Такой подход к делу и приговор в виде максимального срока, возмутили меня.
Однажды, во время прогулки, ко мне обратился некий тип из нашего крыла.
- У тебя скоро суд? – не то спросил, не то известил он меня.
- Предполагается, что вскоре, - пожал я плечами, соображая, почему его это интересует?
- Никто ещё не спрашивал о твоей одиночной камере? – продолжил он опрос.
- Никто. Ты первый, - соображал я, чего он хочет?
- Вот и хорошо, - обрадовался он. – Если кто-то будет интересоваться, скажи, что эта камера уже занята, - инструктировали меня.
- Тебе не предоставили камеру? - неуклюже пошутил я.
- Мне предоставили место в двухместной, а я хотел бы занять одиночную. Так я подам заявку на переселение в твою камеру, - закончил он переговоры и оставил меня.
Я призадумался. Предстоящие перемены и неизвестность вызвали у меня беспокойство. Я поймал себя на мысли, что мне не хочется менять свою одиночную камеру с телевизором и недочитанными книгами на неведомо что. В школе у меня сложились положительные отношения с преподавателями и одноклассниками. С некоторыми соседями по крылу – и вовсе, почти дружба.
Находясь один в камере, я читал газеты и смотрел телевизор, пытаясь избавиться от панических настроений в связи с предстоящими переменами, возможно, к худшему.
В это время, неподалёку от места моего заключения, - в Лондоне, Уимблдон, проходил ежегодный теннисный турнир. Телеканалы, которые я мог смотреть в своём номере, не транслировали это событие. Досадное ограничение! Но все спортивные новости оптимистично и подробно комментировали успешное продвижение в этом турнире Тима Хенмэна. Все очень надеялись, что, наконец, англичанин победит в английском теннисном турнире.
Наблюдая за результатами матчей, я от души желал, чтобы их амбициозного национального фаворита кто-то остановил. Тем не менее, Тим Хэнмен прошёл аж до финала, где встретился с хорватом Гораном Иванисавичем. На мой взгляд, хорватский теннисист больше заслуживал победы в этом турнире.
И для меня было большим облегчением узнать, наконец, что в финальном матче между англичанином и хорватом, всё же победил хорват. Чем здорово подпортил национальное настроение на острове.
Sunday, 8 July, 2001, 12:50 GMT 13:50 UK
Goran Ivanisevic (Cro) beat Tim Henman (Gbr) 7-5 6-7 0-6 7-6 6-3
Goran Ivanisevic has crushed Tim Henman's dream of a place in the Wimbledon…
Писали в спортивных новостях.
Возможно, хорват порадовал не только меня. Вероятно, многие граждане Великобритании в Уэльсе и Шотландии тоже непатриотично болели за него.
Жёлтая пресса кричала о связи Пола МакКартни с его новой молодой подругой Хизер Миллс.
*…Paul McCartney (born 18 June 1942) and Heather Anne Mills (born 12 January 1968) announced their engagement!...
Mills stipulated that McCartney had to agree to stop smoking cannabis before she agreed to marry him, saying that McCartney used the drug "as regularly as others drink cups of tea", and that she has never taken any illegal drugs in her life…
After she gave McCartney her ultimatum, Geoff Baker (McCartney's publicist of 15 years, who often smoked cannabis with McCartney said, «It'll probably end very soon, I really wouldn't be surprised."
*Пол МакКартни (рождён 18 июня 1942 года) и Хизер Анна Миллс (рождённая 12 января 1968 г.) объявили об их помолвке…
Миллс поставила условие МакКартни, что он должен согласиться прекратить курение марихуаны, прежде чем она согласится выйти за него замуж. С её слов, он употребляет это также часто, как другие люди пьют чай. А вот она, никогда в своей жизни не принимала нелегальных наркотиков…
После её ультиматума жениху, Джеофф Бэйкер (публицист, который 15 лет освещал деятельность МакКартни и частенько покуривал с ним травку), сказал, «Это закончится очень скоро. И я действительно не буду удивлён…»
Я читал их газеты, рассматривал фотографии молодящегося жениха - когда-то уважаемого мною музыканта, и молодой невесты - бывшей модели, а теперь – инвалида, и недовольно ворчал. Зачем ему всё это?!
