть Амэрика. Тем самым он напоминал своему молодому оппоненту, где тот находится, и как следует себя вести.
Будучи почти американцем, пан Тони принципиально отказывался пальцем пошевелить, если за это не гарантировалось денежное вознаграждение. Зато, он не прочь был прокатиться на горбу ближнего. Перспектива быть этим ближним Олегу крайне не нравилась. Их сотрудничество обрело скандально неприязненные формы.
Процедура нашего переезда на новое место осуществилась за одну ходку. Кевин был дома. Дождавшись нас, вручил нам ключи, получил от нас рентную плату за первый месяц и отбыл куда-то. Наверное, поехал тратить наши деньги.
Просторный дом в тихом, чистом месте положительно отличался от нашего предыдущего жития-бытия. Но теперь, на работу мы могли добраться только автомобилем. Это занимало минут 5-10 езды. Телефон в доме был отключён. Как пояснил нам Кевин, услуга была оформлена на его подругу и после её отъезда, телефон в доме отключился. Подруга съехала и расторгла отношения не только с Кевином, а и телефонной компанией, в части предоставления услуг по данному адресу.
Таким же образом поступили и мы. Позвонили в телефонную компанию, и от имени их клиента - Олега заказали отключение телефона по адресу Dogwood 202, и подключение по новому адресу - Orange Ln. 113. Почтовым адресом указали наш новый почтовый ящик № 185 в Айламораде. Новый номер нашего телефона нам сообщили сразу, а подключение обещали со второй половины завтрашнего дня.
В декабре все заговорили о приближении сезона. Под этим подразумевалось деловое оживление и повышенные доходы. Связывали это с наступлением зимы и рождественскими отпусками. Движение на островах действительно активизировалось. Людей заметно прибавилось, особенно много понаехало автомобилей с номерными знаками Канады. Всё чаще стали появляться мотоциклетные бригады харлеев. Похоже, пансионат Холидэй Айл был одним из полюбившихся им мест на островах Флориды. Бывали дни, когда стоянка заполнялась мотоциклами, а в барах шумно поглощали пиво великовозрастные охламоны, выряженные в джинсово кожаные одежды. Их мотоциклы привлекали внимание отдыхающих, стоянка превращалась в мотто музей Harley Davidson. Их вычурные мотоциклы с никелированными деталями стоили того, чтобы рассмотреть их и сделать фото на память. Нетрудно было предположить, что стоили такие мотоциклы как хороший автомобиль. Сами хозяева гордились своими дорогими игрушками и заботливо ухаживали за ними. Внешне эти парни являли собой пиратское наследие - этакие правнуки одноногого пирата Сильвера. Вид у них был потасканный. Обросшие и небритые, с пиратскими серьгами в ушах, в чёрных кожаных или джинсовых штанах, и грубых сапогах или ботинках. Их шумное появление среди людей по-пляжному раздетых, вносило киношный колорит. Гости с любопытством рассматривали не только их мотоциклы, а и самих наездников. Особенно, когда, подвыпив и разморившись на солнышке, уже немолодые ребята начинали раздеваться и демонстрировать свои нательные раскраски. У некоторых места свободного не было - всё тело украшено татуировками.
На своих неатлетической формы телесах они запечатлели цветные сюжеты и символы пиратского кочевого жития. В основном, на их пузатых торсах красовались всякие монстры, змеи Горынычи, черепки да кинжалы… Качество исполнения татуировок достойное, и вероятно, это им чего-то стоило. Зато есть что показать! С некоторыми из них, особенно колоритными представителями движения Harley Davidson, отдыхающие фотографировались на память, как у статуи Свободы.
Вероятно, у многих из них, их дорогой мотоцикл, да татуировки - это всё, что они могли показать. А самое ценное, чем они располагали, была свобода, которой те упивались, как дети.
На ночлег они обычно в нашем пансионате не останавливались, а отбывали куда-то большими и малыми командами, оповещая об этом тракторным грохотом. По их номерным знакам было видно, что они слетелись в тёплые места из разных, преимущественно, северных штатов, где зимой на мотоцикле не повыпендриваешься, и татуировки свои не продемонстрируешь. Вряд ли они относились к категории зимних гостей, приносящих существенные доходы, но их присутствие вносило особый колорит, привлекало внимание других гостей, которые реагировали на них, как на живое кино. Бесспорно, когда приезжали харлеи, пиво продавалось в больших количествах. В ассортименте пива, поставляемого нами в бары, появилось и экзотическое баночное, с названием “Harley Davidson”. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы покупало.
День ото дня всё более плотно заполнялись не только автостоянки пансионата, но и причалы.
Народ кочевал на Юг и на дорогих мотоциклах, и дешевых автомобилях, и на яхтах. Кто-то жил, как перекати-поле, кочуя по дорогам на мотоцикле, а кто-то по волнам и морям, на яхте. Сегодня здесь - завтра там. Яхты, пришвартованные в нашей марине, также стоили внимания. Это уже супердорогие игрушки, на которых можно не только путешествовать, но и вполне комфортно жить.
Насколько можно рассмотреть стоящие в гостях яхты, на них было всё, что необходимо для проживания. Только заправляйся горючим и продовольствием. Долго они не задерживались. Заправлялись, гостили и отбывали, освобождая место на причалах для других прибывающих.
Все они были гостями и клиентами нашего пансионата, благодаря им, мы имели оплачиваемую работу. Съезжались сюда не только те, кто хотел отдохнуть зимой в тепле и на пляже, а и те, кто хотел поработать в тёплых условиях.
О приезде Полковника на остров я узнал от Саши. Повстречав его поздно вечером в пансионате, был удивлен новостью о том, что пару часов назад Славка прикатил сюда на своей, недавно приобретённой, машине. Прибыл он на указанные нами координаты в Холидэй Айл и без труда отыскал там Сашу.
Прошло немногим больше месяца, как мы оставили его в Трэнтоне. За этот месяц, продолжая трудиться в бригаде Кайзера, он подсобрал ещё кое-какие денежки и купил себе в рассрочку подержанный Шеви.
Судя по тому, что он самостоятельно и благополучно доехал и отыскал нас, Славка был в хорошем настроении. Выглядел он вполне бодро и здраво, от души радовался теплу, в котором оказался.
Решили, что для начала ему лучше всего остановиться в той же служебной комнате-приюте.
Распив порцию пива с Володей Питерским, он гармонично вписался в его спальное место на полу.
Из новостей, которые он привёз из Трэнтона, мы узнали, что бригада Кайзера стоически продолжает благоустраивать дома для чёрных жителей города Патерсона, когда позволяет погода. А в ненастные дни польские работнички все больше проводят время в пивных барах, где и оставляют свои трудовые сбережения. Такую зиму я себе и представлял в Нью Джерси.
Описывая нам, унылое дождливое житие в Трэнтоне, Полковник вспомнил о недавнем пьяном конфликте, иллюстрирующем настроение наших бывших соседей по дому.
Как он поведал нам, всё произошло в один из дождливых холодных вечеров. Они коротали время в гостиной за картами и пивом. Наш недавно подселившийся сосед Хеник, будучи в обычном состоянии мрачного опьянения, молча покинул их компанию и поднялся в свою комнату. Спустя несколько минут, он вернулся с ружьем в руках. Все так и ахнули!
Угрожая перестрелять всех присутствующих, потребовал выдать ему того, кто повёсил на него кличку «Пан Budweiser-Henniken».
До этого случая он лишь вяло ворчал, когда его так называли, и никто не подозревал, что в нём зреет такая обида. Между тем, пьяный Хеник смотрел теперь на своих перепуганных обидчиков, как на заложников, которые должны были внести ясность. Он требовал указать того, кто окрестил его этим пивным именем.
Слушая Полковника, и припоминая первую встречу с тихим выпивохой, я пытался понять, почему его больше беспокоил выдумщик этой безобидной клички, чем те, кто постоянно злоупотребляли ею, игнорируя его просьбы: не называть его так?
Как говорится, чужая, а тем более пьяная душа - потёмки. И теперь эта возмущенная душа не воспринимала мольбы земляков оставить в покое ружьё и поговорить спокойно. Его польские земляки лихорадочно уверяли, что такое могли придумать только русские курвы, а поэтому их, поляков, следует отпустить и не тратить на них напрасно патроны. Но Хеник не верил своим коварным землякам, приказал всем оставаться на своих местах и настаивал на выдаче истинных обидчиков.
Тогда Женя и Славка, припомнив происхождение клички, которая им так понравилась, робко заявили ему, что среди присутствующих здесь, нет виновников. Другие заложники, поняв о ком, идет речь, тоже дружно запричитали о двух злодеях, недавно отбывших во Флориду. Но Хеника такой ответ не удовлетворил, и он стал пьяно уперто допытываться: кто они и где конкретно во Флориде?
Со слов Полковника, ситуация была напряженной, а поведение пьяного человека с ружьём абсолютно непредсказуемым. Он отказывался верить в то, что эти люди уехали, и требовал доказательств. Дошло до того, что он настоял на телефонном разговоре с виновными.
Пришлось Славке отыскать наш телефон и позвонить в жил коммуну на острове. В ответ, он услышал от Гены, что такие товарищи здесь не проживают, но регулярно бывают, и он готов передать им сообщение.
Славка пересказал содержание телефонного расследования и после чего, вооруженный конфликт зашёл в тупик. Виновных людей на расстоянии выстрела пан Хеник не обнаружил, а стрелять в кого попало - не решился. Он ещё раз пригрозил перепуганным соседям-обидчикам, а затем залил в душе своей огонь холодным пивом Budweiser.
Отделались испугом.
Слушая эту грустную историю, я думал, что когда-нибудь пан Хеник сотворит какую-нибудь серьёзную глупость. Обидная для него кличка - это лишь внешний раздражитель, послуживший поводом для выплеска накопившегося гнева. Агрессия копилась годами в условиях неустроенной, кочевой, полу трезвой жизни. Человек уже много лет живёт в состоянии вялотекущего стресса.
Его житие свелось к многочасовым тяжёлым работам на стройках, проживанию в вынужденном соседстве с коллегами по бригаде и злоупотреблению алкоголем. Свободное от работы время тоже было с горьким привкусом неполноценности в условиях непонятного языка и неприкаянности.
Всё это так и толкает бедных польских каменщиков в теплые объятия Зеленного Змия.
Период тягот и лишений в чужой стране можно ограничить вполне обозримым сроком и благополучно перейти в более комфортную стадию. Эта страна даёт такую возможность. Но требует от субъекта волевых, спланированных усилий. Работать и зарабатывать деньги - это лишь пол дела, а сохранить заработанное и воспользоваться сбережениями с практической пользой - это другая половина задачи, и не менее сложная.
Многих и хватает лишь на то, чтобы заработать какие-то деньги, а, получив их на руки, все трудовые усилия быстро и бесполезно спускают в пивных на сиюминутные удовольствия. В результате, ни денежных сбережений, ни материальных ценностей, ни языковых навыков… В перспективе - всё та же стройка, ночлег в коммунальной комнате, ранние похмельные подъёмы с тяжелой головой и крепнущее, необъяснимое недовольство всем и всеми. Перемен к лучшему не предвидится, здоровья не прибавляется… Всё больше и чаще хочется пострелять из ружья, некогда купленного, непонятно зачем.
Возможно, для пана Хеника ружьё - самое ценное, что ему удалось обрести в американской жизни. Этим единственным приобретением он когда-нибудь и поставит финальную точку в своей американской истории.
С нашим переездом на новое место, изменились и места проведения досуга. Проживая в комнате пансионата, я частенько по вечерам подъезжал на велосипеде на улицу Dogwood, там пользовался телефоном и обменивались новостями с товарищами. Посещал продовольственный супермаркет и почтовое отделение, а иногда брал с собой ракетку и наведывался в пансионат Cheeco Lodge, где пользовался их теннисными кортами.
Место это было пристойное, в отличие от нашего пьяно-шумного Холидэй Айл, здесь всегда было тихо. Вместо баров с живой музыкой - ухоженная травяная поляна для мини гольфа и несколько теннисных кортов с освещением, что позволяло играть по вечерам, допоздна.
Кортами пользовались, в основном, гости, как правило, любители, быстро утоляющие свой спортивный пыл. Поздно вечером, когда я там появлялся, меня редко кто приглашал поиграть - и я играл сам с собою.
Выкладывал пакет с десятком мячей и расстреливал их, упражняясь в подаче. Закончив имеющуюся порцию, я переходил на другую сторону корта, собирал мячи и проделывал тоже самое в обратном направлении. Это занятие не мешало мне думать о своём, и положительно воздействовало на меня после суетливого рабочего дня. Если я обнаруживал корты тёмными, то включал освещение. Некоторые постоянные игроки-любители уже знали меня и реагировали на мои поздние процедуры спокойно, как на безобидные забавы маньяка-одиночки.
Однажды, в часов 11 вечера, когда я увлечёно, тешился своим одиноким теннисом, к входу на корты бесшумно подкатил на электромобиле пожилой дядя. По его опознавательным причиндалам я определил, что он работник пансионата. С первых вопросов, с которыми он обратился ко мне, я понял, что он понаблюдал за мной.
- Добрый вечер, приятель, - не очень-то гостеприимно приветствовал он меня.
- Добрый, - ответил я и приостановил свой процесс.
- Ведь ты же не гостишь здесь у нас, так? - перешёл он к делу.
- У вас нет. Я здесь по соседству…
- Если ты не наш гость, тогда что ты здесь делаешь на наших кортах?
- Тренирую подачу.
- Понятно. В будущем делай это там, где остановился, - сухо подвёл итог ночной смотритель, выключил освещение и укатил на бесшумном транспорте.
Я собрал в темноте мячи и тоже укатил прочь, на велосипеде.
Спустя несколько дней, я снова посетил это место и воспользовался полюбившимися мне кортами. Освещение я включал самостоятельно. Процедуры прошли без проблем. Но однажды, когда я, как обычно, отправлял свою спортивную нужду, ночной комендант снова подъехал ко мне. Я продолжал тренировку, как полноправный гость, что вызвало у него некоторую нерешительность. В этот раз он оставил свой электромобиль и прошёл на корты, чтобы разглядеть меня поближе. Присмотревшись ко мне, он перешёл к делу:
- Ведь мы уже встречались с тобой здесь?
- Возможно…
- И я объяснял тебе, что эти корты только для наших гостей. Кто позволил тебе включать освещение?
- Я не включал. Здесь до меня играли, так и оставили освещение, - соврал я.
- Короче, парень, удались с территории, пока я не вызвал полицию.
Покидая меня, он сердито лязгнул электрическим выключателем, и проворчал мне в темноту, что в следующий раз мне не избежать серьёзных неприятностей. Я ему поверил.
Его предупреждение и наш переезд переориентировали меня на другие места, где я мог коротать вечера. Одним из таких мест стала школа, которая кроме общего образования, предлагала желающим, обучаться по вечерам различным профессиям.
Кстати, мой коллега Джордж, вероятно, внутренне не приемля сотрудничество на равных с такими охламонами, как Росс, по вечерам умственно напрягался здесь, осваивая компьютер.
И мы, прослышав, что после перерыва возобновили вечерние курсы английского языка, стали тоже заезжать туда.
Серьёзными такие занятия не назовешь; но если человек самостоятельно занимается языком, и у него возникают вопросы, то там он мог получить ответы.
Аудитория слишком велика: собиралось человек 30 учащихся. К тому же, это были люди разных возрастов, национальностей и с совершенно разным уровнем подготовленности.
Учительница, пожилая женщина, американка, терпеливо и доброжелательно поддерживала общий контакт со столь разношерстной аудиторией и пыталась обучить собравшихся хоть каким-то разговорным навыкам. Некоторые визитёры относились к процессу достаточно серьёзно: другие приходили туда, чтобы повидаться с приятелями, как на дискотеку.
Мы приехали туда четверо: я с Олегом и Саша с Полковником. С нами познакомились, бегло оценили наши знания языка и пригласили к участию в массовом диалоге на какую-то бытовую тему.
Разговорный язык, на котором участники достигали взаимопонимания, был примитивен. Но любопытно то, что в самом процессе участвовали представители нескольких национальностей, и можно было наблюдать акценты и особенности грамматических построений русских, поляков, испано-говорящих и даже французов.
Олег здесь многих уже знал и доложил мне: кто из Москвы, а кто из Франции.
Франкоговорящих представителей было меньше всех. Это были 2-3 случайно заехавшие на острова молодые барышни. Более всех присутствовало испаноговорящих из Мексики и Кубы. Затем по численности шла польская община и русскоговорящие.
Надо отметить, что группа русских, хотя и не отличалась особыми знаниями английского языка, но по всем другим внешним признакам положительно выделялась в общей аудитории.
Во время перерыва Олег познакомил нас с барышней из Москвы, вокруг которой прилипчиво увивался какой-то молодой, скользкий поляк.
Из короткого разговора с французскими девушками я узнал, что одна из них из Швейцарии. Обе они работали в американских семьях, присматривали за детьми. Как они заметили, для них это неплохое сочетание тёплой зимы с возможностью скопить какие-то деньги. Оказывается, у них дома за такую работу не платят так, как здесь.
У Наташи из Москвы, история была посложней. Сейчас она проживала на острове Kи Ларго, где совместно с этим поляком и двумя другими русскими женщинами арендовала дом. Работала она в каком-то гостиничном комплексе. Убирала номера. А её польский ухажёр зарабатывал развозом пиццы на своей машине.
В разговоре с ней и из комментариев Олега я узнал, что попала Наталья в Америку с подачи московского туристического агентства, и согласно их договора, должна была отработать определённый срок в одной русскоязычной семье в Бруклине.
С её слов, условия работы там оказались кабальные, а отношение работодателей к ней - унизительное.
Она предложила им расторгнуть отношения досрочно, однако, согласия достигнуто не было. Её бывшие соотечественники, а теперь политические беженцы (обычно, они называют себя там русскими), хотели пользовать её и далее. В этих целях они перехватили у неё паспорт и всячески старались удержать её в качестве своей бесправной и послушной домработницы.
Наташа не оценила заботу своих бывших соотечественников, и, оставив им свой паспорт, сбежала от них.
Оказавшись со своей подругой на тёплом острове, она теперь пребывала в проблематичной ситуации человека без паспорта. Насколько я мог судить об их отношениях с молодым поляком, тот понимал, в каком стеснённом положении она находилась. Тот не в меру хвастая своей зелёной картой, сулил ей возможную легализацию в стране, если она будет послушной.
Глядя на этого хлыща, мне хотелось посоветовать ей, послать его подальше от себя, и не тратить на него своё время и энергию. То же самое откровенно рекомендовал ей и Олег, предлагая свою бескорыстную туристическую дружбу. Она колебалась. Поляк ревниво возмущался.
После уроков английского языка мы осмотрели спортивные и хозяйственные угодья школы, и нашли там, кроме футбольного поля, несколько теннисных кортов. А по соседству с ними, школьный огород, на котором культивировали помидоры и прочие овощи.
Школьные теннисные корты были доступны для всех желающих поиграть. Мы стали по вечерам заезжать туда. До темноты мы потели в любительских состязаниях, а затем посещали огород и срывали там несколько поспевших помидоров для салата. По пути домой заезжали в торговый центр, где отоваривались продуктами и прочими хозяйственными мелочами.
В рабочие дни свободного времени оставалось совсем мало. Это всё, что мы могли позволить себе по вечерам.
А между тем, приближались рождественские праздники и отпуска. По дороге US-1 всё активнее катили гости с Севера. На стоянках можно было встретить транспорт со всех штатов. Часто автомобили украшались наклейками с короткими актуальными замечаниями. Среди которых, были заявления патриотического содержания: “Америка - страна номер 1”. “Горжусь тем, что я американец!” “Люблю Нью-Йорк”.  “Не засоряйте Флориду!” “Мой босс - старый, скупой еврей”. И тому подобное.
В разговорах со случайными собеседниками, прибывшими издалека, слышишь одно и то же: восторги по поводу солнца и тепла. Все, недавно прибывшие, живописали нам, как они ещё вчера очищали свой автомобиль от мокрого снега, чтобы выехать. А теперь вот, они в шортах, загорают и попивают холодное пиво.
Обо всём этом мы могли узнать из теленовостей. Слушая прогнозы погоды, мы с благодарностью отмечали такой простой, но жизненно важный тёплый факт.
Даже на севере штата Флорида, в городе Джексонвиле, температура была не такая комфортная. Всё говорило о том, что до наступления весны съезжать куда-либо не имело смысла.
Известия, которые мы получали из зимней независимой Украины, просто пугали нас. В условиях однообразного, тёплого и хлебного островного бытия, украинский бардак, возведённый в государственную национальную политику, казался нам какой-то уродливой фантастикой. А миллионы вполне образованных людей, по-холуйски позволяют проводить над собой унизительные социально-экономические эксперименты. Их лишили денежных сбережений, им не платят даже тех мизерных зарплат, а пенсионерам едва выдают их нищенские пенсии. Для полного украинского счастья, население жестоко лимитировали в потреблении электроэнергии. Проще говоря, люди живут при свечах. Геноцид в центре Европы.
Недавно из Бруклина на острова подъехали ещё двое ребят из нашего города и остановились на острове Marathon, что в 40 милях от Islamorada в сторону Key West. Иногда мы навещали друг друга. Спустя какое-то время, к ним прилетели ещё пару ребят прямо из Украины, и все поселились в одном месте.
Перемещаясь на нашем Олдсмобиле с острова на остров, мы обнаруживали всякие новые для нас объекты. Оказалось, что на нашем острове находится приличное торговое представительство от Harley Davidson. Этот магазин был не хуже того, что я знал в Бруклине. Здесь предлагалось к продаже несколько моделей мотоциклов, различные запчасти и масса всяческих аксессуаров. Особенно богат выбор кожаной одёжки и металлических котелков на голову. Пузатый дядька, представлявший интересы Harley Davidson на острове Islamorada, оказался разговорчивым товарищем.
Узнав откуда мы, и где работаем, он стал расспрашивать нас о мотоциклах “Урал”. Но, убедившись, что никто из нас никогда не имел ни “Урал”, ни “Харлей”, перешел к теме о нашем Холидэй Айл.
Из его восторженных отзывов мы поняли, что наш шумный пансионат - место, полюбившееся мотоциклетной братве, и наши бары они посещают не случайно.
Кстати, последнее время автостоянка пансионата украшалась не только музейными мотоциклами, а ещё и выпендрёжным авто одного из основных собственников пансионата. Он стал приезжать туда, вероятно, с главной целью, чтобы припарковать там, на целый день свой двухместный, открытый автомобиль, выполненный в форме пивной банки и тщательно раскрашенный под “Budweiser”.
Я не знаю, получил ли он какую-то компенсацию от компании, за рекламу их пивной продукции, но обошлась ему такая игрушка, надо полагать, недёшево. Возможно, это был единственный экземпляр, изготовленный по заказу. Гости с любопытством рассматривали мотто-авто музей при пансионате, а хозяева гордились этим.
Среди декабря, в один из рабочих дней, мои коллеги радостно сообщили, что сегодня день раздачи чеков.
И действительно, босс Джон выдал каждому работнику нашего отдела по конверту. В своём конверте я нашел чек и корешок с подробными расчётами. Из их расчётов выходило, что со сверхурочными рабочими часами за две недели я заработал 800 долларов. Но из этого удержали на оплату страховки, налог федеральный и налог местный; и к оплате выписали чек на 750 долларов.
Счёт, с которого можно снять эту сумму, размещался в местном отделении Nations Bank.
Ближайшее отделение находилось далековато от нашего дома и работы; и подъехать туда можно было только машиной.
В один из выходных дней мы посетили банк, где я предъявил чек. У меня спросили: желаю ли я получить наличными, или перечислить эти деньги на счёт? Счета у меня в этом банке не было, и мне рекомендовали открыть таковой. Процедура не заняла много времени. На этот счёт и перечислили деньги с чека.
Что касается моей работы, то за эти деньги я отдавался им по 50-60 часов в неделю, и частенько, это времяпровождение сопровождалось немалой нервотрёпкой и сомнениями. Я уж начал всерьёз подумывать о том, как бы мне перейти в отдел общего содержания и влиться в ряды русско-польских работников не умственного труда по уходу за территорией. Нервозность в моей трудовой деятельности при отделе закупки исходила из моих слабых знаний необъятного складского хозяйства. Мне, как полноценному работнику, вручали ордер и ожидали от меня своевременного и надлежащего исполнения заказа. Первый месяц, когда я работал, как новичок-иностранец за пять долларов в час, я ещё мог свободно расспрашивать у любого коллеги, где что лежит, и они дружелюбно уделяли мне внимание. Теперь же, на исходе второго месяца работы и при оплате моего труда наравне с другими, мне стали напоминать о том, что каждый должен делать свою работу, и мне пора бы уже освоить это нехитрое складское дело. Я старался беспокоить своих коллег как можно меньше, и отыскивать нужный продукт самостоятельно. Порою, бестолковые и безрезультатные поиски в складских лабиринтах усугублялись небрежными рукописными каракулями в ордерах. Многие ордера были наспех выписаны в условиях кухни или бара. При этом часто применялись неизвестные мне сокращения и условные обозначения. Некоторые ордера выписывались гаитянскими кухонными шаманами; расшифровать их каннибальские знаки можно лишь, будучи самому гаитянином, или имея достаточный опыт сотрудничества с ними. Иногда, отчаявшись разобраться с названиями отдельных продуктов, или просто не отыскав таковой, я доставлял заказчикам лишь то, что смог. Разумеется, такой, неполноценный сервис никого не устраивал. Реакция была разной. Кто-то терпеливо подсказывал, где я могу отыскать недостающий продукт, другие даже предлагали вместе сходить на склад, и поискать необходимое. А если дело терпело, просто принимали то, что доставлено, а недостающее заказывали повторно, чем вызывали удивление моих коллег.
Но бывало и так, что неудовлетворённый заказчик проявлял нетерпение, начинал звонить в контору и требовать, чтобы ему срочно доставили крайне необходимые куриные крылышки или ещё что-нибудь. Кстати, в ассортименте продуктов, одних только разновидностей цыплят и разных частей от таковых - было множество. С неразрешимыми вопросами я обращался к сидящим за компьютерами боссам. Они всегда были на месте, не так захлопотаны, как мои коллеги, и реагировали на мои вопросы с большим пониманием и юмором. Иногда мои слепые поиски доводили меня до ярости. Рыская среди стеллажей, забитых коробками и банками, я проклинал и тех, кто нашкрябал этот трудночитаемый ордер, и себя самого, что ввязался в это паршивое дело. Бывали случаи и комичные, но для меня это был смех сквозь слёзы. Частенько я не мог отыскать продукт, который уже не раз доставлял, и мне уже когда-то подсказывали, где он находится. Это сдерживало меня от обращения за помощью, и я молчком, потный и злой, рылся в пыльных коробках, стараясь разгадать головоломку самостоятельно. Смутно догадываясь, что необходимый продукт должен быть где-то в этом секторе, я тщательно перерывал там всё, что было… Но не находил нужного.
Например, записано “5 Stoly 1 Ltr.” Ясно, что нужно пять литровых бутылок какого-то пойла; чувствую, что уже много раз приходилось доставлять это, и храниться оно должно в этом секторе, но найти такое наименование не могу. Отчаявшись, подгадываю подходящий момент, когда мои начальники отвлеклись от дела и терепятся о погоде, я обращаюсь к ним за помощью.
- Джон, нужна твоя помощь…
- Добро пожаловать…
- Я не могу найти «Stoly», есть ли у нас сейчас такое?
- Stoly?! Это у нас всегда есть.  А ты не можешь найти это?  - с явным любопытством реагировал Джон.
Я вижу, что мой вопрос заинтересовал их и они готовы похохмить на эту тему.
- И ты не знаешь что это такое? - начал он раскручивать тему.
- Я полагаю это алкоголь, - ответил я.
- Внимание, все присутствующие! Прошу внимания! - начал программу Джон.
- Серджий, правда ли, что ты русский?
- При чём здесь это?
- Мы начинаем сомневаться в этом. Человек, заявляющий, что он русский, спрашивает у американцев: что такое “Stoly”…
Всех присутствующих это веселит. Меня не очень-то.
- Ну, хорошо, - продолжал Джон, - у нас этого много и это в двух шагах от нас, я покажу тебе что такое “Stoly”. Следуй за мной, - торжественно скомандовал Джон.
Мне было любопытно, что он покажет мне после всех этих выступлений. Джон остановился у стеллажей, где хранились все виды водки в литровых бутылках. Я здесь всё проверил и такого наименования не нашёл. Сияющий Джон упивался кульминационным моментом.
- Надеюсь, что с этого момента, Серджий, ты будешь знать, что такое “Stoly” и где это хранится.
