Вечность пахнет нефтью
Е.Летов
И вот, однажды воздух вдруг стал твердеть. Сначала это было не очень заметно, просто
стало теплее и решили, что во всем виновато глобальное потепление. Но уже спустя неделю начались настоящие проблемы, стало труднее дышать. Астматикам пришлось туго, но на этом катаклизм не закончился, воздух все продолжал и продолжал твердеть, причем, абсолютно не ясно, почему, что человечество сделало такого с экологией, что могло бы повлечь за собой такие беды? Все было как прежде: войны, заводы, трубопровод, компьютеры, красный крест, гринпис, СПИД и кариес… и тут вдруг воздух стал твердеть.
К концу месяца все дошло до того, что кое-где атмосфера стала превращаться в твердые прозрачные комья и падать на землю. Но вскоре бомбардировка завершилась: небо окаменело и эта невидимая, но вполне ощутимая окаменелость начала стремительно ползти сверху вниз.
Планету охватила настоящая паника, власти пытались справиться с окаменелостью, взрывая и расстреливая ее, но это лишь немного оттянуло время, небо твердо решило стать землей, и никто не мог ему в этом помешать.
Когда небо стало уже близко, человечество уже хорошенько колотило от ужаса. Особенно удручало то, что бежать НЕКУДА.
Рыба помнил тот день, когда небо стало совсем близко. Это случилось не сразу, утром было просто сложновато дышать и немного тяжело двигаться. Наступило отчаянье, а уже к полудню было уже не до криков и паники: люди взялись за бензопилы, полотки, ломики и тому подобные инструменты и стали себе буквально прорубать каждый шаг, каждый метр свободы… а к вечеру началось удушье, теперь надо было разбивать воздух не только для того, чтобы самому не застыть, но еще и для того, чтобы он из камня, пусть и не надолго, но снова превращался в пар и чтобы можно было бы дышать… дышать этим жарким, душным и каким-то… как будто залежавшимся воздухом.
У Рыбы была, как раз, бензопила. Он с нею шел в магазин, чтобы взять еды и питья, видя как, подобно ему, по улицам, прорубая в воздухе плавно затягивающиеся туннели, идут другие люди.
Цивилизация рухнула. Но не было ни беспорядков на улицах, ни криков (плотный воздух глушил все звуки), ни разгула преступности… ничего. Только люди, пытающиеся хоть как-то оттянуть свой конец. Рыба весь день думал: а как это, застрять навсегда в окаменевшем воздухе? Это будет смертью от удушья… или как?
Ночью, перед тем, как лечь спать (а что еще делать?) Рыба долго и основательно разбивал воздух в своей квартире, а потом завел будильник, чтобы просыпаться через каждый час и защищаться от медленно наступающего воздуха…
А утром Рыба снова пошел в город, в покинутые магазины, надеясь, что там еще что-нибудь осталось. В этот день на улице людей почти не было, видимо, не все сумели пережить ночь….
И было очень тихо, только рычание бензопилы, с помощью которой Рыба продирался вперед.
Шаг за шагом, руки уже еле двигались, но нельзя было надолго останавливаться, иначе…
Сначала Рыба почувствовал, как резко подскочила температура. И раньше было вовсе не холодно, а теперь жара стала градусов тридцать… зимой.
А потом – чувство, что на тебя что-то упало. Небо, наконец, закончило свое нисхождение. Воздух вокруг резко стал тверже камня, за секунду затвердело все пространство вокруг…
Все живое встало. Словно букашка в капле воска.
Рыба как стоял, подняв немного выше головы бензопилу, так и остался… навсегда. Но он, почем-то не умер, даже удушья не было. Просто… все остановилось. Он застыл в центре города и видел, что это не его одного схватило небо: те немногочисленные люди, что были вокруг тоже замерли… и стало совсем тихо.
И Рыба не умирал, он все стоял и стоял, слушая абсолютную тишину. Сначала ему было очень плохо, он очень испугался… но время шло и паника закончилась. Потом он стал грустить о себе, о своих родных и близких людях, которые тоже вот так вот застыли навечно… толи живые, толи мертвые…
«Думали ли наши далекие предки, когда рожали детей, что все вот так закончится?.. А бабушки и дедушки? Могли ли они хотя бы представить, что их внуки замрут навсегда, словно мухи в смоле?..»
Прошел день. Солнце село. Рыба завидовал ему: оно может двигаться… а он даже не в силах заплакать: воздух занял все пространство, даже слезе нет места выступить…
Воздух, застыв, стал немного мутноватым и, следовательно, пропускал меньше света, так что ночь была по истине темной. А когда снова взошло солнце, Рыбе показалось, что воздух стал еще плотнее: света было куда меньше, чем вчера.
«Вот мы и превратились в гигантский музей, где с экспонатов не надо даже пыль сдувать… Пыль тоже застыла, как и все здесь… И все живое так и будет стоять тысячелетиями, замершее в одном нелепом мгновении. Если бы я знал, что эти секунды последние, я бы, думаю, выбрал другую позу, поудобнее… и чтобы еще смотреть на что-нибудь хорошее и красивое».
Простояв так второй день, Рыба был очень удивлен тому, что всякие физиологические потребности, казалось, исчезли. Он смотрел и смотрел на витрину магазина, к которому шел в свой последний миг. Наверно, если бы он мог хотя бы закрыть глаза, он бы все равно видел бы эту витрину всю оставшуюся жизнь: она, казалось, просто въелась в глаза. Вся радость оставалась в боковом зрении в него попало несколько человек, которых было рассматривать интереснее, чем витрину. К концу второго дня Рыбе казалось, что они все на этой улице уже стали друзьями… А, может быть, есть и кто-то, стоящий у него за спиной? Как прекрасно было бы обернуться!..
«Интересно, а когда прилетят инопланетяне, что они подумают о нас, о нашей культуре, раскопав нашу планету из-под толщи воздуха? Весь музей Земля встретит их в прекрасном состоянии, даже через много тысяч лет, ничего не будет разрушено временем. Что пришельцы будут думать о нас, как они пойму нашу культуру, нашу историю, остановившуюся вдруг в этом мгновении?»
Солнце в очередной раз село за крыши домов. Воздух стал таким густым, что свет луны уже почти не пробивался сквозь него.
«А вдруг они не прилетят?».
22.06.2008
М.А.Г.