Когда ничего не хочешь, ни кактытам-ов,
ни «что мне с тобой такой офигенной делать».
Когда ты отчетливо видишь, какой подвид
являет собой вот этот конкретный мачо в ботинках от Гоги.
Когда о любви талдычат со всех голубых экранов:
то матом, то литературным слогом, то телом…
А ты понимаешь четко только одно: болит,
болит нестерпимо сердце
(вне сабжектов о погоде)
2.
Он проносится ураганно, метельно, затуманивая мозги.
Он - больше, чем жизнь, он предположительно вечен.
Тебе кричат что есть силы: «беги от него, беги!».
А ты давно поняла: паркуром любовь не лечат…
3.
Он подкрадывается, подкатывает, весен и весел,
к углу парикмахерской возле твоего дома.
Он невероятно крут на своей лажовой «пятерке»,
потому что тебе двадцать два.
Он говорит уверенно те слова, что весят
в вашей системе ценностей больше металлолома.
Дальше - парк Горького, американские горки,
и снова слова, слова…
4.
Когда ты качаешь сына в кроватке с подружкиного плеча,
когда у тебя в кошельке – на молоко и на ж(е)вачку,
вся жизнь превращается только в одно: «качать!».
И некогда плакать. И некого жалобить плачем.
5.
Он растет очень медленно первые года три,
а после - едва успеваешь менять ботинки.
И мама давно смирилась, и крепок лед,
который образовался на сердце пылком.
И две тыщи первый, похожий на мандарин,
оранжевый цвет из самой из сердцевинки
притихшего солнца вбирает в себя и льет
на пленки вчерашней свежести, на пластинки
из детства, которого не было, коли уж
психологом упиваться (пошла работать).
И коклюш с ветрянкой – не то чтобы вовсе чушь,
но явственно ограничивают свободу…
И вот оно - вот оно - вот оно, вот - оно:
Цинизм подстеливши, точно же мягче падать!
Твои двадцать восемь. Распахнутое окно
в ту самую осень, которой уже не надо…