Я с недоумением пересматривал ряды коробок с водкой различных наименований. Aбсолют… Абсолют ситрон… Финляндия… Смирнофф… Столичная…
Но Джон опередил меня, он всё же показал мне это. Он торжественно похлопал ладонью по коробке с надписью “Stolichnaya”. Затем вытащил литровую бутылку и спросил:
- Знаешь это?
- Столичная! Но, какого чёрта они пишут в заказе “Stoly”?!
- Только русские могли придумать такое неудобное название. Мы называем это коротко - Stoly, а уж писать каждый раз полное русское название никто не будет. Так что, Серджий, в Америке это называется Столи.
С заказчиками отношения у меня складывались по-разному.
Утренние доставки алкоголя в ресторан Horizon были специфичны. Ассортимент, который они потребляли, включал в себя, кроме общеизвестных видов, также сухие французские вина с трудно выговариваемыми названиями. Холодильный шкаф, где хранились сухие марочные вина, являл собой охлажденное пространство, беспорядочно заваленное распечатанными коробками с винами. Чтобы отыскать в винном хаосе нужную бутылку, порою приходилось повозиться. Иногда находишь остатки от коробки с нужным наименованием, а самого вина нет ни единой бутылки. Справляешься у боссов. Те обращаются к своим компьютерам, сверяют приход и расход данного наименования и отвечают, что должно оставаться ещё три бутылки такого вина. Надо искать. И я снова ныряю в холодильник, перебираю бутылки и каждый раз говорю себе, что в этом винном хозяйстве надо навести порядок, и систематизировать всё по наименованиям.
Тем временем поступают новые заказы от других потребителей, и уже пора исполнять другие ордера. Если я сдавался, вычеркивал что-то из ордера и доставлял в ресторан неполный заказ, то имел что послушать от хронически недовольного управляющего рестораном. Тот, принимая доставленное, раздражительно выражал своё разочарование нашим неполноценным сервисом. Обычно, при мне звонил в контору Джону и требовал немедленного и полного исполнения его заказа.
Утренние контакты с этим типом настроения не прибавляли.
Саша и напарник Валера работали под его непосредственным началом помощниками официантов. Когда я заявлялся в ресторан со своей тачкой, они могли поговорить со мной лишь украдкой. Этот Швондер держал всех своих подчиненных в ежовых рукавицах. А мои вольности, которые я позволял себе, при исполнении заказов выводили его из себя. Как заметил Саша, после моих визитов-доставок, управляющий срывал своё дурное настроение на своих подчиненных. Ребята просили меня делать всё возможное, чтобы их начальник оставался доволен. И я старался.
Когда у меня появлялось свободное время, я занимался наведением порядка в винном хозяйстве. Систематизировал размещение вин по сортам, что облегчало поиски нужного вида.
Однако неприязненные отношения с управляющим ресторана уже сложились; и это проявлялось регулярно. А поводом для недовольства мною служила любая мелочь.
Например, он указывал в своём ордере какое-то количество пива сорта Budwiezer Light.
Я, глядя на такую запись, не задумываясь о деталях, брал из пивного холодильника баночное пиво этого сорта и доставлял ему таковое.
При получении доставленного он смотрел на меня как на сумасшедшего и начинал лечить меня:
- Ты куда привёз это пиво!?
- Вам. Вы же заказывали Bud Lgt.Это вы писали? – язвил я.
- Да, но здесь, если ты видишь, ресторан, а не пляжный бар.
- Я вижу, что это ресторан. Но я также вижу, что в своём ордере вы указали просто - Bud Lgt. И я вам это доставил.
- Ты когда-нибудь видел, чтобы в ресторане подавали баночное пиво? - спросил он меня, тоном, с каким обычно говорят с идиотами.
- Не знаю. Вы принимаете это пиво или как?
- Забери это обратно, и принеси такое же, но бутылочное.
- Вам следовало бы отметить об этом в своём заказе, и тогда не возникло бы проблемы.
- А тебе, парень, следовало бы знать, что ресторан, если заказывает пиво, то только бутылочное, - назидательным тоном лечил он меня захлопотанного.
Мне ничего не оставалось, как убраться со своей тачкой и отвергнутым пивом в лифт. Спустившись с шестого этажа, вместо того, чтобы заниматься другими заказами, я вынужден занести пиво обратно в холодильник и посетить другой, соседний холодильник, где хранилось бутылочное и бочковое пиво. Прихватив нужное количество бутылочного Bud Light, я уже без тачки, чуть ли не бегом, возвращался к лифту, поднимался в ресторан и… снова не удовлетворяю Швондера!
Он, важно копаясь в своем бутылочном хозяйстве за стойкой бара, лишь бегло взглянул на доставленное мною пиво и недовольно пробубнил:
- Это не годится.
- Что теперь не так? - удивился я.
- В ресторан следует доставлять пиво в бутылках с длинным горлышком, а ты принёс с коротким.
Это уже звучало как издевательство!
- О.К. Загляните в свой ордер ещё разок. Здесь что-нибудь упоминается о бутылке вообще?!
Мой тон удивляет его.
- Молодой человек! Делайте, что я вам говорю, доставьте мне, наконец, пиво в бутылках с длинным горлышком.
- Вы принимаете это пиво или нет?
В ответ меня просто не слышат и не видят.
Я достаю карандаш, демонстративно вычеркиваю из ордера пиво Bud Lgt. И прошу его расписаться за фактически принятое.
- А как же пиво?
- Я доставлял вам его дважды, но вы отказались от него.
- Я буду жаловаться твоему боссу!
- Валяй…
Швондер яростно ставит свою подпись в ордере, и я уношу пиво обратно. В таких случаях, встречая Олега, мирно подметающего территорию, и призывающего меня приостановиться на минутку, поговорить, мне хочется совсем перейти в его бригаду.
Потеряв массу времени, я отношу пиво обратно в холодильник и тороплюсь в контору, предвидя, сколько там уже поднакопилось заказов из других точек. В конторе меня приветственно встречают мои коллеги. Из их расспросов, очевидно, что жалоба из ресторана уже поступила. Я докладываю своему начальству и коллегам суть конфликта, и они единодушно признают мои действия верными. Росс удивляется моему терпению и выражает своё мнение по этому случаю в энергичной лексике и жестах. Из замечаний других коллег, я понял, что не только меня достали зашифрованными ордерами типа, “ну, ты сам знаешь, чего и сколько надо поднести в наш бар”.
Все решили, что я не должен в третий раз доставлять пиво в ресторан. Если кому-то хочется повыпендриваться, пусть подождут. И сделают чёткий заказ: какое пиво и в каких бутылках им нужно.
К 10 утра обычно ожидают доставку в Wreсk Bar. Там, как правило, заказывают каждый день - одно и то же; и я уже приспособился к их ассортименту. Часть заказа - это алкоголь и прочие мелочи - сдаю в бар. А другую, большую продовольственную часть, доставляю на их кухню, где работают гаитяне. В этом же баре помощницей работала девушка Ронда, с нею, и её напарниками по бару я хорошо ладил. Обе женщины проявляли интерес к русским представителям, и мы всегда находили, о чём поговорить. Если позволяло время, я задерживался у них.
Однажды, меня попросили помочь им перевести письмо с русского языка. Из этого письма я понял, что они поддерживают отношения с родителями погибшего здесь русского парня. Родителям больше не у кого было расспросить о случившемся.
От самой Ронды я слышал неоднократно, что она, якобы, живёт с русским парнем, которого также зовут Сергеем. А её
коллега по бару частенько в разговорах со мной упоминала о своей дочери, которая изучала русский язык и теперь работает переводчиком в Белоруссии.
Всё это мало трогало меня; однако содержание письма, которое они просили меня прочесть и пересказать, подтолкнуло к расспросам.
Олег рассказал мне кошмарную историю, случившуюся в их домике на Dogwood, за пару месяцев до нашего приезда на остров. Этот случай прогремел на весь тихий островок; и теперь здесь относились к русским с настороженностью и любопытством, как к людям, от которых следовало ожидать чего угодно.
До инцидента, в известном домике проживал другой состав наших людей из Бруклина: один или двое из них тоже работали в Холидэй Айл и Ронда была в приятельских отношениях с ними.
Однажды вечером они коротали досуг дома, скрашивая его алкоголем. Ронда гостила у них.
Когда иссяк источник хорошего настроения, двое ребят решили организовать доставку выпивки, а их третий товарищ и Ронда остались в доме.
Вернувшись с гостинцами, ребята нашли дома горько плачущую Ронду и хмурого земляка. В ходе беглого домашнего расследования, они дознались из её жалоб о грубой попытке своего товарища возлюбить Ронду. И всё было бы хорошо, если бы она ответила взаимностью и уделила любвеобильному парню немного времени и внимания. Но вместо этого, она, якобы, отчаянно сопротивлялась. Всем это известие испортило настроение. Вечеринка была под угрозой. Справедливости ради и желая поскорее вернуться к приятному времяпровождению, ребята провели оперативное заседание товарищеского суда и приговорили своего земляка к обычному избиению и изгнанию из компании. Тут же привели в исполнение приговор, и постарались забыть о случившемся недоразумении.
Побитый и обиженный на них товарищ поспешил удалиться. Однако, спустя часок, когда его обидчики, расслабившись, досиживали свой тихий вечер, а Ронда мирно спала после пережитого ею потрясения, их третий, изгнанный, друг неожиданно вернулся… и не один. С собой он прихватил пистолет, и настроен был решительно.
Застав обидчиков врасплох, он кратко выразил им своё возмущение и приступил к отстрелу обидчиков.
Сделав своё шумное дело, он покинул этот дом. Ронда, которой повезло в этот раз больше всех, вскочила перепуганная, и когда пришла в себя, то обнаружила двоих своих защитников основательно поврежденными. По прибытии скорой помощи и полиции, один товарищ был мёртв, а другой ещё с признаками жизни.
Что касается первого, то, как выяснилось, он не мучился. Его земляк сделал своё дело качественно и наверняка. Сергея же, подвергли активному хирургическому лечению. Что смогли, из него вынули; а одну пулю так и оставили в нём. Врачи не решались удалять её… так опасно и неудобно она засела.
Худо-бедно, с Божьей и медицинской помощью, Сергей вычухался, и спустя, некоторое-то время, вышел на своих двоих из больницы.
Его земляка-стрелка арестовали, и началось официальное расследование случившегося. Как я понял из рассказов, особой сложности это дело не представляло. Нашего соотечественника признали виновным в умышленном убийстве и приговорили к какому-то бесконечному сроку. Раненый Сергей стал жить у Ронды. А от несчастных родителей погибшего парня посыпались письма-запросы. Некоторые хлопоты - добровольно приняли на себя Ронда и другие женщины из пансионата; они то и отвечали на письма родственников погибшего.
История вышла диковатая. Случись это где-нибудь в Нью-Йорке или Бруклине, так это никого бы не удивило. Здесь же, на острове, где все друг друга знают и живут в тишине и гармонии, подобный случай… может отразиться на ценах на недвижимость.
Обслужив Wreck Bar, я обычно должен был заниматься заказом от другого бара Rum Runner’s.
Этот бар изо дня в день просил доставлять одно и то же; что не представляло для меня большого труда. Ордера, которые не были в тягость, я старался отобрать, как только их присылали в контору, и приступал к исполнению. Таким образом, я занимал себя работой, которая не доставляла мне неожиданностей и хлопот. Работники этих баров начали привыкать к моим регулярным, и, главное, своевременным поставкам. Они встречали меня дружелюбно и всячески поощряли мою привязанность к их поручениям. Из их замечаний я понял, что раньше, из-за запоздалых доставок, они нередко испытывали ощутимые неудобства и потери.
Так у меня складывались гармоничные производственные отношения с клиентами нашего отдела. Мне не сложно было выполнять их заказы, и я предпочитал их другим; а они вовремя получали свои продукты и алкоголь. Наши отношения обретали всё более дружеский характер.
Подобное складывалось и с одним из поваров ресторана Ribs, и с работниками автозаправочной станции Chevron.
На заправочной работали двое итальянцев, больших любителей потрепаться. Доставка им пива, сигарет и прочих мелочей никогда не ограничивалась передачей заказанного и подписанием ордера: они всегда имели тему для разговора. Меня встречали шумными приветствиями, называя агентом КГБ, а я приветствовал их как солдат Коза Ностра. Моё появление в маленьком магазинчике при заправочной всегда сопровождалось обязательным шумным обменом приветствиями, из серии: коммунизм победит! Мафия - бессмертна!
Случайные покупатели, если таковые оказывались в этот момент в магазине, с любопытством наблюдали за нами, гадая о наших акцентах и степени вменяемости и серьёзности участников. Однажды в магазине оказалась бабуля, возраст которой уже не поддавался определению. Она ещё работала кем-то в нашем пансионате и приезжала на работу на своём специальном трехколесном велосипеде с торчащим позади флагом США. Бабуля, умственно уже впала в глубокое детство, но пока ещё крутила педали своего велосипеда и упрямо участвовала в жизни общества.
Будучи знакома с одним из этих итальянцев, она стала допрашивать: действительно ли я коммунистический агент? Мы не могли травмировать тронутое маразмом сознание бабушки, признались ей, что мы так шутим. Но подозрение уже закралось. Итальянец поспешил перевести разговор на другую тему. Представив меня бабушке, он серьёзно заговорил с ней о том, что я именно тот человек, который может скрасить её одиночество. Бабуля оценивающе осмотрела меня и спросила итальяшку: хорошо ли он знает меня, и надёжный ли я человек? Тот поклялся и советовал ей, не раздумывая, вступать в законный брак со мной. Обещал ей быть крёстным отцом нашему первому ребёнку. Другой итальянец корчился от смеха над кассой. Бабуля заинтересовалась, согласилась подумать, посоветоваться с детьми и внуками и дать ответ.
Также мне приходилось посещать во время работы отсек утилизации. Это было отгороженное место, где размещались пресс и упаковочная машина для паковки бумажных и прочих отходов. Мы свозили туда упаковочные картонные отходы.
Работали там двое-трое очень чёрных ребят неопределенной национальности. В их задачу входило сортировать свозимый хлам: пластик, стекло, бумагу… и упаковывать это добро. Из начальства туда редко кто заглядывал, поэтому работники чувствовали себя комфортно.
Мои картонные поставки были им по душе. От них лишь требовалось закладывать коробки под пресс.
Мы не знали имён друг друга, да и говорить нам было не о чём. Мы лишь обменивались приветствиями: “Hi! Big Boss Man.”
Внешность ребят не украшала территорию пансионата, и вероятно, им не рекомендовали разгуливать в своей замызганной одёжке среди отдыхающих гостей. Тем не менее, работникам приходилось выползать из своего офиса, и если мы встречались, то всегда обменивались приветственными вопросами:
- How are you, Big Boss Man?
- I’m very buisy today, - обычно отвечал чёрный Garbage Man с наигранной серьёзностью. Мои сотрудники, наблюдая подобные сцены, отмечали наш производственный юмор. Шуточный ярлык Big Boss Man устойчиво обрёл уважаемый статус среди прочих работников метлы, тачки и утилизации. Во многих местах, куда я доставлял продукты, ко мне обращались не иначе, как ВВМ.
Однажды, я пришёл к семи утра на работу, а у нашей конторы торчал парень, явно кого-то поджидающий. Более того, он был наряжен в футболку, какие выдавали работникам нашего отдела. Видя, что я открываю контору, он обратился ко мне:
- Доброе утро! Меня зовут Larry.
- Привет, а я Сергей.
- Пардон, как ты сказал твоё имя?
- Сергей, - привычно повторил я.
- И ты работаешь здесь?
- Да, я утренний босс этого отдела.
- Понятно. Я тоже поступил к вам на работу, и мне назначили начинать с семи утра.
Я успел лишь выразить ему своё удовлетворение и собирался ввести его в курс утренних дел, как в контору прибыл Джон. Он обрадовался тому, что мы уже познакомились, и начал с торжественного введения работника в почётную должность. Объявил Ларри, что первое время тот поработает в паре со мной, и что тому здорово повезло, так как напарник-наставник у него не простой, а русский. Возможно, шпион.
Ларри выразил свою заинтересованность этим фактом и признался нам, что он сам тоже впервые во Флориде и чувствует себя здесь, как иностранец.
Приехал он лишь пару дней назад с Аляски. Я заметил, что он приехал на автомобиле почти из России, и мы, в какой-то степени, соотечественники. Ларри не понял, почему я записал его в свои земляки, а Джон, большой знаток истории CCCР, лишь наблюдал за нашим диалогом и посмеивался.
На всякий случай, я спросил Ларри, не говорит ли он по-русски. Мой вопрос его лишь удивил.
Тогда я стал лечить парня, объясняя, что Аляска, откуда он прибыл, - бывшая российская территория, которую, возможно, скоро придётся вернуть России. Но Ларри воспринял это как шутку. Выяснилось, что он никогда и не слышал о российской истории Аляски. Я призвал Джона подтвердить исторический факт. Тот, не желая вмешиваться в наш диалог, лишь посмеивался, и предположил, что  Ларри сейчас воспользуется телефоном, дозвонится до Аляски и сам всё выяснит. Ларри так и не поверил мне, но явно озадачился.
Работать в паре с новым коллегой оказалось приятно. Наши хождения по складам гармонично совмещались с разговорами. От него я узнал, что на Аляске он живёт и работает последние пару лет; а вообще - он из Сан Диего, Калифорния. Там живут и все его родственники. С его слов, он один у них такой неустроенный: перекати поле. Но ему так нравится.
Спустя несколько часов совместной работы, мы уже хорошо понимали друг друга без утомительных объяснений: как кто докатился до такой жизни и работы с тачкой.
Он рассказывал мне о Сан Диего и Лос-Анджелесе: как там жарко и загазованно, по сравнению с полюбившейся ему Аляской. А последнее время - ему и люди, и природа Аляски всё более по душе.
В Нью-Йорке он бывал лишь проездом, в течение 2-3 дней, и, узнав, что я провёл там целое лето, поинтересовался моими впечатлениями о городе.
Мы, на удивление быстро, нашли общий язык, в котором юмор участвовал достаточно свободно.
К середине рабочего дня у нас уже сложились свои штампы общения; суть и соль, которых была понятна только нам. Когда речь зашла о музыке, то я уже не удивлялся тому, что у нас много общего в восприятии таковой. Ларри рассказывал мне, какие команды он видел живьём во время их гастролей в Сан Диего и Лос-Анджелесе.
Как я понял из его разъяснений, Калифорния являлась их центром музыкальной индустрии, и ни один гастролирующий по стране музыкант не пропускал Лос-Анджелес и Сан Диего.
Как он признался, во времена молодости, его особенно впечатляли урожаи, которые они собирали на стадионах после окончания концертов.
В это утро, когда мы встретились с ним у конторы, по пляжу озабоченно бродил субъект, якобы, ищущий забытую им вещь. Но, взглянув на него, нетрудно было определить профессионального искателя, или, по крайней мере, энтузиаста.
Упомянув о том утреннем пляже, Ларри предположил, что тот, вероятно, тоже на многих концертах побывал. Как он заметил, в истоптанной траве стадионов, они с ребятами собирали богатые урожаи часов и прочих ювелирных побрякушек, посеянных в концертной толчее и скачках. Никакой пляж не сравнится со стадионом после выступления известной рок-команды. Хотя таковые культурно-массовые мероприятия, в отличие от пляжей Калифорнии и Флориды, не каждый день случаются.
Из прочих его комментариев я понял, что многие коренные американцы (афроамериканцы - особое исключение) не могут позволить себе некоторые эксперименты, в которые, сломя голову, пускаются прибывающие в их страну туристы.
Мало, какой гражданин США среднего возраста, с университетским образованием и в здравом уме, решится броситься на нью-йоркское дно. И станет пробовать езду в сабвэе «зайцем», посещать Harlem, разъезжать на сомнительном автомобиле без страховки и регистрации, общаться по ночам с вооружёнными чёрными наркоманами и питаться продовольственными неликвидами…
Хорошо отлаженная система бюрократического отслеживания всякого проступка и занесение фактов в безграничные компьютерные архивы, вынуждают их быть крайне осмотрительными в своих действиях. И если гражданин, или пребывающий в любом ином статусе субъект, имеет какие-то планы на будущее в этой стране, ему следует помнить о недремлющем оке, охраняющем устои общества. Схлопотать на своё имя пожизненную запись о мелком правонарушении, для них означает подпортить и ограничить свои возможности, а то и вообще оказаться изгоем, которого уже никогда не изберут… даже в президенты США.
Для Ларри я был живым представителем туризма, познающим его страну, преимущественно со стороны Дна.
Масса его сограждан, занятых зарабатыванием средств на оплату благ, приобретённых в кредит на многие годы вперед, не ведают о многих явлениях, так как те за пределами их постоянных хлопот.
Даже если им рассказать о некоторых реальных вещах, они или не поверят, или сочтут тебя безумцем. Сам субъект, не имеющий собственности, сбережений, кредитной истории, семьи и собственного дела, уже вызывает подозрения. А если он ещё рассказывает и о себе, и этой стране такие ужасные вещи…
Для этого существует киноиндустрия с их голливудскими сказками, которая красочно иллюстрирует им Америку со всех сторон. Достаточно взять для просмотра видеокассеты с фильмами и незачем искать приключений на собственную голову где-то в Бруклине или на островах Флориды.
Ларри, как урожденный гражданин этой страны, советовал мне быть осмотрительным в беседах с его согражданами. Не придавать большого значения их приветливым улыбкам, так как это далеко не всегда признак искреннего дружеского отношения к тебе.
Рекомендовал хранить в глухом секрете факт истекшей визы, ибо полно идиотов, которые склонны видеть в этом пустяковом нарушении - угрозу их государственной безопасности.
Ему и самому-то, было любопытно знать, каким образом я устроился на работу. Он не верил, что у меня достаточно для этого документов. Мне пришлось показать удостоверение личности и копию карточки соцобеспечения, в которой уже не было ограничительной надписи.
Ознакомившись с некоторыми уловками нелегального туризма, Ларри пустился давать мне полезные советы. Он считал, что я совершаю серьёзную ошибку, игнорируя горячие обсуждения футбольных и бейсбольных матчей; рекомендовал, хотя бы делать вид, что меня это волнует.
Я признался в том, что даже не знаю правил этих игр и вообще, они мне неинтересны. Но Лари советовал, на людях проявлять интерес к общенациональным футбольным, бейсбольным и баскетбольным соревнованиям. И уж ни в коем случае, не демонстрировать своё безразличие, ибо в определенных ситуациях, такое отношение к американским ценностям может быть расценено как неуважение к Соединенным Штатам Америки.
Особенно следовало быть бдительным в условиях пивных баров, где может показаться, что публика нетрезва и невнимательна. Именно там, где полупьяные граждане пялятся на экран телевизора и шумно переживают за свои любимые команды, можно схлопотать их неприязнь.
В таких ситуациях будет верхом глупости и бестактности попивать фруктовый сок, вместо пива Budweiser и игнорировать теле трансляцию матча.
- Если ты намерен получить вид на жительство и стать полноценным жителем этой страны, - советовал мне Ларри, - ты должен легко и быстро просаживать заработанные деньги. При этом, особое внимание уделять пиву Budweiser. Без меры потреблять таковое и признавать этот напиток Королем Всех Видов Пива. Искренне и громко освобождаться от накопившихся газов отрыжками и прочими естественными способами, отчаянно болеть за местную футбольную команду  высшей лиги…
Этот минимум положительных качеств с лихвой перекроет такие формальные недостатки, как просроченная виза и нелегальная работа. Также, он советовал мне держать в секрете, что у меня нет водительской лицензии, автомобиля, и что я вообще не имею должного опыта управления автомобилем. Он считал, что любой американец, узнав о таких фактах, сочтёт меня или психически нездоровым, или состоящим, в конфликте с законом. А таковой диагноз, жизни не облегчает.
В процессе нашего сотрудничества, мы обсудили с ним немало серьёзных социальных проблем и подготовили массу проектов изменений и дополнений в действующее, но безнадежно устаревшее законодательство США.
Он признал тот факт, что, несмотря на формальные запреты и ограничения, массовый американский мелкий и средний бизнес, всё же широко и успешно использует труд нелегальных работников-туристов. И таковое не секрет для тех же законодателей и местных властей. Всем известно, что большинство мелких и средних предпринимателей, не в состоянии применять труд наёмного работника по всем правилам, предусмотренным законодательством. Размер минимальной оплаты труда, обязательные отчисления в страховой, пенсионный фонды, оплата налогов... Многим это не под силу. Им гораздо проще и рентабельнее иметь дело с работником, которому они будут платить лишь зарплату за фактически отработанные часы, и при этом, они не связаны с ним никакими другими законными обязательствами.
На сегодняшний день нелегальное сотрудничество американского мелкого бизнеса с туристами достаточно устойчиво, массово и плодотворно. Справедливости ради надо заметить, что многие представители мелкого и среднего бизнеса вряд ли вообще смогли бы существовать без такового сотрудничества. Так что это ещё вопрос: кто кому большую услугу оказывает.
Ларри признал, что в их миграционном и трудовом законодательстве немало пробелов и несоответствий реальной жизни. К моим замечаниям добавил давно вынашиваемые им поправки к американской конституции, суть которых заключалась в следующем:
Все граждане США реально имеют право лишь тратить деньги, если у них таковые есть, открыто освобождаться от накопившихся газов, всеми доступными им способами. Таковое возможно, даже находясь в публичных местах, добавил он: в церкви, суде, ресторане, в общественном транспорте, лифте…
Я добавил, что их конституция также не учитывает устойчивого стремления американских граждан пострелять из окна или с крыши по прохожим согражданам.
Если проанализировать статистику, то нетрудно сделать вывод о растущей потребности граждан в этакой форме самовыражения. Каждый день телевизионные новости сообщают о том, как где-то среднестатистический гражданин, ранее не судимый, без каких-либо очевидных мотивов, затеял стрельбу по прохожим. Свои шалости они обычно объясняют… плохим настроением.
Если таковое желание регулярно возникает у граждан, то почему не отразить их суть и чаяния в конституционных правах?
Так, полёт над гнездом кукушки, продолжался в компании нового коллеги. Люди, которые случайно оказывались свидетелями наших разговоров, недоумевали и переспрашивали: насколько серьёзно мы всё это говорим? Ко мне их вопрос выражался в более конкретной форме: “Неужели тебе не нравится Америка!?”
Тем временем, Саша скооперировался со Славкой и арендовал двухкомнатную квартирку. К тому времени Славка уже пристроился на работу в продовольственный супермаркет.
Володя из Ленинграда, получив очередную зарплату, купил билет и с облегчением покинул эту страну. С собой он не увёз ни сбережений, на которые рассчитывала его семья, ни положительных впечатлений об Америке, которые назойливо распространяет Голливуд. Уехал он уставшим и опустошенным. Хотя все советовали ему поработать до весны, чтобы вернуться домой к теплу и с какими-то деньгами. Ему же не терпелось встретить новый 94-й год дома.
Поляк Тони, по кличке Sorry Man, к огромному удовлетворению Олега, был выдворен из бригады общего содержания. Как мне объяснили сотрудники, он нагрубил работнице бара, требуя обслужить его бесплатно, как почетного работника пансионата.
По их правилам, на территории Холидэй Айл, в любом баре работник может получить питьё, и, насколько я знаю, они, и сами всегда гостеприимно угощали меня.
Вероятно, пан Тони действительно достал кого-то, и администрация решила отказаться от его услуг.
Другой поляк, также из бригады Олега, припёрся как-то вечером после работы в пансионат пьяным, и ещё там добавил. Этот тип из категории самовлюбленных придурков, которые в пьяном состоянии превращаются в ходячую претензию ко всем и всему. В тот вечер его пьяные капризы переросли в приступы гнева, и он решил, что, как работник этого пансионата, он может потребовать особого внимания к себе.
Подобные выходки, настроения отдыхающим гостям не повышают и администрацией не поощряются. Работники из бригады обеспечения порядка попросили его удалиться на отдых, но он отреагировал агрессивно. Тогда им пришлось применить силу.
Со следующего дня он больше не работал там. Мама Анна позаботилась о своих земляках и пристроила их на другие работы на соседнем острове.
Пан Тони стал работать ночным смотрителем в соседнем заведении “Sea Theatre”, а другой дебошир в пансионате “Caloosa Cаve”.
Мы же хорошо обжились на новом месте. Возвращаться туда после работы было приятно. Просторный, уютный дом в тихом месте стал нашим убежищем, в котором, мы отдыхали душой и телом.
Олег украсил нашу спальню сочными порнографическими иллюстрациями из регулярно прикупаемых им журналов. Всех гостей, посещавших наш дом, он обязательно водил на экскурсию и показывал свою настенную коллекцию. Его фото собрание мы называли “Тоска по родине”.
Всем работникам пансионата объявили о месте и времени проведения рождественской вечеринки. Это было ежегодной традицией, которую все ожидали как должное. В целях привлечения гостей-клиентов, на территории пансионата устраивались всяческие массовые, зрелищные мероприятия. Водные гонки на скоростных катерах, были не так зрелищны, как шумны, но коммерческие цели, я полагаю, устроителями достигались. Любопытных съехалось много, и это положительно отразилось на выручке.