Увы! Сейчас он похож на стареющего пижона, лихорадочно старающегося, оставаться на слуху и на виду. Те, кто знаком с его музыкой, и без этого положительно помнят его.
К чему это вульгарное романтическое шоу с громкими объявлениями о скорой помолвке? Зачем, вообще, вступать в законный брак с ровесницей своей дочери Мэри (родилась 29 августа 1969 г.)? Неужели, нельзя обойтись без формальностей и шумихи. Чувствовалось влияние опытной хищницы ловко выпрыгнувшей из грязи в князи!
Если эта особа до брака уже позволяет себе делать критические замечания и выдвигать категорические требования уважаемому и старшему человеку, то нетрудно представить, какой стервой она окажется, став законной супругой.
(17 марта 2008 г. сэр Пол Маккартни и модель Хизер Миллс окончательно завершили в суде свой бракоразводный процесс.
Согласно решению судьи Лондонского Королевского суда Хью Беннетта (Hugh Bennett), сумма отступных, которую музыкант заплатит бывшей жене, составила около 25 миллионов фунтов стерлингов (50 миллионов долларов или 33 миллиона евро).
Лучше бы он проявил себя в качестве… моего поручителя по освобождению меня из-под стражи до суда. И ходатайствовал о награждении меня Орденом Британской Империи.
Но мне показалось, что сейчас совершенно бесполезно писать ему письма с призывами принять участие в моём деле. Ему было не до меня.
Однажды утром, когда я был готов идти в школу, мою камеру, почему-то не открыли. Я насторожился. Когда все ушли на занятия, и за дверью стихло, ко мне заглянул надсмотрщик.
- Собери свои личные вещи, - буркнул он, оставив большой полиэтиленовый мешок с эмблемой НМР, и снова запер дверь.
Я стал собираться. С мыслями и вещами. Спустя несколько минут, тот же надзиратель открыл камеру, и жестом указал мне на выход, с вещами. Я бегло рассеянно оглядел свою келью; не забыл ли чего, всё ли выключил? Взял прозрачный полупустой мешок с пожитками и вышел. Надзиратель вывел меня из нашего крыла и сопроводил до приёмного отделения. Там его коллега принял меня и провёл в комнату ожидания.
На скамейках тупо посиживали двое с такими же мешками. Я тоже присел и огляделся. Ближайший ко мне товарищ, достал пачку с табаком и стал сосредоточенно заворачивать себе сигаретку. Мне показалось, что его ничего не беспокоит, и он знает, что будет далее. Все помалкивали. Я дождался, когда мой сосед, наконец, закончил творческий процесс создания сигаретки-самокрутки и закурил.
- Кто-нибудь знает, чего ожидаем? – произнёс я вслух то, что вертелось у меня на уме. И сам признал, насколько нелепо я прозвучал, нарушив дружное молчание и спокойствие своим суетливым вопросом.
- Других пассажиров, - ответил сосед, безразлично пожав плечами и медленно выпустив дым изо рта.
- Не знаешь, куда мы поедим? – продолжил я.
- В суд, - уверенно ответил сосед, глядя на свою сигаретку. – В один из ближайших, - добавил он после окончания цикла – затяжка и выпуск дыма. – Возможно, Люис.
Что значит – Льюис, я не знал, но спрашивать не стал.
Сидящий на другой скамье тоже проявил внимание к услышанному, но ничего не произнёс вслух. Этот не выглядел таким спокойным, как курящий. Я стал гадать, что меня ожидает? Судя по приказу – прихватить вещи, возвращать нас сюда не собирались.
Дверь комнаты отворилась, и к нам впустили ещё одного с мешком в руках. Он сразу сосредоточил своё внимание на остатке сигареты в руке моего спокойного и уверенного соседа. Не успел он обратиться с просьбой о куреве, как дверь открыли и призвали всех на выход.
В автобус нас заводили и рассаживали по одному. Перед входом в автобус, один из надзирателей со списком в руках, уточнил мой номер и фамилию. Сделав отметку в списке, он предложил мне оставить ручную кладь.
