Привратник
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/253826/
Первое прочтение работы доставило мне большое удовольствие.
Автор блестяще владеет языком.
Он фехтует речью, как д’Артаньян шпагой, рассыпая по тексту блестки редких слов (золотарь, голован, фретка, гиппокамп, рандоль, крезовник), непринужденно оперируя классическими именами (Арахн, Илион, Гекуба, Клаас), искусно задействуя разнообразные аллюзии (Платонов, Овидий, Шекспир, де Костер, советская киноклассика. Правда, в «Метаморфозах» был не паук Арахн, а паучиха Арахна. Я задумался над этой вольностью… Но, в конце концов, пришел к выводу – автору дозволено всё, если он знает – зачем. Непонятно мне, правда, знает ли автор, зачем он написал «побрезгать» и «рюлекс» )))
Сам Набоков не отказался бы от таких вкусностей –
хорьковская харька
олимпийский харч
персидский акцент
шпротно-табачный дух
газовая ткань, отделяющая земное от грядущего
кабинет, отделанный сосной под орех
рыж, не строг, косноязычен, пучеглаз и гипнотичен
вполпьяна
А потом я прочитал еще раз.
Отложил.
Занялся жизнью.
Но думал.
И созрел, кажется, для того, чтобы сказать страшную вещь: озорной и легкий литературный слог, равномерный по всему тексту, как ни парадоксально, вредит произведению.
Во-первых, я не могу поверить, что человек из расстрельной команды, от первого лица повествующий, выливающий этот поток сознания, может настолько мастерски владеть словом.
В этом есть что-то свербяще ненатуральное.
На ум приходит скорее некий веселый гений, вроде Эйнштейна или Черчилля…
Во-вторых, этот иронично-бурлескный тон – уместен ли к поднятой автором теме?
Тема – страшная.
Неисчерпаемая.
В общем виде обреченная, по-видимому, на вечные споры и душевные муки.
И в этой работе дилемма приподнята – и оставлена висящим над читателем дамокловым мечом.
В-третьих, необходимо стилистическое разграничение между автором-рассказчиком и героем в первом лице. Нужна дистанция между героем-молодым и героем-нынешним.
А то получается, что автор, создающий художественное пространство, его герой, рассказывающий историю, и герой-воспоминание – одно и то же?
Иными словами:
герой в молодости жил в соответствии с тогдашним разумением и обстоятельствами;
герой-рассказчик пытается дать оценку себе-тогдашнему;
автор создал эту ситуацию, преследуя целью обозначить проблему и побудить читателя к ее разрешению.
Это три разных ипостаси, требующие разных инструментов.
И, наконец, главное.
Может быть, вопреки всему тому, о чем я написал выше, а может, как раз, благодаря ему, поднимается во весь рост вопрос.
Так горазд ли заплечных дел мастер сочувствовать?
Укладывается ли сострадание в конструкцию палача?
Нытье сердца по увечным да убогим не является ли обычной сентиментальностью, коей часто подвержены слабые и жестокие?
Герой не в силах ответить.
Он мечется между «кто-то же должен был исполнять» и «жестко стало существовать мне в предзакатной поре моей», и в результате – «я приустал от дум»…
А от ответа зависит – отпустит ли изорванную в лохмотья душу несправедливо казненный Ильич…
Артур Петрушин