Не успели забыть о гонках, как объявили о проведении конкурса Miss Bikini. На это шоу публика отреагировала ещё более массово и радостно. Вход на территорию, как всегда, свободен; от гостей требовалось лишь одно: как можно больше покупать и потреблять. Они это делали.
Конкурс с пляжными девушками удался. Народу собралось уйма; девушек-участниц было предостаточно. Впрочем, в солнечные дни и без конкурса все разгуливали в пляжных нарядах,  демонстрируя свои формы и татуировки.
Кстати, нательные рисунки среди молодых женщин приобретали массовый характер. Многие уже не ограничивались скромненькой розочкой на плече или бедре, а разукрашивали себя цветными сюжетами во всю спину.
Девица мужских размеров, сменщица Ронды, однажды явилась на работу с цветной, ещё слегка воспалённой татуировкой, украшавшей половину её мощной спины. Так как сама она не могла полюбоваться этим украшением без помощи зеркал, то демонстрировала это всем, кого знала, и спрашивала, как им это нравится. Первое, чем я поинтересовался: можно ли это при желании удалить? Она же гордо ответила мне, что это настоящая татуировка, а не какая-нибудь картинка-переводка, и стоит немалых денег. Но картина не закончена, вот когда дорисуют, тогда это будет Cool!
Я не возражал, как и учил меня Ларри, тем более что, картинка действительно была лихая. Но носить это на себе всю оставшуюся жизнь… Впрочем, колхоз - дело добровольное и о вкусах не спорят. Как заметил Ларри, мы живём в свободной стране и на кое-что имеем право.
Мои коллеги по отделу и другие сотрудники мужского пола постоянно спрашивали меня о том, как мне нравятся американские женщины, и как они в сравнении с русскими и украинскими?
Я уверенно отвечал, что в этом вопросе Украина и Россия пребывает в более выгодном положении. На мой взгляд, мама Природа благосклонно и щедро отнеслась к славянским женщинам.
Американские товарищи с недоверием слушали подобные замечания и с трудом допускали, что в такой конченной стране, как Украина, может быть хоть что-то лучше, чем в Америке.
Они уверяли меня, что я не видел красивых американских женщин по той простой причине, что те и близко не бывают там, где мне приходится проводить всё своё время.
Это я допускал. Места моего пребывания в стране, действительно, близки к социальному дну, я и судил по той части Америки, которую мог видеть собственными глазами. Хотя, на седьмом месяце пребывания в этой стране, здесь на островах, где все разгуливают полураздетыми и много молодежи, мне их женщины показались вполне симпатичными и вовсе не хуже украинских.
Особенно было заметно одно отличие. Американские девушки более самостоятельны: они вполне комфортно отдыхают без сопровождающего кавалера и, коротая отпуск в одиночку, вовсе не выглядят уязвимыми. Порою, их самостоятельность принимает несколько грубоватые формы. В своём стремлении быть ни чем не хуже мужчин, они иногда ведут себя излишне мужеподобно.
О дне проведения рождественского утренника мы узнали за несколько дней. Праздновать решили почти за неделю до Рождества. Это как предпраздничная разминка для сотрудников.
Времени было достаточно, чтобы каждый мог подкорректировать свои планы и не пропустить праздничное мероприятие.
Для всех это был обычный рабочий день, начало вечеринки назначили на поздний вечер, когда основная масса сотрудников уже свободна. Как пояснил наш сосед Кевин, каждый работник может привести с собой на утренник кого-то из друзей. И с удовольствием объявил нам, что пригласил свою бывшую подругу. Нам было безразлично, с кем он будет на вечеринке: с подругой или другом. Зато сам он был заметно счастлив, и ему хотелось поговорить об этом. Похоже, он неровно дышал по отношению к бывшей подруге. И наше подселение на её место принесло ему лишь материальное облегчение по оплате ренты, но не избавило от болезненной тоски по ней.
В тот вечер мы вернулись с работы с намерением отменить обычные вечерние мероприятия и в назначенное время прибыть на пляж, где уже всё было готово к празднику. Ужинать мы не стали, лишь приняли душ и отдохнули. После чего, голодные и ненарядные, поехали на праздник. У входа на территорию празднования, прибывающих встречали работники службы общественного порядка и с приветствиями выдавали условные атрибуты, которые следовало подцепить на запястье. Это служило отличительным знаком для работников баров, обслуживавших это мероприятие. Носитель пластикового наручник - наш человек и ему можно наливать без всяких ограничений.
И видимо, действительно наливали безотказно, потому, как все любители выпить уже в приподнятом настроении расхаживали от бара к бару со стаканами в руках.
Скоро кто-то из администрации произнёс поздравительную речь и пригласил всех к столу.
За длинным столом, где каждый мог усаживаться по желанию, участники, естественно, распределились по национальному признаку. Русскоязычные работники и их гости, типа Полковника, в общей сложности, составляли человек 20. Беженцев с острова Свободы оказалось у праздничного стола больше всех. По-соседству с кубинцами чернела группа гаитян. Ну, и американцы. Этих было пока не меньше, чем кубинцев. Они гостеприимно-снисходительно призывали всех сбежавшихся к ним в гости, расслабиться и гулять в удовольствие.
Угощения щедрые, погода чудесная. С океана поддувал легкий освежающий ветерок, а песок ещё дышал теплом. Устроители праздника позаботились, чтобы еды, выпивки и света было более чем достаточно.
Накушавшись, гости обратили своё внимание к барам. Возникли музыканты и взбодрили праздник живой музыкой.
Кто-то танцевал, кто-то спешил попробовать все коктейли и прочие горячительные напитки; многие, подобно Олегу, были вынуждены воздерживаться от алкоголя, так как им предстояло управлять транспортом. Я употреблял за него. Обстановка всеобщего веселья располагала к сближению. Многие, с кем я был знаком поверхностно, запросто подкатывали ко мне, как своему приятелю, с рождественскими поздравлениями и приятельскими разговорами ни о чём.
К своему удивлению, я отметил, что за неполных два месяца, мотаясь с тачкой между барами и ресторанами, уже обзавёлся массой знакомых, которые вполне дружелюбно проявляли желание выпить и поговорить со мной. Наш коллега - сержант Джордж привёз с собой видеокамеру и, как обычно, с серьёзным видом снимал всё происходящее. Я снял его на свою фотоаппарат мыльницу. Другой мой коллега, гаитянин, фотографировал всех на фотокамеру, с которой никогда не расставался. Возле бара мы встретились с Кевином. Он светился от счастья, и ему не терпелось представить мне свою подругу.
После знакомства и взаимных поздравлений, она заявила, что много наслышана о нас от Кевина, и теперь ей очень интересно повидать его новых соседей.
Женщина была приблизительно одного возраста с Кевином, но я сразу заметил: она не из круга работников пансионата, да и Кевину не ровня. Когда заговорили, оказалось, что её речь отличается от той, какую я привык слышать вокруг. Форма и содержание вопросов ко мне, выделяли её из той массы собеседников, с которыми я общался сегодня, и каждый день.
Но мне снова пришлось ответить на избитый вопрос, как я нахожу эту страну. Я коротко изложил своё видение, шутливо отметив, что здешние люди излишне много времени и энергии уделяют бизнесу или просто зарабатыванию денег. И при этом пропускают массу других интересных вещей. Например, полноценное человеческое общение многие подменяют регулярными визитами к психоаналитикам. Общение между людьми свелось к обмену улыбками и вопросами: “как дела?”. И даже этот вопрос чаще подменяется другим: “Are you busy?”. То бишь, если бизнес активен, тогда всё хорошо, а если дела идут вяло - плохо. Более того, задавая, друг другу вопросы, они вовсе не намерены выслушивать ответ собеседника.
Кевин стоял рядом и с любопытством наблюдал за нашим обменом впечатлениями. Его подруга сообщила о себе, что она и сама не так уж давно прибыла в США из Шотландии, а по специальности она доктор психиатр. Ей случайно выпала возможность поработать здесь в одной частной клинике; вот она и задержалась.
При всех особенностях, присущих американцам, и дающих повод европейцам воспринимать их как детей, она, справедливости ради, отметила тот факт, что в этой стране гораздо легче найти место под солнцем. И она ценит предоставленную здесь возможность.
- Я даже готова простить американцам то, что они сделали здесь с английским языком, - пошутила она.
Я предложил выпить за нашего общего американского приятеля Кевина, который гостеприимно позволяет нам ехидно шутить о его стране, нелегально работать и зарабатывать их американские денежки. Кевину, явно, нравилось то, как мы легко нашли общий язык, и он гордился своей образованной шотландской барышней-доктором. Добродушно пообещал не сообщать миграционной службе о наших антиамериканских настроениях. Мы ему доверяли.
Вскоре, празднование сконцентрировалось вокруг музыки и бара. Публика стала заметно словоохотливей и добродушней. От чёрных работников, ответственных за утилизацию отходов, до ресторанных администраторов - все дружелюбно поздравляли меня с чем-то, при этом, чаще называли меня не по имени, а просто - Big Boss Man или Delivery Man.
Среди танцующих, я заметил Сашу, которого в последнее время встречал лишь в ресторане, когда доставлял туда провиант. Он похотливо вытанцовывал вокруг какой-то незнакомой мне девицы. Среди сотрудников, я её раньше не встречал. Вероятно, она из числа приглашённых, и, похоже, местная. Сашины зазывающие телодвижения были ей понятны и без английского языка. Я был уверен, что сейчас Саша благоухает парфюмерными запахами особенно сильно. Обычно, перед выходом на подобные мероприятия он без меры поливал себя одеколонами.
Несколько особняком, в гордом одиночестве, с отрешенным взглядом и угасающей улыбкой, топталась в своём старческом ритме супер бабушка, к которой сватал меня итальяшка с заправочной станции. Подвыпившая молодёжь скакала под музыку, соблюдая дистанцию, во избежание столкновения с хрупким, редким экземпляром. Неосторожное движение могло привести к неуместной трагедии и подпортить праздник. Активное участие бабушки в коллективном праздновании придавало вечеринке особый колорит. Она оказалась в кругу танцующих, подобно рождественской ёлке или государственному флагу.
Обременённые ежедневным обязательством выходить ранним утром на работу, мы отбыли домой задолго до полного окончания праздника. Настроение было приподнятое, спать не хотелось. Припарковав машину перед домом, мы обнаружили, что кому-то также не спится. В позднее время где-то по соседству достаточно громко звучала музыка. Раньше мы такого не замечали. Мы прислушались, огляделись. В соседнем доме, в десяти шагах от нас, в окнах горел свет, оттуда же и музыка доносилась. Качество звука и содержание были приятной неожиданностью для нас. Шума гуляющей компании не наблюдалось. Кто-то просто слушал музыку в своё удовольствие.
Кевин когда-то упоминал, что в соседнем доме живёт разведенная женщина средних лет, с двумя детьми. Мельком мы видели её со стороны. Как-то и сам Кевин передавал нам привет от этой соседки.
Сейчас её бесшабашно открытые двери подталкивали нас к мысли о нарушении режима. К тому же, на этой неделе я получил почтовую бандероль от компании Columbia House с порцией компакт дисков, которые пока не было на чём проиграть.
Так мы оказались на соседней территории у приоткрытой двери дома. На наш стук никто не отозвался. Дождавшись тихого момента в звучавшей музыке, я снова постучал. На этот раз нас услышали, убавили звук, и на пороге появилась соседка. Судя по озадаченному виду, она не ожидала, что кто-то может заявиться к ней в такое время. Мне показалось, что она была готова выслушать справедливые замечания по поводу громкого звучания в ночное время, и искренне обрадовалась, услышав, что мы решили по-соседски зайти к ней, познакомиться и, если можно, вместе прослушать свои компакты. Она запросто пригласила нас войти в дом.
В гостиной стоял пряный запах цветов и трав. Комната была украшена живыми и сухими цветами; во всем чувствовалось присутствие и участие женщины. Она предложила нам присесть на диванчик и коротко сообщила, что Кевин уже рассказывал о нас. И всё же переспросила: действительно ли мы русские? Мы подтвердили этот факт, и заверили, что пришли без оружия. Она осталась довольна, и поинтересовалась: что мы будем пить? Сама она тоже была подвыпившей. Неожиданная компания оказалась ей в радость. Приняв наше пожелание чая, она через минутку вернулась в гостиную с тремя чайными чашками бутылкой шампанского.
Пока я откупоривал бутылку, она пересмотрела принесённые компакты, отметила, что сама тоже покупает таковые у Columbia House, и выбрала компакт Sting. Остановила проигрыватель, поместила среди пяти других, выбранный ею компакт, и запустила проигрывать. И музыке, и шампанскому, и нашему неожиданному визиту была от души рада. Я понял, что этой ночью если нам и удастся поспать, то совсем немного. Мысль о работе отравляла именины сердца. Наша соседка, похоже, не была обременена утренними повинностями. Настроение у неё было праздничное; она радостно тараторила о том, как по-рождественски романтично, то, что мы вот так запросто, ночью зашли к ней на музыку. Ей хотелось успеть и потанцевать, и поговорить обо всем.
Из всего этого сумбура я узнал, что она тоже арендует этот домик и работает в цветочном магазине, принадлежащем её маме. Магазин где-то на территории ближайшего пансионата, куда она добирается велосипедом. Цветочный бизнес ей нравится, и вообще, ей всё нравится здесь на островах. Упомянула о своих детях, которых она сегодня оставила у мамы, чтобы расслабиться и отдохнуть.
Когда шампанское иссякло, и Sting был выслушан вдоль и поперёк, наша новая подруга, вдруг, поинтересовалась о нашей машине. Убедившись, что таковая стоит во дворе, она сделала нам совершенно нетрезвое предложение: пригласила нас продолжить праздник в каком-то чудном местечке! Я заметил, что уже давно не вечер, и нам скоро надо быть на работе, чёрт бы таковую побрал. Да и как мы можем куда-то ехать, если среди нас нет ни единого трезвого?
Мои замечания она расценила как занудство, просила меня не портить праздник и больше не говорить такой скучной, благоразумной ерунды. Заметила, что всегда считала русских безумными авантюристами и романтиками, а мы разочаровываем её. Кроме этого, мы, якобы, совершенно не знаем Америку, и если продолжим гуляния по её плану, то сами увидим, что по ночам перед Рождеством никто трезвым не ездит. И вообще, она обещала обидеться на нас, если мы будем такими занудами…
Самое время было вернуться домой и завалиться спать, но и обижать соседку не хотелось.
Я полагал, её чудное местечко где-то поблизости, а оказалось, в милях десяти от нас, или мне так показалось ночью. Пункт обозначался как Tavernier. Мы бывали там много раз, посещая торговый центр. Мне стало любопытно, что это за местечко, которое открыто в такое позднее время? Все магазины в торговом центре мы уже обследовали, но оказалось, мы не побывали за углом; а там находился обычный бар с бильярдом и музыкой. Действительно, место оказалось приличным. Просторно, тихо и чисто. Посетителей было немного. Соседка уверенно повела нас прямо к стойке бара. Там, с уважительной дистанцией один от другого, тихо просиживали ночь человека три. У бильярдного стола отирались двое парней, гоняя шары, и несколько полуночников посиживали за столиками. По приветствиям женщины, дежурившей за стойкой, я понял, что соседка была здесь частым гостем. Она, как гражданка своей страны, настоятельно рекомендовала нам коктейль с многообещающим названием "Fire Ball”. Я заказал три. Олег поинтересовался, кто здесь третий, давая понять, что ему предстоит ещё везти нас обратно. Соседка поняла, в чём заминка и обещала помочь нам в решении этого вопроса. Хотя, считала, что этот божественный напиток и водителю не повредит. Олег поверил ей.
Пока хозяйка шаманила над приготовлением зелья, наша соседка заговорила с ней. Из их разговора до меня донеслось, что сегодня она привела сюда двух русских, которые понятия не имеют ни о Рождестве, ни об Америке вообще. Ближе сидящий ко мне клиент, услышав об этом, стал с любопытством разглядывать меня. Бородатый очкарик с неухоженной внешностью, показался мне тактичным парнишей, который дружелюбной улыбкой давал понять, что хотел бы заговорить со мной, но тактично не решается навязывать свою компанию. Я подал ему знак дружеского расположения и тот доверчиво протянул мне руку. Представился. Я ответил тем же.
Первое, что его удивило, - мой понятный для него язык. Наивно, с некоторым разочарованием, он спросил меня:
- Откуда взялся твой английский, если ты - русский?
- Когда-то учился на шпиона, но мне это так и не понадобилось. Вот теперь сижу здесь и пью “FireBall”.
Напиток красно-ядовитого цвета, оказался действительно вкусным и по крепости соответствовал названию.
- Чему ещё обучали тебя, кроме английского? - стал допрашивать он.
- Учили - как заводить друзей среди подвыпивших американцев, - серьёзно ответил я. - И на почве различных интересов: спорт, музыка, литература, затем, обращать их в активных сторонников марксизма-ленинизма.
Последнее развеселило моего собеседника. Он доверительно сообщил мне о своём не очень-то лояльном отношении к американскому капитализму. Но и коммунистические лагеря его пугали ещё больше.
По-моему, приятеля устрашало всё, что связано с интенсивным многочасовым трудом, будь-то в исправительных лагерях, либо в добровольном предпринимательском марафоне. Ему больше нравилось коротать время в барах.
- Именно такие клиенты меня интересуют! – указал я на него.
- Вряд ли ты проходил в своей шпионской школе музыку, которая волнует меня, - шутливо заявил Борода. – Мне по-прежнему нравится старая музыка, времен моей молодости., - пояснил он.
- Ты имеешь в виду далёкие 60-70-е годы? - уточнил я.
- Точно!
- Так это мы проходили. Мне и самому нравятся ваши CCR, Grand Funk, Simon and Garfunkel, Chicago. Хотя, в то время британской музыки было побольше.
Бородач раскололся. Пустился рассказывать мне, на чьих концертах он побывал в те годы. Из его откровенного рассказа о жизненных интересах, я понял, что в молодости он, как бросился в беззаботное течение хиппи, так и не вернулся из него к реалиям жизни.
Нетрудно было заметить, что поговорить об этом, для него - как бальзам на душу.
Его компания в этой ситуации пришлась мне по душе. Наша соседка несколько раз пыталась встрять в разговор, но как-то не приживалась в нашем коллективе. Я заказал ей ещё один Fire Ball и она отстала.
Когда она влезала в нашу беседу, нетрудно было заметить её снисходительное отношение к спивающемуся дядьке неудачнику, которому и похвастать-то больше нечем, кроме как воспоминаниями о беззаботной молодости.
А сама-то она, также любит выпить и ничего особенного собой не представляет. Можно предположить, что в его возрасте, она будет заправлять маминым цветочным магазинчиком и, возможно, к тому времени приобретет свой домик в кредит. Но и это всё, пока лишь Может Быть. Но она уже смотрит на этого интеллигентного стареющего парнишу, как на безнадежно неудачника. Типичный пример женской меркантильной оценки человека. А также яркий пример американского отношения к бедности.
Здесь материальное положение субъекта - мерило и оценка самой личности. Каким бы хорошим ты ни был, если ты не платежеспособен, то о чём тогда с тобой говорить? У них не прижились наши поговорки о том, что бедность - не порок, и не в богатстве - счастье. Здесь культивируется преуспевание и благополучие. А за осознанный отказ от стремления к материальным ценностям рассматривается, как серьёзное отклонение от нормы. Пренебрежительное отношение к Американской Мечте - осуждается. Здесь в почете наша поговорка: лучше быть здоровым и богатым, чем больным и бедным. И они часто и густо, хвастливо и громко кричат о своём здоровье и богатстве. Но если присмотреться к достижениям многих американцев внимательней, то выяснится, что все их материальные блага приобретены в кредит, выплатить который не всегда достаточно всей жизни. Говорить же об этом искренне и не громко, они позволяют себе лишь на платных сеансах-беседах с психоаналитиком.
Пока я общался со случайным собеседником, счастливым от того, что его кто-то слушает и отвечает взаимопониманием, Олег принял участие в бильярдном состязании. Среди игроков оказался даже один коллега - официант из нашего ресторана Horizon.
Тем временем, я узнал, как много приятного пережил мой приятель в 60-70-е годы. Для сравнения с его американской историей тех лет, я попытался выразить ему свои символы, вынесённые из того времени.
У меня упоминание о 60-х годах в первую очередь ассоциировались с музыкой The Beatles, многократно перезаписанной на магнитофонной ленте и безотказно вызывающей мурашки по телу. Любимые китайские кеды и многочасовые дворовые, футбольные состязания до сбитых колен… Хрущёв с кукурузой… Фидель Кастро с паршивым сахаром… и чёрные студенты с Острова Свободы. Ужасные стоматологические клиники с разрушительной дрелью и цементными пломбами. Первый космонавт и ажиотаж вокруг полёта в космос. Массовое желание детей и взрослых полететь туда, и быть космонавтами, или, как минимум, летчиками. И мои первые навыки приспособления к условиям тоталитарной истерии, скрытое нежелание быть не летчиком, не космонавтом, а самим собой. Тогда это означало для меня играть в игры, которые нравились мне, а не запланированные школьной программой гармоничного развития личности. Слушать и переживать музыку, которая глубоко волновала меня, а не разучивать хором “Солнечный круг, небо вокруг. ” И на затасканный  вопрос учителей и воспитателей: кем хочешь стать, когда вырастешь? - врать в угоду им, что хочу быть космонавтом.
Пьяненькому стареющему хиппи показались интересными мои воспоминания о 60-х годах. Он пригласил меня наведываться сюда почаще. Этого я не мог ему обещать. Зато я заверил, что нашего случайного разговора для меня достаточно, чтобы запомнить и его самого, и всё, о чём мы говорили с ним, также надолго, как я помню Хрущева, Кастро и Мао Цзедуна.
К этому, почти утреннему времени, мой собеседник уже не сомневался ни в чём, мною сказанном. Расстались мы настоящими приятелями. Он отметил, что здорово провёл время. Признал, встреча с русским шпионом оказалась гораздо приятней, чем визит к психоаналитику или проститутке, которые, в сущности, мало,  чем отличаются (лишь ценой).
Наша подруга вошла во вкус ночной жизни и предложение отправиться обратно домой, восприняла крайне неохотно. До семи утра, когда мы должны приступить к работе, оставалось часа четыре. Ехать на работу прямо из этого заведения как-то не улыбалось. Ей же было трудно понять пролетарскую озабоченность о предстоящем рабочем дне. Лишь наши клятвенные заверения вернуться сюда в ближайшие дни, склонили её к согласию.
Обратно ехали невесело. Чувствовалась усталость. Наша попутчица оставила в баре последние способности трезво воспринимать реальность. Говорить о чём-либо не было ни желания, ни сил.
К счастью, на следующий день трудовая активность всех сотрудников была явно понижена, и наша вялость не была исключением.
Среди дня нашу похмельную повинность скрасило неожиданное прибытие к причалам потрепанной рыбацкой шхуны с 80-ю кубинскими беженцами на борту. Её сопровождал катер береговой охраны. Процесс высадки беглецов с острова Свободы проходил под тщательным наблюдением полиции и миграционной службы, которые встречали их на берегу.
Конечно же, происходящее интересовало не только полицию, но и туристов с их камерами и фотоаппаратами. Служба оградила место высадки и подогнала автобусы. Пересадка гостей на сухопутный транспорт сопровождалась тщательным досмотром каждого.
Беженцы являли собой различные возраста, выглядели уставшими и перепуганными. Видимо, пока они добрались до американского острова, сполна натерпелись страха. Мероприятие рискованное, но этим повезло.
Как шутливо комментировали событие мои американские коллеги, скоро все эти беженцы получат легальный статус и право на социальное обеспечение, чего нашему русскому Серхио не светит.
События, как рождественские чудеса, повалили на наши очумевшие головы. Встретившись с Кевином на работе и обменявшись впечатлениями о вчерашней вечеринке и сегодняшнем десанте с острова Свободы, он осторожно заявил об ещё одной новости. Он хотел согласовать со мной такой деликатный вопрос, как прибытие его друга детства из Long Island, NY.
Я воспринял это, как приезд на рождественские праздники, но Кевин пояснил мне, что в действительности, у его приятеля сейчас трудный период, и он, полагая, что Кевин живет один в доме, решил попросить у него временное убежище-пристанище.
Я выслушал и подумал, что места у нас достаточно; подобная ситуация мне самому знакома; да и пребывание гостя в нашем доме лишь временное. Я обещал пояснить ситуацию Олегу.
Но до того, как я переговорил с Олегом, Кевин отыскал меня снова и предложил закончить работу сегодня пораньше. И, до того как вернуться домой, присесть где-нибудь, выпить пива, познакомиться и обсудить условия проживания гостя. Кевину хотелось быть уверенным, что наше согласие на временное подселение его приятеля, мы даём осознанно, познакомившись непосредственно с ним самим.
Я передал всё это Олегу. Тот воздержался от конкретных замечаний по этому поводу. Не обрадовался.
Когда мы все встретились, то я сразу отметил, что парень злоупотребляет алкоголем; это было очевидно по его испитой физиономии.
При знакомстве, он суетился и заискивал перед нами, как перед людьми, от которых зависит его временное благополучие. Кевин почувствовал назревающую неприязнь и как мог, заглаживал ситуацию. Он дружески пригласил всех присесть и обсудить неожиданно возникший вопрос. Кевину было неловко, я его понимал и мысленно уже согласился помочь не столько его приятелю, сколько самому Кевину.
За пивом мы договорились, что пока наш гость устроится на работу и найдет себе жильё, он остановится в нашем доме, и будет ночевать в гостиной на диване.
То, что этот парень на полной мели было очевидно даже для нас, туристов. Про себя я подумал, что он может застрять на нашем диване как минимум на месяц, так как для переезда ему потребуется сначала найти работу и заработать деньги на аренду жилья.
А тем временем, мои подозрения коварно усыпляли радужными планами на сегодняшний вечер. Кевин и его приятель просили быть дома к такому-то часу и обещали организовать на ужин вкусное спагетти. Всё, за исключением спагетти, мне не нравилось. Я чувствовал, что к нашему тихому комфорту что-то подкралось.
Ужин они приготовили действительно вкусный. Мы прикупили пива, к которому наш новый сосед проявил заметный интерес. Я намекнул Олегу, что мы снова оказались в большой семье, где зевать не следует, если хочешь попробовать своё пиво.
Этому парню было около 50, по мере употребления пива, он становился всё более уверенным в себе.
Согласие на его проживание мы дали, и теперь надо было как-то уживаться. Разговора о распределении рентной платы на четверых, как-то не последовало, и я понял, что этот ужин и был его вступительным взносом в нашу коммуну.
Всё это меня беспокоило. Появилось желание пойти в санузел и забрать оттуда свои туалетные причиндалы. С полотенцем, для начала, я так и сделал. Судя по его автомобилю и одежде, он производил впечатление грязнули.
Так мы стали поживать втроём.
Но были и приятные неожиданности. Компании BMG и Columbia House стали заваливать нас бандеролями с компактами и предложениями заказывать ещё и ещё, а также, вовлекать в эту потребительскую игру всех, кого мы знаем.
Условия игры предполагали поощрительные подарки и скидки.
Кроме музыкальных бандеролей, в нашем почтовом ящике я нашёл телеграмму с родины. Содержание этого послания в сжатой форме отражало экономическое и социальное положение украинского народа. Телеграмма сообщала; “Визу получил. Владимир”.
Кто этот Владимир, я догадывался, для чего он извещал меня, - начинал понимать. Но почему именно я?
Между многочасовой суетой на работе, посещением почтового отделения и супермаркета, душем и ужином, я думал: чего же следует ожидать от этого Владимира?
За последние семь месяцев я не слышал о нём ничего, хотя ещё из Бруклина посылал ему письмецо. Я гнал от себя мысль о том, на наши головы свалится ещё один гость, претендующий на второй диван в гостиной.
Однажды вечером к нам заехали знакомые московские барышни со своим польским ухажёром. Они ничего не знали о нашем новом соседе, но его присутствие нам не помешало. Мы наспех организовали пиццу, красное сухое вино и пиво… Поговорить было о чем. Вечер складывался хорошо. Наш сосед дал понять нам, что мы ему не мешаем, обращать внимания на него не надо, он, мол, тихонько посидит на своём диване.
Мы пригласили и его. Он охотно присоединился. Усугубил пива и вина, и стал проявлять внимание к женскому полу. Так как женщины были не очень-то разговорчивы на его языке, то мне пришлось какое-то время посредничать в передаче его избитых комплиментов.
Такое внимание к неожиданно возникшему американскому ухажёру не понравилось поляку. Они с Олегом стали хохмить над джентльменскими потугами подвыпившего Ромео и оттеснили его обратно на диван.