- Это пойдёт в багажный отсек, - указал он на мешок в моей руке.
- А как насчёт остальных моих вещей? – поинтересовался я.
- Всё будет следовать за тобой, - уверенно ответил служивый, оторвав взгляд от бумаг и бегло взглянув на меня.
- А как с моей почтой, которая будет приходить на этот адрес?
- Пока ты служишь Её Величеству, тебе не следует ни о чём беспокоиться, - более внимательно посмотрел он на меня. – Все твои перемещения под бдительным контролем. Мы позаботимся обо всём. Не сомневайся! – добавил он, и жестом указал на вход в автобус.
Оказавшись снова в закрытом посадочном месте специального автобуса, я взглянул в окошко. Вопросы, на которые я не мог найти ответы, не давали мне покоя. Я старался отвлечься от них, расслабиться и успокоиться.
Выехав на трассу, я стал следить за дорожными указателями, и вскоре определил, что мы движемся в южном направлении. Единственным знакомым мне населённым пунктом, упоминавшимся среди дорожных указателей, был лишь Брайтон. Затем, я отметил и Lewes, о котором, говорил попутчик, как вероятный пункт нашего назначения.
Льюис был ближе, чем Брайтон. Поездка заняла менее часа. Покружив по улицам старого городка, мы подъехали к зданию суда и припарковались в глубине двора, у служебного входа. Вход для особых гостей. Там нас встретили служивые в иной, не тюремной, форме. Молчаливый охранник пожилого возраста провёл меня в здание. Я оказался в каком-то мрачном коридоре без окон. Вероятно, цокольный уровень старого здания. Охранник приостановил меня у одной из дверей, открыл и жестом пригласил войти. Меня снова заперли. Это была комнатка с широкой деревянной скамьёй вдоль стены и высоко расположенным окошком. Всё выкрашено серой краской, никаких удобств.
Я старался сосредоточиться на предстоящем судилище, определиться, что мне следует сказать, если представится такая возможность. Но я пребывал в состоянии эмоционального хаоса, не мог остановиться ни на одной мысли. Походив по камере, я, наконец, понял, чего мне сейчас не хватает. Я упёрся кулаками в бетонный пол, брезгливо закрыл глаза, и, едва замечая боль в кулаках от жёсткого пола, стал отжиматься. Эмоциональный сумбур и досада выплеснулись из меня вместе с накопившейся энергией. Вскочив на ноги, какое-то время я был сосредоточен на дыхании, и это помогло мне отвлечься и вернуться в более положительное состояние духа. Послышались неторопливые шаги охранника. Тот же мрачный тип открыл дверь и пригласил меня выйти. Мы снова пошли коридором без окон, ярко освещённым электрическим светом. Подав команду остановиться, он приоткрыл одну из дверей, заглянул туда и с кем-то переговорил. Я лишь услышал, что он назвал моё полное имя.
- Заходи, - пригласил он меня.
Я вошёл, а охранник прикрыл за мной дверь, оставшись в коридоре. В небольшой комнатке без окон, за столом, бок о бок, заседали парень и девушка, возрастом лет тридцати с небольшим. Они чуть привстали, приветствуя меня. Я продолжал стоять, соображая, кто они?
- Мистер Иванов? – снова привстал парень и указал мне на свободный стул у стола.
Я присел. На столе были разложены бумаги. Среди них я узнал свою отчаянную объяснительную записку, которую написал в день моего ареста и вручил адвокату. Сидящие напротив, рассматривали меня, не скрывая своего любопытства. Вероятно, прочитали мою декларацию. Теперь моя камерная объяснительная отвлекает их от сути дела, - подумал я.
- Мистер Иванов, сегодня мы будем представлять ваши интересы в суде, - неуверенно прервал затянувшуюся паузу парень. Он назвал имя своей коллеги и своё. Девушка подтвердила, лёгким кивком головы, продолжая, молча, рассматривать меня. Я тут же забыл их имена. Продолжал думать о своём.