Остаток вечера наш американский гость, хотя и не навязывался в кавалеры, зато проявлял пристальное внимание к пиву и всему происходящему в гостиной. По этому поводу Олег справедливо заметил, что он и на курсы английского языка ходил, и по телефону заезжал, а ему, по каким-то непонятным причинам, отказывали. А этот бедный родственник, два дня как получил наше согласие на пользование диваном, а тоже пытается пристроиться к подругам.
Поляк, заметив обострившуюся конкуренцию, пожалел, что приехал к нам в гости, и пожелал в будущем встречаться на их территории. На том и порешили: Новый год отпразднуем в их доме в Kи Ларго.
Этой ночью, казалось бы, уже ничего не могло помешать нашему сну и мы спали. Но за окном, где-то во дворе происходили какие-то странные действа. Сквозь сон, до моего сознания доходило, что к нам во двор приехали и остановились какие-то автомобили. Хлопки дверей, возбужденные мужские голоса, служебные переговоры по рации. Я так и не осознал, что это было: сон, либо ночной полицейский телесериал. Как долго продолжалась эта ночная возня, определить я не мог, ибо так и не проснулся.
Утром мне об этом напомнил Кевин. Он спросил: не слышал ли я чего-нибудь этой ночью. И охотно рассказал о случившемся.
Оказалось, полиция таки действительно приезжала сюда. И вызывал их Кевин. На мой вопрос: для чего? - тот рассказал мне живой, свежий анекдот.
Среди ночи его разбудил шум. Через приоткрытое окно спальни, которое выходило в сторону дома нашей знакомой соседки, он отчетливо услышал крики. Прислушавшись, определил, что крики доносятся из соседнего дома, и по голосу узнал соседку. Жуткий вой не прекращался, уснуть, слыша такое, он не мог. Зная её склонность к выпивке и непредсказуемость поведения, он посетить её не решался, но сделал попытку связаться по телефону. Но на его звонки никто не ответил. Шум борьбы и страданий продолжался. Тогда он решил позвонить в полицию и доложить о своих подозрениях и беспокойстве.
Спустя несколько минут, одна за другой, подъехали три патрульные машины, блокировали выход из дома, и на всякий случай, окружили соседский дом, да ещё и с оружием наизготове.
На полицейское требование открыть дверь, в доме стихло, и приказ исполнила сама предполагаемая жертва. Она была немного пьяна и очень счастлива. Увидев вокруг своего дома вооруженных полицейских, она искренне удивилась этому. На расспросы: всё ли с ней в порядке? - она честно ответила, что ей хорошо, как никогда!.. Теперь удивились полицейские:
- Но ваши соседи и мы сами слышали, как кто-то кричал в вашем доме. Что здесь происходит, и кто ещё есть в вашем доме? - наступали на неё полицейские.
- О, Господи! Спасибо вам всем за беспокойство…, Но если я и кричала, так это от удовольствия. А в доме, кроме меня - мой дружок. Так что, ещё раз спасибо за ваше внимание, желаю всем весёлого Рождества!
Со слов Кевина, все остались довольны, никто никого не упрекал за пустой вызов. Случившееся, восприняли, как забавный рождественский случай. Полицейские лишь пошутили в адрес Кевина, что ему следовало бы получше знать свою соседку, и безошибочно распознавать издаваемые ею звуки.
5-6 раз в неделю, по утрам около семи часов, когда зимнее солнце ещё не взошло, мы сонные выкатывали из своего двора, выезжали на дорогу US-1 и молча ехали в направлении Kи Вест. Этот отрезок дороги от Orange Lаnе до Holiday Isle уже опостылел. Особенно острую тоску вызывала утренняя езда на работу.
Середину семиминутного пути отмечал нелепо стоящий на травяной лужайке, как заблудившаяся корова, спортивного типа автомобиль “Camaro” белого цвета. На лобовом и заднем стеклах были приклеены объявления “4 Sale”. Я же воспринимал это, как недвижимый памятник затянувшемуся экономическому застою, на который жаловались и в теленовостях и в повседневной жизни. Они называли это, словом Recession. Я бы удивился, если бы однажды утром не увидел этот объект на своём месте. Автомобиль, подобно чёрному обелиску стабильно стоял в ожидании покупателя.
На работе, по-прежнему, все ожидали массового наплыва гостей, всплеска деловой активности, и вообще - экономического оживления в стране. Всё шло своим чередом.
Мы, не дожидаясь рождественского потребительского бума, стали втихую набавлять себе рабочее время. Заканчивая работу, мы лишь забирали свои карточки из ячеек, но не останавливали время. Уезжая с работы, мы оставляли невидимую нам машину времени насчитывать на наши активы рабочие часы. А несколько позднее, вечером, когда уже темнело, и вероятность встретить кого-нибудь из своих коллег, была мала, возвращались на территорию пансионата. Подгадав удобный момент, мы посещали будку, где находилась машина учёта времени, и одним быстрым движением контачили магнитной карточкой с этим прибором. Звуковой сигнал подтверждал исполнение операции; рабочее время останавливалось. Также незаметно мы покидали это место. Такими ухищрениями мы удлиняли рабочие недели до 60 и более часов, что было уже на гране реального.
Однажды вечером я вышел из этой будки с зачехлённой ракеткой, ещё потный… и встретился нос к носу с сотрудницей ресторана Horizon. По её приветствию и предложению поиграть когда-нибудь с ней в теннис, я не заметил какого-либо подозрения. Но на всякий случай, вставил в наш короткий разговор вопрос о посудомойщике Геннадии. Якобы, мне срочно надо повидать его, но карточки Гены я не нашёл, вероятно, сегодня его на работе нет…
Это сработало; она подсказала мне, что Гена на своём рабочем месте, а его карточка, вероятно, подписана другим конспиративным именем, на случай проверок миграционной службой.
Я поблагодарил её за своевременную информацию. Мне пришлось подняться в ресторан и повидать Гену.
На работе - каждый день одно и то же. Порою, время словно останавливалось, и рабочий день казался вечностью. Олег думал, что моя работа повеселей, и мне не так нудно; я же полагал, что ему в русско-украинской бригаде полегче скоротать время.
Когда было возможно, мы встречались во время работы. Особенно охотно он шёл навстречу, если я доставлял коробки с мороженными куриными крылышками. В таких случаях наши встречи условно именовались “стыковками”. Моя тачка, груженная провиантом, и его, с пластиковым бачком для мусора становились впритирку. Он приготавливал новый полиэтиленовый пакет, куда перелетали мороженные куриные обрезки. Мои коробки были достаточно велики, их вес никогда не проверяли; не такая уж это ценность - и наши встречи-щипки не были заметны.
Полученные порции Олег свозил в свой шкафчик, а затем в наш кухонный холодильник.
После работы мы обычно заезжали на почту и проверяли почтовый ящик. Наше потребительское сотрудничество с торговыми фирмами BMG и Columbia House заметно активизировалось. Компакты присылались как на наши имена, так на другие, нами же, вымышленные, как для клиентов, пожелавших подписаться на этот вид услуг по нашей рекомендации.
Учитывая количество поступающих на наш ящик посылок, мы были вынуждены арендовать ещё один почтовый ящик, чтобы на одном адресе не висело несколько заказчиков.
Ну и, конечно же, возник вопрос, нужно ли отправлять деньги за компакты, присланные на имя Shura Balaganoff. Пока мы справлялись и исправно переводили деньги за полученное. Компании, обнаружив в нашем лице ненасытных потребителей, заваливали нас новинками и ещё более выгодными предложениями. Для нас это было нечто более чем выгодное приобретение. Эти игры скрашивали наше однообразное пролетарское бытие. Само посещение почтового отделения и вскрытие почтовых ящиков приятно волновало. Разборка почты в домашних условиях, воспринималась, как культурный отдых после рабочего дня.
Для учёта и статистики каждый из нас вёл свою бухгалтерию: когда, что и на какое имя было заказано, - ибо без такового учёта мы уже стали получать дубликаты. В таких случаях мы обменивались компактами между собой.
Часть суток, оставшаяся после 10-12 часового рабочего дня, пролетала незаметно быстро.
Почтовое отделение… душ… ужин… поиграть в теннис… поплавать… посетить супермаркет и уже ночь. А в семь утра меня уже ждут в ресторане с пятью коробками апельсинов.
Одним таким утром я доставил какие-то продовольственные мелочи в бар Wreck. Там хозяйничала наша знакомая Malvin. Вероятно, в качестве проявления своей материнской заботы обо всех заблудших русских туристах, она задала мне затёртый вопрос “How are You?” А я, не задумываясь, искренне ответил ей; *“Every fuck’n morning the same shit”. *Каждое ё-ое утро - одно и то же дерьмо.
Она опешила от такой прямоты, а затем сухо заметила, что я осваиваю язык не в лучшем направлении.
Времени на дискуссию у меня не было, и я молча покатил, пустую тачку в своём рабочем направлении.
И работа и сам остров начинали притомлять меня. Кроме регулярных чеков по зарплате, музыкальных бандеролей и прочих немногих радостей, всё остальное время отдавалось дебильной работёнке.
Правда, по выходным дням мы совершали экскурсии по островам. В одну сторону до Key West, а в другом направлении до Maimi. По нашему дому теперь слонялся наш временный постоялец, что также не скрашивало нашего островного бытия.
Из общения с ним я узнал, что на Лонг Айленд штат Нью-Йорк у него живут взрослые дети, но, как он вскользь заметил, отношения с ними в последнее время осложнились, и он уехал. Как я понял, он всех достал, и они попросили его. И тогда, он вспомнил о своём друге детства – Кевине.
Олег уже просил меня передать тому на понятном для него языке, что, если он и далее будет прикладываться к пивным запасам, то и наше гостеприимство может иссякнуть.
До и после Рождества отдельные коллективы организовывали свои вечеринки. Наш отдел закупки тоже затеял таковое. Мероприятие назначили на вечернее время, на пляже.
Мы приехали туда с Олегом, когда тихие посиделки с BBQ и пивом были уже в процессе. Половины наших сотрудников не было: это восполнялось приглашенными, подобно Олегу.
Отсутствующих сотрудников было нетрудно понять. Изо дня в день, по 10-12 часов мы бок о бок тёрлись среди стеллажей с коробками и упаковками. В свободное от этого время, если уж и пить пиво, то не в этой же компании.
По реакции собравшихся я понял: они искренне рады нашему приходу, а кто-то даже заметил, что мне следовало бы пригласить и других своих земляков. Наше присутствие дало им возможность потрепаться о наших впечатлениях и послушать анекдотичные случаи-приключения русских в Америке. Наше участие заполнило очевидную эмоциональную пустоту. Со мной был мой шпионский пластмассовый фотоаппарат, и мы пользовались им в процессе заседания.
Допоздна засиживаться не стали. Скоро все дружно стали засобираться по домам.
Оставалось немало баночного пива, сухого вина и курятины. Все почему-то уверенно заявили, что мы с Олегом должны забрать продукты домой. Мы согласились с мнением коллектива и отгрузили эти рождественские дары в машину.
Впоследствии, большую часть этих угощений, потребил друг Кевина, пока мы целыми днями мотали срок на работе.
С терпеливым пониманием мы наблюдали за этим типом. Зная, что он основательно сидит на мели, не чинили ему продуктовых ограничений. Однако вопрос о его затянувшемся пребывании в этом доме уже ощутимо висел в воздухе.
Встречаясь с Кевином на работе, мы неоднократно обсуждали возникшую проблему. Он и сам желал, как можно скорее и безобиднее, разрешить коммунальный кризис.
31-го декабря, когда к истечению последних часов 1993-го года, вся территория пансионата сотрясалась от пьяного шумного движения студенческой молодежи и харлеевских охламонов. В нашем отделе велась напряженная работа по инвентаризации и текущей доставке непрерывных заказов в рестораны и бары. Настроение у нас было далеко не праздничное.
Tiki Bar, где размещалась лаборатория (так я шутливо называл эту подсобку), в которой бадяжились коктейли для всего пансионата, посылал нам заказы на Бакарди и другие алкогольные компоненты в огромных количествах.
Когда я пёр туда свою тачку, груженную пирамидой из коробок с вином, пьяная отдыхающая братва шумно приветствовала меня и приглашала заезжать с тачкой в их компанию. Я всем обещал обдумать и согласовать предложение со своим боссом.
В коктейль-лаборатории работал парень, прибывший на остров из штата Maryland, в надежде устроиться здесь со своей лицензией на управление судами, и работать на какой-нибудь прогулочной яхте. Он постоянно ворчал по поводу задержек заказанных им продуктов. Как только я подкатывал свою груженную тачку, он набрасывался на неё и рассовывал коробки с алкоголем в определенном порядке по своей каптёрке.
Через какой-то час я приезжал к нему, и он доставал мне из холодильника пластиковые ведра с вкусными алкогольными пойлами-коктейлями и экзотическими названиями, типа Пинеколада и т.п. Далее, я развозил это зелье по другим барам и ресторанам, заказавшим доставку такового.
В этот последний вечер 93-го года Олег уехал домой, не дождавшись меня, напомнив, что мы приглашены на новогодние посиделки к нашим московско-польским приятелям. Я обещал позвонить домой, как только освобожусь.
В перерывах между доставками мы продолжали пересчитывать складской инвентарь и провизию. В наши складские дебри доносились приглушённые отголоски праздника. Среди алкогольных запасов частенько встречались распечатанные и полупустые бутылки. Мои коллеги, слегка поддатые, не очень-то огорчались перспективой встретить Новый год на складе. Они делали своё дело, втихую выпивали, закусывали складскими деликатесами и имели себе в виду причитающиеся им сверхурочные доплаты.
Ковыряясь в коробках в паре с Россом, я заметил, что тот вообще никуда не торопится и чувствует себя вполне комфортно в этой ситуации. Я пересчитывал упаковки и докладывал ему цифры, а он, удобно расположившись со списком, делал в них отметки и продолжал рассказывать мне о своей сладкой подружке из Германии и о музыке.
В январе ожидался концерт Aerosmith в Майами, и они с Дэйвом заказали себе билеты. Позднее, на том же стадионе ожидался концерт Pink Floyd. Обо всем этом мы и трепались с ним.
Было уже около 11 часов, когда босс Джон позвал всех на построение. Отметив, что все уж слишком расслабились и если так продолжать, то мы и до утра не закончим. Затем он перешёл к главному вопросу. А суть его в том, что уже по имеющимся данным сегодняшней инвентаризации, которые ему представили по сигаретам и некоторым другим наименованиям, вырисовывается ощутимая недостача, объяснить которую, ему будет крайне сложно. Он серьёзно призывал нас умерить свои аппетиты и соблюдать установленные правила потребления продуктов во время работы. Якобы, если так будет и далее продолжаться, то это приведет к вынужденным удержанием из зарплат. Последнее замечание вызвало неодобрительный ропот среди работников. Но босс был серьёзно озадачен проблемой хронических недостач и просил нас отнестись к его замечанию должным образом. Мы обещали.
Закончив эту мрачную новогоднюю оперативку, он объявил, что я и ещё пару человек на сегодня свободны. Поблагодарил нас за многочасовой, напряженный рабочий день и пожелал счастливого Нового года.
Второй босс полушутя напомнил мне, чтобы во избежание неприятностей, при уходе я не забыл остановить отсчёт рабочего времени. В таком новогоднем замечании слышался совершенно нешуточный симптом. Я понял, что администрация обеспокоена не только недостачей продуктов, но и перерасходами на оплату сверхурочных работ.
Сделал, как мне посоветовали, и позвонил Олегу. Договорились, что он подъедет за мной на нашу заправочную станцию Chevron, где я буду поджидать его.
Мой рассказ о том, какое замечание сделал мне сегодня один из моих боссов, омрачил праздничное настроение Олега, но наши новогодние планы это не изменило.
Дома я по-быстрому принял душ, Олег по телефону предупредил о нашем скором прибытии и мы выехали. Друзья снимали дом на соседнем острове Kи Ларгo, и мы через несколько минут были на месте. Стол был накрыт, нас упрекнули в опоздании и пригласили занимать места. Всеми приготовлениями занимались женщины. Между нами было договорено, что они, после всего выставят нам счёт за  нашу долю от общих расходах.
В центре стола красовались традиционный тазик с салатом “Оливье” и бутыль водки Smirnoff.
Из своего опыта работы в отделе доставки, я знал, что водка «Смирнофф» - самая паршивая в сравнении с другими; Абсолют, Финляндия, Столичная.
В этом двухэтажном доме, кроме двух московских женщин и их польского друга, жила ещё одна русская барышня, но она была помоложе, в какой-то мере владела языком и вынашивала амбициозные планы американизироваться. В совковой компании делать ей было нечего, она отсутствовала. Из замечаний наших приятелей о своей соседке, мы поняли, что избранный ею путь к Американской Мечте оригинальностью не отличается. Девушка просто ищет гражданина, которому, можно сдаться в законный брак со всеми вытекающими формальными возможностями. Одна из разновидностей проституции. Подобных браков и дома немало. Колхоз - дело добровольное, и мы пожелали ей удачи и успехов в любви.
Сидели мы хорошо. Вкусно ели, пили, трепались ни о чём. В перерывах выходили из дома прогуляться.
Снег в ту ночь не выпал, и температура не опустилась ниже 80 градусов по Фаренгейту.
В шкалу по Цельсию я переводил это таким методом: делил на два и ещё отнимал 13. По моим пересчетам выходило около 27 градусов по Цельсию.
Прогулявшись и сфотографировавшись на память под пальмой, вместо ёлки, мы возвращались к столу.
По окончании новогодней программы, учитывая выпитое, нам постелили спать в гостиной.
А утром, 1-го января в семь часов утра, я уже грузил из холодильника на тачку коробки с апельсинами… Really, every fuck’n morning the same shit!.. Или в переводе с американского на русский: здравствуй, всё та же грусть, только 94-го года.
В январе месяце совместными с Кевином усилиями мы проводили в самостоятельную жизнь его засидевшегося в нашем доме приятеля. Сначала он нашёл непыльную работёнку здесь же в пансионате, вероятно, с помощью Кевина.
А, поработав недельку-две, переехал на другой адрес, видимо, что-то арендовал.
Я каждый день встречался с ним на работе: выглядел он вполне довольным. Работа его заключалась в дежурстве у радио, обеспечивающего связь с прогулочными яхтами, вышедшими в море. Радиорубка находилась в баре, что напротив причалов, у которых швартуются яхты, предлагающие, всем желающим выйти в море просто на прогулку, или на рыбалку, для подводных плаваний и т.п. Они докладывали ему на берег о своём благополучии, местонахождении и о времени возвращения. А он информировал их о том, сколько желающих записалось на следующую морскую прогулку. От него требовалось лишь быть всегда на связи и в экстренных случаях действовать согласно инструкции. Эту ответственную работу он мог выполнять, сидя в тени, в удобном кресле, почитывая, и даже попивая пиво.
Когда я посещал этот бар, доставляя туда заказы, мой бывший сосед сочувственно отмечал, что работёнка у меня суетная. Я охотно соглашался с ним и уматывал исполнять другие заказы.
Однажды, в двадцатых числах января, когда рабочий день шёл на убыль, солнышко садилось, и я отсчитывал минуты последнего рабочего часа, среди пёстрого, полураздетого хаотичного движения отдыхающих, на территории пансионата промелькнула странная фигура субъекта с дорожной сумкой в одной руке и теплой курткой “Аляска” в другой.
Экипировка и неуверенное, ищущее передвижение субъекта привлекло моё внимание. Но не успел я опознать в нём своего друга детства, как тот стал подавать мне сигналы. Размахивая курткой, он выкрикивал моё имя.
Приостановив своё служебное движение, я наблюдал, как ко мне приближается автор телеграммы о полученной визе, сомнительный друг очень далёкого детства – Вовочка.
Его целеустремленное движение исключало всякие сомнения. Было очевидно, что он хочет именно меня. Я лихорадочно соображал: как он мог отыскать меня здесь, на работе? Ведь дома знают лишь мой почтовый адрес и домашний телефон.
Достигнув своей цели, Вован бросил в ноги сумку с курткой и любвеобильно приветствовал меня крепкими дружескими рукопожатиями. По его эмоциональному состоянию и заметной внешней потасканности можно было догадаться о сложной поисковой работе, им проделанной.
Первое, о чём он заявил мне, не выпуская мою руку из своих цепких клешней, так это о своём твёрдом намерении трудиться здесь и зарабатывать деньги. Украина, по его заявлению, оказалась во власти мародёрствующих плутократов и население обречено на массовое вымирание и бегство. И без определенной суммы денег живым он туда не вернётся, ибо существование там смерти подобно!
Выслушав его, я поинтересовался: как он отыскал меня? Ответ на мой вопрос вылился в рассказ, который скрасил мой последний, и самый нудный рабочий час. Сопровождая меня и мою тачку, Вова поведал мне о своих мытарствах от Ленинграда до острова Islamorada. В течение последних суток он переместился с 60-й северной широты на 25-ю, что само по себе - уже нагрузка.
Почтовый адрес он получил от моей мамани. Точнее, всего лишь адрес почтового отделения на острове, где я арендовал почтовый ящик.
Тем не менее, он отыскал меня на работе, а если бы не нашёл меня здесь, что тогда?
Вава, не задумываясь, ответил: тогда он поджидал бы меня у почтового отделения, и он показал заготовленную шпаргалку с адресом отделения.
Вылетел он рейсом Ленинград – Майами. Его попутчиками в самолете оказалась группа российских нардепов и их переводчик. В процессе многочасового перелёта познакомился с этим пареньком-переводчиком и некоторыми подвыпившими слугами российского народа. А в Шеноне к их компании присоединился ещё и ирландский торговец антиквариатом.
Проведя в самолете бок о бок часов 10, они сблизились, и каждый рассказал о своих целях перелёта через океан.
Нетрезвые депутаты хвастали своими намерениями хорошенько отдохнуть от своей законодательной деятельности под зимним солнышком Флориды, и в удовольствие спустить там за неделю не одну тысячу.
Переводчик скромно и трезво помалкивал, ссылаясь на то, что он на работе. Тому и рад.
Ирландский делец, лишь с любопытством наблюдал пьяное хвастовство российских законодателей и по-шпионски задавал свои наивные вопросы переводчику.
Когда Вава поведал этой компании о своих скромных намерениях поработать в Америке, чтобы скопить несколько тысяч, один из нардепов достал из кармана пачку зелёных нерусских денег и заявил Вове, и всем рядом сидящим, что ему, народному избраннику, предстоит больше потратить за неделю отпуска! Тут уж, как говорится, каждому своё.
Но, несмотря на разницу в целях и возможностях, попутчики в какой-то степени подружились за время перелёта. Если группа российских государственных деятелей была пьяно уверенна в том, что их встретят в аэропорту и перевезут в гостиницу, то наш горемыка, жертва украинской незалэжности, понятия не имел о своём следующем шаге с трапа самолёта.
Пытаясь выяснить у своих новых приятелей, где эта Islamorada, Вова прибег к коллективному мышлению.
Изучив представленный им на ознакомление адрес, депутаты авторитетно определили, что это место где-то во Флориде и успокоили Вову, что он на правильном пути. Их ценное указание не прибавило ему уверенности. Перспективы вырисовывались туманные.
В Майами Вова прилетел в состоянии полной растерянности. Расставаться с теплой компанией было грустно и боязно. Ирландский попутчик, перед тем как проститься, тоже оказал Вове посильную помощь. Он вручил ему свой домашний адрес в Ирландии, домашний телефон, и самое важное, пожелал ему удачи.
В аэропорту Володя до последнего держался российской делегации. Помня о недепутатском запросе, переводчик обратился к местному таксисту и озадачил вопросом об Айломораде. Как заметил Вова, таксисту место было известно, но ехать туда он отказался. Чёрный таксист предложил свои транспортные услуги до нужной автобусной станции. Вову усадили в такси, объяснили, что его доставят куда следует и даже заплатили таксисту. На этом они и расстались.
Он остался один в чужой стране, надеясь, что огромный чёрный таксист знает, куда везёт его.
Ехать пришлось недалеко, вскоре, Вову подвезли к автобусной станции компании Greyhound.
В Майами есть ещё один центральный автобусный терминал, но таксист мудро поступил, доставив глухонемого пассажира в теплой куртке с капюшоном на маленькую, тихую автостанцию, откуда автобусы направляются в направлении Ки Веста, следуя через все острова. Оставшись один на один со своей супер задачей, Вова сделал первый самостоятельный шаг на американской земле. Он вошёл в помещение автостанции. Там за стойкой дежурила чёрная девушка, которая, и билеты продавала, и багаж принимала, и информацию раздавала. Вова молча обратился к ней, сунув ей для ознакомления свою шпаргалку с почтовым адресом. Та, ознакомившись с директивой, стала объяснять, что, к сожалению, сегодня автобуса уже не будет, а ближайший рейс завтра ранним утром. Вова, не вдаваясь в детали, выразил своё непоколебимое желание ехать туда в любое время. Служащая поняла, что клиент хотеть билет до острова Айламорада, и удовлетворила его желание. Выдавая ему билет, она обратила его внимание на время отправления.
Определившись с последним этапом пути, Вован расположился на пластиковых нарах в небольшом зале ожидания и стал покорно отматывать американское время.
Его многочасовое ожидание скрасили автоматы, выдававшие горячий кофе и прочие съедобные мелочи. Вова разменял у знакомой служащей денежку, и скормил автомату не один доллар взамен на горячий кофе.
Этот неразговорчивый любитель душистого колумбийского продукта был постоянно на виду у служащей автостанции, и когда, наконец, наступило время посадки, она сообщила ему персонально и провела из зала ожидания к нужному автобусу.
В автобусе Вова занял своё место, определил, кто здесь начальник и обратился со своей шпаргалкой к водителю. Тот взглянул и ответил, что нет никаких проблем, обещал доставить. Таким образом, Володе оставалось просто проехать в качестве пассажира 65 миль.
По пути автобус делал остановки, кто-то выходил, кто-то подсаживался. Конечной остановкой маршрута был крайний остров Key West. Вову пугала перспектива проехать мимо нужного места и он, по возможности, напоминал об этом водителю. Во время остановок он регулярно показывал адрес, а водитель покорно кивал ему в ответ и отвечал: OK, sir!
Наконец, среди дорожных указателей и рекламных щитов стали появляться знакомые ему наименования: Islamorada, Holiday Isle. Володя полностью доверился водителю и ждал его указаний.
Обычно в Айламораде маршрутные автобусы останавливаются на стоянке у ресторанчика Burger King, но, учитывая многократные просьбы пассажира с зимней курткой в руках, водитель приостановился именно у почтового отделения и дал знать Вове о прибытии на указанное им место.
Оказавшись на обочине дороги US-1, ошалевший от яркого солнца, полураздетых людей и летней температуры, сэр Вован, вчера ещё укрывавший капюшоном свою головушку от балтийского январского ветра, теперь стоял распаренный, и не мог сообразить: где ему лучше; здесь, среди пальм под солнцем, или в заснеженном Ленинграде? Помня о вчерашних лютых морозах, он и не помышлял расставаться с курткой “Аляской” и, на всякий январский случай, держал её у сердца.
Придя в себя в условиях 25-й северной широты, он предъявил свою шпаргалку первой понравившейся ему женщине. Та взглянула, улыбнулась простоте и лаконичности вопроса и указала на почтовое отделение, что располагалось как раз, напротив, через дорогу.
Пробираясь сквозь автомобильный поток на другую сторону дороги, Вова усомнился в правильности указанного направления, ибо почта, на которую ему указали, никак не могла быть местом жительства земляка. Оставалось надеяться, что почтальон или ещё кто-то внесёт ясность.
Добравшись до почтового отделения, он окончательно понял, что здесь никого не найдёт. В полу паническом состоянии он потянулся к живым людям, которые до этого всегда показывали ему верное направление.
К двум почтовым служащим стояла очередь из нескольких человек. Вова присоединился к ним. Вместо почтовых отправлений или получений у него был заготовлен всё тот же адрес с моим именем. Когда подошла его очередь, он предъявил его. Почтовый работник бросил взгляд на писульку, и указал на соседнюю комнату, где размещались почтовые ящики. Вова, как смог, дал понять, что ему нужен не почтовый ящик, а указанный в адресе человек. Исходящие от работника и случайных свидетелей предложения, связаться с нужным человеком через почтовый адрес, не удовлетворили странного посетителя. Оценив ситуацию по издаваемым звукам, одежде и дорожной сумке, всем стало ясно, что пришелец отчаянно просит помочь ему в поисках указанного в адресе человека. Отзывчивый почтовый служащий отыскал карточку, которую я заполнял при аренде почтового ящика, и к счастью просителя, нашёл в ней, что Holiday Isle Resort указан, как место работы арендатора ящика.
Место это все знали и когда назвали его Володе, тот сразу понял, о чём идет речь. Он неоднократно видел вдоль дороги рекламные щиты с таким названием. Теперь же он припомнил, что в письме оно упоминалось в связи с работой.