- Я ожидал Эллис Робинсон, - ответил я, лишь бы что-то сказать, ибо они ожидали моего ответа.
- Она в отъезде. Поэтому, ваше дело поручили нам, - объяснил парень.
Я лишь пожал плечами.
- Мы ознакомились с вашим делом. Возможно, у вас есть какие-то вопросы или поручения к нам?
- Чего мне следует ожидать от суда? – перешёл я к делу.
Мой вопрос заметно оживил их, словно им, наконец, удалось установить со мной контакт.
- Итак, - начал парень, деловито перекладывая бумаги на столе, - вам так и не предъявили никаких других обвинений. Судить вас будут лишь за применение поддельного паспорта. Максимальное наказание, которое суд может назначить по такому обвинению – это девять месяцев тюремного заключения, общего режима. Реально это составит – полсрока, то есть, четыре с половиной месяца. Затем – условно освобождают… - рассказывал он мне то, что я и сам уже знал.
- Но в случае нарушений в период вашего заключения, администрация тюрьмы может ходатайствовать об отмене условно досрочного освобождения, - продемонстрировала свои знания и девушка. Всё это звучало как на студенческих семинарах.
- Таким образом, фактически вам остаётся служить Её Величеству, самое большее, - чуть более трёх месяцев, - оптимистично закончил парень.
Слушая их, я заметил, что уже отвык от такой речи. За месяц изоляции, я настроился на иную социальную волну. Люди, окружавшие меня последнее время, говорили иначе. Вспомнил Марка, который считал, что его шотландские товарищи помогут ему больше, чем адвокат.
- После чего, меня депортируют? - вставил я своё замечание-вопрос.
- Это зависит от вашего статуса на момент освобождения, - неуверенно отозвался парень.
- По этому вопросу, вам следует обратиться к адвокату, занимающемуся вашим миграционным делом, - снова возникла девушка с «ценным» советом, закрыв вопрос, не касающийся их.
- Какие-нибудь возможности добиться иного вида наказания, вместо тюрьмы? – неуверенно спросил я.
- Едва ли, - ответил парень, снова обратившись к бумагам на столе. – Если бы у вас была недвижимая собственность, постоянная работа, поручители… тогда мы могли бы ходатайствовать о применении наказания без лишения свободы, - объяснял парень.
- Возможна ли депортация до истечения срока наказания?
- Формально, приговор суда должен быть исполнен. Но, тюрьмы переполнены. Если все необходимые документы будут готовы… Но насколько я знаю, процесс подготовки документов для депортации, довольно продолжительный, если у иностранца нет паспорта. Поэтому, они и решили осудить вас, чтобы иметь законное основание содержать под стражей до депортации, - неуверенно ответил он.
Я задумался; о чём ещё можно спросить этих стажёров? Снова возникла пауза.
- Мистер Иванов, вам всё понятно? – вернул меня к диалогу парень.
- Да, понятно, - рассеянно ответил я.
- Ещё какие-нибудь вопросы, просьбы?
- Что с моим товарищем? С которым, меня задержали. Где и как он сейчас? – возник у меня вопрос.
- Мы ничего не знаем о нём? – ответил парень, и они оба пожали плечами.
Меня начало раздражать то, как они рассматривают меня. Они смотрели на меня как на чужого странного пришельца. Ортодоксальный совок, рождённый и воспитанный в СССР, попал в британский капкан. И сейчас им представился случай рассмотреть этого динозавра с близи, и даже поговорить с ним. Захотелось поскорей скрыться от всех в камере.
- Тогда, увидимся в суде? – предложил парень.
Я, молча, встал, выразив готовность. Парень позвал охранника. В компании молчаливого истукана в форме, шагающего за спиной, мне было комфортней.
Пропустив меня в камеру ожидания суда, он спросил:
- Чего-нибудь попить? Чай, кофе, воду?
- Чай.