Он шагал по обочине того же хайвэя, только теперь в обратном направлении. Вова уже видел этот пансионат из автобуса, въезд был отмечен огромным рекламным щитом. Проносящиеся навстречу автомобили, приветственно или издевательски сигналили странному ходоку. Его одежда не по погоде, куртка в одной руке и сумка, плотно набитая любимыми сигаретами “Шахтерские”, - досаждали ему, но опыт бродяги подсказывал, что всё это может ещё, ох-как, пригодиться.
Было очевидно одно: от холода и голода он здесь не загнется, хотя его беспокоил вопрос, что он будет делать, если, не дай Бог, его поиски окажутся безуспешны.
Пока всё шло по плану. Он перелетел в Майами и переехал из аэропорта на нужный автовокзал. Успешно добрался до острова, о котором мало кто знал, (даже российские нардепы), и отыскал почтовое отделение, где нашлась карточка, заполненная рукой разыскиваемого. Теперь он знал, где находится почтовый ящик, у которого можно организовать засаду, расставить капканы и стеречь свою жертву. Несколько сумбурно, но всё же он был на верном пути.
А вот и поворот в этот “Хулидэй Исле”!
На территории пансионата, среди раздетых праздно шатающихся бездельников, озабоченный гость заметно выделялся и не только своей одёжкой. На нём был несмываемый, горемычный отпечаток русско-украинских вокзалов и поездов. К этому прибавилась естественная усталость от перелета из северного холода в тропическое тепло, от бессонных ночей и волнений поисков.
Его титанические усилия и страстные молитвы, были услышаны Всевышним. В первые же минуты пребывания на территории пансионата, он вычислил среди множества людей свою жертву. Теперь он не отставал от меня ни на шаг.
Я предложил подождать меня у бассейна, где было безлюдно и можно принять душ, поплавать и полежать на лежаке под солнышком. Но, моё предложение не было воспринято, Вова хотел выговориться. Сейчас для него милее ядрёной сигареты и русскоязычного слушателя не мог быть никакой бассейн с душем.
Пока он поджидал меня, сидя на бордюре у входа в ресторан Horizon, где я отгружал доставленный провиант, его обнаружил Олег, чему крайне удивился. Когда я вернулся в контору, то он поджидал меня с этим известием. Я разочаровал его, заявив, что мне уже известно о прибытии блудного земляка. Первое, что интересовало Олега, - это вопрос о том, где непрошеный гость намерен остановиться? Не у нас ли!? Решили обсудить свалившиеся на наши головы вопросы после работы.
В этот день мы не стали задерживаться на работе. Олег с удовольствием познакомил Вову с “Олдсмобилем” и по дороге домой стал расспрашивать о новостях в нашем городке. Больше всего Олега развеселил рассказ о том, как Вова летел, ехал и шёл по моему следу-адресу.
На вопрос, что предпринял бы Вова, если бы не нашёл нас на острове, тот ответил: у него есть запасной адрес в Нью-Йорке, который, якобы, я когда-то прислал ему из Бруклина.
Я удивился и поинтересовался: что же это за адрес? Вова деловито достал свой паспорт и вытащил из него сложенный рекламный лист, которыми, заполняют каждый день почтовые ящики по всей стране.
- Что это!? - удивились мы.
И Вова позволил нам взглянуть на его запасное нью-йоркское прибежище. Это был адрес борделя в Нью-Йорке, где, якобы, можно не только посмотреть, а и потрогать… Тем не менее Вова вполне серьёзно хранил путёвку в злачную жизнь, как одно из мест в чужой стране, куда можно постучать.
Мы спросили: не предъявлял ли он эту листовку миграционной службе при прохождении контроля, как указание места и цели своего пребывания в стране?..
По пути к дому допрос гостя превратился в сплошной анекдот, и вопрос о его временном проживании в нашем доме несколько растворился в положительных эмоциях. Вновь прибывшему, требовалось время и благоприятные условия для адаптации, поэтому Олег гостеприимно предоставил гостю кипу порнографических журналов. Какой там душ после долгой дороги!
Мне предстояло утрясти с Кевином вопрос о проживании визитёра.
Трагикомическое положение глухонемого нежданного гостя и его анекдотичное восприятие новой реальности обращали проблему в живую хохму; чего всем нам не хватало. Его непосредственное восхищение нашим домом и особенное внимание, проявленное им к настенной порно коллекции Олега, веселило нас.
Затем мы решили, что Вову следует переодеть. Вытащили из кладовки залежи шорт и футболок, которыми никто не пользовался, и стали примерять. С его наполеоновской фигурой более всего, на наш взгляд, гармонировали клетчатые клоунские фланелевые шорты дяди Кевина. Шортики были на резиночке, с кармашками, но без ширинки. Нечто среднее между семейными трусами и шотландской юбкой. Они комично подчеркивали брюшко и свободно обвисали ниже колен.
Взглянув на себя в зеркало, Вова понял, почему нам так понравились именно эти шорты. Он признал, что в них очень комфортно, хотя и вид несколько забавный. В них и остался. Завершили наряд просторной футболкой с броской красной надписью Budweiser, а также выдали ему солнечные очки типа “кот Базилио”. Во всё это Володя с благодарностью облачил своё многострадальное тело.
В этот вечер нам следовало посетить супермаркет и запастись продуктами. Володя поехал с нами на экскурсию по торговым центрам. Мы сделали остановки в Tavernier и Key Largo. Вова задавал много вопросов, волнующих его. Например, почему указанная на товаре цена при расчёте на кассе увеличивается на семь процентов? (Это был налог на прибыль с проданного. На продукты питания и медикаменты, по моему, это правило не распространялось.) А также, найдётся ли для него место среди всего этого?
Ему необходимо было объяснять массу простых вещей, о том, что одного его желания работать и жить здесь - не достаточно. Пристроить субъекта, не имеющего никаких документов, кроме украинского паспорта, и совершенно не говорящего, - не просто.
Мы предполагали, что у мамы Анны найдётся какое-нибудь хронически вакантное рабочее место на мытье посуды, и планировали переговорить с ней о новом работнике.
Недавно, Олега известила служба иммиграции и натурализации о приёме и регистрации его беженского заявления, в связи с чем, ему предлагалось посетить их ближайшую контору в Майами и получить некоторые временные документы.
Заявление за 200 долларов состряпали по шаблону ещё в Бруклине. А челобитную в миграционный центр, обслуживающий южные штаты, он отправил уже из Флориды куда-то в Техас.
В течение двух месяцев ожидал, а затем всё же получил от них извещение. На этом основании ему выдали идентификационную карточку, карточку соцобеспечения с персональным пожизненным номером (Social Security Number) и разрешение на работу.
Эти документы подтверждали статус официально обратившегося за предоставлением политического убежища и предоставляли ему право пребывать в стране и работать до разрешения его вопроса. По истечению года документы необходимо продлевать. Решение вопроса, вероятно, зависело от поведения субъекта в течение предыдущего года.
Теперь Олег мог легально устраиваться на работу по существующим правилам; но он не стал ничего менять, так как его удовлетворяли условия, предоставленные Анной. Ей, конечно же, было проще сотрудничать с теми, у которых имелось разрешение на работу, а если кандидат ещё и языком владел, то с таким у неё не возникало никаких хлопот. Но такие, обычно, в ней не очень-то нуждались, а находили работу сами.
Кстати, Олег уже сообщал, что при последней выдаче зарплат Анна спрашивала обо мне. Интересовалась: продолжаю ли я работать в отделе закупки? Её неприятно удивляло, что уже которую неделю она не получает чеки за мою работу. Она ещё не знала о моём сговоре с администрацией, в результате которого мы успешно обходимся без её паразитического, посреднического участия.
Возвращаясь к Вовиной ситуации, я вспомнил о том, что у Олега остались копии его заявления-легенды, которое он отправил в миграционный центр. Я предположил, что их можно было бы отредактировать и запустить для вновь прибывшего. Но для этого требовалось время.
Переговоры с Кевином о временном проживании ещё одного бедного родственника прошли гладко. В процессе их знакомства положительную роль сыграли шорты-трусы Кевина, которые он был рад увидеть на Вове. Теперь дежурный диван в гостиной занял гость из Украины, также нуждающийся в работе и жильё. А следом за Вовой в наш дом проник и специфический запах его шахтёрских сигарет.
В ближайший выходной день мы посетили с ним административный центр острова Айломарада, где я от его имени обратился к молодой, приветливой служащей. Мы предъявили ей Вовочкин паспорт, и объяснил, что это единственный документ, удостоверяющий его важную личность; чтобы не носить паспорт повсюду, было бы хорошо выдать ему местное удостоверение.
Она выслушала, уже опробованную просьбу, согласилась со всем сказанным, и приступила к изучению паспорта и визы. Спросила о номере социального обеспечения. Я ответил, что такового он пока не имеет. Тогда она поинтересовалась о наличии у него каких-либо других дополнительных документов, кроме паспорта. К моему удивлению, у Вовы оказался сертификат судового радиста, к тому же оформленный на английском языке. Этого оказалось достаточно.
Служащая приступила к исполнению формальностей; бюрократический процесс пошёл.
Затем Вову сфотографировали, а спустя минут десять, мы ушли оттуда со свежеизготовленной идентификационной карточкой. Так был сделан первый формальный шаг в его адаптации. Который я зафиксировал, сфотографировав улыбающегося Вована под пальмой, с новым удостоверением личности в руках.
Однако, спустя несколько дней, всем стало ясно, что и другие шаги, связанные с его трудоустройством и подысканием жилья, также придётся делать с нашим участием, ибо сам он ничего предпринять не мог. Посовещавшись по вопросу его дальнейшего проживания в доме, мы договорились, что Вова примет на себя долю рентных расходов. Таким образом, на время проживания с нами Вовочки, возложенная на нас рентная плата в размере 450 долларов, была распределена на троих, по 150 с каждого.
Получив прописку в нашем доме, Вова стал более активно курить свои невыносимо вонючие сигареты и налегать на кофе. Возвращаясь по вечерам с работы, мы находили дома переполненные окурками пепельницы и немытые кофейные чашки. На мои замечания и просьбы курить вне дома Вова никак не реагировал. В ответ он лишь спрашивал: не нашлась ли для него работёнка? Когда же к сигаретному смраду, которым провонялась гостиная комната, добавилась ещё одно бытовое новшество: развешивать по всей комнате на стульях и креслах свои постиранные трусы и носки, мы поняли - что Вову надо пристраивать куда-то, и поскорей.
Вернуться домой с работы, и найти там диван с неубранной постелью, журнальный столик, заставленный немытыми кофейными чашками и переполненной пепельницей, груду немытой посуды на кухне и развешанные повсюду влажные трусы и носки…
Мне приходилось выслушивать справедливые упреки Олега и наблюдать помрачневшего Кевина. Следовало что-то предпринимать. Олег предлагал не морочить голову и просто расстаться с засидевшимся гостем.
В ресторане Ribs оказалось вакантным место посудомойщика. Для начала, туда мы и привели Вову; но, как и ожидали, он продержался там всего три дня. Правда, не он бросил это гнусное место, а управляющий отказался от его услуг. Я поинтересовался у повара: чем им не понравился новый работник? Тот ответил, что им нужен работник, а не объект для воспитания.
От самого Вовы я не добился каких-либо вразумительных объяснений.
По окончанию недели Анна уплатила ему за отработанное им время и обещала подыскать новое рабочее место. Обычного энтузиазма к нему, как потенциальному работнику, она не проявляла. А я избегал каких-либо контактов с ней.
Сам Вова начал по-настоящему осознавать все сложности туристического статуса и стал более настойчиво просить о помощи в социальной адаптации. Ему уже не сиделось дома. Он брал велосипед и приезжал в пансионат, где мог хоть с кем-то пообщаться, если не с нами, то с другими русско и польскоговорящими работниками. Иногда, чтобы отыскать меня, он посещал контору и спрашивал обо мне кого-нибудь из моих сотрудников, которые направляли его ко мне.
Выловив меня на территории пансионата, он присоединялся к моей тачке и сопровождал. Я рекомендовал ему не рвать себе и другим душу, а расслабиться и отдыхать, пока не занят. Но мысль о неустроенности не давала ему покоя. Когда я возвращался в контору, коллеги докладывали мне о многократных визитах земляка. Гаитянский сотрудник пересказывал мне содержание лекции, которую он прочитал Вове. Суть её заключалась в том, что Вова должен осознать, куда он попал и отказаться от иллюзий о чьей-то опеке; не ходить как потерявшийся ребенок, а предпринимать самостоятельные шаги к поставленной цели… Чем раньше он раскроет глаза и разглядит вокруг себя изнурительный марафон, в котором всякий движется в своём темпе и направлении, тем раньше и безболезненней он вольётся в движение…
Олег предлагал лечить Вову методом шоковой терапии: попросту выставить его вещи из дома и пожелать удачи. Он считал, что в таких комфортных климатических условиях можно и на пляже жить, а если не понравится, то арендовать жильё, как это делают другие.
Я шутливо отвечал, что Вова не переживет такого жестокого отлучения от предоставленных бытовых благ и предполагал, что Олег просто ревнует его к своей порно коллекции, которую Вова активно эксплуатирует. Олег отвечал, что у Вовы, наконец, есть запасной адрес в Нью-Йорке, где он всегда может получить всё необходимое ему…
Когда я заговорил о сохранившейся копии беженского заявления Олега, которую можно использовать для Вовочки, Олег справедливо, заметил, что за эту свою еврейскую биографию он уплатил сочинителям 200 долларов. Следовательно, авторские права целиком принадлежат ему, и вопрос о тиражировании легенды должен учитывать его собственные интересы.
Замечание было вполне справедливым, тем более что для реализации замысла, нужен чистый комплект анкет, состоявший из нескольких страниц с дотошными вопросами, на которые следует ответить в строгом соответствии с их бюрократическими требованиями.
За анкетами надо ехать в Майами, в миграционный центр, для этого нужен выходной день. Затем потребуется немало времени и творческих усилий для заполнения таковых.
После утомительных обсуждений самой затеи и торгов, Вова настоял на том, что ему всё же нужны документы, позволяющие легально работать. Он изъявил готовность оплатить наши хлопоты в размере 250 долларов, если оформленное на его имя заявление будет принято службой миграции к рассмотрению, и мы устроим его на работу.
Договорились, что оплата всех этих хлопот будет производиться лишь после получения Вовой трудовой зарплаты. Можно частями.
В ближайший выходной день, как и обещали, мы с утра отправились в Майами; и Вова, конечно же, с нами.
В дороге он покуривал свои любимые ядреные сигареты, пыхтя с заднего сиденья мне в затылок.
Где-то на полпути меня замутило; я попросил сделать остановку и вышел на воздух. Спустился с дороги в заросли, чтобы отдышаться, но меня тошнило, как будто я отравился чем-то. В зарослях вдоль дороги оказался какой-то канал, где, вероятно, водились крокодилы. Я не стал сдерживать себя. Меня вырвало. Место было подходящее для этих процедур, меня выворачивало наизнанку, и я направлял свой завтрак в воду с мыслью, что подкармливаю крокодилов и прочую живность. И делаю это искренне, от всей души! Мои попутчики посмеивались над моим занятием, и фотографировали меня. По окончанию, они спросили: что это я делал в камышах? Ответил: общался с крокодилами - и просил Вову не курить в машине.
В Майами нужное место мы отыскали быстро. Как и предполагали, там стояла длинная очередь к миграционному центру, которая заметно продвигалась. Мы тоже влились в пёстрый людской поток. Основную массу этого движения составляли гости из Центральной и Южной Америки. Нетрудно было выделить присутствие кубинцев, гаитян и мексиканцев. В основном слышалась испанская речь. Когда мы приблизились к стойке, за которой располагался служащий, выдававший анкеты, я расслышал, что он задает просителям какие-то вопросы и наспех решает: нужно ли выдавать данному визитеру анкеты.
Поприветствовав нас, тот поинтересовался: откуда мы такие? Я, опережая своих товарищей, заявил, что мы из Югославии. Чиновник выразил нам своё сочувствие по поводу происходящего в нашей стране и спросил, сколько анкет нам необходимо. На всякий случай, я ответил: для нас троих. Тот охотно выдал нам по комплекту и пожелал удачи.
Уходя с анкетами, мои товарищи удивились: почему именно Югославия? Я объяснил, что, представившись гражданами Украины, мы могли быть, на скорую руку, признаны представителями «вполне благополучной страны», абсолютно не нуждающимися в убежище.
Домой мы вернулись с тремя комплектами, на всякий беженский случай.
Получив авторское согласие Олега на использование в качестве шаблона его заявления-легенды, я приступил к переводу этой истории. Сам Олег никогда не вникал, что там о нём написали, и на что он жалуется американской миграционной службе. По мудрому совету исполнителей, он лишь оставил себе копию на случай рассмотрения дела в суде.
Его легенда не отличалась оригинальностью. Составители его биографии представили своего клиента, как еврея, имевшего несчастье родиться в Украине. В качестве фактов, иллюстрирующих все его беды, приводились эпизоды из жизни Олега. Начиная со школьных лет.
Например, преподаватель русского языка и литературы, якобы, постоянно и злобно шутила над ним, заявляя при всём классе, что ему - еврею, вряд ли понадобится русский язык; так как поздно или рано, где-нибудь на своей исторической родине ему придётся осваивать другой язык, литературу и религию.
Повзрослевший Олег-еврей, особенно страдал от того, что в городе, где он проживал, не было синагоги, и каждую неделю приходилось ездить на шабаши в другие места, чему всячески препятствовали работодатели и местные власти.
Узнав о своей многострадальной еврейской жизни в Украине, Олег потешался над незамысловатой фантазией составителей его украинско-еврейской биографии и удивлялся: как можно поверить в такую чушь?
Я полагал, что, учитывая поток подобных заявлений, миграционные служащие не особенно утруждают себя чтением сочинений, а лишь проверяют на предмет соблюдения всех формальностей и принимают решение о регистрации или возврате такового.
Что касается нового просителя убежища, Вовочки, то я предложил представить его кем-нибудь иным; то бишь, не евреем, лишенным синагоги и преследуемым антисемитами.
Учитывая его внешность, он сошёл бы за китайца с украинским гражданством, который лишён возможности исповедовать буддизм в Украине, и не может прорваться в Тибет. Кроме этого, его тяжелое положение на родине можно усугубить, якобы, сексуальной дезориентацией. То бишь, болезненной неспособностью определиться в вопросе, кто ему более по душе: женщины или мужчины.
Все называют его китайцем, а родственники именуют средним родом, как нечто Оно. Сам он, путаясь в половых ориентирах, временно само реализуется, не беспокоя ни женщин, ни мужчин. Такая вынужденная временная жизненная позиция наблюдается у него с шестилетнего возраста.
Насколько он сам помнит, ему показал соседский мальчик, как это делается, когда они играли в песочнице. Как родные и близкие не пытались отучить его от этого, он оставался верен своему пристрастию. В детстве, ему и руки перцем натирали, и следили за ним, но всё эти препятствия лишь развивали его фантазию, способствовали совершенствованию методов и укрепляли сознание неприкаянности в этом обществе.
Трехгодичная служба в военно-морском флоте, со всеми тяготами и лишениями, только укрепила и закалила эту жизненную позицию.
Продолжая поиски своего места в советском тоталитарном обществе, Вовочка поступил и окончил Херсонское мореходное училище, после чего стал плавать в качестве радиста на торговых грузовых судах.
Побывав, наконец, в азиатских странах, в Китае, Вьетнаме, Сингапуре и Японии, он окончательно осознал, что Украина - лишь случайное место его рождения и данный факт - болезненное недоразумение всей его многострадальной жизни.
Особенно ему понравилось в бедном, но теплом и гостеприимном Вьетнаме. Социалистическая ориентация дружеского Вьетнама позволяла Вове и другим членам экипажа выходить на берег без обычного полицейского присмотра, и он мог побыть Самим Собой. Мелкие, радушные вьетнамские женщины охотно удовлетворяли любые Вовины пожелания за кусок туалетного мыла или флакон тройного одеколона.
В сущности, лишь во время таких коротких посещений братских вьетнамских берегов, Вова чувствовал себя по-настоящему счастливым.
Также тепло он вспоминал и о Кубе, где за мыло или пачку папирос, кубинские женщины всех мастей и возрастов любили Вову так, как ни одна душа на Украине!
Бывал Вова и в других странах, где его понимали без слов и упрёков, и он не чувствовал себя изгоем.
Маленькая страна на восточном побережье Африки, Джибути, запомнилась ему тем, что мужское население там само реализуется в совершенно открытых формах. В парках и на улицах столицы.
Ему, всю свою сознательную жизнь, скрывавшему это увлечение, как постыдную профессиональную болезнь моряка, было удивительно и радостно видеть своих чёрных братьев, занятых тем же сладким делом столь откровенно и свободно. Он был бы рад присоединиться к этой местной традиции, но всевидящее око помполита принуждало его подавлять своё естество и оставаться в строю.
Месяцами на судне он страдал от постоянных придирок начальства; лишь в свободное от вахты время он мог позволить себе уединиться от их надзора в своей каюте. И тогда уж весь мир был в его руке!
Между рейсами, проживая с мамой, он подвергался её нападкам по поводу его, якобы, позорного поведения.
Так ему постоянно приходилось скрывать свою мудрую восточную суть: на судне от помполита, а дома - от родной матери. И все, кому не лень, издевались над ним. Жилось ему похуже, чем еврею какому-нибудь.
С возникновением суверенной державы Украины, Черноморское пароходство, в котором, он работал, было быстро разворовано и распродано новоявленными лидерами национального “відродження”; а такие, как Вова, остались без работы.
История вырисовывалась достаточно грустная. И Олегу, и самому Вовочке, она показалась вполне реалистичной и убедительной. Однако, складывалось впечатление, что в настоящее время, всерьёз принимаются и удовлетворяются лишь жалобы от везде и всеми преследуемых евреев. А посему - легенда об украинском сексуально дезориентированном китайце, остро нуждающемся в политическом убежище, может показаться американским чиновникам недостаточно убедительным основанием. Всё может закончиться вежливым формальным отказом и советом продолжать это в условиях новой, демократичной Украины.
Посовещавшись на месте, мы учли, что сексуальному меньшинству пока лишь сочувствуют; а вот Евреям - Весь Мир Должен! И мы решили, представить Вову, как еврея-меньшевика (сексуального). Он сам настоял, чтобы в его истории сохранили хоть какую-то долю правды. Пожелания клиента принялось во внимание; на этой версии и остановились.
Печатать историю было не на чем, поэтому всё заполнялось от руки. Биографию Вовочки представили с раннего детства. Я поведал миграционной службе и о коляске без дна, и о деревянных игрушках. И о том, как тяжёлое детство в условиях послевоенной Украины впоследствии отразилось на сексуальном формировании Вовы-подростка… О нападках со стороны непонимающих родственников, карьериста помполита и прочих формах общественной травли.
Наконец, оказавшись на тёплых островах Флориды, наш сексуально дезориентированный еврей-горемыка обрёл душевный покой, тепло и безопасность, и просит разрешения остаться здесь на всю оставшуюся жизнь.
В процессе написания биографии Вова представлял мне отдельные факты из своего жизненного пути, и я использовал их.
Однажды остригая его головушку, я обнаружил у него на затылке старый шрам. На мой вопрос, где он схлопотал ранение? Вова заявил, что, якобы, в детстве, в дворовых играх я же и повредил его…
Я советовал ему, в случае рассмотрения заявления в суде, обязательно обратить внимание чиновников на травму головы, как на последствие жестоких преследований.
Сразу же после стрижки клиента я отметил в его истории дополнительные факты преследований. В частности, от его имени было сказано: “возвращаясь поздно вечером из Одессы, куда я каждую пятницу ездил для посещения синагоги, на меня нападали местные антисемиты и избивали, для профилактики. Однажды они причинили мне черепно-мозговую травму, последствия которой проявляются и в настоящее время…”
Кстати, если верить Вове, то когда он, мною остриженный, появился в ресторане Ribs, управляющий категорически запретил ему выходить в зал, где его могли увидеть посетители. Ну, не знаю. Мне его новая прическа нравилась. Возможно, это и послужило основной причиной досрочного расторжения с ним трудовых отношений. Так полагал сам Вова.
Кроме заполнения всех анкет, Вове пришлось сфотографироваться; мы свозили беженца в полицейский участок, где с пальцев его рук сняли отпечатки и заверили таковые. Теперь Вовочкины очумелые ручки отметились и в полицейском участке острова Флориды.
Это досье, с фотографиями, отпечатками и копией паспорта мы упаковали и отправили почтой в миграционный центр, куда-то в Техас.
Не дожидаясь ответа, приступили к поискам работы для Вовы. Переговорили ещё с одной польской пани, недавно начавшей своё дело на юге Флориды. Её услуги ничем не отличались от тех, что оказывала пани Анна. Но пани Грижина была посговорчивей, и не так претенциозна. Через пару дней она связалась с нами и предложила Вове работу в пансионате Caloosa Cаve.
Насколько нам было известно, ещё недавно с этим пансионатом сотрудничала Анна; она направляла туда своих польских кадров. Но это обстоятельство не имело никакого значения для Вовы.
Договорились, что завтра же его отвезут туда и на месте всё покажут. Речь шла об уборке гостиничных номеров.
В этом пансионате, по-прежнему, работал бывший сотрудник Олега, польский дебошир, изгнанный из Холидэй Айл. С его слов, новое место оказалось получше, и он не жаловался по поводу случившегося. Особенно, он хвастал домом, который ему предоставили для проживания на время работы в этом пансионате. Меблированный дом принадлежал хозяевам пансионата, и его предоставили за очень умеренную рентную плату, работающим у них поляку и его жене. А те договорились о проживании с ними, как родственника, ещё одного молодого поляка из бригады Олега. Таким образом, они решили жилищный вопрос достаточно комфортно и дёшево.
На территории Caloosa Cаve размещались два теннисных корта с обычным покрытием и освещением. Оказалось, что наши польские коллеги по вечерам гоняют там мячи с помощью ракеток, и называют эту игру теннисом. Они и нас приглашали в гости, поиграть с ними в мячик.
Место нравилось мне. Собственниками гостиничного хозяйства был какой-то супер старый и богатый дед и его сынок пенсионного возраста. Остальные несколько человек были наёмными работниками.
По утрам Вову подбирали в условленном месте у дороги и увозили на работу, а вечером доставляли обратно. Иногда по вечерам мы заезжали в этот пансионат в гости к полякам и устраивали русско-польские теннисные турниры, которые затягивались до поздней ночи. Поляки, особенно, старший, невзирая на свои неуклюжие навыки теннисистов-любителей, очень ревностно переживали хронические поражения. В отместку, он постоянно напоминали нам о том, что Украина когда-то была польской территорией. Мы не возражали; продолжали обыгрывать их, отмечали, как они, ещё недавно, все учили русский язык в школе.
По окончанию ночных состязаний, они всегда, довольные и уставшие, признавали, что им было интересно играть с нами, и приглашали приезжать чаще.
Мое пользование нашим совместным автомобилем носило пассажирский характер. В отличие от Олега, у меня не было ни водительской лицензии, ни интереса к вождению. Иногда, возвращаясь поздно домой из Caloosa Cаve, я усаживался за руль и под руководством рядом сидящего земляка вёл машину по ночной дороге. Олег советовал мне сдать экзамены и получить лицензию, что может пригодиться, хотя бы, как документ.
Экзаменовали и выдавали лицензии там же, где мы получали идентификационные карточки, и занимались этим те же молодые женщины в форме. Когда я обратился к ним по этому поводу, они изъявили готовность проэкзаменовать меня, хоть сегодня же.
Процедура проста. Необходимо предъявить документ, удостоверяющий личность. Получив ваш документ, служащая что-то проверяет по компьютеру, и если не находит никаких препятствий, вручает вам карточку с вопросами и вариантами ответов. От вас требуется указать правильные ответы.
С экзаменационным заданием я расположился на указанном мне месте, у них на виду. Одна карточка содержала вопросы о дорожных знаках, а другая - по правилам и прочим заморочкам.
Со знаками особых затруднений не возникло; и я быстренько указал правильные, на мой взгляд, ответы. А вот со второй частью мне пришлось повозиться. Я обнаружил там совершенно неожиданные для себя вопросы-головоломки. Типа: в какую сторону следует повернуть передние колеса при парковке, если склон вперёд, или назад? А также, на что алкоголь воздействует в первую очередь: зрение, чувство дистанции, слух… или чувство юмора? (если таковое имеется).
В этой части на некоторые вопросы пришлось отвечать наобум.
Во времени не ограничивали: раздумывать и гадать можно было сколько душе угодно.
Когда я представил служащей свои ответы, она быстро оценила их и сообщила мне о положительных результатах в части знания дорожных знаков. А что касается правил дорожного движения, то здесь приговор оказался недостаточно положительным. Как она сказала: хорошо для первого раза, но недостаточно для выдачи лицензии.
Насколько я заметил, результаты моей попытки она зафиксировала. После всего, подвела итог: мне остаётся сдать экзамен по правилам и вождению. К знакам возвращаться уже не нужно. Вручила мне брошюру и рекомендовала прочитать это и подготовиться.
Читать пособие времени не было. А посещать их в целях сдачи экзамена я стал каждый выходной день. Учитывая, что у меня имелось два свободных дня, то скоро меня там уже все хорошо знали. Они варьировали карточками с вопросами, и мне не удавалось расшифровать предлагаемые комбинации вопросов-ответов. Мне настоятельно советовали не гадать, а выучить всё это.
В процессе экзаменационных попыток я невольно вникал в сами вопросы, это и было моим изучением. Однажды я был очень близок к положительному результату, но всё же, количество ошибок оказалось выше допустимого.
Я просил позволить мне взглянуть на свою карточку после проверки, чтобы проанализировать свои ошибки. Служащая предоставила мне такую возможность. Исправлений было совсем немного, и я решил законспектировать их. По-шпионски стал помечать на клочке бумаги номера правильных ответов. Но эти действия были замечены; карточку потребовали обратно, а мне сделали замечание.
Поведав дома Олегу о своём очередном провальном экзамене, я поинтересовался, как он прошёл эту процедуру. Оказалось, что и он, и другие земляки с соседнего острова Marathon, сдали экзамены с первой же попытки. Помогал им всем в этом деле белорусский товарищ Вася.
Сам Василий - из Белоруссии. Работал он тоже в ресторане Horizon, помощником официанта, обычно во вторую смену.
Женщины-полицейские на острове Marathon доверяли Василию, как человеку, помогающему русскоговорящим посетителям. То бишь, он выступал в качестве переводчика. На экзаменах его функцией был перевод заданных вопросов и вариантов ответов, а экзаменуемый, подумав, называл правильный ответ. Сам Вася уже хорошо ориентировался в этих карточках и знал верные ответы. Подсказать, или точнее, сказать вместо экзаменуемого правильный ответ, и было его основной функцией в этом процессе. От экзаменуемого требовалось лишь играть роль человека серьёзно озадаченного поставленными перед ним вопросами и выдавать на родном языке какие-нибудь звуки. А уж Вася докладывал экзаменатору, какой ответ, якобы, выбирает его подопечный.
Чтобы не вызывать подозрений, он умышленно делал допустимое количество ошибок в общем, достаточно положительном, результате. Затем, с его же участием, инспектор оценивала водительские навыки экзаменуемого, и обычно принимала решение о выдаче водительской лицензии.
Таким образом, сдавал экзамены Олег и другие земляки. Послушав о моих хождениях по экзаменам, Олег советовал прибегнуть к услугам Василия. Стоило это, обычно, одну бутылку водки 0,75 литра.
Олег даже изъявил желание составить мне компанию и принять участие в экзамене на получение дополнительной водительской категории, - право управления грузовиками.
На наше предложение Вася откликнулся охотно и назначил день. Согласно договору, мы должны были утром подъехать на остров Marathon в их жилой трейлер и разбудить Васю.
По пути в участок, сонный Вася инструктировал нас, как следует себя вести в процессе экзамена. Служащим мы должны показаться ребятами, хорошо знающими правила дорожного движения, но абсолютно неспособными, ни понимать английский язык, ни выражать свои мысли. И по этой простой причине нас представят, как людей, нуждающихся в услугах переводчика.
Предложенная нам глухонемая роль была несложной, и мы обещали сыграть её как следует.
Админцентр на острове Marathon мало, чем отличался от хорошо знакомого мне в Islamorada. И служащие были тоже женщины. А главное то, что они уже знали нашего ассистента Васю, и ему не надо было долго объяснять свою роль в отношении двух глухонемых посетителей.
Нас попросили предъявить документы. Вася перевёл нам, и мы исполнили. Затем сотрудница обратилась к своему компьютеру. Через несколько минут, по её бессловесному диалогу с рядом сидящей коллегой, я понял, что у них возникли какие-то вопросы. По сигналу служащей, занятой нашими делами, её коллега подкатила на своём стуле и тоже взглянула на монитор компьютера. Пошептавшись о чём-то, они, глядя на меня и обращаясь к Василию, спросили, что произошло во время моего последнего экзамена в Айламораде?
Я коротко ответил Васе, что имел неудачную попытку сдать экзамен. Он перевёл мой ответ.
Такое объяснение их не удовлетворило. Мне заявили: в деле указано, что во время экзамена я совершил попытку обмануть экзаменатора.
Посовещавшись, приняли решение, что в данном случае они не согласны на экзамен с участием переводчика. Их решение распространялось и на Олега.
Мы ушли, как побитые собаки. Вася сетовал и на бесполезный ранний подъём, и на то, что его безукоризненная репутация переводчика, с сегодняшнего дня обрела сомнительный характер.
Что касается меня, то, как мы полагали, в дальнейшем, эта маленькая шалость будет характеризовать меня повсюду, где моя личность будет устанавливаться с помощью компьютера. То бишь, теперь для американских властей я был Bad Guy.
В своём стремлении освободиться от нудного бремени многочасовой работы в пансионате мы пытались найти и освоить альтернативные, самостоятельные источники заработков. Я рассказывал Олегу о своих впечатлениях, вынесенных из игорного дома Taj Mahal в Атлантик Сити. Поделился с ним своими зыбкими чувствами надежды, которые у меня остались от общения с рулеткой. В его лице я нашёл понимающего слушателя, разделяющего мой азарт.
Олег регулярно прикупал не только свежие издания порнографических журналов, а и бюллетени, выпускаемые торговцами автомобилей. Это были брошюры с фотографиями, краткими описаниями, ценами автомобилей и адресом-телефоном продавца.
Олег тщательно изучал информацию, комментировал, а иногда просил меня дозвониться по конкретному объявлению и уточнить некоторые детали. С его слов, многие из продаваемых здесь подержанных автомобилей, в СНГ оцениваются, чуть ли не вдвое дороже. Мы просчитывали так, и сяк, учитывая прочие издержки, связанные с транспортировкой и таможенными сборами - и у нас выходил положительный баланс. Но оставалась еще масса вопросов без ответов; и чтобы всё это выяснить требовалось время.
В один из выходных дней мы проехались по автостоянкам и посмотрели отдельные экземпляры, поговорили об их цене. В этой части дела не было никаких проблем. А вот всё, что связано с отправкой в СНГ, таможней и последующей продажей там - вызывало у нас сомнения.
Заехав в Майами, мы сделали лишь одно полезное дело. Повстречав там отделение CitiBank, я решил посетить его и положить на свой опустевший счёт имеющуюся при себе сумму.
Все трудовые сбережения за период работы в пансионате я хранил на счету в Nations Bank; пользование, которым было не очень-то удобным.
Мы припарковались на стоянке у банка. При входе в отделение банка за раздвижными стеклянными дверями размещались стандартные банковские машинки АТМ. Здесь всё было точно так, как в отделениях в штате Н-Йорк.
Я воспользовался карточкой и получил информацию о балансе. Затем прошёл в общий зал, заполнил приходный ордер и обратился в окошко к свободному клерку. Тот поприветствовал меня и принял депозитный ордер.
Его вопрос, правильно ли я указал номер своего счёта - удивил меня. По его данным, такого счёта не существовало. Я вручил ему бумаженцию, выданную автоматом минуту назад. Тот взглянул на квитанцию и попросил показать банковскую карточку. Взглянув на неё, чиновник просветлел и заявил, что теперь всё ясно. Из разъяснений я узнал, что мой счёт в отделении CitiBank в штате Н-Йорк не может быть обслужен в отделениях штата Флорида. Но я могу беспрепятственно и бесплатно использовать для всех возможных операций их банковские автоматы. Для того чтобы хранить сбережения в этом же банке, но во Флориды, мне необходимо открыть здесь счёт.
Это несколько удивило, но не огорчило.
Я пересказал Олегу, что мой бруклинский счет не обслуживается здесь, и надо открывать новый.
Олег пожелал проделать это со мной за компанию.
Человека, занимающегося этими вопросами, долго ждать не пришлось. Нас приняла пожилая, приветливая тётя. Процедура проходила почти так же, как и в отделении этого банка в Бруклине.
Пришлось предъявить карточки удостоверения личности и социального обеспечения. Кроме этого, сообщить о нашем месте работы, домашнем и почтовом адресе. Всё это она заботливо заносила в свой компьютер. Затем, приняла наши вклады и выдала по листку, содержащему информацию о дате открытия и номере счёта, а также, сумме вклада и координатах банка. После этого просила подождать и удалилась. Вернулась с готовыми пластиковыми карточками на наши имена. Здесь же мы запрограммировали их на свои коды.
Она объяснила, как мы можем делать вклады на счета, посылая почтой денежные ордера или чеки. Для этих целей мы прихватили банковские конверты для почтовых отправок и приходные ордера. С этим и ушли. Перед тем, как уехать на острова, мы ещё побродили в просторном магазине компакт дисков.
В этот период наш коммунальный, домашний телефон использовался как никогда интенсивно. Кроме нас четверых, проживающих в доме, к нам присоединились ещё двое приходящих пользователей, которые звонили родственникам на Украину. Это были наши земляки с острова Marathon; у них возникли временные осложнения с телефоном, а позвонить домой хотелось. Вот они и договорились с Олегом, что впоследствии будут оплачивать свои звонки.
Телефонная компании Southern Bell, обеспечивающая местную связь, и компания AT&T – по международной (long distance) связи, стали присылать счета каждую неделю, так как суммы набегали быстро.
Таким пользователям телефонные компании обычно уделяют особое внимание. Вместе со счетами они стали присылать нам свои поощряющие предложения. Например, если за текущий месяц вы назвоните на сумму более чем…, то в следующем месяце все международные звонки, независимо от времени суток, будут оцениваться по ночному тарифу. Или, если к абонентной ежемесячной плате вы доплатите дополнительные три доллара, то все, без исключения, международные звонки с вашего номера будут оцениваться по льготному тарифу. И тому подобные заманиловки.
Олег, окрылённый коммерческими предложениями, охотно отозвался на призывы телефонной компании и стал говорить с Украиной и Россией еще более интенсивно.
Денежные расчёты с телефонной компанией и компаниями, присылавшими нам компакт диски, мы осуществляли посредством ордеров (money order).
Ордера можно купить не только на почте. Это такой бланк-чек определённой стоимости. Например, вы покупаете денежный ордер стоимостью 100 долларов, кроме этой суммы вы платите ещё, один доллар за услугу. Этот 100-долларовый чек-ордер вы заполняете: от кого, кому, за что; и координаты сторон. Денежный ордер можно отправить почтой в обычном конверте, оставив себе, на всякий спорный случай, копию, которая предусмотрена конструкцией самого ордера.
Получивший это, с документом, подтверждающим личность, предъявляет ордер на почте, и ему выдается сумма, равная стоимости ордера.
Компании, обычно, вместе со счетами и предложениями присылают и конверты, которые клиент может использовать для отправки денежных ордеров и прочей ответной корреспонденции. Потребителю остается лишь вложить в их конверт свой платёжный ордер и бросить это в почтовый ящик.
Как следствие активного пользования международной телефонной связью, Олег получил от телефонной компании порцию счетов на общую сумму около тысячи долларов!
При тщательном рассмотрении подарка, мы, к своему удивлению, выяснили, что все звонки в Россию и Украину, вопреки нашим надеждам на обещанные льготные тарифы, были стандартно оценены в зависимости от времени суток по обычным тарифам. Наш доверчивый потребительский энтузиазм не был поощрен скидками, о которых нам так ласково сообщали. Мы получили обычные счета с настоятельной просьбой оплатить их в указанные сроки.
Мои звонки в сумме составили чуть более 100 долларов. Что-то около этого приходилось на Кевина, немного на Вову. Остальное: звонки Олега и наших земляков.
Последние не рассчитывали на льготы компании, поэтому они уплатили согласно счетам. Мы же были крайне возмущены таким примитивным коварством. Вместо денег, отправили им депешу, в которой выразили своё недоумение. Ссылались на их деловые предложения, на которые мы охотно отозвались и рассчитывали на обещанные скидки в тарифах. Призывали пересмотреть предъявленные нам счета.
В ответ получили те же счета с напоминанием об истекающем сроке оплаты. Относительно наших замечаний они обещали рассмотреть их, и, в случае обнаружения ошибки в расчётах, обязательно учесть переплаты в будущем.
Одним словом, компания проявляла настойчивое желание получить от нас экстра сумму. Для сравнения, тарифы, по которым нам намотали счёт, можно проиллюстрировать как 2-3 минуты телефонного разговора с Украиной - равноценно одному рабочему часу в пансионате. Согласиться с такими условиями донорства мы не могли. Соотношение ценностей глубоко возмутило наше пролетарское сознание.
В свободные от работы минуты мы горячо обсуждали хищные уловки акул капитализма. Олег клялся никогда в будущем не пользоваться услугами компании Southern Bell и предлагал мне позвонить им по вопросам оплаты.
Звонил я туда в различное время. Связь со службами обеспечивалась бесплатно. Но в рабочее время операторы были очень загружены. Ответив на звонок, они просили не вешать трубку и подождать, а ожидание скрашивали классической музыкой. Слушать по несколько минут их музыку по телефону, а затем услышать вежливый ответ захлопотанного оператора о том, что у абонента по-прежнему не оплачен счёт на такую-то сумму и срок истекает. Вникать в суть аргументов об обещанных льготных тарифах оператор просто физически не мог.
Но служба работала круглосуточно, и ночью можно было излить душу по полной программе.
В ночных доверительных беседах я призывал операторов обратить внимание на специальные абонентские доплаты, которые, по их же условиям, должны были повлечь для нас снижение тарифов.
Добросовестные операторы откапывали этот важный факт из своих компьютерных дебрей и даже признавали справедливость наших аргументов. Но, в то же время, отвечали, что уполномочены лишь реагировать на вопросы клиентов, вносить же какие-либо коррективы в уже начисленные другой службой счета - не их компетенция.
Некоторые из них полагали, что начисленные счёта за спорный период производились без учета доплат за льготный тариф. Вероятно, ко времени начисления счетов, наши специальные  доплаты ещё не были оприходованы и учтены. И снова, нам ласково рекомендовали уплатить по предъявленным счетам. В последствии, всё выяснится и переплаты зачтутся в счёт будущих услуг. (Может быть.)
Такая перспектива не грела. Ночные задушевные беседы с женщинами-операторами не давали конкретных результатов, это было нечто подобное сексу по телефону. Ты хороший парень, я тебя понимаю, уважаю и хочу помочь, но тебе следует, для начала, заплатить…
Я подумал, что, возможно, я чего-то не допонимаю, и привлёк к решению проблемы Кевина.
Домашнее расследование назревающего конфликта заняло не один час. Мы вместе тщательно изучили все счета, я показал Кевину их предложения о дополнительных ежемесячных абонентских доплатах за льготные тарифы. Кевин признал, что мы совершенно верно поняли предложение компании. Я также показал Кевину копии наших денежных ордеров, из которых видно, что мы доплатили за предложенную услугу. А также, уже дважды присланные нам счета, начисленные по обычным тарифам, без обещанных скидок, но с угрозами отключить телефон.
Кевин проникся проблемой не менее нас. Он начал звонить в компанию и беседовать с операторами… Результаты прежние. Компания желала получить по счетам.
Срок, установленный для оплаты счетов, истёк, и наш телефон отключили. Каждый из нас был заинтересован, чтобы в доме работал телефон. Такое ограничение болезненно ухудшило наш быт и внесло заметное напряжение. Уже на второй день телефонной блокады Кевин обратился ко мне с вопросом, что, мы намерены предпринять? Выход был один – уплатить по счетам.
Мы предложили Олегу уплатить компании по счетам, и он просил выдать ему суммы, начисленные за наши звонки. Я передал его просьбу Кевину, а тот, в свою очередь, переадресовал вопрос Олегу: намерен ли он, уплатить компании, полученные от нас деньги?
Олег уклончиво отвечал, что это уже его абонентское дело; от нас лишь требуется заплатить за свои звонки.
Конфронтация обретала внутри коммунальный характер. Споры с телефонной компанией переросли в конфликт между пользователями телефона. Кевин категорично заявил, что готов выдать сумму по счетам только в случае, если эти деньги будут переведены телефонной компании и телефонная услуга будет восстановлена.
Закончился спор тем, что мы уплатили Олегу по своим счетам. Но, вручая деньги, Кевин предупредил, что если эти деньги не будут использованы по назначению, и связь не будет восстановлена, в таком случае, мы проживаем в этом доме последний месяц, и по его истечению должны будем съехать. А до конца месяца оставалось всего-то десять дней.
Заканчивался февраль. Внутренне я уже притомился, и от острова, и от работы в пансионате. Потребность в переменах назревала и без возникшего коммунального кризиса. Теперь я задумался об этом всерьёз.
Кевин постоянно спрашивал меня, собирается ли Олег уладить отношения с телефонной компанией? Его дружок, каждый раз при встрече, тоже совал свой испитый пурпурный нос в это дело и расспрашивал о конфликте. А Вова, неустойчиво подрабатывавший с подачи Грижины, понятия не имел, куда податься, если нас попросят съехать. В запасе у него было лишь два адреса: один - бордель в Нью-Йорке, а другой - Ирландии, который ему вручил случайный попутчик. Олег предлагал начать поиски нового жилья и не собирался платить телефонной компании. Сам я подумывал о переезде в другие места, но, ещё не определившись, куда именно, пассивно, участвовал в хлопотах.
Подыскивать жильё, не имея телефона - крайне неудобно. В ближайший выходной день мы втроём ездили от дома к дому и спрашивали о сдаваемых в аренду жилых пространствах.
Всё складывалось бестолково. Во многих местах отвечали, что таковое освободится через пару месяцев. В других случаях - хозяев не устраивала наша компания; а там, где отвечали “пожалуйста”, были цены под тысячу в месяц. Того, что мы имели в доме Кевина, за эту цену нам никто не предлагал.
Посещение некоторых мест, отдаленных от трассы и поближе к океану, было даже небезопасно. Обычно к таким участкам вели дорожки, проложенные сквозь заросли. На этом отрезке дороги, порою неоднократно, всякими знаками оповещалось о частной территории. Участки вокруг домов, если и были не огорожены, то, во всяком случае, - чётко отмечены. Входящий предупреждался о том, что он переступает границу, за которой частная территория и делать таковое, без разрешения собственника, не рекомендуется.
Всё это выглядело негостеприимно. Места, зачастую, были безлюдны и глуховаты. Если при въезде на территорию мы сталкивались с препятствием типа ворот или шлагбаума, то мы не въезжали. Часто, такие КПП были отдалены от самого дома, и чтобы вступит в контакт с кем-то из находящихся там, нужно было пройти через ворота с предупреждающими знаками, и прошагать по открытой, отвоёванной у джунглей, кому-то принадлежащей, территории. Мои товарищи оставались за воротами в машине, а я один шагал по чужой территории, хорошо обозреваемый из дома и надеялся, что меня не примут за какого-нибудь посягателя на частную собственность. Я оказывался хорошей мишенью для возмущённого собственника, любящего пострелять из окна по живым целям.
Во дворах, вокруг дома, всегда стояла какая-нибудь техника, а иногда и сам дом был открыт. Появление незваного чужака могло вызвать у хозяев реакцию, далекую от гостеприимства.
В таком уязвимом положении я должен был либо отыскивать звонок, или окриком вызывать кого-нибудь на переговоры. Такие поиски вокруг дома ставили меня в дурацкое, а возможно, и небезопасное положение. Хождения на чужой территории могли расценить, как угодно. Если я и встречал кого-то, то люди удивлялись моему вопросу об аренде. Они с настороженностью спрашивали: почему это я решил, что здесь сдается в аренду жильё? А иногда, обойдя вокруг и около дома, не найдя и не дозвавшись ни единой живой души, мне ничего не оставалось, как покинуть территорию.
После многократных безуспешных визитов, я заявил товарищам, что этот метод наобум может закончиться каким-нибудь конфликтом с нервным собственником, где я буду выступать в качестве злодея, грубо нарушившего святое право частной собственности.
Подходящего места для переезда мы так и не нашли. И вообще, всё складывалось как-то паршиво.
Неопределенность вносила тягостную дисгармонию в наши отношения.
Олег утверждал, что истинная причина этого коммунального конфликта - незваный жилец Вова, нарушивший своим подселением бытовое благополучие. И Кевин, якобы, теперь ищет повод избавиться от нашего утомительного соседства.
Вова же полагал, что теперь Кевину лучше делить дом со своим приятелем, чем с нами, и он нашёл повод избавиться от нас.
Сам Кевин, последние дни молчаливо соблюдал дистанцию и подчеркнутую прохладность в отношениях. Что у него на уме, мы могли лишь гадать, но от своего решения о том, что мы должны освободить дом, он не отказался.
Всё шло к перемене места жительства, работы и окружения.
К тому времени, у нас наладились регулярные отношения с компаниями Columbia House и BMG. Бандероли с музыкальной продукцией приходили часто, и это требовало учёта
и внимания. Отношения с торговыми компаниями повлекли и другие почтовые контакты. На почтовый ящик стали приходить самые неожиданные предложения от фирм, торгующих ювелирными изделиями, витаминами и пищевыми добавками, спортивными тренажёрами. Нас призывали не упустить свой шанс, принять участие в розыгрыше всяких супер лотерей и выиграть несколько миллионов. Всю эту «полезную» информацию, приходящую на почтовый ящик, мы передавали на рассмотрение Вове.
В один из выходных дней я посетил местные органы власти с целью сдать злополучный экзамен по правилам дорожного движения. Там меня ещё помнили. Наверняка, в их общем компьютере появилась отметка о моей попытке сдать экзамен и на острове Marathon, с помощью переводчика. Но замечаний о моём длительном отсутствии и неудачной попытке на другом острове, не последовало. Мне, как обычно, вручили карточку с вопросами, и я хмуро сосредоточился.
За это время я удосужился прочитать их брошюру и отыскать там ответы на некоторые, уже доставшие меня, вопросы.
Карточка, которую мне предложили на этот раз, была уже хорошо знакома мне; и в течение нескольких минут я вернул её с готовыми ответами.
Результаты оказались достаточно положительными. Меня поздравили с успешным разрешением затянувшейся проблемы и спросили: буду ли я сегодня сдавать экзамен по вождению.
Я ответил, что сегодня я располагаю лишь велосипедом… И мы сошлись на выдаче мне карточки водительской лицензии с ограничением. Это позволяло управлять автомобилем только под присмотром водителя. Когда же я буду готов к тесту на вождение, меня проэкзаменуют и выдадут обычную, полноценную лицензию.
Меня снова сфотографировали, я уплатил 20 долларов, и, спустя минут 15, мне вручили удостоверение.
На работе всё шло без перемен. Мои американские сотрудники изощрялись в реализации своих конституционных прав и свобод природного происхождения и осваивали элементы русского языка. Заседания трудового коллектива в складских закоулках скрашивались не только курением сигарет со специфическим, дурманящим запахом, а и лекциями о происхождении слова “водка”, как названия популярного во всем мире напитка, и тому подобными дискуссиями.
Мой рассказ о царском возгласе “Вот как!” при тестировании этого горячительного напитка, а также, история происхождения названия французских забегаловок “бистро” от русских казаков, требовавших быстро подать им, воспринимались американскими слушателями с любопытством. Они постоянно спрашивали меня, не мои ли это выдумки? И вообще, частенько путались, когда я говорил что-то серьёзно, а когда шутил. Только Аляска-мэн Ларри правильно понимал мои шутки.
Продолжая тему культурного и языкового обмена, надо отметить, что мои слушатели были достаточно активными носителями и пропагандистами полученных знаний.
Доставляя в бары и рестораны продукты, я всё чаще задерживался работниками, которые обращались ко мне со своими вопросами. Коллеги, не присутствовавшие на моих складских лекциях, расспрашивали меня: какой именно русский царь дал название “водка”, и какую водку он тестировал: Smirnoff или Stoly? Что означает слово “быстро”? Почему гомосексуалистов называют “гомики” или “голубые”? и т.п.
К любопытным коллегам-заказчикам частенько присоединялись случайные подвыпившие посетители баров, оказавшиеся свидетелями наших тематических бесед, и круг вопросов расширялся. Многих интересовали такие легендарные герои, как Григорий Распутин и Алексей Потёмкин.
Я не мог долго задерживаться в любознательных компаниях, и покидал их, ссылаясь на занятость, хотя и не скрывал, что мне интересно отвечать на их вопросы. Гуляющие гости искренне удивлялись: какого чёрта я ношусь с этой паршивой тачкой, и рекомендовали мне бросить это суетное и дешёвое дело. Но ничего взамен не предлагали, разве что, посидеть с ними и рассказать что-нибудь ещё.
Но платили мне именно за доставку, и тачка здорово помогала мне в этом.
Однажды, в разговорах со своими коллегами обо всём и ни о чём, кто-то спросил меня, как я зарабатывал на жизнь в Нью-Йорке и Нью-Джерси? Я, не вдаваясь в подробности своих трудовых приключений, коротко ответил, что был донором. Тех заинтересовало это. Они, понимая это буквально, спросили: какого рода донором я был?
Не подумав, я ответил им, что мне приходилось сдавать самого себя. Такой ответ показался им излишне абстрактным, и они настаивали на конкретном объяснении. Тогда я ответил им коротко и конкретно, что в Нью-Йорке и Нью-Джерси я сдавал свою сперму! Такой ответ не только удовлетворил моих американских товарищей, но и повлёк ряд дополнительных вопросов.
Притомившись от их буквального и примитивного понимания всего сказанного, я просто воздержался от пояснений. Впоследствии, я пожалел об этом, и мне пришлось давать объяснения по этому поводу всем, кто меня знал и мог спросить. Я замечал на себе любопытные взгляды сотрудников из других отделов, которые не решались поговорить на интересующую их тему о моём донорстве. Теперь же, мне приходилось раздавать объяснения. Я удовлетворял любопытство и разочаровывал их, объясняя, что под этим я подразумевал всякие пролетарские работы, на которых я проливал свою кровь, пот и слёзы. Образно я назвал это «донорством», отдачей своего времени, энергии и души. Если хотите, и вам так понятней – спермы!
Когда я рассказывал об этом недоразумении Ларри и боссу Джону, те посмеивались над возникшей ситуацией, советовали мне быть разборчивей в собеседниках и учитывать их кругозор и способности понимать услышанное. Они не исключали, что однажды меня посетят сотрудники центрального разведывательного управления и потребуют объяснений моим заявлениям о шпионаже в пользу русских.
Что до моей работы, то следует отметить всё более назойливые проявления недовольства алчной пани Анны, которая доставала моих работодателей претензиями о, якобы, одностороннем изменении условий моего труда.
Она считала, что этот вопрос следовало согласовать с ней, как участником трудовых отношений.
Понять её можно, она теперь ничего не получала от моих заработков. Но и я не считал себя обязанным работать на неё, если есть возможность работать непосредственно на работодателя и не отдаваться какой-то польской курве.
Я старался избегать встреч с ней, то же самое делали и мои боссы, хотя всё это становилось утомительным. Ситуация разрешилась неожиданно для всех.
Однажды на работе ко мне обратился московский Андрей. Он работал в трёх, рядом расположенных барах на берегу. У него имелось деловое предложение для меня, суть которого сводилась к следующему: он задумал покинуть эту работу и заботливую опеку Анны. У него, якобы, появилась реальная возможность работать самостоятельно на своём стареньком автомобиле Додже. Местная пиццерия предложила ему развозить пиццу.
Проблема заключалась в том, что его непосредственный начальник просил Андрея не бросать работу пока не найдется замена. Вот он и предложил мне оставить мою хлопотную должность и занять его спокойное место.
Работа его сводилась к тому, что во время работы баров требовалось поддерживать санитарный порядок и помогать кое в чём работникам баров. Он гарантировал мне полный покой и никакой ответственности, а также, неограниченное количество рабочих часов. Однако всё это лишь за пять долларов в час и под формальным началом Анны.
Я задумался. Поговорил с Рондой и другими работниками этих баров. Они были готовы принять меня в свой коллектив. Переговоры об этом с моими начальниками тоже прошли гладко. Те советовали мне поступать так, как мне удобней.
На том и порешили. Как мне показалось, такой перестановкой кадров все остались довольны.
Андрей бросил свою непыльную работу, но обещал заходить в гости на правах ветерана труда, и надеялся на бесплатные обеды и напитки.
Перемена рабочего места повлекла для меня и новое расписание. Начинался мой рабочий день с четырёх часов вечера и заканчивался поздно ночью, когда расходились все посетители. Время окончания смены зависело от активности гостей. В общем, всё это казалось мне временным и не моим.