Дверь закрылась. Я, наконец, снова один. Несколько минут спустя, он открыл окошко в двери, и подал мне пластиковый стакан с горячим чаем. Попивая чай, я вспомнил о своём электрочайнике, телевизоре и запасах чая, кофе и сахара в камере. Сейчас я бы заканчивал утренние занятия. Своего соседа по парте, вероятно, я больше не увижу и не услышу. Этот горе-наркокурьер с острова Ямайка, пришёлся мне по душе. Добрый стареющий парниша. Жертва английских рабовладельцев. Мой проводник в невидимый мир духов. За всё время нашего общения на занятиях, я так и не оставил ему своего электронного адреса. Связь нелепо утрачена.
Сосед по комнате Стив недавно рассказывал, что познакомился с кем-то, кто имеет на свободе налаженный малярный бизнес, и обещал взять его в бригаду. Я просил Стива не пропадать, сообщить, как у него сложится на свободе. Но не вручил ему никакого своего адреса.
Снова послышались шаги. Дверь отворили, и тот же охранник призвал меня на выход.
Зал судебных заседаний располагался немного выше, над цокольным этажом, откуда меня привели.
Сразу у входа в зал, на небольшой возвышенности, чтобы быть у всех на виду, располагался деревянный вольер с массивной скамьёй, до блеска отполированной задницами неудачников. Охранник приоткрыл калитку и пропустил меня к скамье. Я вошёл и уселся на своё место. Охранник закрыл калитку, и остался на посту.
Зал суда был отделан тёмным деревом, и очень напоминал мне старые английские пабы. Передо мной располагались ряды деревянных скамеек со спинками, такие же, как в их католических и протестантских церквях. Там я увидел молодую парочку, представляющую мои интересы, да троих случайных зрителей, вероятно, ожидавших рассмотрения своего дела. Далее, на возвышенности располагался длинный стол и массивные стулья-троны для судей. Это напоминало мне стойку бара, где разливают пиво. Под баром, за своим столиком скромно сидела секретарь, занятая бумажной работой.
Вскоре, я услышал команду секретаря о явлении Его Чести. Все присутствующие в зале привстали. В зал вошёл судья, - некто неопределённого пола и возраста, облачённое в чёрную мантию, с париком пыльного цвета на голове. В руках Его Чести – папка с бумагами. Вероятно, всё, что собрали на меня полицейские по моему делу. Судья уселся на своё почётное место, бегло взглянул из-под парика на полупустой зал, и уткнулся в бумаги. Секретарь встала и коротко доложила, что именно суд будет рассматривать. Я услышал свою фамилию.
Затем судья, не спеша, подглядывая в бумаги, изложил суть совершённого мною правонарушения. Закончив, скользнул взглядом в мою сторону. Я машинально свернул две фиги в ответ, установив невидимую защиту.
После него, слово предоставили защите. Мой парень встал, мельком взглянул на меня, а затем обратился к Его Чести.
Он, также лаконично, доложил суду о том, что я, как личность, не представляю никакой опасности для общества. И он не видит необходимости назначать мне наказание в виде тюремного заключения. На его взгляд, было бы достаточным - приговорить меня к общественным работам, где я мог быть полезен обществу.
Парень закончил и сел. Его Честь, дочитав что-то в моём деле, снова заговорил.
- Обвиняемый имеет опыт пользования поддельными документами. Его фактическое гражданство и действительное имя едва установлены, и, пока, не подтверждены официальными документами. Он находится в Великобритании нелегально, не имеет в этой стране ни собственности, ни постоянного места жительства, ни работы. Также, никто не выступил в качестве его поручителя и гаранта.
Судья сделал паузу. Снова скользнул по мне взглядом, и продолжил, обращаясь уже к парочке молодых адвокатов. Он говорил тоном старшего и более опытного коллеги, поучающего их.
– *This man is not sorry for what he had done. He is just sorry he had been caught, - удивил он меня своей проницательностью. Считаю, что в данном случае содержание его под стражей - вполне уместно. Суд приговаривает Сергея Иванова к девяти месяцам тюремного заключения, - закончил он, торопливо собрал бумаги, встал и направился к двери. Секретарь, что-то крякнула, все привстали.
*Этот человек не сожалеет о том, что он совершил. Он лишь сожалеет, что был пойман.
Обо мне говорили, словно меня здесь уже не было. Как об учебном пособии, абстрактном участнике судебного процесса. Такой подход к делу и приговор в виде максимального срока, возмутили меня.
Какой-то хмырь в парике, не вникнув в цели и мотивы совершённого правонарушения, абсолютно не изучив личность обвиняемого. наспех вынес максимальный приговор и убежал допивать чай. Сам-то, вероятно, потомок работорговцев, с массой комплексов… Лицемерный гомик, возможно, и педофил, прикрытый мантией и париком…
Охранник приоткрыл калитку вольера и, молча, ожидал, пока я закончу осмысление приговора и оторву, наконец, свой зад от скамьи.
Он вёл меня обратно в камеру ожидания, а я про себя отчаянно и чистосердечно раскаивался в том, что мало сотрудничал с моряками, доставлявшими на остров контрабандные сигареты. Что платил налоги на содержание системы. Что не получил денежные кредиты от их банков. Что не организовал в своей солнечной беженской комнатушке выращивание и продажу марихуаны…
Оказавшись снова один, я стал подсчитывать, когда же заканчивается срок моего тюремного заключения.
Назначенные мне девять месяцев, я уверенно разделил пополам. От четырёх с половиной месяцев реального заключения я отнял один месяц, что уже отсидел в HMP Highdown. Оставалось три с половиной месяца. Лишь в ноябре меня выпустят! Лето и осень я проведу… Ещё и неизвестно, где и в каких, условиях заточения!
*Another night in court
The same old trial
The same old questions asked
The same denial…
*Ещё одна ночь в суде
Всё то же старое испытание
Всё те же вопросы заданы
И те же отрицания…
Из полуподвального помещения здания суда меня вывели и усадили в автобус, уже в новом статусе – осуждённый. Перед тем, как сдать меня в тюрьму, мне предоставили автобусную экскурсию по городу Льюис.
Мы кружили по тесным улицам старого городка, затем сделали остановку у какого-то казённого дома. Вероятно, это был полицейский участок. Там кого-то подсадили, и экскурсия по городу продолжилась.
Наконец, автобус упёрся в высокие металлические ворота, которые раздвинулись и мы проехали на территорию тюрьмы. Я уже, как бывалый, определил это безошибочно. Оказалось, что в этом безликом городишке есть не только суд, но и тюрьма. На фасаде здания из тёмно-красного кирпича каменщики выложили дату постройки 1853. Я вышел из автобуса и огляделся. Внешне это место выглядело мрачновато. Тюрьма располагалась посреди города. По всем признакам – заведение старое, с ограниченной территорией. Солнце скрылось за тяжёлыми тучами. Назревал дождь. Я почувствовал голод, - признак того, что пришёл в норму. Снова вспомнил о своей камере с телевизором и недочитанными книгами. Сейчас, я бы уже пообедал и отдыхал, в одноместном номере, почитывая книгу.
Мне вручили мой мешок с вещами и провели в приёмное отделение. Проходя процедуры оформления и получения белья и одёжки, я невольно сравнивал всё с предыдущим местом. Здесь всё было старым, хотя и поддерживалось в чистоте. Я усомнился, что в этой тюрьме викторианского периода будет такая же богатая библиотека и современная школа. Я быстро отметил, что здесь более мягкое, ленивое отношение надзирателей. Эти реагировали на вопросы и шутки доставленных более человечно, почти по-приятельски.
Пройдя формальные процедуры беглого осмотра и выдачи белья, нас уводили на поселение. На новом месте меня снова доставили в сектор некого карантина. Это оказалось ограниченное пространство, лишь с несколькими камерами. Располагался этот инкубатор для вновь поступивших, на цокольном этаже. Уже там, дежурный охранник флегматично пояснил нам, что здесь мы пробудем лишь несколько дней, пока нас ознакомят с правилами и всеми действующими службами. По окончанию инструктажа о порядке пребывания в карантинном отделении, охранник подал нам бумагу для подписи. Взглянув на неё, я понял, что там фиксируется факт моего поселения и пройденного инструктажа об общих правилах содержания. От меня требовалось написать свою фамилию и расписаться. Я сделал это. Рядом сидящий со мной молодой, худощавый, долговязый парень с оттопыренными ушами, получив такую же бумагу, даже не взглянул на неё. Когда охранник вопросительно посмотрел на него, парень, в ответ, протянул ему лист бумаги обратно.