А скоро истёк февраль месяц и наступил день выезда из занимаемого нами дома. Процедура отбытия оказалась хлопотной и неприятной.
Когда начинаешь в очередной раз собирать и паковать свои пожитки по сумкам, удивляешься, как быстро и незаметно для себя обрастаешь вещами. Многое пришлось бы снова сбрасывать за борт, но выручала машина, в которую мы и погрузили все свои пожитки.
Не имея нового адреса, мы просто покинули дом и проехались по приятелям.
Одним местом мы заручились в двухкомнатной квартире, снимаемой Сашей и Славкой. Они даже предлагали одному из нас подселиться к ним и разделить рентные расходы. А, учитывая отдаленность их места от пансионата, ребята советовали поступить на работу в супермаркет, в котором они оба работали. Саша работал там по вечерам, это была его вторая, кроме ресторана, работа.
Олег связался с Рондой и Сергеем, которые жили в Kи Ларгo, и договорился с ними о временном пристанище для себя. Вову временно пристроили в известном жилом притоне на Dogwood 202.
Сложившаяся ситуация была крайне неудобна и рассматривалась, как временная. Один из путей выхода из этих неудобств, я видел в переезде с острова в другие места. В качестве иных мест обитания, я имел в виду какой-нибудь город во Флориде.
Проживая с Сашей и Славкой, я много слышал от них о работе в супермаркете Winn Dixie. Из их рассказов я узнал, что обслуживающий персонал там состоит из ребят различных национальностей и возрастов. Работают они в вечерне-ночное время, а функции их заключаются в сортировке и расстановке товаров по стеллажам в торговом зале. Особых усилий эта работа не требует, но и оплачивалось это занудство по 5,25 долларов за час, минус налоги, на руки выдавалась - ерунда.
Сашу эта временная, дополнительная подработка устраивала. Тем более, что его поставили на продовольственный ряд с небольшим ассортиментом, что облегчало работу. Со слов ребят, там и теперь нужны были работники.
В местной газете постоянно выходило одно и то же объявление о сдаваемом в аренду жильё. Там коротко говорилось о домиках на берегу океана. О цене же ни слова, зато, щедро живописалось о красотах местности.
Это объявление я не воспринял всерьёз, но обратил внимание на адрес: это было неподалеку от нашего пансионата. Мы отправились туда с Вовой, положение которого, оказалось наиболее ущербным.
Недавно расчищенная от зарослей, территория, нуждающаяся в дальнейшем уходе, действительно находилась на берегу океана. Посреди участка стояло недавно выстроенное двухэтажное строение, нелепое в архитектурном смысле, и обозначенное, как офис. А также, три однотипных дачных домика, о которых, вероятно, и говорилось в объявлении.
На голой территории со следами недавно удаленных кустарников и бурьянов, неприкаянно торчали несколько молоденьких свежепосаженных пальм. Под открытым солнцем работала женщина в шляпе. С помощью лопаты она отчаянно боролась с бурьяном. Пройти мимо такого явления было трудно; тем более что, нам надо было с кем-нибудь поговорить и разузнать об условиях проживания в этом сказочном месте.
Женщина в шляпе охотно приостановила своё неженское дело и откликнулась на вопросы.
Из разговора с ней я узнал, что она здесь вовсе не хозяйка, но об условиях аренды может рассказать.
На данный момент, был занят лишь один домик, в котором живёт она и её сосед - русский парень. Дом разделен на две отдельные секции. Аренду такой жилой секции дома хозяева оценивают в 550 долларов ежемесячно. Она договорилась с ними о проживании на особых условиях. Вместо оплаты, обязалась отработать определенное количество часов на их участке.
А вот её сосед Саша, насколько она знала, был обременен такой рентной платой, и вероятно, согласился бы разделить комнату с земляком. Она посетовала, что домики ещё не доведены до ума. Хозяева никак не соберутся установить кондиционеры, проживание без которых скоро станет невозможным. Нет никакой мебели, а цена ещё та!
Женщина оказалась достаточно разговорчивой, и в беседе с ней я смог узнать всё, что нас интересовало. Её звали Марта, и она приглашала зайти сюда через часок и переговорить с соседом Сашей.
Мы так и сделали. К нашему приходу Саша уже был дома и поджидал нас. Не могу сказать, что его очень обрадовала перспектива жить с Вовой в одной комнате, но так как он в настоящее время не работал, а за жильё надо платить, то предложение принял. И даже согласился на некоторую отсрочку взноса. Спать в этой комнате Вове было не на чем, но это не волновало его. Он в тот же день привёз туда свои походные вещи и расстелил свою верную куртку Аляску под стеночкой.
На работе у меня состоялся разговор с моим гаитянским другом на тему жилищных проблем. От Кевина, или ещё от кого-то ему стало известно о моих бытовых неурядицах. Он рассказал, что в пригороде Майами - Хомстэде он проживал в доме своего папы. Но последнее время между ними подпортились родственные отношения, и теперь он, подобно мне, перебивался у друзей и знакомых.
Я поделился с ним той информацией о жилье, какой располагал, и он в тот же день посетил то место, где остановился Вова. Но ему не понравилась цена, которую заломил хозяин за пустой домик без кондиционера.
Вероятно, хозяин пребывал в стеснённых условиях, и ему крайне не хватало средств, чтобы привести в должное состояние своё, пока ещё недоходное дело.
Я полагаю, если бы он догадался снизить рентную плату за проживание в своих необорудованных домиках, то получал бы хоть какие-то деньги, и его дело сдвинулось бы с места.
В свою очередь, гаитянский друг поведал мне о предложении, поступившем от одной работницы бара. Та сдавала маленькую комнатку с туалетом и душевой за бросовую цену. По её описанию, жилище могло сойти за временный вариант, тем более что, располагалось это недалеко от пансионата.
Это место находилось между Холидэй Айл и Oранж Лайн, где мы жили у Кевина. Комната, действительно, напоминала одиночную камеру, но и цена тому соответствовала. И хозяйка согласна была сдать её на любой удобный нам срок.
Так, мы стали жить в одной комнате-камере: я и чёрный, гаитянский брат.
Неожиданно для нас, наша камера оказалась телефонизированной, и мой сосед заказал на своё имя телефонный номер.
Встречались мы дома поздно ночью, когда я возвращался с работы. Он много рассказывал о своих недоразумениях с отцом и о том, как ему хочется бросить эту опостылевшую работу в пансионате, где он ишачит уже несколько лет. Хотелось бы зарабатывать на жизнь любимым делом, - как фотограф. Показывал мне свои снимки, некоторые из которых он посылал в издательства в надежде на контракт.
Также, он жаловался мне о неудачной попытке получить ссуду в банке на покупку дома. В подробности не вдавался. Но факт того, что покупка дома не состоялась из-за отсутствия нужной первичной суммы, был очевиден.
Заметив среди моих вещей теннисную ракетку, новый сосед по камере удивил меня просьбой поиграть с ним в теннис. Я принял это за шутку, но обещал ему. Через пару дней он вернулся к этому вопросу и заявил, что уже приготовил ракетку и готов играть со мной.
В один из свободных вечеров я не отказал ему, и принял участие в этом деле. Отправились в школу, где мы частенько пользовались теннисными кортами и помидорами с огорода.
Это оказалось не столь утомительно, как я предполагал. Было очевидно, а потом и он сам сказал, что ему уже приходилось играть в теннис. Его начальные навыки ощутимо облегчали держать мяч в игре. Занятие ему явно понравилось, и за час спортивного знакомства, мы с ним подружились ещё ближе.
После этого он пригласил меня на ужин в МакДональдс. За гамбургером он поведал мне, что когда-то имел не бесплатные уроки тенниса, но по всяким причинам пришлось отложить эти занятия.
Честно говоря, меня удивило увлечение теннисом чёрного парня из Гаити. Я более ожидал услышать о его навыках в шаманской практике и был готов предложить ему обмен опытом. Я бы натаскивал его в любительском теннисе, а он давал бы мне уроки вуду.
Хотя, если бы он владел этими качествами, то смог бы получить кредит от банка, или от какой-то другой жертвы. Оказалось, вместо шаманства, он имел опыт работы по уходу за травяными газонами. Он рассказал, что до поступления в пансионат, работал в бригаде по озеленению, и перестриг немало травяных газонов и кустов. По секрету поведал мне о зреющей идее вернуться к этому делу, только теперь уже в качестве самостоятельного подрядчика. Дело это ему хорошо знакомо. Купить машинку для стрижки травы и прочий инструмент - ему под силу. Его автомобиль – джип, вполне подходящий на первое время. Оставалось лишь подготовить почву среди потенциальных заказчиков; и в этом вопросе он уже провёл кое-какую предварительную работу. Кто-то из приятелей обещал для начала представить его двум-трём домовладельцам, нуждавшимся в подобных услугах. Спустя несколько дней, получив от меня клятвенное обещание хранить тайну, он продемонстрировал новенькую машинку для стрижки травы и прочий инструмент.
Между тем, у Олега произошли кое-какие перемены. Проживать в гостях у Ронды и Сергея он долго не мог, и в поисках остановился на приглашении поляков из пансионата Caloosa Cаve.
Они, якобы, были намерены уезжать домой в Польшу, и в этой связи предлагали Олегу своё рабочее место и жильё предоставленное им по месту работы. Поляки предлагали Олегу такой план: сначала, он с их рекомендации устраивается на работу в пансионат. Они выражают своё согласие на подселение в их дом нового работника;. Через некоторое время съезжают, и Олег остается проживать там один, как работник пансионата.
Из уст польских друзей, всё звучало несколько подозрительно дружелюбно. Они почему-то не желали извещать работодателя о своём скором отъезде и надеялись, что с участием Олега сгладят процесс передачи рабочего места и жилья. Работодателю не потребуется срочно искать замену, а Олег будет рассматриваться, как единственный, уже функционирующий, приемник. Расторгать отношения и с телефонной компанией они почему-то не хотели, и снова сделали Олегу дружеское предложение. Получить телефонные услуги, на своё запятнанное имя в ближайшее время Олегу было проблематично, и они предложили оставить ему номер функционирующим. Но при условии, что тот оплатит их небольшие счета в размере 50-60 долларов.
Так Олег поступил разнорабочим в пансионат Caloosa Cаve и стал проживать в доме с поляками.
При встречах он делился со мной своими наблюдениями за всей этой польской, заботливой суетой, и мы гадали: что это они затевают? Его утешало то, что он, наконец, определился с жильём. Да и работа вполне сносная, рядом с домом.
Вскоре, мы получили ответы на наши вопросы.
В один из выходных дней, когда его польские соседи захотели получить от Олега обещанную сумму по оплате их телефонных счетов и приступили к сборам домой. Когда и каким рейсом они отлетают, Олег не знал. В течение дня соседи интенсивно отоваривались дорогими подарками и свозили домой приобретенные недешёвые вещи. Делали они это как-то странно: свозили домой покупки, и снова отправлялись, и возвращались с новыми…
К вечеру, они съехали со всем своим добром, ни сказав никому ни слова.
Вернувшись домой с работы, Олег предположил, что они уехали. А позднее, один польский пан позвонил Олегу и подтвердил, что его соседи улетели в Польшу.
Улетели, да и ладно.  На следующий день об этом узнали работодатели, и были удивлены таковому.
У некоторых работников пансионата, неожиданно для Олега, проявился активный интерес к освободившемуся служебному жилью. Они стали обращаться к работодателю, с просьбами передать этот дом в их пользование, в порядке очереди. Ссылаясь на свой более продолжительный стаж работы и прочие трудовые заслуги. Но хозяевам, видимо, было безразлично, кто будет платить за пользование домом. А то, что там будет жить всего лишь один работник, так это и лучше.
Так Олег и остался - при работе, и в роскошном доме с мебелью и телефоном. Вот только, от телефонной компании пришли новые дополнительные счета за последние звонки в Польшу, и ему пришлось оплатить и их, чтобы сохранить телефон.
Эти телефонные расходы, впоследствии, можно было компенсировать интенсивным пользованием телефонными услугами без последующей оплаты таковых, так как сам абонент теперь далеко и его это не волнует. Но это следует делать только перед отъездом. А пока нужен был функционирующий телефон.
Однако телефонные услуги неожиданно прекратились. Замерший телефон не показался Олегу каким-то временным техническим недоразумением. Его подозрения подтвердились, когда он позвонил с автомата на этот номер и услышал автоответ о том, что данный номер отключён.
Проверив свои грустные подозрения, узнал: номер отключен телефонной компанией по просьбе самого абонента; с момента полного расчёта по счетам.
Не успел он переварить ситуацию с дружески оставленным ему телефоном, как его дом стали посещать полицейские. Из их расспросов о бывших польских соседях и сотрудниках, стало понятно, почему эта польская парочка так тихо съехала.
Оказалось, что полицейские посещали этот адрес и лениво расспрашивали о недавно проживавших здесь гостях из Польши по заявлениям от потерпевших. Потерпевшими выступали различные торговые предприятия, которые ещё недавно благодарили разыскиваемых, за их покупки.
Рассчитывались поляки не наличными деньгами, а чеками. На момент совершения покупок на их банковском счету была достаточная сумма, и продавцы, принимавшие в качестве оплаты чеки, могли связаться с банком и получить подтверждение об их платежеспособности. Так, в течение одного дня, они покупали всё, что им хотелось, и рассчитывались чеками. После чего, заехали в банк и сняли все свои сбережения.
Когда же чеки стали поступать в банк, выяснилось, что оплатить их нечем. Банк предпринял попытку связаться со своими клиентами, чтобы напомнить им об их чеках и опустевшем счёте. Но клиенты не отвечали. Когда мошенническая суть недобросовестных покупателей стала всем очевидна, к делу подключили полицию. Полиция, опросив, кого возможно, по месту жительства и работы подозреваемых, быстро установила, что разыскиваемые такого-то дня и таким-то рейсом, со своими покупками отлетели из Майами в Краков.
Подобное дело не было редкостью. В Америку приезжают не только за тем, чтобы поработать на неквалифицированных работах за гроши. Должна же быть какая-то компенсация за дешёвый и добросовестный труд…
Если работодатели не утруждают себя предоставлением нелегальным работникам оплачиваемых отпусков и заботой о социальной обеспеченности, то сознательный пролетарий сам заботится о своей социальной защите.
В данном случае, для этого потребовалось заблаговременно открыть банковский счёт, чековый. Служащие банка сами предлагают такую, наиболее распространенную форму банковского обслуживания.
Итак, вы храните свои трудовые сбережения на банковском счету. Банк исправно обеспечивает вас чековыми бланками, которые содержат наименование и адрес банка, номер вашего счёта, ваше полное имя и адрес. Посредством чеков банк избавляет вас от наличных денег (очевидно, банку они нужнее), а вы, при расчётах за покупки и услуги применяете чеки. Вам достаточно вписать в чек сумму и имя получателя, дату и вашу подпись. Получатель вашего чека предъявит его в любое отделение этого банка, где с вашего счёта снимут указанную сумму и рассчитаются с предъявителем.
Обо всех операциях с вашими сбережениями банк регулярно присылает вам письменные отчёты. А ваша забота - пополнять сбережения на счету, чтобы по вашим чекам всегда было чем рассчитаться. Если вы так делали, и все были довольны вами, то никого не удивит, если однажды вы решите хорошенько отовариться. Если получатель чека сомневается в обеспеченности такового, то он может связаться с вашим банком и поинтересоваться: достаточно ли на таком-то счёту денег, чтобы оплатить определённую сумму. Получив положительный ответ от банка, обычно, ваш чек принимают в качестве оплаты.
Не думаю, что получатели чеков тут же посылают гонцов в банк, чтобы предъявить чек и получить наличные или перевести сумму на свой счёт. У покупателя есть время сделать закупки, а затем посетить банк и снять все свои сбережения, пока их не начали раздавать предъявителям ваших чеков.
В результате: и покупки сделали, и денежки сохранили. Разумеется, засиживаться со всем этим не рекомендуется, ибо скоро ваши чеки вступят в конфликт с вашим, вдруг, опустевшим счётом; и от вас потребуют объяснений и оплаты по чекам.
Так и сделали наши польские товарищи. Попутно, ещё и заинтересовали Олега оплатить их телефонные счета.
На новом рабочем месте мне определили территорию, за которой я должен присматривать и поддерживать порядок.
Два бара, с которыми я сотрудничал, находились у самого берега. Деревянная палуба, на которой расставлены столы и стулья, была над водой. Место пользовалось особой популярностью у гостей. Народ полюблял засиживаться там за пивом и созерцать океан. Кроме того, там можно было недорого и сытно покушать. Чайки тоже облюбовали эту кормушку, и порою, нагловато подчищали со столов. Туристы поощряли птиц, подбрасывая им хлеб, хотя на перилах было вывешено объявление, с просьбой не подкармливать птиц, ибо они уже всех достали.
Моя загруженность при трёх барах по интенсивности не могла сравниться с работой в отделе закупки.
После нескольких дней, вернее, вечеров работы на новом месте, я усвоил, как здесь распределяется занятость. Вечерком, где-то с 17 до 21 часа, желающих покушать более всего. В это время мне следует быть на месте и обеспечивать порядок на вверенной территории. После 9 часов массовый посетитель-едок уступает место любителями выпить. Контингент и обстановка меняется, моё присутствие уже не столь необходимо, и я мог позволить себе отлучиться по своим делам.
К этому времени активизируется потребительское движение в Tiki Bar, где клиентов завлекают живой музыкой. А к часам 23 публика уже совсем неприхотлива. Представителей администрации на территории почти нет. Моих непосредственных сотрудников волнует лишь вопрос выручки, а я, фактически, предоставлен сам себе. Состояние территории и столов в такое позднее время было делом второстепенным. Если надо было чем-то помочь в баре, то меня призывали.
По вечерам меня посещали Олег и Вова, и мы могли вполне спокойно общаться на рабочем месте.
Мой рабочий день начинался с четырех часов и предполагал восемь рабочих часов, то есть до полуночи. Однако если потребительский процесс продолжался, работники баров видели смысл работать и далее - мне приходилось задерживаться и до 2-3 часов ночи.
В барах обычно работали женщины и в процессе закрытия лавочки они прибегали к моей помощи, по окончанию чего, обычно, выдавали мне наличную добавку к моему жалованию. От чего зависела активность клиентов, сказать трудно. Бесспорно, влияла погода. Когда выпадал дождливый день, а такое зимой случалось, то дела шли кисло. Но в марте, когда я поступил на это место, дождей уже не бывало. Стояла летняя погода.
Ещё один важный момент - день недели. Естественно, что в конце недели, с вечера пятницы и по воскресенье включительно, гостей наезжает больше.
Также, следует отметить такое обстоятельство, как музыка, которую исполняли по вечерам-ночам в Tiki баре. Там был автомат с компакт дисками и приличной акустикой, и в течение дня гости иногда баловались им. Но при всём качестве звучания этой музыки, гости больше любили живое исполнение, какое бы паршивое оно порою не было. Обычно, музыканты приступали к работе после часов девяти и продолжали греметь, пока в этом нуждались гости.
При благоприятном раскладе: конец недели, хорошая погода и качественная музыка, бар бывал, переполнен до 2-3 часов утра. Выпивалось огромное количество пива и прочего алкоголя, что приносило хорошие доходы нашим работодателям.
Музыканты менялись, на эту работёнку подряжались разные команды. За время моих ночных дежурств я понаблюдал за многими музыкальными коллективами, и мог по-своему, судить о них. Если бы хозяева спросили моё мнение, то я смог бы безошибочно указать им кого следует приглашать чаще, а с какими лабухами не связываться вообще.
На шумные скачки-попойки, в основном, съезжалась молодёжь. При входе на территорию бара дежурили наши церберы из отдела "народной дружины” и не допускали несовершеннолетних, то есть не достигших 21-летнего возраста. В спорных случаях, просили предъявить удостоверение личности или водительское удостоверение.
По мере того, как погода устойчиво менялась к лучшему, количество посетителей пансионата росло. Зачастили к нам и агенты от Marlboro. Коммерческий десант заезжал к нам на красном джипе, увешанном фарами. Время они выбирали, когда побольше народу и останавливались на моей территории среди трёх баров. Эти ничего не продавали. Ребята и девушки, одетые в униформу, зазывали гостей взять у них анкету, заполнить её и вернуть. За участие в опросе они обещали выдавать, по желанию клиента, футболку, зажигалку или пепельницу. Разумеется, все подарки были украшены фирменной символикой Marlboro.
Как я заметил, многие гости, очень занятые выпивкой, скачками и поисками подружек, не очень-то отзывались на их призывы. Для них возня с анкетами была в тягость.
А таким, как я, дежурившим и наблюдавшим за происходящим вокруг, подобное мероприятие было кстати. Хотя и не курящий, я всегда посещал их агитаторский джип-броневик, получал от них анкету-листовку и удалялся в спокойное место, где мог вдумчиво ознакомиться с вопросами и дать достойные ответы. Времени было достаточно, опыт работы с анкетами тоже имелся, и если мои ответы, в последствии, кто-то читал, то я надеюсь, это было интересно.
Цель таких опросов, как я понимаю, изучение потенциального потребителя. Кроме ваших координат, их интересовало: какие сигареты вы курите, как много, предпочитаете покупать, блоками или пачками? и т.п.
Сдав заполненную анкету, я получал от них качественную футболку. Мои гаитянские коллеги, работавшие на кухне бара, не могли понять, на каких условиях раздают подарки. Когда я принёс анкеты, они отказались даже вникать в содержание и вообще, отреагировали на них с дремучей настороженностью, как будто заполненная ими анкета могла привести к депортации из страны. Но получить подарки они хотели. Поэтому, заполнением таковых, в интересах и от имени своих тёмных сотрудников, занимался я.
Довольными оставались и ребята от Marlboro, собравшие нужное количество анкет, и мои коллеги по бару, получившие подарки Marlboro.
Когда народ притомлялся и расползался по гостиничным номерам, или разъезжался на автомобилях и мотоциклах, территория пустела. Повсюду разбросанный пластиковый и бумажный хлам бросался в глаза, становилось тихо и уныло, чувствовалась усталость и сонливость. Работники баров и музыканты сворачивали свои хозяйства; дружинники с фонариками обшаривали опустевшую территорию в поисках уставших и уснувших гостей или потерянных вещей. После их осмотров Олег по утрам во время уборок уже едва находил что-либо. В какой-то степени и по этой причине он покинул Holiday Isle.
Иногда я возвращался домой на велосипеде, что следовало делать в ночное время крайне осторожно, так как вероятность нетрезвых водителей была велика. А иногда я добирался домой в качестве попутчика с кем-нибудь из сотрудников, оставив, велосипед при баре.
Кому более всего пришлась по душе моя работа, так это пани Анне. Она снова стала получать на меня чеки, а мне выдавать наличные, по пять долларов за час.
Надо признать, что деньги, которые я получал за эту работу, хотя и были невелики, но достаточно лёгкие. Эта работа воспринималось мной как некое недоразумение, которое не могло долго продолжаться.
По вечерам меня посещали на работе Вова или Олег, я мог спокойно трепаться с ними, и они удивлялись столь вольному рабочему режиму. Если Вова приходил вовремя, когда я получал свой законный ужин, он помогал мне скушать таковой. После своих визитов Вова рекомендовал мне держаться за это непыльное место и даже не помышлять о переменах.
Но у меня самого, ни к этой работёнке, ни к Holiday Isle уже не лежала душа; я чувствовал, что засиделся здесь. А пока, не имея иных вариантов, я плыл по течению на своём велосипеде и отмечал медленные, но верно растущие перемены на моём банковском счету.
Кроме Олега и Вовы, ко мне на работу наведывался и московский Андрей. Последний захаживал не столько ко мне, сколько к работникам бара, чтобы напомнить о себе и получить дармовой ужин и выпивку.
Чаще всех на моих вечерних дежурствах бывал Вова. Проживал он неподалеку от пансионата, и после работы захаживал ко мне потрепаться.
Из его рассказов я узнал, что его новые соседи - Саша и Марта состоят в более чем, соседских отношениях, и ему уже приходилось оказываться в неловком положении в своем углу на куртке “Аляска”.
Однажды, вернувшись, домой поздно, он обнаружил, что Марта из соседней комнаты перебралась в их комнату и расположилась на Сашином матраце рядом с ним. Укладываясь на своём спальном месте, Вова не знал, как ему следует это понимать? Вову интересовала степень доступности Марты и для него, так как теперь он тоже её сосед и также платит рентную плату.
Саша неопределенно ответил, что они просто не ожидали Вову так рано. Вот и вышла накладка. Просил Вову не смущаться и чувствовать себя, как дома. Сделав своё дело, Саша вышел из дома и присел на крыльце покурить.
Вова понял его объяснения по-своему, и на правах полноправного жильца комнаты и соседа Марты, подкрался к спящей в двух метрах от него красавице.
На мой вопрос, на какую реакцию с её стороны Вова рассчитывал. Он ответил, что с того момента, как разглядел голую Марту, он уже ни о чём не думал, а просто хотел.
Сам того, не осознавая, оказался у неё под боком с самыми добрыми, естественными человеческими намерениями. Вероятно, Вова проявил свою соседскую любовь к ближней, с излишним энтузиазмом. Он не только разбудил Марту, но и позволил ей опознать в нём новенького. К Вовиной досаде, его искренние чувства к Марте, почему-то испугали её, и она стала звать на помощь Сашу.
Тот прибежал на шум, и к своему удивлению застал перепуганную Марту и возбуждённого Вовочку, занявшего его тёплое место. К счастью, у Саши хватило ума не делать из этого трагедии и отнестись к возникшей ситуации с чувством юмора. Однако, сама Марта, наблюдая за их переговорами на непонятном ей языке, решила, что Саша по-соседски уступил её Вове, и тот пристроился к ней с его согласия. Непросто было убедить её в том, что всё произошло без предварительной договоренности, и даже самим Вовой неосознанно.
Так, загадочная и любвеобильная Вовочкина душа, осталась непонятой и неудовлетворённой.
Этот травмирующий его ранимую душу эпизод, вывел Вову из душевного равновесия и повлёк рецидив морской болезни. Чтобы успокоиться, ему пришлось какое-то время побыть одному, и снова убедиться в том, что весь мир в его руке, и лучше иметь отношения с молчаливой, все понимающей Луной, чем метать бисер перед самовлюблённой, глупой истеричкой.
Спустя несколько дней, я зашёл к Вове в гости. Сидя на крыльце его домика и обсуждая свои повседневные проблемы, мы оказались в поле зрения соседки Марты. Когда она, якобы, случайно вышла из комнаты, и, включив свою улыбку, поприветствовала нас, я почувствовал, что появилась она не случайно, у неё есть вопросы.
На правах знакомой, она поинтересовалась, как идут мои дела. Я коротко рассказал ей о своей странной, легкой и глуповатой работёнке, и о временном камерном жилище. Пока я разговаривал с ней, Вова заскучал, и ушёл на кухню. Как только мы остались одни, Марта не очень-то плавно сменила тему.
Её серьёзно интересовали вопросы об истинном положении, в котором пребывал в стране её сосед Саша. В частности, она просила разъяснить, какой такой статус у Саши, которым он так бравирует и заявляет, что может жить и работать в США, и брак с гражданкой не имеет для него никакого формального значения.
Я коротко объяснил ей, что всякий турист может, заполнив анкету-заявление о предоставлении ему политического убежища и подать её в миграционную службу. В случае принятия заявления к рассмотрению, просителю выдаются временные удостоверение личности, номер социального обеспечения и разрешение на работу. Само заявление о политическом убежище может лежать в дальнем ящике годами без рассмотрения, если проситель не настаивает на таковом. Но каждый год необходимо продлевать свои временные документы.
Из вопросов Марты было очевидно, что Саша склоняет её к законному и счастливому браку, а она сомневается в искренности чувств, подозревая в его действиях иные мотивы. На её сомнения Саша отвечал, что он и без брака может проживать в Америке, не хуже гражданина. Единственное, чего ему не хватает до полного счастья, так это быть её законным супругом.
Судя по реакции, она получила подтверждение своим созревающим подозрениям. Кроме того, она поинтересовалась, не опасен ли Вова? Я заверил её, что он добрый парниша, переживший тяжёлое детство, и его не следует бояться. И даже рекомендовал его, как возможного верного и нежно любящего супруга. Она поблагодарила за предложение и обещала подумать над всем услышанным.
Озабоченная Марта показалась мне вполне подходящей кандидатурой для заключения брака-сделки. Она была свободна и пребывала в стеснённом материальном положении. Но заговорить с ней спокойно на эту тему не представлялось возможным. Она находилась в постоянном окружении двух странных соседей. Один клялся в любви и настаивал на браке, а другой ни о чём не просил, но пристраивался к ней, с согласия первого... Меня там только и не хватало.
Спустя недельку, Вова покинул этот домик, в связи с его повышением и переводом на другую работу. В одном из ресторанчиков появилась вакантная должность посудомойщика, и пани Анна предложила это место Володе.