- Я не умею ни читать, ни писать, - невнятно пробубнил он. – Сделайте это за меня.
- ОК - вовсе не удивился охранник, и выполнил формальность.
Мы вышли из его офиса на небольшое овальное пространство, посреди которого стоял стол для игры в настольный теннис. По периметру располагались несколько камерных дверей. Другой охранник неторопливо ходил от двери к двери и отпирал их.
Время общения. Из камер вышли всего человек пять-шесть. Всё это выглядело по-домашнему тихо, и больше напоминало некое стационарное лечебное учреждение. Двое стали играть в пинг-понг, двое других - присели рядом в очереди и закурили. Молодой индус, не проявивший интерес к игре, неприкаянно стоял неподалёку и наблюдал за нашим расселением по камерам. Охранник-инструктор, уточнив, кто из нас курящий, а кто нет, стал подбирать нам места в камерах. Индус приблизился к охраннику и стал что-то объяснять ему. Выслушав индуса, тот безразлично пожал плечами, и что-то ответил ему. Я услышал «Russian» и взглянул в их сторону. Охранник оставил индуса и повёл долговязого, показывать его место. Индус неуверенно направлялся ко мне.
- Раша? – обратился он ко мне с вопросом.
- Да, - ответил я, ожидая продолжения.
- Давай со мной, - показал он на открытую камеру.
Я понял, что он приглашает меня быть его соседом. Я же, очень надеялся, что мне снова, как некурящему, предоставят одиночный номер. Сейчас мне хотелось побыть одному. Предложение индуса не заинтересовало меня. Хотя выглядел он вполне тихим парнишей, и держался с искренним уважением ко мне и надеждой на взаимность. Он честно смотрел на меня своими красноватыми глазами, как побитая собака. Ждал от меня ответа.
- Ты куришь? – стал я искать причину для отказа.
- Да, - кивнул он головой, полагая, что я нуждаюсь в куреве.
- А я не курю. Извини.
- Я тоже не курить! Я курить, или не курить… Это не важно, давай со мной! – призывал он.
Мне стало жалко его. Было очевидно, что это его первые дни в заключении, и он хотел, чтобы я был его соседом. Ибо, в любое время к нему могут подселить неизвестно кого. Я был близок к тому, чтобы пойти ему на встречу. Хотя и точно знал, что одному мне сейчас было бы лучше. Тем более что собеседник он, скорее всего, утомительный.
Вернулся охранник, и указал мне на ближайшую камеру. Открыл дверь, дав понять, куда мне следует бросить свои вещи и кости. Я послушно вошёл в номер, эгоистично оставив индуса без ответа, и стал разбирать пожитки.
В номере стояла армейская двух ярусная койка. Окно расположено на высоте верхнего спального места. Я выбрал верхнюю полку, головой к окну. Окно находилось едва над грунтом. Солнечный свет едва проникал в подземную камеру. Кирпичные стены были толщиной не менее метра. Ни телевизора, ни электрочайника. Приоткрыв окно, я прислушался. Уличный шум сюда не доносился. Тихое и вполне благоприятное место для временного отдыха и размышлений. Вдруг, я уловил звуки, присущие местности, расположенной вблизи моря или реки. Это покрикивали невидимые мне чайки, или иные какие-то, наверняка, морские птицы. По издаваемым ими звукам было очевидно, что они кружат в воздухе где-то неподалёку. Вероятно, здесь есть какой-то постоянный источник подпитки. Я вспомнил голубей, пасущихся под окнами тюремных камер. Доносящийся писк морских птиц пришёлся мне по душе, эти звуки природы умиротворяли меня. Я приблизился к оконной решётке и глубже вдохнул воздух. Я определённо находился невдалеке от морского побережья. Выезды на пляжи и морские прогулки на яхте мне здесь едва ли обеспечат, но надо принять это как отдых на морском курорте. Скоро должны покормить.