Рабочее место предполагало предоставление работнику жилой комнаты и питания. Оплата труда стандартная - пять долларов за час. Такой комплекс социального обеспечения заинтересовал Вову, и он дал своё согласие.
Название ресторана “Papa Joe” намекало на то, что это одно из мест, где останавливался и творил Эрнест Хэмингуэй, который немало времени провёл на островах Флориды. Само местечко находилось на самом берегу Мексиканского залива у дороги US-1, на 81-82-й миле.
Верхний этаж над рестораном был оборудован под комнаты, предназначенные для проживания работников. Это были маленькие одноместные камеры, в которых, едва размещалась койка и тумбочка. Туалет и душ находились в конце коридора, доступные для общего пользования.
С переездом Вовы на новое место наши встречи сменились телефонными переговорами. Однажды я заехал к нему в гости. В этот день Вова работал во вторую смену; и в дневное время, как и я, был свободен.
Он пригласил меня в свою комнату, и я мог увидеть, где и как он теперь проживает. Окошко его комнаты выходило на Мексиканский залив, в это же окно был вмонтирован старый кондиционер, без которого проживание здесь было бы невозможно. Но как бы там ни было, для Вовы, в его ситуации, получить постоянную работу с бесплатным жильём и питанием, было хорошим началом, и он рассматривал это, как значительное повышение по службе.
У него складывались добрые отношения с хозяином ресторана и сотрудниками. Все черновые должности были гостеприимно предоставлены гаитянам, полякам и Вове. Функциональные обязанности, возложенные на него, были предельно просты: мыть да сушить посуду. Загружали его работой по 9-10 часов на день. Предполагаемая еженедельная зарплата, в среднем 250 долларов, не расходовалась им ни на оплату жилья, ни на питание.
По его просьбе, мы посетили с ним ближайшее отделение Barnett Bank, и открыли ему сберегательный счёт, куда он теперь еженедельно свозил намытые за неделю денежки. По мере освоения ресторанного бизнеса, Володе начали доверять выполнение и других, ответственных и более оплачиваемых работ.
Когда в туалете для посетителей случалась авария, и пользование таковым становилось невозможным - возникала чрезвычайная санитарная ситуация. Как правило, случалось такое по причине женской халатности. Не думаю, что они также делают и у себя дома, но в туалете ресторана некоторые считают возможным сбрасывать в унитаз любые предметы. Как следствие такого небрежного отношения, канализация забивалась, унитаз переполнялся, заливался пол, поступали жалобы от гостей. Надо было что-то предпринимать.
Вопрос стоял - не что делать? А кто будет это делать? Обычно, в таких случаях, управляющий или кто-нибудь из работников ресторана, звонили хозяину ресторана и сообщали о случившемся.
Поручать кому-либо эту аварийную работу, ни у кого не поворачивался язык. Всякий мог ответить, что это не его забота, а то и послать, в ответ на такое предложение.
Однажды, в такой критической ситуации, хозяину пришлось подъехать в ресторан, чтобы решить эту санитарно-техническую задачу. Оценив масштабы аварии, он понял, что с этим не всякий справится. Да и не всякого попросишь. Американские сотрудники занимали должности поближе к клиенту и чаевым. Говорить с ними на эту тему, всё равно, что оскорбить их.
Хотя, если разобраться, за их заносчивой позой, в большинстве случаях была самая заурядная суть. А если учесть, что именно они, работая в баре и ресторане, официантами, получали больше и легче, чем другие кухонные работники, то на них-то и следовало бы возложить эту санитарную задачу.
Но как обычно, тяготы достаются тем, кто меньше требует и сопротивляется. Кто тянет - того и погоняют.
Вот и хозяин решил, что ему легче будет поговорить об этом с новеньким работником. Который, пока ещё не разговаривает. Возможно, именно то обстоятельство, что с ним можно говорить только с помощью жестов, и облегчало задачу.
Хозяин по-отечески тепло поприветствовал Вову, поинтересовался, как ему работается на новом коллективе, и пригласил пройти с ним. Вова уж подумал, что хозяин ведёт его в ресторан для того, чтобы пообедать с ним и поближе познакомиться. Но когда они направились в женский туалет, понял, что ему хотят доверить выполнение какой-то деликатной работы.
К тому времени последствия аварии угрожали выйти из-под контроля и пределов туалета. Хозяин показал Вове, что необходимо прочистить унитаз, восстановить его функционирование, а затем навести в туалете порядок. Опасаясь справедливых возражений со стороны даже глухонемого работника, хозяин торопливо вытащил бумажник и выдал озадаченному Вове 20 долларов. В ответ, Вова выразил свою благодарность за оказанное ему доверие и готовность приступить к ликвидации последствий женской небрежности. Хозяин заботливо обеспечив Вову резиновыми перчатками и прочим инструментом, спешно удалился в свой кабинет.
Володя, имевший богатый жизненный опыт, обретённый на службе в Северном флоте и во время учебы в мореходном училище, быстро обнаружил в недрах унитаза посторонний предмет и удалил его. Вместе со злополучной гигиенической прокладкой была устранена и причина аварии. Унитаз обрел прежнюю работоспособность. Наведя флотский порядок в женском туалете, Вова вышел оттуда героем дня. Он обрел благодарность хозяина, уважение сотрудников и дополнительный заработок. А также, ещё раз доказал, что Северный флот не подведёт!
Впоследствии, в случаях обнаружения первых признаков аварийности объекта, без излишних поисков ответственного, о случившемся докладывали хозяину. А тот, если отсутствовал и не мог приехать, просил подозвать к телефону Владимира. Имея уже некоторый опыт общения с ним на эту тему, хозяин обещал традиционные 20 долларов и заранее благодарил за качественно выполненную работу. Вова просто делал это, и получал обещанное.
У меня всё шло без особых перемен. Дежурства до поздней ночи в пансионате и проживание в тесной компании с гаитянским соседом. Практически, мы лишь ночевали с ним вместе в комнате, а виделись и общались только в пансионате. Когда я возвращался с работы, он, обычно, уже спал. А утром, когда он уезжал на работу, я ещё спал. Днём до четырёх я был свободен. Иногда ко мне заезжал на велосипеде Вова, и мы коротали время где-нибудь на пляже.
Однажды, во время моего дежурства при баре, туда заявился московский Андрей. Какое-то время он ошивался вокруг работницы Лизы. Надумав уходить, Андрей спросил меня, не собираюсь ли я заканчивать работу. Вечер был сравнительно тихий, время уже около полуночи, и в моём присутствии особой необходимости не было. Андрей собирался куда-то ехать и предлагал подвезти меня домой. Спать мне не хотелось. На работе было всё спокойно. И я мог бы ещё пару часиков подежурить. Ехать с ним, у меня душа не лежала. Но тот приглашал. Лиза, вникнув в наш разговор, выразила своё согласие на моё досрочное отбытие и обещала всё уладить, если я, вдруг, понадоблюсь кому-нибудь. Андрей поторапливал, и я решил ехать с ним.
Его машина была припаркована на стоянке, неподалёку от будки, где мне надо было отметить окончание рабочего времени. Андрей шагал впереди меня. Праздно шатающихся людей на территории пансионата было ещё много. На полпути, проходя мимо будки моментального фото, я заметил лежащий на асфальте предмет, похожий на пластиковый фотоаппарат, подобный моему Kodak. Я, едва приостановившись, наклонился и подобрал его. Освещение было кое-какое, но когда находка оказалась у меня в руках, стало ясно, что это был плотно набитый бумажник.
Рядом, в трёх метрах, стояла компания парней, весело беседующих и попивающих пиво. Когда я наклонялся, чтобы подобрать свою находку, из нагрудного кармана моей футболки выпала зажигалка, и мне пришлось ещё разок наклониться, чтобы поднять её. Приостановившись с найденным, я заметил, что один из парней обратил внимание на мои действия, и, по-моему, даже разглядел находку. Мы обменялись беглыми взглядами, я пожал плечами, мол, если ты не против, я, оставлю это себе, и пошёл догонять Андрея, который поторапливал меня. Я решил, что исследовать найденное, у меня ещё будет время. Андрей нетерпеливо поджидал у будки, перед тем, как я вошёл туда, показал мне, где стоит его машина, и сам направился к ней. Я быстро отметил время. Найденный бумажник сунул в карман шорт и вышел из будки. В тот же момент я услышал шум у места моей находки. Взглянув туда, я заметил, что парниша в очках, который оказался случайным свидетелем моей находки, показывал кому-то в моём направлении. Даже с этого расстояния была заметна возбужденность людей. Как только они увидели меня, стали кричать и размахивать руками, чтобы я подождал. Мне стало ясно: весь этот шум - по поводу потерянного кем-то бумажника. Я остановился, готовый вернуть найденное. Шум и движение привлекли внимание и других случайных прохожих. Неприятно удивила меня излишне агрессивная реакция лидера этого движения - толстого и хорошо подпитого типа, опережавшего всех остальных.
Преодолевая 15-ти метровое расстояние до меня, он неоднократно и громко прокричал, чтобы я оставался на месте, хотя все видели, что я и так ожидал их, и не собирался бежать. Шум и суматоха, поднятая им, явно не соответствовали ситуации. Я достал из кармана бумажник и ждал.
Его дурацкое, наигранное задержание, послужило мне и во вред, и на пользу. Плохо, что на весь этот шум сбежались все, кто был поблизости, и для них, судивших по услышанному, это было задержание вора или грабителя, что вызвало их естественное любопытство. Хорошо то, что на шум прибежали сотрудники обеспечения порядка и, к моему счастью, дежуривший в тот день полицейский. Первый, кто добрался до меня, был тот крикливый, не в меру возмущённый, толстяк. Вместо того чтобы принять от меня бумажник, который я держал в руке, он схватил мою руку с бумажником, и, подняв её, громко объявил о поимке вора, который украл бумажник у него. Нас окружили любопытные. Толстый не очень ловко разыгрывал дешёвое кино, но, в общем, ситуация уже складывалась для меня паршиво. Он не давал сказать мне и слова. Я едва смог ответить, что нашёл этот чёртов бумажник, но прозвучал я не так громко и эффектно, как потерпевший толстяк. И только появление полицейского позволило мне толком изложить всё, как было.
Пока полицейский добирался до нас, он успел несколько раз услышать громкое обвинение обиженного. Поэтому, оказавшись перед нами, сразу же обратился ко мне:
- Что скажешь, парень?
- Я не украл это, а нашёл и подобрал, - коротко ответил я и подумал о том парне, который всё видел.
Подвыпившие ротозеи, услышав мой ответ, утратили интерес к случившемуся. Кто-то отпустил шутку в адрес толстяка, а кто-то советовал мне быть порасторопней в будущем, и выразил сожаление, что этот бумажник нашёл я - лузер. Полицейский попросил всех разойтись и не мешать. В этот момент я заметил того парня в очках, было видно, что он и сам хотел принять участие в живом кино. Так как именно с его помощью меня и вычислил толстый.
Я указал полицейскому на парня, и заявил, что он всё видел, и может рассказать, как я нашёл и подобрал бумажник.
- А если он не видел, тогда пусть сам потерпевший расскажет, как я это украл у него, - успел я вставить слово.
Полицейский сразу же проявил внимание к парню-свидетелю, а тот выразил послушную готовность рассказать всё, что он видел. Полицейский отвел того в сторонку, а нас просил подождать.
Я остался в окружении того же толстого и работников общественного порядка. Потерпевший, уже не так громко поддерживал тему о причиненном ему ущербе, хотя, всерьёз его уже никто не воспринимал. Ожидали главного - полицейского.
Служивый, уже немолодой мужчина, быстро выслушал свидетеля, который в своём изложении несколько раз показал на меня и в сторону нашей первой встречи. Затем отпустил того.
Вернувшись к нам, он обратился ко мне и обиженному толстяку.
- Теперь я готов выслушать вас, - заявил полицейский, уже без особого служебного рвения. Я понял, что в разговоре со свидетелем он выяснил, как всё произошло. Но толстый этого не понял, и, опережая меня, сумбурно выплеснул своё видение случившегося:
- Вот этот парень украл у меня бумажник, но я его поймал… Мой бумажник был в его руках, это все видели… Я сам работаю здесь в бригаде общественного порядка и знаю как с такими надо…
Чем больше он молол, тем легче мне было, затем объясняться. Я наблюдал, как к нашей группе подошёл представитель администрации, дежуривший в ту ночь. Он выслушал рассказ толстого, взглянул на меня и, отведя в сторонку Андрея, стал расспрашивать его. Скоро потерпевший начал повторяться. Полицейский прервал его и предоставил возможность объясниться мне.
- Я вам уже говорил, что нашёл эту вещь возле фото будки. Подобрал её, и, не разглядывая, поспешил за своим товарищем, который предложил подвезти меня. Отметив время, я услышал и увидел, что меня зовут. Остановился и был готов вернуть найденное…
- Какие у тебя были намерения? Что ты собирался делать с найденным? - возник со своим вопросом представитель администрации. Это был вопрос по существу!
- Я ещё не успел определиться, так как бумажник находился у меня не более двух минут.
- А куда ты направлялся с ним? - не унимался представитель администрации пансионата.
Я понял, куда он клонит.
В отношение всего найденного на территории пансионата, существовало правило для всех работников; сдавать своему непосредственному начальнику или в офис, в стол находок. Кстати, это место в приёмной главного гостиничного комплекса, находилось на отрезке моего пути с бумажником: между местом находки и будкой с машиной времени. Если бы я приостановился на этом отрезке, то вполне мог бы сказать, что собирался занести это в офис, но я целенаправленно прошёл мимо. Они терпеливо ожидали моего ответа.
- Подобрав, я даже не успел просмотреть содержимое… Меня поторапливал Андрей, и я решил для начала отметить время, а затем разобраться с найденным.
- А когда отметил время, куда ты направился? - пытался выяснить мои истинные намерения старший сотрудник.
- Выйдя из будки, я услышал, что меня зовут, и остался на месте.
- А собирался куда? - копал тот яму для меня.
- Собирался в сторону автостоянки, потому что там меня ожидал Андрей.
Больше вопросов не было, по их реакции я понял, что расследование зашло в тупик; и вопрос о моих намерениях остался невыясненным. Полицейский, слушая меня, поглядывал на оттопыренный карман моих шорт. Ему, явно, хотелось узнать, что у меня там. В кармане лежал англо-русский словарь. И я ждал, что полицейский всё же решится на досмотр и удовлетворит свои сомнения. Но, видимо, при сложившихся обстоятельствах не мог потребовать такового. Он лишь коротко пересказал моему начальнику показания свидетеля, о том, как я подобрал бумажник. Возникла пауза
- Хорошо, на сегодня пока достаточно. Возможно, завтра мы ещё поговорим об этом, - подвёл итог старший и предложил всем разойтись.
По пути домой Андрей лечил меня: ты чо, в школе не учился!? В таких редких случаях, прежде чем подбирать найденную в людных местах вещь, следует незаметно отфутболить это в более удобное место. Ты же, увидел и накинулся, как наивный ребенок…
Мне хотелось поскорее остаться одному, чтобы спокойно обдумать случившееся. Первой мыслью было плюнуть на этот Holiday Isle и остров Islamorada, и уехать завтра же, чтобы больше не возвращаться к этим разбирательствам. Затем, подумав, я решил, что такое исчезновение многие расценят как признание вины и бегство. Хотя вопрос о дальнейшем пребывании на этом острове для меня уже был решён.
На следующий день, когда я появился в пансионате, как я и ожидал, мне пришлось отвечать на вопросы и пересказывать эту историю всем своим знакомым и сотрудникам. Лишь представители острова Свободы говорили со мной о режиме Фиделя Кастро и о проблемах построения социализма в отдельной стране.
Сотрудники, которые представляли администрацию, разговаривали со мной уже не столь приятельски, как прежде. Из их вопросов нетрудно было понять, что меня подозревают в попытке присвоить найденное на территории пансионата. При этом они, особенно отмечали тот факт, что всё произошло в моё рабочее время. А это обязывало меня, как работника, незамедлительно сдать найденное.
На всё это, я лишь мог ответить в своё оправдание, что найденный бумажник пребывал у меня всего минуту, и я не успел… Слинять с ним из вашего пансионата, - думал я про себя.
По тому, как ко мне обращались с вопросами руководящие работники, я понял, что моё дело в процессе рассмотрения. В течение нескольких дней я выходил на работу и ожидал их решения. Мой гаитянский сосед и бывший коллега утешал меня, что в отделе закупки все ребята считают мою реакцию на найденный бумажник вполне нормальной, а шумиху, поднятую вокруг этой ерунды, воспринимают, как смехотворное шоу.
Он и сам поплёвывал в адрес Холидэй Айл и готовился к собственному бизнесу, имея меня в виду, как возможного помощника на ближайшее будущее.
О своём решении относительно меня, администрация объявила мне по-тихому; и я оценил их тактичность. В один из рабочих дней, как только я прибыл на рабочее место, ко мне подошли двое сотрудников из отдела общественного порядка и сообщили мне, что меня хочет видеть один из моих боссов, который ведал всем общепитом в пансионате. Я обещал им зайти в офис, но они ответили, что он ожидает меня сейчас, и выразили готовность проводить меня к нему.
Стало ясно: со мной уже говорят как с бывшим сотрудником. Расспрашивать их о чём-либо не имело смысла. Соблюдая дистанцию, они довели меня до самого офиса. Один из них, постучав, заглянул за дверь, и уважительно прогнувшись, доложил хозяину, что Серджий уже здесь. После этого сопровождавшие пригласили меня войти, а сами поспешили прочь.
В прохладном кабинете, за своим канцелярским столом восседал толстый дядечка в очках с мощными линзами. Он частенько навещал отдел закупки, и ранее мне приходилось часто контачить с ним. Он всегда по-отечески приветствовал меня и расспрашивал, как мне здесь работается. Из-за своей излишней полноты и очков, он всегда казался уязвимым, пыхтящим и потеющим добряком.
В своем охлажденном кабинете он выглядел более уверенно и комфортно. Не пыхтел, как обычно, и не обтирался от пота, но был несколько смущен. Увеличенные линзами глаза не задерживались на мне. Я не мог определить, что его смущает: роль босса, объявляющего работнику об увольнении, или мой неблаговидный поступок, разочаровавший его. Я, как мог, выразил ему готовность безболезненно воспринять любую новость и он, наконец, промямлил:
- Серджий, совет владельцев пансионата рассмотрел случившееся… Большинство считает, что ты тогда пошёл с найденным бумажником не в том направлении, и полагают, что ты был намерен… К сожалению, мы вынуждены расстаться с тобой.
- Сожалеть не о чём. Всё нормально, - ответил я.
К обоюдному облегчению, я покинул его кабинет. Мысль о том, что я могу больше не возвращаться сюда, и не отвечать на расспросы, согревала душу. Сожалел я лишь о том, что проработал здесь полноценных пять месяцев, и в будущем не смогу сослаться на Holiday Isle, как на моё последнее место работы. А ведь было же настроение уволиться по-хорошему и съехать. Случай с бумажником подобен некой сатанинской шутке. Словно кто-то сверху дергал за нужные ниточки и плёл сюжет. Один, вдруг, настойчиво предлагает подвезти домой и уговаривает меня. Другой, пребывая в состоянии алкогольного опьянения и природного отупения, теряет свой бумажник. А я первый обнаруживаю потерю и, нарушая элементарные правила шпионской конспирации, заглатываю эту сатанинскую наживку-искушение.
Мышеловка с бесплатным сыром захлопнулась, закончился ещё один этап моей туристической и трудовой активности. И закончился он с горьким привкусом. Очень хотелось поскорее переехать туда, где меня не знает ни одна душа. На примете у меня были некоторые места в этом штате, куда я подумывал переехать. Теперь же я задумался об этом конкретно.
В тот же вечер я позвонил Анне и сообщил ей о переменах. Она уже всё знала. Я предупредил её, чтобы в случае моего отсутствия, мою зарплату за неполную неделю она отдала Олегу.
В свою очередь, она предложила мне новое рабочее место. Соседнее с Холидэй Айл заведение, называлось - Sea Theatrе. Дельфинарий - очень посещаемое туристами место, но сам я там ни разу не бывал. После его закрытия в часов шесть вечера, необходимо приступать к дежурству и следить за вверенной территорией до шести утра. Во время дежурства необходимо строго по расписанию включать и выключать насосы, обеспечивающие циркуляцию воды в бассейне. Специфика этой работы в том, что она ночная и без выходных дней. Режим требовал дневного сна и ночного бодрствования. Но это компенсировалось тем, что за 90-часовую неделю не умственного и относительно спокойного ночного труда гарантировалась зарплата не менее 450 долларов.
Также, я узнал, что работники там долго не задерживаются. Но Анна утверждала, что это происходит чаще по инициативе работодателя, так как работники не говорят по-английски, что необходимо в экстренных случаях. В настоящее время там работает пан Тони-Sorry-Man. Он не устраивает хозяев, так как они подозревают его в крепком и здоровом сне во время дежурств.
Я уклончиво обещал подумать об этом, но сам же думал об отъезде.
На карте полуострова Флорида, моё внимание привлекали несколько мест. На восточном побережье мне хотелось бы побывать и пожить в Мaimi и Palm Beach. А на западном побережье - городок St Petersburg, в котором проживал и работал один мой приятель по переписке; Sarasota - местечко, о котором неоднократно и положительно упоминал тот же приятель. А также, город Naples и портовый город Тамра.
Все эти места хотелось бы объехать, посмотреть. Затем, принять решение. Но проделать таковое без автомобиля было не совсем удобно, я был вынужден рассчитывать на автобусные условия путешествия.
Теперь я располагал временем и деньгами; и мог неторопливо принять решение о следующем шаге. Я с удовольствием объезжал окрестности на велосипеде и отсиживался на безлюдных пляжах.
С Олегом мы договорились, что он постепенно выплатит мою долю остаточной стоимости нашего автомобиля, который достается ему. Он же получит и мою последнюю зарплату у Анны, если меня к тому времени уже не будет здесь. Я оставил ему номер своего банковского счёта, куда он сможет внести полученное. Также, мы договорились о получении возможной корреспонденции на моё имя.
Когда всё было готово к отбытию, возник Славик и объявил о намерении посетить Майами в ближайшие будущее. Мы договорились, что он прихватит и меня. Также, я получил согласие Саши на хранение части моих вещей, чтобы сам я смог выехать налегке.
До назначенного времени отъезда оставалось ещё несколько деньков. Воспользовавшись моей незанятостью, гаитянский сосед пару раз привлёк меня к участию в своём новом бизнесе.
Подряды, которые ему поручили, оказались нетрудоёмкими и заняли у нас всего несколько часов. За моё участие мой гаитянский сосед-босс приплатил мне.
После работы, обедая в МакДональдс, он разговаривал со мной о своем бизнесе, как с вероятным партнером. Но я не разделял его планов относительно меня, мысленно я был уже в других местах.
Свои последние дни на острове я заполнял праздными посещениями пляжей и теннисных кортов. Если бы во время моих одиноких заплывов меня сожрали акулы, то вряд ли кто догадался бы об этом. Все бы подумали, что я просто съехал куда-то, бросив свои пожитки.
Все теннисные корты в дневное время были подобны раскаленной сковороде, на них можно было жарить яичницу. А я, обливаясь потом, отрешенно шлёпал подачу, не особо заботясь о качестве исполнения упражнения.
Когда я весь взмокал от пота и терял интерес к этому занятию, я собирал мячи, чехлил ракетку и шёл на берег. И снова заплывал далеко от берега, заигрывая с чёртом в лице акул.
Я нашел несколько совершенно безлюдных мест на берегу океана и Мексиканского залива, где мог загорать и плавать часами, не видя и не слыша ни единой живой души. Думалось там спокойно, лениво. Все хлопоты выгорали на солнце и смывались солёной водой. О времени напоминало лишь перемещающееся солнце и вяло проявляющийся аппетит. Я чувствовал, как прихожу в себя и восстанавливаю своё внутренне равновесие. Ежедневные десятичасовые суетные марафоны с тачкой вспоминались теперь, как крайне глупое занятие. Обретая душевное равновесие, я всё более склонялся к поиску новой, тихой среды обитания.
В эти дни я предпринял попытки связаться с заочным приятелем из городка St Petersburg.
По моим последним сведениям о нем, он проживал в доме своих родителей, а работал в недавно арендованном офисе, как консультант по корпоративному праву и вопросам банкротства.
По домашнему телефону ответила его мама. Она заочно знала обо мне и охотно доложила, что последнее время, застать его здесь почти невозможно. Советовала звонить к нему на работу. Из этого я понял, что он уже не проживает в родительском доме.
По рабочему телефону исправно отвечала секретарь, которая, как автомат, просила назвать имя и оставить номер телефона. Я так и сделал.
В один из дней он перезвонил мне. Из нашего короткого разговора, я понял, что ему не до бесед по душам. Слышалась занятость и даже плохо скрываемая задёрганность собеседника. Высказанное мною предположение посетить Питерсбург, не вызвало у него восторга. Я понял, что парень серьёзно озабочен своими делами, и ему не до меня.
В длинных письмах, после восторгов по поводу сдачи экзаменов и получения лицензии на занятие частной юридической практикой, он упоминал о трудностях начинающего юриста, особенно, при организации собственного дела. Последний раз дал о себе знать, прислав мне в Бруклин рекламный листок о телепередаче по местному телевидению, в которой он принимает участие в качестве гостя. Из этой листовки я мог понять, что эта телепрограмма консультативного содержания для телезрителей, интересующихся правовыми вопросами организации, реорганизации и ликвидации частного бизнеса, а так же банкротства. К листовке он не приписал ни единого слова, и я предполагал, что его дело пошло на поправку. Во всяком случае, ему хотелось, чтобы я так подумал.
Однако, сейчас, в телефонном разговоре со мной, как с приятелем, находящемся уже не в Украине или в Бруклине, а в одном с ним штате и готовым припереться на свидание, я расслышал его растерянность.
Я вполне допускал, что парень пробуксовывает. Его американская мечта всё ещё не реализована, а рекламная листовка, вовсе не означает его профессиональное процветание.
За десять месяцев моего пребывания в этой стране, везде, где я останавливался и работал, мне постоянно приходилось слышать о затянувшемся экономическом затишье и массовом спаде потребительской и деловой активности.
Вероятно, мой приятель сейчас переживал все тяготы и лишения начинающего юриста, затеявшего своё дело не в самый благоприятный период. (1994 г.) Но он мог бы откровенно пожаловаться мне на свои паршивые дела и возникшие трудности. Уж я-то, как-нибудь понял бы его.
Всё это напомнило мне один английский анекдот:
Молодой, начинающий адвокат, только что арендовал офис и дал объявления в местной газете о своих услугах. Первые дни клиенты не беспокоили его, но он надеялся, что таковые появятся.
И вот, наконец, кто-то постучал в дверь офиса. Он раздул щеки, поднял трубку телефона и завёл очень важный деловой разговор.
Постучав повторно, посетитель приоткрыл дверь и заглянул в офис. Это был парень, приблизительно того же возраста, что и адвокат.
Занятой и важный хозяин арендованного офиса, продолжая говорить по телефону, жестом пригласил гостя присесть и подождать минутку.
- К сожалению, сегодня у меня уже весь день занят, и я не смогу вас принять. Но если вас устроит подойти в офис завтра, то я смог бы выкроить для вас какое-то время, - договаривался он с кем-то по телефону. - Тогда жду вас завтра в полдень, - закончил он разговор, и, с усталым видом, повесил трубку.
- Извините, что заставил вас ждать, клиенты… Очень много работы. Как ваше имя? Вы записывались на приём? - обратился адвокат к посетителю.
- Нет, я не записывался. Но вы обращались в телефонную компанию, и меня направили сюда по вашей заявке. Чтобы подключить вам телефон.
Я не думаю, что так уж необходимо сохранять улыбку оптимизма, когда всё из рук вон плохо. Корчить из себя преуспевающего, когда всем известно, что адвокатов сейчас больше, чем потенциальных клиентов. Было бы понятней, если бы он просто ответил, что я появился здесь не в самые лучшие времена и сейчас ему нечем похвастать передо мной. Я не собирался скрывать тот факт, что последние пять месяцев развозил по барам и ресторанам пиво, водку и продукты...
Но я ещё надеялся, что при встрече мы сможем поговорить по-человечески.
Славка заехал за мной среди дня. Я давно был готов к отъезду, поэтому, я лишь бросил сумки в багажник, и мы уехали. Ключ от комнаты и записку я оставил на столе, а дверь захлопнул. Все вещи я распределил по двум сумкам; одну из них взял с собой, а другую, с компактами и прочим - оставил у Славки. А он предполагал заехать ко мне на новое место, когда я определюсь.
“Если только жив я буду, чудный остров навещу…” - подумалось мне. Но знал, что это едва ли случится вскоре.